ГЛАВА 3

В субботу я встречалась со своими подружками… в первый раз. Они говорили. Без умолку. Говорили одно и то же и выглядели одинаково. Их волосы с модным блондированием были аккуратно уложены. Все девушки выглядели такими тощими, что им наверняка стоило бы есть побольше пончиков, которыми объедалась я.

Они толпились вокруг, обнимали меня и плакали. Моя мама сидела на кухне, потягивая вино, хотя было еще одиннадцать утра. Одна из трех девушек стояла чуть поодаль. Я почти сразу запомнила ее имя.

Вероника Ходжес.

Блондинка. Загорелая. Стройная. Девушкам такого типа только пляжные шезлонги рекламировать и с легкостью становиться королевой выпускного класса, если бы конкурс проводился в бикини.

Поправляя холеной ладонью с наманикюренными пальцами свой белый кашемировый свитер, Вероника, поджав напомаженные ярко-красные губки, смотрела на пончики и круассаны так, словно их начинка была из тараканов.

— Мы так рады тому, что ты в порядке, Сэмми. Мы буквально все переволновались.

Я стряхнула с ладоней крошки.

— Спасибо вам.

Вероника быстро оглянулась на мою маму, а потом, склонившись ко мне и подавшись немного вперед, едва слышно сказала:

— И мы очень надеемся, что и Касси тоже отыщется.

Озадаченная тем, что она сообщила мне это шепотом, я посмотрела на других девушек. Они все кивали головами, как хорошо дрессированные маленькие собачки.

— Я тоже, — кивнула я, взяв круассан.

Вероника нахмурилась.

— Но… твоя мама говорит, что ты ее не помнишь.

— И нас тоже, — вступила в разговор Кэнди Олдерман. Она так же, как и я, смотрела на коробку с конфетами. — Радостно видеть, что аппетит у тебя прежний.

Моя рука с круассаном застыла на полпути ко рту.

— Неужели правда?

Кэнди кивнула.

— Ты всегда ела, как парень.

— Да, это точно, — пробормотала мама, чуть касаясь губами бокала с вином и закатив глаза.

Опустив круассан, я терялась в догадках, хорошо или плохо то, что я сохранила свой прежний аппетит. Я обвела глазами комнату — но все мои мысли занимала та самая девушка, натуральная блондинка, выглядевшая настолько счастливой и настолько естественной. Я хотела узнать, кто она.

— Итак, — начала Кэнди и после короткой паузы добавила: — Ты ничего не помнишь?

И вдруг ни с того ни с сего мой аппетит пропал. Я бросила круассан обратно в коробку и посмотрела на маму. Теперь ее взгляд обратился к нам.

— Нет, не помню, но доктор полагает, что память скоро восстановится.

Мой ответ принес девушкам облегчение, и они сразу заговорили о школе, о приближающемся старте бейсбольного сезона, что было большим событием там, куда они собирались идти сегодня вечером. Они пригласили и меня, но мама в доброжелательном тоне объяснила им, что я еще не скоро смогу выйти за порог этого дома. Это уже нечто запредельное. Разговор перешел на бойфренда, которого я не помнила.

— Он такой горячий, — простонала Кэнди. — И такой… просто совершенство.

— Во всем, — Вероника согласно кивнула, скрестив на груди руки. — У вас такие совершенные отношения.

А я смотрела на спокойную девушку с каштановыми волосами. Она все время стояла молча, теребя в руках маленькую бумажную салфетку.

— Он так переживал из-за тебя, — Кэнди, расплывшись в улыбке, склонила голову набок. — Тебе везет куда больше, чем ты думаешь.

Повезло остаться в живых или повезло отхватить такого бойфренда?

Как ни странно, но, кроме того, что сказала Вероника о Касси, никто больше о ней не говорил. Я была убеждена, что они специально не касаются этой темы, чтобы не нервировать меня. Я оценила это в особенности потому, что большую часть прошлой ночи провела, перебирая в голове все страшные вещи, которые могли произойти с нами. Однако сейчас мне хотелось узнать о блондинке больше.

