Глава четырнадцатая
Такие отношения, как наши, не могли долго оставаться тайной. Как бы мы ни старались скрывать всю правду, кто-то рано или поздно должен был заметить нашу странную связь. Если бы это была киношная история, то наверняка целая толпа друзей стала бы случайным свидетелем нашего «свидания» или же Яснины родители неожиданно нагрянули бы домой в разгар вакханалии. Или это была бы Петина бабушка, после чего ее хватил бы удар. Но даже тут я не дотянул. Все получилось в сто раз скучнее.
Был май – благоухающий, прямо на редкость, – когда потом на всю жизнь его запоминаешь и рассказываешь внукам: «А вот помню в две тысячи таком-то…». В тот день мы огромной толпой плавали в парке на лодках, а под вечер пошли к Тимуру продолжать праздновать его день рождения. Серега с Таней тоже были с нами, а Петя все таскал на руках их новорожденную дочь. С Ясной мы до этого не виделись почти неделю, я изнывал без нее, а тут она еще пришла в красном платье с открытой спиной. Я застал ее в ванной одну – кажется, она стояла перед зеркалом и расчесывалась. Она обернулась с улыбкой, когда я вошел, и вздрогнула, когда я поцеловал ее голую спину:
– Будь осторожнее, кто-нибудь увидит.
Как же задолбало прятаться. Почему нельзя просто любить? Нет, я знаю почему, конечно же. Это риторический вопрос.
– Ты скучала по мне? – Я собирался быть осторожным, но мои руки начали тискать ее. Я подумал, что нужно закрыть дверь на щеколду: это было не так уж и рискованно, так как меня в таком состоянии хватило бы минут на пять, не больше (вы помните о второй моей суперспособности?).
– Еще бы! Ты всю неделю пропадал в своем университете.
Она не успела договорить: я развернул ее к себе и впился в губы, забыв про дверь. В ванную тут же ворвался Вадим. Он посмотрел на нас ровно секунду и тут же исчез.
– Ну, что я говорила?
– Давай делать вид, что ничего не было, – предложил я. – Посмотрим, что предпримет жирдяй.
– Может, хоть Петю предупредим, что Вадим нас видел?
– Не надо. Но подожди немного, я же не могу выйти… вот так. – Мы вместе покосились на мою ширинку. Тесные джинсы выдавали меня с потрохами.
– И сотри с лица мою помаду, – посоветовала Ясна.
Смешнее всего было то, что нас застукал именно Вадим. Будь это Тимур или Серега, или даже Григорий, они точно искренне и по-простому удивились бы и тут же попытались бы выяснить, как это понимать и что с этим делать. Но Вадим был хитер, упрям и очень глуп. Когда мы с Ясной вышли из ванной, он не проронил ни слова и только весь вечер надменно следил за нами и очень явно игнорировал меня во время разговоров. Он о чем-то шушукался со своей девицей, и та тоже бросала на нас странные взгляды.
В окно задувал вечерний майский ветер, трепал юбку красного цвета, облепляя ткань вокруг ног Рыбки. Она ела торт, сидя на коленях у Воронцова.
– Так значит, ты будешь поступать в магистратуру в Италии? – спросила меня Полина.
Нет, я уже сказал родителям, что не буду. Они никак не могли поверить, что я серьезно. Да, я отучусь здесь. А потом поступлю на второе уже в их любимую Флоренцию. Накоплю денег и увезу с собой Рыбку.
– У него просто теперь девушка здесь, он поэтому никуда и не поедет! Вы что, не знаете, как он на них западает? – сдала меня родителям Маринка, за что тут же огребла. Мы с ней с детства колотили друг друга, и до сих пор так делаем.
Теперь я смотрел на Полину и пытался ответить что-то вразумительное. Петя и Ясна замерли в своем уютном углу. Интересно, хотел бы Воронцов, чтобы я свалил от них в другую страну?
Когда окончательно стемнело и гости лениво расползлись по гостиной допивать вино, я увидел, как Вадим что-то говорит Воронцову на ухо, – Петины брови были трагично нахмурены, большой нос повернут в мою сторону. Через минуту они оба вышли из комнаты, прихватив с собой Ярославну, и тогда ко мне вдруг подошла Вадиковская дама сердца Рита.
– Можно тебя на пару слов? – загадочно спросила она.
Я добровольно проследовал за ней в кухню, где, как оказалось, собрались те, кто только что покинул гостиную. Вадим стоял, чинно сложив на груди руки, Петя с Ясной – напротив него, мы с Ритой встали как-то посередине.
– Это, конечно, не мое дело, – торжественно начал Вадим, – но я хочу, чтобы вы разобрались во всем.
– В чем? – не понял Петя.