Дождавшись, когда в разговоре наступила небольшая пауза, я кашлянула, привлекая к себе внимание.

— А Касси говорила что-нибудь до того, как мы… мы пропади? Она рассказывала о каких-нибудь наших планах?

Вероника, опустив голову, закусила губу.

— Она практически не…

— Девочки, я думаю, что на сегодня хватит. — За спиной Вероники возникла моя мама, которая хотя и улыбалась, но губы ее были напряженно сжаты. — Саманте нужно отдыхать.

— Ну, мама! — выпалила я, смущаясь, что со мной обходились как с ребенком. Я соскочила с барного табурета. Колени мои дрожали, говорить я могла только шепотом. — Мама…

Она бросила взгляд на девочек, сбившихся в углу с побледневшими под слоем пудры лицами, а затем схватила меня за руки, широко раскрыв глаза.

— Что с тобой?

Мое сердце вырывалось из груди. Ну как я могла объяснить ей это? Я помнила, что уже кричала на маму и раньше. Я и прежде чувствовала подобное — разочарование, раздражение и злобу по отношению к ней. Нахлынувшая волна знакомых ощущений, хотя на самом деле ничего не происходило, вызывала лишь головокружение. Другим эта вспышка могла бы показаться ничего не значащей, а вот для моего опустошенного мозга это было очень важным.

— Саманта?

Все пристально посмотрели на меня. Это были лица незнакомцев. Ни о каких воспоминаниях или хотя бы об искре узнавания, которую чувствуешь, заглядывая в «Гугл» или на WebMD, не могло быть и речи. Я обшарила прошлой ночью весь интернет в поисках информации о диссоциативной амнезии, и помимо того факта, что она может быть следствием перенесенной травмы или психического заболевания — приятнейшее известие, — смогла наскрести какие-то жалкие сведения о том, как мне восстановить память.

Меня начало трясти. Я высвободила свои руки из маминых и приложила ладони к пылающим щекам.

— Все в порядке. Я просто устала.

Мое неофициальное «давайте снова встретимся, как раньше» подходило к концу. Девочки поспешно обняли меня, чмокнули в щеки, а потом выпорхнули во двор к своим «БМВ». «Интересно, а какая машина у меня?» — задумалась я.

— А что вообще произошло? — спрашивала мама, идя за мной через множество комнат к самой маленькой, расположенной на первом этаже, — к общей гостиной. — Саманта, ответь же мне.

Я села на мягкий диванчик.

— Да, в общем, ничего особенного. Я только что вспомнила, как раньше… налетала на тебя, как бешеная, кричала на тебя. И это воспоминание пришло мне в голову совершенно неожиданно, оно буквально застало меня врасплох.

Мама впилась в меня пристальным взглядом и почти сразу опустилась передо мной на колени. Это меня удивило — ведь она могла помять свои льняные брюки, — но мама взяла в ладони мое лицо. Руки ее дрожали, в глазах стояли слезы.

— Я никогда не думала, что для меня будет счастьем услышать твои воспоминания о том, как ты меня огорчала, однако именно так все сейчас и получилось.

В ответ я улыбнулась, но моя улыбка вышла слабой и печальной.

— Подтверждение моей дебильности, верно?

— Ну что ты, радость моя, какая же это дебильность? Это прогресс. — Мама встала, поправляя одежду. — Но я думаю, что этот уик-энд тебе надо провести в спокойной обстановке.

Я удивленно подняла брови.

— Прошлой ночью я читала о подобном случае в одной статье, и в ней сказано, что я должна находиться среди привычных вещей. Это снова запустит мою память.

— Не знаю. В твоей ситуации многое имеет значение.

Я печально вздохнула, предчувствуя, что ближайшее будущее будет безрадостным.

— Я хочу в понедельник пойти в школу. Я должна пойти в школу. Мне это необходимо.