– Воронцов, ты, конечно, извини, что я говорю это, так сказать, при всех, но ты мне все-таки друг, как-никак…
– Да ладно? Очень польщен!
– Ты зря так шутишь. Я, может быть, единственный, кто от тебя ничего не скрывает! В отличие вот от них! – Он брезгливо кивнул на меня и на Ясну.
– Та-а-ак? – вопросительно протянул Петя, но в его глазах появилась улыбка.
– Может, вы сами ему расскажете? – Вадим дал нам слово.
– Зачем ты это начал? – Я вдруг решил подыграть ему и поэтому сделал недовольное лицо. – Тебе больше всех надо было лезть?
– Не твое дело! Я уже сказал, что он мне друг!
– В общем, мы целовались в ванной, а Вадик в это время заглянул, – примирительно перебила Ясна.
Девица Вадима красноречиво закивала, как будто это она застукала нас в ванной!
– Целовались? – переспросил Петя. – Вы с Чеховым?
– Именно! – заявил Вадим. – И совсем не по-дружески!
– То есть вы целовались… С языком? – уточнил Петя, сбив Вадима с толку.
– Да, – вздохнула Ясна.
– Я должен увидеть это, чтобы решить, что делать.
Вадим переглянулся со своей девушкой, наконец-то догадавшись, что все не так просто, как ему хочется думать.
– Ладно. – Я пожал плечами, притянул к себе Ясну. После нескольких секунд нам пришлось остановиться. Вадим и Рита ошарашенно молчали, Петя хмурился.
– Нет, – наконец выдавил он.
– Что… это было слишком? Ты тоже считаешь, что это не по-дружески? – спросила Ярославна, поворачиваясь к нему.
– Почему вы целовались и не позвали меня? Я же был в соседней комнате!
– Что? – не выдержал Вадим. – Вы больные?!
– А, Вадим, ты все еще здесь? – с наигранным удивлением воскликнул Петя. – Прости, забыли тебе сказать, что… Да, мы больные.
Я смотрел, как мои коленки и пальцы рук медленно уходят под воду, такую горячую, что над ванной стоял тяжелый пар. Непривычно, что это было именно утро: утра в наполненной ванной, пожалуй, у меня раньше не бывало. Вчера после катания на лодках у меня воспалились лимфоузлы, я лежал и все ощупывал раздувшуюся шею.
Заболеть в такую жару – полная невезуха!
Было тихо, если не считать бульканья льющейся из крана воды и – классика любого многоквартирного дома – звука передвигаемой мебели у соседей наверху.
Передвигать мебель в девять утра? Хотя, впрочем, бывает, что в это время кто-то уже сверлит стены, играет на фортепиано один и тот же кусок произведения или бросает на пол несколько металлических шариков, которые катятся… катятся… Я знаю, почему это происходит, не думайте. Но все же предпочитаю представлять шарики.
Всю ночь я промучился в полусне от рези в горле, теперь чувствовал себя разбитым, расслаблял руки, и они плавно поднимались на воде. Отжимания. Три подхода по тридцать. Зачем я их сделал с утра? Из-за температуры я еще и тупею, оказывается.
За стеной громко прошлепали босые ноги – на кухню и обратно – и остановились за дверью ванной.
– Ничего себе, – сказал Воронцов, просунув голову в приоткрывшийся проем. – А мы думали, куда ты делся. Может, свалил от нас наконец-то…
Я вспомнил, что он что-то говорил во сне; стало смешно, но лимфоузлы тут же напомнили: такая мелочь, как смех, сейчас в списке недоступной роскоши.
Он босо прошлепал к раковине и начал чистить зубы. Почти тут же дверь опять открылась, и вошла Ясна. Она положила на стиральную машинку книгу и толстый, истрепанный блокнот – без книг и блокнотов я видел ее только по ночам и во время наших свиданий, все остальное время она читала и что-то записывала. Я протянул мокрую руку и ухватил ее блокнот за край.
– Эй, нет! – Она подскочила и отобрала его у меня.
– Мне нельзя посмотреть, что ты пишешь? – Мне стало обидно.
– Я пишу рассказы, – объяснила она, убирая блокнот подальше.
– Про нас? – спросил Петя.
– И про вас тоже.
– И почему нам нельзя это прочесть?
– Можно будет, когда я закончу хоть один, – сказала Ясна, садясь сверху на блокнот, потому что Петина рука тоже к нему тянулась.
– А если ты не закончишь? – спросил я.
– Я завещаю тебе свои рассказы после смерти, – засмеялась она. – Только тогда ты сможешь их прочесть.
– Это сто раз нечестно, я умру раньше тебя! Во-первых, я старше, а во-вторых, мужчины в этой стране живут не так уж долго!
Ярославна рассмеялась. Она пересела на бортик ванны и стала делать из моих покрытых вспененным шампунем волос два рога: волосы у меня к тому времени были давно не стрижены, поэтому рога получились что надо – как у настоящего козла. В этот момент зазвонил стационарный телефон. Поскользнувшись, Петя выскочил за дверь.
– Алло, – сказал он.
Потом появился в ванной, улыбаясь и держа трубку под ухом.
– Игорь? Да, он здесь…
И вместо того чтобы положить трубку в мою протянутую руку, он поставил телефон подальше – на стиральную машину поверх Ясниных записей и книжки, – и включил громкую связь, после чего жестом предложил мне что-нибудь сказать.
– Да? – спросил я, не понимая, что это еще за фокусы.
– Привет… – раздалось на том конце. Голос Иришки! И, о да – не зря я потратил на нее целый год своей жизни: я сразу ощутил по интонации, что разговор предстоял «серьезный». Но с чего это вдруг? Сколько времени мы уже не общались?
– А, привет, – растерянно произнес я. Рога у меня на голове стали постепенно терять тонус и загибаться в стороны. Ясна насторожилась, переглянувшись с ухмыляющимся Петей.
– Ты сейчас свободен? Можешь говорить?
– Да, – ответил я.
– Чем занимаешься?
– Моюсь.
– В ванной?
– Ха, а где же еще?
– Нет, я просто удивилась, что Петя передал тебе трубку, если ты в ванной. Ты же, получается, у него дома… Что ты там делаешь?
Петя беззвучно засмеялся – почему его все это так радовало?
– А что? – уточнил я.
– Ну… это все очень странно. Тут все говорят… ребята… что вы с Петей и этой девушкой, Ярославной, вместе… Ты вчера якобы с ней целовался.
Я некоторое время молчал, потом так же беззвучно попросил Петю дать мне трубку, но он лишь отрицательно покачал головой.
– Так и есть, – наконец ответил я Иришке.
– И как это возможно? Вы правда втроем встречаетесь? Или просто спите?
– Ты ждешь, что я расскажу тебе, какие у нас отношения?
– Ну да, хотелось бы!
– Хотелось бы? – воскликнул я, и это получилось у меня противно, визгливо. – А с какой стати?
– Ты спишь с ней? Или она спит с Петей? Или я чего-то не понимаю?
– Ага, тебя все-таки волнует секс? Кто и с кем спит? – вскипел я.
Наши отношения с Петей и Ясной были не про секс. Серьезно. Вам может показаться, что я только об этом и пишу, но это лишь потому, что все у нас было неправильно, слишком сложно, слишком запретно. И редко. И от этого напрочь сносило крышу.
– Игорь… ах, Игорь! Это же, наверное, моя вина! – вдруг всхлипнула Иришка. – Это я виновата, да, что так получилось? Это же из-за отчаяния ты таким стал?
Видя мое замешательство и понимая, что Петя ни за что не прекратит этот спектакль, Ясна встала и собралась выйти из ванной, чтобы не слушать всего того, что говорила Иришка и не ставить меня в глупое положение, – но я сам же схватил ее за руку и попросил остаться. Сейчас она была моим единственным сообщником – Петя же выступал разрушителем гармонии.
– Каким я стал? О чем ты?
– Ну таким, который… Ты же ведь понимаешь, что это все ненормально, да? Ты же понимаешь это? Понимаешь, что это несерьезные отношения…
– А может быть, я не хочу серьезных отношений… – предположил я. – По крайней мере, таких, какие были у нас с тобой.
Ясна нахмурилась.
– И ведь Петя… – не унималась Иришка, – ты же знаешь, что про него говорят…
Тут Петя возмущенно глянул на трубку и, я надеюсь, пожалел, что включил громкую связь.
– Он же… ну… этот самый, да?
Наконец мне стало смешно.
– «Этот самый»?
– Если да, то ведь это означает, что ты, что вы… Скажи, вы все-таки спите втроем?
– Послушай! – взорвался я. – Помню, тебе одно время вообще не было до меня дела – что же сейчас поменялось?
– Так, Ириша. – Петя схватил трубку и прижал к уху. – Больно много вопросов обо мне. Всегда знал, что ты ко мне неравнодушна. Все, пока. Хороших тебе выходных. – И он отключил связь.
Повисла тишина, я погрузился под воду, потом вынырнул.
– Иришка – она… – начала Ясна свой вопрос, тем временем раздевшись и закинув одну ногу в ванну.
– Она моя бывшая девушка. Мы с ней год встречались.
– И она такая несносная! – подытожил Петя. – Ты появилась в нашей жизни и спасла Чехова от миллиона ошибок.
– Это правда? – Ясна недоверчиво покосилась на меня.
– Конечно, правда.
– Ты расскажешь мне про нее? И ты, Петя, про кого-нибудь? Я хочу услышать про вашу первую любовь.
– Мне нечего рассказать. – Теперь Воронцов тоже пытался поместиться в ванну. Он покрутился на месте, повертев своими внушительными гениталиями перед нашими лицами и наконец уселся в середине, вполоборота ко мне. – Ты моя первая любовь, Ясна.
– Разве у тебя не было какой-нибудь любви в детстве?
Петя молчал, неясно улыбаясь, глядя то ли в воду, то ли в бортик ванны, но взгляд у него был при этом невеселый – так смотрят люди, застигнутые врасплох неприятными воспоминаниями; а так улыбаются, когда силятся их отогнать. И во мне вдруг кое-что шевельнулось, что-то вроде жалости и одновременно нежелания слушать то, что он сейчас скажет. Да, снова это странное чувство, будто на самом деле я все уже знал.
– Да нет, была. Была такая девочка Олеся, она жила в соседнем доме. Мы во дворе познакомились, когда мне было одиннадцать. А, нет, двенадцать. Она мне нравилась.
– И что дальше? Чем же это закончилось?
– Да ничем. Меня взяли и увезли на целое лето к какой-то тетке. Получается, что мы с той девочкой погуляли всего несколько раз, а потом она переехала. Когда я вернулся, ее уже не было.
– Это грустно, – протянула Ярославна.
– Ничего не грустно. У той тетки гостила еще одна родственница, и она сделала мне минет.
– Что? Петя!
– Серьезно! – Он расхохотался.
– Фу, боже мой! Сколько ей было лет?!
– Семнадцать или восемнадцать.
– А тебе ДВЕНАДЦАТЬ! – сказал я.
– Я уже тогда был ничего.
– Какой же ты мерзкий тип! Убери от меня свои грязные лапы! Игорь, ну может, у тебя хотя бы есть нормальная история?
Мне нравилась одна девушка в школе.
Все считали ее красавицей, но я не могу, да и тогда не мог назвать ее так же. Она была окутана какой-то поэтической тайной, умела томно прикрывать глаза и любила попсу. У нее было маленькое лицо с аккуратным подбородком, но все черты, наоборот, очень крупные. Ее большие губы завораживали парней. Губы были правильной формы, но мне казались как бы чуть-чуть вывернутыми. Такими же вывернутыми мне виделись и ее белые зубы – они как будто росли не вниз, а немного вперед, что делало ее улыбку обезоруживающе открытой и неожиданной для нее самой. Нос у переносицы был тонким, а к кончику становился тяжеловатым. Когда она улыбалась своей вывернутой, откровенной улыбкой, кончик носа зрительно соприкасался с ее верхней губой – и от этого в ее открытости появлялось непроизвольно что-то застенчивое.
Глаза у нее тоже были большими. Холодного, темно-синего цвета, обрамлены длинными ресницами, которыми все восхищались. Но мне казалось, что ресницы у нее уж слишком длинные. И помимо того, что длинные, слишком прямые: они торчали над темно-синими радужками, как неровные иголки. От этого взгляд ее был загадочный и роковой, даже когда она улыбалась и когда кончик носа соприкасался с верхней губой.
Маленькая грудь и узкие ребра делали ее какой-то внешне невесомой и тоненькой, а плоские и широкие бедра, которыми она заметно виляла при ходьбе, – женственной. Из-за них-то она, наверное, всем и нравилась. В целом вся ее внешность казалась мне какой-то немного нелепой, сочетающей странные контрасты и оттого – очаровательной.
– Не может же быть, чтобы тебе в школе никто не нравился! Ну хоть самую капельку? – продолжала выпытывать Ярославна.
– Да нет, нравилась мне одна девчонка, но, если я стану про нее рассказывать, это все будут описания внешности. Честное слово, я ничего не помню о ее характере, – возразил я. – Тем более это никак не была любовь.
– Ну пусть и описания. Все равно расскажи.
– Тогда вы вряд ли поймете, почему она мне нравилась, – отнекнулся я. – Мне даже от этого немного смешно. По-моему, я восхищался ей потому, что ей восхищались все остальные, вот и все.
– Да Иришка была его первой любовью! И не говори, что она не делала тебе минет. Хотя кто ее знает. В общем, печальная история, – сказал Петя. – Она стала тянуть из него деньги, флиртовать с какими-то друзьями на стороне, а он хотел… жениться на ней.
– Жениться? – оживилась Ясна.
– Я был ужасно пьян, когда сказал тебе, Воронцов. И зачем ты говоришь это при Ясне?
– Нет, я не обижаюсь. – Ясна примирительно погладила мою коленку.