— Ты слишком торопишься.

— Я должна начать делать что-то привычное. Вдруг именно это поможет мне.

Лицо мамы стало еще более обеспокоенным.

— Доктор Уэстон сказал, что тебе надо входить в окружающую жизнь постепенно. А школа станет слишком большой нагрузкой на твою психику.

— Что может быть еще хуже? — Я развела руками, чувствуя, что меня совершенно не понимают. — Что я забуду еще что-нибудь? Но этого «чего-нибудь» практически не осталось!

— Я не знаю. — Мама отвернулась от меня, перебирая золотые браслеты на запястьях. — Я, кстати, уже говорила об этом в школе. Они сказали, что не будут возражать, если ты еще неделю или больше проведешь дома.

В этот момент я узнала о себе нечто новое: у меня напрочь отсутствует терпение. Вскочив на ноги и сжав кулаки, я объявила:

— В понедельник иду в школу.

— Саманта, ну я же…

— Что здесь происходит? — Папа вошел в комнату, снимая на ходу белые перчатки для гольфа. Подойдя ко мне, он поцеловал меня в щеку. — Похоже, все вернулось на круги своя.

Я постаралась скрыть отвращение, которое вызвал у меня этот невинный поцелуй. Странно, он мой отец, так что причин для недовольства не было. Мама повернулась к нему, и кровь мгновенно отхлынула от ее красивого лица. Ага, очевидно, мне все же следовало бы отреагировать. Я отошла в сторону, чувствуя волнение и неуверенность.

— Почему ты ходишь по дому в этой обуви? — Высокий голос мамы в буквальном смысле вонзался мне в уши. — Ты поцарапаешь пол. Ну сколько можно?!

Отец рассмеялся.

— Ничего с твоими полами не случится. Кого интересует, поцарапаны они или не поцарапаны.

— Меня интересует! — резко оборвала его мама. — Что подумают наши друзья, когда увидят такой пол?

Папа закатил глаза.

— Я думаю, ты единственный человек из всех, кого я знаю, кто переживает из-за полов. Так что все-таки происходит?

— Твоя дочь намерена в понедельник идти в школу, — не сводя с него рассерженных глаз, продолжала кипятиться мама.

Отец хлопнул сложенными перчатками по ладони, отчего я слегка подпрыгнула.

— Джоанна, если она хочет пойти в школу, мы не должны ее удерживать.

— Но…

— Так, значит, я могу идти? — Обнадеженная позицией отца, я приободрилась.

Мама, посмотрев на нас, тяжело вздохнула.

— Двое против одной, понятно. Есть вещи, которые никогда не меняются. — С этими словами она повернулась и быстрыми шагами буквально вылетела из комнаты.

— Не бери в голову, родная моя. Твоя мать просто принимает все слишком близко к сердцу. — Отец сел, похлопав ладонью по спинке дивана. Я тоже устроилась рядом, сложив руки. — Она просто очень беспокоится. Мы думали…

— …что я умерла?

Лицо его побелело, он судорожно сглотнул.

— Сначала твоя мама думала, что ты сбежала, и это сразило ее. Ты же знаешь, как она на все реагирует. — Его лицо стало озабоченным, он тряхнул головой и продолжал: — Хотя ты не помнишь этого. Она беспокоилась, что Касси подбила тебя на нечто подобное, а если так, то сплетни тут же распространятся повсюду. Я всего лишь хотел, чтобы моя малышка вернулась домой, особенно после того, как мы начали предполагать худшее.

Неужели мама больше тревожилась о том, что могут подумать ее друзья? Так это или нет, но я все еще не могла представить себе, о чем думали мои родители.

— Я хочу вспомнить.

— Я знаю, — сказал отец, похлопав меня по коленке.

— Нет. Посмотри. — Я вытащила фотографию Касси из кармана своих джинсов. — Мне нужно вспомнить.

Отец снова шумно сглотнул.

— А ты… ты помнишь ее?

Я покачала головой: ни ее лица, ни того, как она положила руки мне на плечи, не осталось в памяти. Черт возьми, да и мое собственное лицо на фотографии было мне незнакомо, даже веснушки, обляпавшие мой нос. У Касси тоже были веснушки, но только на щеках.

— Но ведь она все еще там, где, вероятно, была я. Может быть, она ранена или… — Я перевернула снимок, подняла голову, встретилась взглядом с отцом. — Если вспомню, я смогу ее найти.

— Дорогая моя, полиция прочесала большую часть парка и не обнаружила ничего.

— Может быть, она где-то в другом месте. Ведь никто же не знал… пойду ли я туда. Первое, что помню, — я шла пешком, — убеждала я отца. — Вдруг я пришла совсем из другого места?

— Возможно, это и так, но не надо так напрягаться. — Он улыбнулся, вставая и помахивая зажатыми в руке перчатками. — И даже если ты никогда не вспомнишь, то вины твоей в этом нет. Понятно?

Я рассеянно кивнула. Отец ушел, а я поднялась к себе в комнату и положила фотографию на свой письменный стол. В ванной я потянулась к крану включить воду, позабыв о том, что этот смеситель на фотоэлементах включается движением руки. Я поднесла к нему руку, и вода полилась. Умывшись, я снова проверила работу смесителя. Я проделала это много раз, надеясь, что раздастся щелчок, сообщающий о поломке. Но этого не произошло.

Сделав несколько глубоких вдохов, я закрыла глаза. Дважды моргнув, снова открыла их. Свет в ванной комнате погас. Может, я случайно погасила его? Я не помнила, чтобы прикасалась к выключателю на стене. Отступив назад, я посмотрела в свою спальню и с трудом справилась с застрявшим в горле комком.

Я была в состоянии стресса, а стресс заставляет совершать неосознанные поступки. Эта мысль была сейчас для меня хорошим теоретическим подспорьем, которым я и собиралась воспользоваться.

Сердце вырывалось у меня из груди, я бросилась на кровать и уставилась на пластмассовые звезды, прикрепленные к потолку. Прошлым вечером я наблюдала, как они светились.

Это мне нравилось.

А нравились мне эти звезды прежде или я считала их глупой затеей? На этот вопрос ответа у меня не было. Ответа не было ни на что. Я перекатилась на бок, согнула ноги, почти прижав их к груди. Касси. Ее имя, как печальная незнакомая мелодия, не отпускало меня с того момента, как полицейские вышли из больничной палаты. А вдруг она в такой же больнице и тоже не может вспомнить, кто она? Скотт сказал, что мы с Касси часто дрались, но между друзьями разное случается… Так мне, по крайней мере, казалось. И я к тому же вела себя, как настоящий тиран, — так гнусно, что даже Карсон невзлюбил меня. Черт возьми, ведь даже мой собственный брат, кажется, меня боится.

Сомкнув веки, я силилась «перезагрузить» мозг. Забавно. Я сделала глубокий вдох, пытаясь расслабиться, и представила себе лицо Касси. Очевидно, она была последним человеком, с которым я общалась. А что мы делали? Смотрели фильмы? Ходили на вечеринки? Просто гуляли и разговаривали?

Я не помню, сколько пролежала, пристально глядя на изящную музыкальную шкатулку, на боковой стороне которой была вырезана маленькая балерина: одну ногу она согнула в колене. А я была балериной? Сомнительно… Вздохнув, я перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку.

Под ней что-то зашелестело.

Привстав, я отбросила подушку. Из-под одеяла высовывался уголок желтой бумаги, свернутой треугольником. Я была уверена, что этим утром его здесь не было. Дрожащими руками я развернула его.

У меня перехватило дыхание, и я, отбросив письмо, снова повалилась на кровать. Сердце бешено колотилось, я закрыла глаза, но все равно видела написанные на листке слова: