Часть первая
Глава 1
Скажу сразу: вечер выдался темным и ненастным. Мне всегда казалось странным совпадением, что большинство преступлений сопровождалось завываниями ветра и проливными дождями. Да, необычные на первый взгляд обстоятельства, но легко объяснимые, поскольку для преступных дел это самый подходящий аккомпанемент. И когда я вспоминаю теперь событие, кульминация которого наступила именно тем вечером, то понимаю, что погода и не могла быть другой.
Я остановился в Брэксэме, небольшом городке в одном из окружающих Лондон графств. Признаюсь, мне нравятся такие городки. Многие заявляют, что предпочли бы «либо настоящую сельскую глушь», либо уж сам Лондон. А местечки вроде Брэксэма, Хоршема, Эшфорда, Челмсфорда или Ист-Гринстеда считают одновременно и слишком провинциальными, и скучными. Я с этим не согласен. Здесь в самый раз хватает населения, чтобы образовать свой, независимый ни от кого мирок, и в этом мирке происходят удивительные вещи, новости о которых никогда не попадают на страницы столичной прессы. Здесь есть свобода для развития разнообразных типов и характеров людей, иногда складываются крайне напряженные отношения, а жизнь подчас оборачивается подлинно драматической стороной. И все это можно видеть, слышать, наблюдать — идеальный театр для человека моего склада, которому хочется быть непременным свидетелем интересных происшествий.
Но тогда у меня была другая причина заехать в Брэксэм. Дело в том, что мой старый друг сержант Биф после неожиданно успешного раскрытия им убийства в семействе Терстонов получил повышение и был назначен руководить гораздо более крупным участком. Так получилось, что тем вечером, о котором пойдет речь, — в среду 22 февраля — я наслаждался его компанией в популярном пабе «Митра».
Теперь сержант Биф стал в полном смысле слова сельским полисменом. Его лицо в красных прожилках, пышные имбирного оттенка усы торчком, несколько замедленные движения, манера тщательно и неторопливо все обдумывать позволяли отнести Бифа к тем раздражающе простоватым с виду полицейским на велосипедах, которые могут без особого повода остановить вашу машину, чтобы проверить наличие зеркал. Его диалект, представлявший собой причудливую смесь нормального английского языка и кокни северных окраинных районов Лондона, тоже никак не способствовал продвижению по служебной лестнице в правоохранительных органах, где большинство составляли лощеные выпускники дорогих частных школ либо джентльмены, окончившие полицейские колледжи. Но все перевешивал послужной список Бифа. Потому что со времени своего прихода в полицию растерянным юнцом с рыжеватой шевелюрой и по сей день, когда ему уже под пятьдесят, он ни разу (что подчеркивалось в личном деле) «не упустил нужного человека», то есть преступника. Была ли то банальная кража велосипеда из деревни в Суссексе, где он когда-то служил, или убийство жены врача, как в последнем из раскрытых им дел, сержант Биф флегматично, но упорно применял простейшие принципы сыска, которыми владел отменно, чтобы в результате произвести арест виновного. И пусть все остальное было против него, работал он слишком успешно, чтобы никто не заметил и не оценил этого, и вот ему достался пост начальника полиции Брэксэма — небольшого, но важного во многих отношениях городка.
Лично я был искренне рад за Бифа. Для меня сержант стал воплощением наилучших черт английского характера. Он мог производить впечатление глупца, медлительного и своенравного, но при этом отличался бесстрашием, а его воображение относилось к той разновидности, которая никак себя не проявляет, пока его обладатель не делает решающего шага. Он любил поразвлечься и пропустить стаканчик. Как и многие англичане, питал восторженный интерес к скользким и зачастую зловещим умам тех, кто открыто умел демонстрировать блеск интеллекта. Но и сам неизменно добивался поставленных целей.
В тот вечер, одетый в штатское, Биф играл в дартс. Как я понял, жители города с некоторых пор обсуждали между собой, что новый сержант — он провел в Брэксэме год или даже больше, но все еще оставался «новым сержантом» — слишком много времени проводил в местных пабах. Это крайне беспокоило викария, твердившего о «дурном примере», который подавал полицейский. Кто-то даже нажаловался главному констеблю. Но Биф остался верен себе. Он утверждал, что никогда не пренебрегал служебными обязанностями, а как проводить свободные вечера — его сугубо личное дело.
Игре в дартс он предавался страстно. Я намеренно употребляю здесь подобное определение. Наблюдать за тем, как этот солидный и серьезный мужчина вставал перед небольшой круглой доской с тремя дротиками в руке, готовясь к последней попытке, было подлинным откровением. Его обычно словно чуть остекленевшие глаза приобретали блеск, ничего не выражавшее лицо вдруг светлело. Он выглядел почти счастливым. Но при этом не отличался чемпионским мастерством. «Играет не так уж плохо», — отзывались одни городские знатоки. «На своем уровне», — поддакивали другие. Стиль Бифа окружающих не впечатлял. Среди соперников его выделял скорее азарт, нежели искусство игрока.
В тот вечер мы с ним составили пару против почтальона Фосетта и Гарольда, сына владельца паба. На улице свирепствовал ураганный ветер и хлестал дождь, и им рано пришлось закончить прогулку, чтобы усесться у камина в этом гостеприимном доме, служившем одновременно отелем. В небольшом публичном баре было уютно, чисто и тепло, а от насквозь промокших плащей и зонтиков на вешалке у входной двери буквально валил пар.
Первую партию мы с сержантом Бифом проиграли, и мой партнер был недоволен. В игре наступила небольшая пауза, пока все расплачивались за поданные напитки, и, чтобы сгладить несколько напряженную атмосферу, Фосетт сказал:
— Как я заметил, молодой Роджерс вернулся домой.
Сержант Биф хмыкнул. Стало очевидно, что «молодого Роджерса» он не слишком жаловал.
— Хотел бы я получить такую работенку, как у него, — продолжал Фосетт.
— А чем он зарабатывает на жизнь? — поинтересовался я.
— Служит стюардом на океанских лайнерах, совершающих рейсы в Южную Америку. Получает очень приличные деньги. — Затем, повернувшись к сержанту Бифу, с ухмылкой спросил: — Собираетесь и на этот раз взять его в оборот, сержант?
Биф, поняв, что к нему обратились в связи с его профессиональными полномочиями, ответил чуть напыщенным тоном, который неизменно приберегал для подобных моментов:
— Если допустит что-то противозаконное, будет всенепременно арестован.
И допил остатки пива из своей кружки.
Фосетт мне подмигнул.
— Известный молодой пройдоха этот Роджерс, — пояснил он. — Всегда мутит воду. В последнюю побывку дома сержант задержал его за пьянство и нарушение общественного порядка. И Роджерсу уже не впервой попадать в переделки.
— Местный паренек? — спросил я.
— Он далеко не паренек. Ему стукнуло тридцать пять или тридцать шесть, я полагаю. Приходится племянником мистеру Роджерсу — обувщику с Хай-стрит. Хотя вся семья живет здесь всего ничего, лет пять, не больше.
— Стало быть, он вроде паршивой овцы в стаде? — предположил я.
— Он и в самом деле человек непутевый, — отозвался Фосетт. — Причем не просто ветреный. Я мог бы кое-что порассказать, если бы рядом с нами не находился представитель закона. — Он с ухмылкой кивнул в спину сержанта Бифа. — Но старики — тетушка и дядюшка — просто без ума от племянника. Слова дурного о нем слышать не желают. И он, конечно же, использует их любовь в своих интересах. Они ведь очень достойная пожилая пара. Стыд и позор. Но однажды у него точно возникнут большие проблемы.
Владелец бара мистер Симмонс перегнулся ближе к нам через стойку.
— Роджерс, кстати, заходил сюда сегодня, — сообщил он, — незадолго до того, как в половине третьего мы закрылись на дневной перерыв. Заявился вместе с тем типом Фэйрфаксом, что остановился в отеле «Риверсайд».
— Это который приезжает сюда порыбачить?
— Именно. Тот самый. Пришли вместе. Он и молодой Роджерс.
— И что было дальше? — спросил Фосетт, не слишком-то заинтригованный, но изобразив удивление.
— Я поневоле обратил внимание, потому что, пока они были здесь, пришел иностранец.
— Иностранец? — переспросил Биф. У него, видимо, вызывали подозрение чужаки. — Что за иностранец?
— Не знаю, но мне он сразу не понравился, — ответил мистер Симмонс. — Весь такой темный. Возможно, наполовину индиец. И по-английски говорил очень плохо.
— Ну ничего себе! — воскликнул Фосетт.
— Так вот. Как только Роджерс и Фэйрфакс заметили этого типа, оба быстро допили свое пиво и ушли. Я бы и внимания не обратил, но сразу после их ухода иностранец обратился ко мне и спросил, как зовут Фэйрфакса.
— Занятно, — признал Биф. — А что-то еще говорил?
— Нет. Через минуту он и сам ушел. Могло показаться, что направился вслед за ними.
— Никогда не любил чужеземцев, — сказал Биф.
И пустился в воспоминания о временах войны, призванные вызвать в нас неприязнь к любым иностранцам. Однако скоро тема оказалась исчерпанной, и наступило молчание. Шум бури снаружи стал доноситься с особенно безрадостной отчетливостью.
Вскоре мы начали ответный матч в дартс. Мы стояли спинами к дверям и, хотя позади нас располагались сразу несколько входов в главный зал, едва ли вообще оборачивались, чтобы посмотреть на входящих. Игра протекала слишком увлекательно.
Минут двадцать девятого наступил момент, когда в последней попытке сержанту Бифу необходимо было набрать лишь дважды по восемнадцать очков, чтобы одержать победу. Гарольд оставил партнеру возможность пару раз подряд попасть в верхний сектор доски, что Фосетт сделал бы с легкостью, и потому промах сержанта мог привести ко второму поражению.
— Постараюсь не оплошать, — бросил он, забирая дротики у Гарольда.
Воцарилась тишина, все затаили дыхание. Сержант Биф встал и начал готовиться к броску. Все собравшиеся в пабе повернулись, чтобы наблюдать за ним. Я ощущал такое напряжение, словно все мое будущее было поставлено на карту, и мог видеть его горевшие возбуждением глаза.
В это мгновение входная дверь распахнулась, кто-то вошел и окликнул его:
— Сержант!
Биф не обернулся, но зло прорычал:
— Подождите минутку! Не видите, как раз моя попытка?
Он метнул первый дротик, но промахнулся мимо заветной отметки примерно на полдюйма.
— Сержант! — На этот раз голос звучал громче, настойчивее. — Я пришел сдаться в руки властей. Я совершил убийство.
Быстрее, чем любой из нас, сержант Биф резко развернулся на месте.
— Это меняет дело, — сказал он.
Теперь уже мы все уставились в сторону двери, где еще у самого порога стоял мужчина, которого, как я выяснил чуть позже, и звали «молодым Роджерсом». Шляпы на нем не было, и струи дождевой воды стекали по лицу с его черной шевелюры, а костюм промок насквозь.
Затем, прежде чем кто-либо из нас успел даже шелохнуться, он достал небольшую бутылку и, запрокинув голову, разом проглотил содержимое. Возникла краткая пауза, а потом его тело, как показалось, дернулось в спазме и с грохотом повалилось на пол.
Мы все бросились вперед, но сержант Биф все равно оказался первым, кто осмотрел его. Он потянул за воротник и расстегнул его. Бармен поспешно принес стакан воды. Но Биф, просунув руку под рубашку Роджерса и положив ладонь на сердце, поднял голову.
— Никаких признаков жизни, — произнес он, поднимаясь.
Глава 2
Мы столпились вокруг тела. Тем временем дверь снова распахнулась. Прежде в помещение паба не врывались порывы ветра, потому что каждый из прибывавших закрывал за собой уличную дверь, прежде чем войти внутрь зала. Но на сей раз холодный и сырой воздух ворвался вместе с новым гостем.
Точнее — гостьей, поскольку это была девушка. Мне удалось разглядеть ее лицо, и, хотя я ни в чем не мог быть уверен (ее щеки обильно смочил дождь), мне показалось, что она плакала еще до того, как увидела молодого Роджерса распростертым на полу. Незнакомка отличалась неброской красотой: стройная, изящная, светловолосая. На ней был мокрый плащ, перчатки и небольшая, тоже буквально сочившаяся влагой шляпка.
— Алан! — вскрикнула она и упала на колени рядом с молодым человеком.
Пауза.
— Он умер? — шепотом спросила девушка, подняв взгляд.
Сержант Биф кивнул. И теперь уже не оставалось сомнений, что девушка плакала. Она прижала свое мокрое лицо к лицу умершего и рыдала, не обращая внимания на наше смущение.
Но даже в момент столь глубокого потрясения я испытывал острое любопытство. Окажется ли на вид флегматичный сержант на высоте в подобной ситуации? Как справится мой сельский полицейский с положением, когда признавшийся в убийстве мужчина тут же отравился сам, и с девушкой, горько плакавшей над его телом? Лично я оказался бы при подобных обстоятельствах в полнейшей растерянности. Но надо признать, что я не отношусь к людям, способным действовать быстро.
Сержант Биф стоял совершенно прямо, посасывая кончик уса, потом откашлялся и заговорил:
— Гарольд, — обратился он к сыну хозяина паба, — будьте любезны, сходите и пригласите сюда доктора Литтла.
В любое другое время от него никто не услышал бы никаких «будьте любезны», но по такому случаю сержант выражался предельно корректно.
— А вас, мистер Симмонс, я бы попросил закрыть заведение до прибытия врача. Что касается вас, джентльмены, то проявите…
Он оборвал фразу и лично принялся выпроваживать посторонних.
Мне было дозволено остаться, что я воспринял как привилегию. А сержант заговорил с плачущей девушкой.
— Ну-ну, мисс Катлер, — сказал он, — вставайте и возьмите себя в руки. Миссис Уотт проводит вас до дому. Вы уже ничем не сможете ему помочь.
Сначала та словно не слышала его, но, когда сержант Биф проявил настойчивость и прикоснулся к ее руке, подняла взгляд.
— Как это произошло? — пробормотала она.
— Вы все узнаете, когда придет время. А теперь поднимайтесь. Миссис Уотт уже ждет, чтобы помочь вам добраться домой.
Вполне по-доброму, но и применив некоторую силу, он заставил девушку встать и отвел к дожидавшейся в холле миссис Уотт. Затем, оставшись в пабе вдвоем со мной, стал пристально разглядывать мертвеца.
— Неприятный оборот приняло дело, — констатировал он.
— Да. Если бы только мы сумели что-то быстро предпринять…
Но сержант Биф уже снова встал на колени.
— Боже ты мой, взгляните! — И он приподнял правую руку мертвого мужчины. — Если это не кровь, то я — голландец.
Теперь и я разглядел пятно, несмотря на потемневшую от воды ткань пиджака, как и покрытый чем-то красноватым манжет рубашки. Сержант Биф прикоснулся к нему, потом осмотрел свой палец и присвистнул.
— Это действительно кровь, ошибки быть не может, — тихо проговорил он.
После недолгой паузы сержант Биф начал рыться в боковом кармане пиджака покойника. Не без труда, но ему удалось извлечь содержимое, и он показал мне короткий, зловещего вида нож, какие часто носят при себе моряки. Лезвие тоже было покрыто кровью.
— Вот чем он это сделал, как я думаю, — сказал сержант и положил нож на деревянную скамью рядом с собой.
Затем принялся опустошать другие карманы. Он обнаружил небольшое портмоне, содержавшее семнадцать купюр по одному фунту и фотографию той самой девушки, которая только что нас покинула. На снимке имелась надпись «Моему дорогому Алану от Молли», выведенная тонким девичьим почерком. Нашлись также несколько серебряных монет, пачка сигарет, коробок спичек и кольцо с ключами. Все.
— Ладно, — заключил сержант. — Больше я ничего не смогу сделать, пока его не осмотрит доктор. Не будете возражать, сэр, если я попрошу вас помочь мне поднять его с пола?
Я согласился, хотя и без особой охоты.
— Мистер Симмонс! — окликнул хозяина сержант Биф. — Куда нам лучше будет поместить его?
Он говорил так спокойно, словно мы только что внесли в паб бочонок с пивом.
Мистер Симмонс показался за стойкой.
— Я вообще не хочу, чтобы он оставался в моем доме, — проворчал Симмонс.
— Ясное дело, — отозвался сержант, — а я так не хотел бы видеть его на своем участке. Но бывают вещи, с которыми ничего не поделаешь, и труп — одна из них. Так куда его положить?
— Лучше всего прямо на ту скамью, — сказал хозяин паба.
Мы подняли тело и уложили его вдоль указанной нам скамьи.
— Уж не знаю, как ваше самочувствие, — обратился сержант Биф ко мне, — но лично я после всего этого выпил бы чего-нибудь покрепче пива. Потом придется пойти и выяснить, с кем расправился этот молодой болван… Мистер Симмонс, плесните-ка мне двойную порцию виски.
Я пронаблюдал, как сержант залпом опорожнил стакан, а потом услышал причмокивание, когда он снова принялся посасывать ус.
— Хотите, чтобы я пошел с вами? — спросил я.
— Нет. Лучше оставайтесь здесь, в тепле. Не думаю, что уйду надолго.
И мне пришлось снова устроиться поближе к камину. Когда сержант нас покинул, мистер Симмонс, опершись на стойку, впал в философское настроение.
— Я, конечно, знал, что этот молодой тип давно сбился с пути, — сказал он, — но уж никак не предполагал, что дойдет до такого. Только представьте! Убить кого-то! А потом заявиться сюда, чтобы самому проглотить яд! Мне с моим заведением ничего хорошего теперь ждать не приходится, верно я прикидываю? Хочу сказать, что едва ли людей потянет туда, где того и гляди кто-то отравится насмерть. А с другой стороны, какая-никакая, а все же реклама. Я, наверное, попаду теперь во все газеты. В наши дни сам черт не разберет, что тебе может повредить, а что нет, вы согласны?
— Согласен, — кивнул я, цинично отметив про себя, как быстро этот человек стал думать лишь о соблюдении собственных интересов.
— Скажу вам вот еще что, — продолжал мистер Симмонс. — Совсем не удивлюсь, если убитым окажется иностранец. Ну, тот самый, что заходил сюда чуть раньше.
Я, честно говоря, успел забыть о нем.
— Почему вы так считаете? Есть причина? — заинтересовался я.
Ответ меня разочаровал.
— Забавное совпадение, как считаете? Сначала иностранец, которого мы никогда не встречали прежде, в двадцать минут третьего расспрашивает о нем, а в половине девятого этот Роджерс вдруг является и говорит, что кого-то убил.
Слово «забавное» не пришлось мне по душе — я подобрал бы другое определение, но все же не стал возражать.
— Возможно, вы правы, — сдержанно заметил я, поскольку мой интерес к процессу раскрытия преступлений уже научил меня никогда не делать поспешных выводов.
В этот момент в сопровождении Гарольда пришел врач. Он был все еще молодым, довольно-таки привлекательным мужчиной, этот доктор Литтл, и двигался уверенно, глубоко погрузив руки в карманы своего зеленого пальто свободного покроя.
— Добрый вечер, — сказал он. — А, вот и наш несчастный. Позвольте мне взглянуть поближе.
Подходя к телу, он явно принюхивался к чему-то в воздухе.
Боюсь, сам я был слишком брезглив, чтобы наблюдать за осмотром, хотя хозяина паба и его сына процесс живо заинтересовал. Сказать вам правду, к тому моменту я уже не испытывал особого возбуждения в связи со случившимся. Мне нравятся загадки, а не угнетающие детали совершенно очевидных дел об убийстве и о самоубийстве. Я и прежде задавался вопросом, выпадет ли сержанту Бифу еще хотя бы одна возможность пустить в ход свою замедленную, но безотказно действовавшую сообразительность для раскрытия громкого преступления. И это представлялось крайне маловероятным. Только по самому неслыханному совпадению на долю провинциального полицейского могло выпасть участие более чем в одном следствии по делу об убийстве. А происшедшее на его участке сегодня выглядело предельно ясным и примитивным, причем убийца успел сам признаться в содеянном.
Наконец донесся голос медика.
— Цианистый калий, — кратко сказал он. — Смерть должна была наступить мгновенно. Полный отчет подготовлю к утру.
— Могу я вам представиться, доктор? — спросил я. — Моя фамилия Таунсенд.
— Рад знакомству. Выпьете что-нибудь?
— Я как раз собирался спросить вас о том же. Пренеприятное дело…
Доктор пожал плечами. У меня сложилось впечатление, что он старался выглядеть более опытным и пресыщенным, чем был на самом деле.
— Я как раз отужинал, — сообщил он, — играл в бридж, когда за мной прислали этого юношу.
Мне пришлось сдержаться, чтобы не пожаловаться, ведь нашей игре в дартс тоже помешали.
— Вы были знакомы с молодым Роджерсом? — счел за лучшее поинтересоваться я.
— Я часто видел его в городе, — ответил доктор. — А сегодня он чуть не сбил меня с ног на этом своем мотоцикле. Что ж, кажется, теперь я могу возвращаться к гостям.
— Вы, по всей вероятности, уже скоро снова понадобитесь, — заметил я, слегка раздраженный его желанием выглядеть бесстрастным.
— Зачем? Вы думаете сами совершить нечто подобное?
— Нет, разумеется. Но вам явно не сообщили, почему молодой Роджерс принял яд. Он убил человека.
— Боже милостивый!
Мне доставила удовольствие мысль, что удалось наконец хоть чем-то пронять заносчивого медика.
— Да. И сержант Биф сейчас пытается установить, кто стал его жертвой. Как только он это сделает, вас обязательно вызовут еще раз, вы ведь понимаете?
— Точно. Проклятье! Наверняка так и получится. Если только нам не повезет и не окажется, что убийство произошло не в Брэксэме.
— Но…
— Он сегодня ездил на мотоцикле, помните?
Об этом я действительно не подумал. Доктор улыбнулся, кивнул на прощание и вышел.
— Производит впечатление знающего человека, — сказал я, обращаясь к Симмонсу.
— Да. Самую малость нахален и слишком высокого о себе мнения, но специалист хороший. В прошлом году спас жизнь моему Гарольду. Пользует всех — есть медицинская страховка или нет. И всегда приезжает, когда он нужен.
Мистер Симмонс оставил меня, потому что пробило десять часов и пришла пора закрывать двери паба. Убийство убийством, но оставались обязанности, которыми нельзя пренебрегать. Даже если бы половина жителей Брэксэма приняла цианистый калий, от этого ничто не изменилось бы. Час закрытия питейных заведений оставался одной из наиболее почитаемых английских традиций, о чем я размышлял даже с некоторой горечью, слыша, как хозяин задвигает засовы.
Тут я почувствовал, как устал. События последнего часа оказались настолько мрачными, что высосали из меня остатки энергии. Мне захотелось улечься в постель и на какое-то время забыть молодого Роджерса, стоявшего перед нами и готового на наших глазах покончить с собой. Нужно было вытеснить из памяти воспоминание об окровавленном ноже. Я решил, что утром уеду из Брэксэма, вернусь в Лондон, где, даже если происходит нечто подобное, об этом мало кто узнает.
А пока я перешел в гостиную отеля, куда миссис Симмонс принесла мой ужин. Однако сам вид слабо прожаренной говядины вызывал у меня дурноту, и я не смог даже приняться за еду. Тогда, прикурив сигарету, я стал ждать. Зародилось предчувствие, что мне все равно не уснуть спокойно до возвращения сержанта Бифа. Тем не менее я отмалчивался в ответ на попытки миссис Симмонс, невысокой, опрятной и вполне респектабельной особы, обсуждать со мной дело, которые хозяйка предпринимала, убирая со стола посуду.
Наконец около одиннадцати часов стукнула боковая дверь, и к нам присоединился сержант Биф.
— Что-то совершенно невероятное, — пожаловался он. — Насколько я смог узнать, никто во всей округе не числится пропавшим. Я звонил куда только мог. Отправил людей по всем домам, где живут знакомые Роджерса. Нигде ничего. А полицейские в соседних городках подумали, должно быть, что я пьян, раз названиваю на ночь глядя и спрашиваю о каком-то там трупе.
Он тяжело дышал, выбился из сил и явно разозлился.
— Никак не возьму в толк, — признался сержант. — Всегда считал, что дело об убийстве должно начинаться с жертвы, а потом тебе требуется выяснить, кто это сделал. Здесь же мы знаем, кто преступник, но не можем найти труп.
— Думаю, еще слишком рано делать выводы, сержант. Труп может лежать в лесу или в другом глухом месте.
— Но ведь никто не пропал, — ворчливо заметил Биф.
— Так же было в деле о мертвеце в чемодане из Брайтона. Никто вроде бы не исчез, пока не нашли первое тело, а потом счет пошел на сотни. Дождитесь утра. Вы скоро узнаете, кого именно убили.
— Я вам вот что скажу, — возразил мне сержант Биф, совершенно ошарашив меня. — Мне самому никак с этим не справиться. Этот случай в самый раз для Скотленд-Ярда.
Глава 3
Я был откровенно разочарован. Вспомнилось, как упрямо сержант Биф отмахивался от предложений пригласить экспертов из Скотленд-Ярда, разгадывая тайну убийства в семье Терстон. Вот почему теперь казалось столь странным его малодушие. И конечно же, принимать подобное решение было слишком рано. Убийство, по всей вероятности, произошло всего несколько часов назад, и тот факт, что телефонные звонки не позволили установить пропажу человека в округе и не дали никакой информации о найденном теле, пока ничего не значил.
— Что ж, — сказал я, — вы в своей работе разбираетесь лучше, но я не могу понять, почему вы будто заранее готовы сдаться.
Сержант Биф смерил меня взглядом человека, который действительно перебрал пива.
— Я вовсе не сдался, — заявил он. — Непременно докопаюсь до истины, как всегда. На прошлой неделе у нас был веселенький случай в местной церкви. Кто-то принялся воровать из ларцов для пожертвований. Но я ее быстро вычислил. Воровкой оказалась женщина, делавшая там уборку по понедельникам. Она мне наплела небылиц про какого-то загадочного высокого мужчину, которого якобы заметила в центральном проходе. Но я уже знал, что деньги таскает она. И сейчас обязательно узнаю всю правду как есть. Вот только служебный долг не обойдешь. Если в деле присутствует нечто необычайное, я обязан уведомить Скотленд-Ярд. Что скажете теперь? Разве нет ничего необычайного? Слышали прежде об убийстве, когда знаешь, кто убил, но не знаешь кого? То-то. Бьюсь об заклад, не слышали ни о чем подобном. И если это не считать необычным, так уж не знаю, что тогда считать вообще. Так что позвоню им прямо с утра.
Однако в ту ночь нам не позволило сразу за тем разойтись по постелям еще одно происшествие. Пока сержант Биф возился с пуговицами своего плаща, в дверь постучали. Не слишком громко, однако стук был отчетливо слышен в задней комнате, где мы в тот момент находились.
Симмонс повернулся к сержанту. Он уже злился всерьез.
— Не понимаю, почему надо превращать мой дом в полицейский участок. Я хочу лечь спать.
— Тут уж ничего не поделаешь, — ответил Биф. — Не я же выбрал место, где ему наложить на себя руки. Вы пойдете и посмотрите, кто пришел, или мне самому?
Мистер Симмонс покинул нас, и мы могли слышать скрипучие звуки отодвигаемых засовов.
— Сержант Биф здесь? — донесся взволнованный мужской голос.
— Да, мистер Роджерс. Входите. — Симмонс сразу заговорил мягче. — Оставьте зонт здесь. Вижу, там все еще льет как из ведра.
— Где же сержант? — Голос звучал напористо, нетерпеливо.
Мы услышали приближавшиеся шаги двух мужчин и обернулись, чтобы разглядеть «старого мистера Роджерса». Он оказался не таким уж и старым — лет под шестьдесят, не более, как показалось мне. Это был человек невысокого роста с остатками растрепанных и всклокоченных седых волос на висках и водянистыми близорукими глазами. Одежда сидела на нем мешковато, и он напоминал сейчас встревоженного, напуганного пожилого кролика. Я мог только гадать, знает ли он о случившемся с племянником, но мне уже была ненавистна мысль, что придется выслушать историю в подробностях и с самого начала. Несмотря на обычно свойственный мне интерес к особенностям человеческих характеров, есть предел и для моего восприятия неловких эмоциональных ситуаций, выходящих далеко за рамки обычного. Но его первая же фраза уняла мое беспокойство по этому поводу.
— Ко мне заходил констебль, и он обо всем мне сообщил, сержант, — сказал мистер Роджерс.
— Понимаю. Мы все крайне сожалеем о столь прискорбном событии…
Но тот едва ли вообще расслышал сказанное Бифом. Совершенно очевидно, ему не давала покоя какая-то иная мысль. С минуту ночной гость разглядывал нас, а потом уперся взглядом в плотную зеленую скатерть на столе. Я заметил, как крупно он дрожит.
— Моя жена… — прошептал он наконец.
Биф буквально подскочил на месте. Причем двигался гораздо быстрее, чем я видел когда-либо прежде.
— Ваша жена? Надеюсь, она…
Но мистер Роджерс лишь передернул плечами. Потом достал из кармана телеграмму и подал ее сержанту Бифу.
— Это принесли сегодня, — пояснил он. — Не помню, чтобы она раньше делала что-то подобное. Если бы вы лучше знали мою жену, то поняли бы, что это… Нет, я просто поверить не могу… — Он снова опустил взгляд. — Сержант, — вдруг громко заговорил он, — вы же не считаете ее поступок как-то связанным с…
Роджерс снова стушевался, но мы прекрасно поняли смысл его предположения.
Сержант Биф разглядывал телеграмму.
— Отправлено с… — он назвал вокзал в Лондоне, который железнодорожная линия связывала с Брэксэмом. — В 12.15. Вы знали, что она собирается в Лондон?
— О да, сержант. Жена уехала по билету, оплаченному в оба конца с возвращением в тот же день. Я специально заходил на станцию и проверял. Она взяла именно такой билет, как обычно. Ей нужно было купить небольшой подарок для…
У него опять сорвался голос.
— Теперь вижу. В телеграмме сказано: «Остаюсь на ночь у друзей. Вернусь в 11.15 завтра». У каких друзей она могла остаться ночевать?
— Понятия не имею. Вот в чем странность ситуации. У нас остались друзья в Бромли, где мы жили когда-то. Но мы не виделись с ними много лет. И она никогда не оставалась у кого-то на ночь. А если принять во внимание, что молодой Алан приехал домой…
— Он не мог отправиться вместе с ней, а потом вернуться раньше, как считаете?
— Его не было целый день. Но у него есть мотоцикл. Я не знал, где он разъезжал, пока не вернулся и…
— Рассказал вам, что натворил?
Мистер Роджерс кивнул.
— Алан приехал примерно в восемь часов, — продолжил он затем. — В грязи по самые уши. И он, и все его мотоциклетные причиндалы. Как только он вошел в комнату, я сразу понял — что-то стряслось. «В чем дело, Алан?» — спросил я. А он тупо уставился на меня, а потом сказал: «Дядя… Я совершил убийство».
— И вы поверили ему?
— Если честно, то да. Он так странно выглядел, и все такое. Казалось, парень почти лишился рассудка. Я спросил, кого он убил, или что-то в этом роде. Но Алан помотал головой и не ответил. Тогда я подумал, что, быть может, он на самом деле никого не убил и ему лишь так все представилось. Поэтому я сказал: «В таком случае для тебя самое лучшее пойти сдаться властям и во всем сознаться». Мне почему-то не верилось, что он мог совершить хладнокровное злодеяние просто так. Его наверняка спровоцировали, или что-то в этом духе. И я сразу начал думать, как нам выручить его из беды. Вы же знаете, Алан частенько наживал себе проблемы и раньше. И всякий раз приходил ко мне. А нам всегда удавалось ему помочь. Мне в голову не пришло, что в этом случае не стоит даже пытаться. Если только… Если только дело никак не связано с его тетей…
— Вы можете предположить, из-за чего он мог покушаться на нее? Была какая-то причина?
— Причина? Могла быть только одна причина для этого. Его полное безумие. Она ведь так любила его и была готова для него на все.
— Я вам отвечу напрямик, мистер Роджерс. Я не вижу оснований с вашей стороны связывать два этих происшествия. Завтра мы выясним все их перемещения за сегодняшний день. Почти уверен, миссис Роджерс утром вернется домой. Это как пить дать. Почему она не могла задержаться в Лондоне, если ей захотелось…
— Но у нее никогда прежде не возникало такого желания!
— Нет? Что ж. Но не надо ничего надумывать раньше времени. Не стоит делать поспешных выводов. При нынешней ситуации до добра такое не доведет и никакой пользы не выйдет. Мне и так придется прийти к вам с утра и задать кучу вопросов. О племяннике и прочем. А к тому моменту ваша жена будет дома, целая и невредимая. Уж будьте спокойны. Сейчас вам самое верное дело — отправиться к себе и немного поспать…
— Поспать? — прорычал мистер Роджерс. — После всего этого?
— Понимаю, вы испытали шок. Племянник, а потом еще и другая проблема. — Сержант пытался утешить его, как умел. — Но ведь такова ситуация. И постоянно думать об этом совершенно бессмысленно.
Но маленького человека внезапно осенила другая идея.
— А разве вы пока ничего не узнали? Никто не пропал из города? Не сумели выяснить, кого Алан мог…
Биф покачал головой.
— Еще ничего не вышло на свет божий, — ответил он. — Но все станет на свои места, когда придет время.
— Для меня это совершенно невыносимо, — простонал мистер Роджерс.
— Вот и пойдемте, — сказал сержант, неуклюже взяв его под руку. — Вам необходим отдых.
Послушно, но всем своим видом показывая, что у него просто нет сил сопротивляться, мистер Роджерс позволил проводить себя до дверей.
— Спокойной ночи, мистер Роджерс, — окликнул его кто-то, но тот вышел, больше не оглянувшись.
Мистер Симмонс зевал во весь рот. Зато новый поворот событий пробудил во мне любопытство.
— Неужели вы в самом деле верите, что жертвой могла стать старая леди? — спросил я у Бифа.
— Никогда не нужно спешить с выводами, — отрезал сержант. — И придумывать версии, если на то нет улик. Так что, джентльмены, теперь я с вами…
Глава 4
Но прежде чем сержант нас покинул, к нему обратился мистер Симмонс.
— Вы что, собираетесь оставить его в пабе на всю ночь? — громогласно поинтересовался он.
Симмонсу не было нужды объяснять, кого он имел в виду, употребляя местоимение «его».
— Не вижу причины, почему нет?
— Ах, вы не видите причины? Зато ее вижу я, — язвительно заявил Симмонс. — Плохо само по себе то, что целую ночь в доме пролежит тело, о чем потом узнает каждый наш завсегдатай. Кроме того, пусть этот тип убийца и вдобавок самоубийца, но он прежде всего покойник. И это неуважение к усопшему — оставлять его в баре. И как сможет Гарольд провести обычную утреннюю уборку?
Казалось, на Бифа эти аргументы произвели впечатление. По крайней мере, сержант прореагировал:
— Что же, по-вашему, с ним сделать?
— Убрать отсюда, чтобы и следа не осталось.
— Как? Вы предлагаете увезти его на велосипеде, не иначе? — спросил Биф раздраженно. — Интересно, чего еще вы захотите? Быть может, мне положить его в постель вместе с собой?
— Не знаю. Наверняка для него найдется какое-то другое место. Иначе для чего мы платим государству налоги?
Биф нахмурился.
— Трудно ожидать от властей, чтобы они построили специальный морг в Брэксэме. Не каждый день у нас случаются самоубийства, а убийства так вообще пока ни разу не приключилось.
— Оно, конечно, так, — ответил Симмонс. — Но главное, чтобы ничего не нарушало порядок в моем заведении. А пока давайте договоримся: если вы не сможете увезти его, давайте хотя бы перенесем тело в клубную комнату.
Биф кивнул, и двое мужчин подошли к трупу. Когда они подняли его, я поспешил открыть дверь, которая вела в частную половину здания. Через нее можно было попасть в клубную. Симмонс остановил меня.
— Не этим путем, — сказал он. — Миссис Симмонс еще не легла, и не хотелось бы неожиданно встретиться с ней, когда мы станем переносить тело. Надо обойти дом снаружи.
Тогда я открыл сдвоенные входные двери на улицу, а Биф и Симмонс пронесли в них свой тяжкий груз.
Именно в тот момент, когда они несли тело несколько ярдов вдоль тротуара, чтобы оказаться на заднем дворе «Митры», я заметил, что кто-то наблюдает за всеми нашими манипуляциями. Я увидел этого человека сразу, потому что в такой час на улице больше никого не было. Чуть не вздрогнул, увидев стоявшего на противоположной стороне проезжей части мужчину с руками в карманах плаща и в глубоко надвинутой на глаза черной шляпе. Тот не двинулся с места, когда мы появились из дверей, но от меня не укрылось, как пристально он следил за нами. Даже сейчас мне трудно объяснить, отчего у меня сложилось впечатление, что это иностранец. Быть может, тому способствовали вид черной шляпы, смуглое, землистого оттенка лицо и покрой его одежды. Но вспоминая эту сцену позже, я видел его перед собой отчетливо: молчаливого, неподвижного человека, явно чужестранца, наблюдавшего за нашими действиями.
Уже в клубной комнате, после того как тело Роджерса уложили на старый шаткий диван, я обратился к Бифу.
— Вы видели того человека? — спросил я.
— Какого человека?
— Того, что стоял на другой стороне улицы и следил за нами?
— Нет, не видел. Вы хотите сказать, это было только что?
— Да. Да. Там, снаружи!
Биф со всем проворством, на какое был способен, кинулся к двери, а мы с Симмонсом последовали за ним. Но когда мы пересекли двор и снова выбежали на тротуар, одинокого наблюдателя там уже не оказалось. Биф поспешил к перекрестку, посмотрел во всех направлениях, но никого не увидел.
— Кажется, вам померещилось, — сказал он.
— Вовсе нет. Он там действительно стоял. Я не мог ошибиться. Как я понял, это был иностранец.
— Так-таки и иностранец? — ухмыльнулся Биф.
— Интересно, вдруг это тот самый, что заходил сегодня в паб, спугнув Роджерса и Фэйрфакса? — предположил Симмонс. Потом повернулся и направился запирать дверь клубной комнаты и калитку заднего двора.
— Куда ни кинь, мы уже ничего больше не можем сделать нынче ночью, — сказал Биф. — Самое время лечь спать. Доброй ночи, мистер Симмонс. И вам доброй ночи, мистер Таунсенд.
На этот раз он удалился, не задержавшись ни на секунду. Я поднялся на второй этаж, не слишком довольный тем, как поступили Биф и Симмонс, поскольку клубная комната находилась непосредственно под спальней моего номера. Впрочем, я настолько устал, что даже близость трупа не могла помешать мне отключиться, и едва ли минуло десять минут после прощания с Симмонсом, как я уже погрузился в глубокий и такой необходимый сейчас сон.
Я почти никогда не просыпаюсь посреди ночи, а если такое происходит, на то непременно имеется какая-то посторонняя, внешняя причина. Помню, как внезапно обнаружил, что смотрю на квадрат окна, четко вырисовывавшийся благодаря свету уличного фонаря. Поначалу я решил, что наступило утро, но потом по некоторым приметам понял, что снаружи все еще царит непроглядная ночь. Повернувшись на другой бок, я преисполнился решимости непременно снова заснуть.
Но не тут-то было. Поначалу чуть слышно, а затем все более отчетливо снизу до меня донесся звук. Легкий стук, подумал я, хотя все еще оставался слишком сонным для полной уверенности. Потом смутный шорох движения.
Вероятно, подумал я, утро все же наступило. Возможно, кто-то уже поднялся и принялся за уборку комнат внизу. Мне редко доводилось вставать рано, и потому я понятия не имел, насколько светло или темно в то время, когда дом оживает. Я дотянулся до своих часов, лежавших на тумбочке у кровати, и посмотрел на светившийся циферблат. Три часа.
Насторожившись, я старался убедить себя, что ослышался. Но это было невозможно: звук доносился смутно, но суть не менялась. Звук оставался звуком.
Внезапно я почувствовал, как с меня слетели остатки сонливости. Если мне в жизни мог представиться шанс отличиться, то момент настал. Кто-то пробрался в клубную комнату, где лежал труп молодого Роджерса. Вероятно, целью злоумышленника было что-то украсть. Существовала возможность, что он собирался похитить само тело. Но для чего бы тот ни явился, следовало помешать и выяснить его личность. Поимка этого человека вообще могла помочь сразу решить загадку, стоявшую перед сержантом Бифом. А я получал возможность внести наконец свой решающий вклад в расследование.
Тихо выскользнув из постели, я надел халат. Потом задумался, обуваться или нет. Босиком я почему-то ощущал себя крайне уязвимым, но любая обувь могла помешать передвигаться бесшумно. А потому я оставил тапочки, медленно и очень тихо пересек комнату, благополучно вышел на лестничную клетку. И начал спускаться вниз.
Лишь в крайне редких случаях обычный рассказчик о расследовании преступления сам переживает столь острые ощущения. Обычно его участие сводится к тому, чтобы присутствовать во время следствия, наблюдать жуткую процедуру посмертного вскрытия, чтобы выслушивать, не пытаясь влезать с комментариями, умные рассуждения специалистов. Но в эти несколько минут я познал все возбуждение охотника на злодеев. Я собирался сыграть свою роль, причем роль представлялась мне крайне важной.
Одновременно у меня до странности разыгралось воображение. Прежде чем открыть дверь, я даже приготовился обнаружить, что мертвец ожил, покинул старый диван и направляется через комнату ко мне. Но ведь я сам видел бледность его лица, прикасался к его холодной как камень коже и знал с абсолютной уверенностью, что он умер. И все же в три часа утра, поднятый с постели шумом, доносившимся из комнаты с покойником, я мог поверить во что угодно.
Я положил пальцы на круглую ручку двери клубного помещения и начал осторожно поворачивать ее. Мне не было в точности известно, где расположен выключатель, но как только удалось чуть приоткрыть дверь, я понял, что в комнату проникает достаточно света от того же уличного фонаря. Одним резким движением я распахнул дверь настежь и заглянул внутрь.
Кружевной тюль на главном окне ветром затянуло далеко вглубь, а окно оказалось широко открытым, но больше здесь никого не было. Я нашел выключатель, нажал, но даже яркий свет люстры не открыл для меня ничего нового. Труп на диване лежал в прежнем положении, в каком его и оставили. Я отвернулся, ощутив себя неуютно.
Необычным выглядело только открытое окно. Я подошел к нему и выглянул наружу в сторону улицы, но никого не заметил. Между тем, пока я там стоял, дождь яростно хлестал в помещение. Мне пришлось поспешно опустить стекло фрамуги и запереть ее на задвижку.
Кто-то успел побывать в комнате. В этом сомневаться не приходилось. Но кто? И зачем? Если он хотел достать что-либо из карманов покойника, его ждало разочарование, поскольку их опустошили еще в зале паба. Вероятно, цель состояла в чем-то ином, но я помешал ее осуществить.
По зрелом размышлении я счел за лучшее немедленно позвонить Бифу. Сержанту, разумеется, не мог понравиться звонок в такое время, но ведь я должен был поставить его в известность о случившемся. Поэтому я перешел в гостиную, где находился аппарат, сделав все как можно тише, чтобы не потревожить сна семейства Симмонсов, пока выяснял у диспетчера домашний номер сержанта.
Мне пришлось долго слушать гудки, прежде чем трубку сняли. Затем раздался голос сержанта, невнятный и раздраженный:
— Кто это? Что стряслось? — спросил он.
— Биф? С вами говорит Таунсенд. Некто неизвестный только что вломился в клубную комнату «Митры».
— Вы сумели повязать его?
— Нет.
— Так с чего же вы так уверены?
— Я услышал звуки его движений из своей спальни этажом выше и спустился. В комнате никого не застал, но окно, выходящее на улицу, было поднято.
— Быть может, Симмонс забыл закрыть его?
— Разумеется, нет. Вы же сами были с ним, когда принесли туда труп.
— Это забавно…
Я устал и тоже почувствовал прилив раздражения.
— Не знаю, что здесь такого забавного, — сказал я. — Лично мне не доставляет никакой радости, когда меня будят посреди ночи. Что вы собираетесь предпринять?
— Предпринять? Что я могу, по-вашему, предпринять?
— Ну, не знаю…
Разговор получался не слишком вразумительным.
— Не вижу, что сейчас мог бы сделать. Вы же сами сказали — он успел скрыться. Так зачем нам теперь какая-то суета посреди ночи?
Я уже собрался от злости швырнуть трубку.
— Хотя постойте, — продолжил сержант, словно на него только что снизошло вдохновение. — Я пришлю к вам туда констебля. Он все возьмет на себя. Только дождитесь его…
И прежде чем я смог произнести хоть слово, он, а не я, резко бросил трубку телефона.
Я оказался в ситуации одновременно и абсурдной, и крайне неприятной. Я не мог теперь отправиться спать до появления констебля, потому что кто-то должен был впустить его так, чтобы он не перебудил весь дом. И еще. У меня зародилась мысль о том, как повезло моему старому другу Бифу, если на его долю выпало расследование нового громкого дела, а он взялся за него слишком небрежно и ошибочно. Я находился в самом мрачном и озлобленном расположении духа, сидя и дожидаясь в почти пустой комнате, где компанию мне составляло только тело Роджерса.
Но прошло не так уж много времени, когда, снова подойдя к окну, я увидел фигуру молодого полицейского, поспешно шагавшего по улице. Я открыл окно, с облегчением обнаружив, что ливень немного, хотя и ненадолго, унялся. Передо мной возникло лицо довольно-таки привлекательной наружности констебля, телосложением и манерой держаться напоминавшего боксера.
— Меня прислал сержант Биф, сэр, — сообщил он.
— Очень хорошо.
Я рассказал ему о том, что произошло. Причем он все время улыбался мне приветливо и дружелюбно. А ведь его только что подняли с постели и приказали выйти во мрак ненастной ночи. В его прекрасное настроение даже как-то верилось с трудом.
— Я все понял, сэр, — сказал он. — Остальное предоставьте моим заботам. А вам лучше вернуться в постель.
Что я с превеликим удовольствием и сделал.
Глава 5
Проснувшись утром, я увидел, что дождь прекратился, а ветер стих. Сквозь облака даже пытались робко пробиваться лучи зимнего солнца. Однако спустившись к завтраку, я обнаружил, что миссис Симмонс ходит на цыпочках и разговаривает шепотом. Хозяйка всем видом показывала, насколько глубоко осознает присутствие в своем доме покойника.
Сержант Биф прибыл около десяти часов, и выглядел он подавленным.
— Ну, и как дела? — спросил я, опустошив свою последнюю чашку чая и прикуривая сигарету.
— Я дозвонился до них, — сказал он, — но только получил лишние проблемы. В Скотленд-Ярде не считают этот случай из ряда вон выходящим. Мне приказано отследить все вчерашние перемещения молодого Роджерса и установить, кого он убил.
— Мне почему-то казалось, что такая реакция с их стороны вполне ожидаема, — признался я. — И вчера мне ваши действия представились несколько поспешными. Вы торопились с умозаключениями. В конце концов, убийство и произошло только вчера. Труп непременно должен обнаружиться. Не мог же Роджерс избавиться от него и не оставить следов… А если так, то вы узнаете о пропавшем человеке.
— Вероятно, ваша правда. По крайней мере, хотелось бы надеяться. Но вот только никуда не денешься от того, что мне не по душе во всем этом деле. Почему Роджерс не назвал имени убитого? Признался и сразу отравился. Он же мог легко и просто заявить: «Я прикончил такого-то», а не ограничиться признанием в убийстве, верно я говорю?
— Если речь идет о его родной тетке, то все можно понять. Ему было бы трудно заставить себя даже вымолвить такое.
— Что-то мне не слишком верится в убийство тети. И к тому же она должна приехать в 11.15, а потому я собираюсь на станцию посмотреть, появится ли миссис Роджерс в указанное время.
— Я пойду туда с вами, — сказал я.
А ведь не далее как прошлой ночью я твердо решил вернуться в Лондон, чтобы избежать любого участия в расследовании обещавшего стать гнетущим дела. Однако после того, как я уже невольно принял некоторое участие в событиях, что-то мешало мне теперь все бросить. К тому же взыграло любопытство.
Мы вышли из «Митры» и двинулись вдоль оживленных центральных улиц маленького городка. Сержант отвечал на приветствия прохожих с угрюмым видом. Его настроение явно оставляло желать лучшего. Должно быть, это печень, пришла мне мысль. Она, вероятно, обычно беспокоит его по утрам, а сегодня Биф вдобавок еще и не смог выспаться как следует. Я искоса посмотрел на него и заметил удрученное выражение лица, чуть налившиеся кровью глаза, уже основательно обсосанные кончики усов.
Маленький мистер Роджерс нетерпеливо сновал туда-сюда вдоль платформы. До прибытия поезда по расписанию оставалось еще не меньше десяти минут, а это значило, что он прибежал на станцию в несусветную рань. Мне он показался неряшливым и жалким, причем в своей озабоченности даже не заметил, как наступил в лужу у дальнего конца платформы. Нас он не видел, а сержант Биф намеренно решил уклониться от встречи с ним, и мы сразу направились в только что открывшийся станционный буфет.
— Что будете пить? — спросил меня сержант.
Но я только что позавтракал, а сам Биф с удовольствием выпил пива.
— Так-то лучше! — вздохнул он, поставив кружку на стойку.
Мы снова вышли на платформу и увидели приближавшийся поезд. К тому моменту, когда мы поравнялись с мистером Роджерсом, шум паровоза полностью поглотил невнятные звуки его пожеланий доброго утра. Но состав даже не остановился окончательно, а мы уже разглядели пухленькую, улыбавшуюся пожилую даму, махавшую ему платком из окна вагона третьего класса.
Ее муженек тут же рванулся вперед.
— Мадж! — воскликнул он, хотя супруга не успела даже выйти из вагона. — Где же ты была?
Она же вся раскраснелась и буквально сияла от радости, словно собиралась поделиться с ним какой-то приятной новостью.
— Разве ты не получил мою телеграмму?
— Получил, но все же… Всю ночь глаз не сомкнул… Чуть с ума не сошел от беспокойства. Ведь кое-что произошло. Нечто ужасное…
Миссис Роджерс уже стояла на платформе.
— В чем дело, Альф? — Улыбка пропала с ее лица. А когда муж не сразу ответил, спросила: — Что-то стряслось с Аланом?
Мистер Роджерс кивнул.
И чтобы избавить нас от необходимости присутствовать при сообщении ей печального известия, сержант Биф сделал шаг вперед и вмешался в разговор.
— Что ж, мистер Роджерс, — сказал он, — теперь, когда вы благополучно встретили свою жену, мне пора двигаться дальше. Говорил же вам, что она обязательно вернется, помните мои слова?
И мы удалились, предоставив Роджерсу наедине поделиться с женой трагической новостью.
— Я обязательно загляну к вам позже сегодня, — только и добавил Биф, обернувшись назад от будки билетного контролера.
После этого сержанту понадобилось вернуться к себе в участок. Он объяснил, что ему необходимо выполнить несколько рутинных обязанностей. Следовало подготовиться к допросам, добавил он, и прочитать поступившие к этому времени рапорты. И вообще, он не собирался приступать к «реальному расследованию» до послеобеденного времени, но не видел причин, мешавших мне присутствовать при снятии им показаний. Я поблагодарил сержанта за милостивое разрешение с чуть лукавой улыбкой. Мне была известна слабость, которую Биф питал к большим официальным блокнотам, и, как догадался, ему нравилось проводить свои столь тщательные дознания в присутствии хоть какой-то аудитории.
Таким образом, только после двух часов пополудни мы взялись за работу. Биф показал мне устрашающе длинный список людей, с кем собирался побеседовать.
— Всегда лучше загодя их всех переписать для памяти, — пояснил он. — Тогда точно никого не упустишь из вида. Помню случай, когда я расследовал всякую мелочовку в Суссексе. Там однажды украли велосипед, и только через одного парня, кого я напрочь забыл включить в такой вот список, я все выяснил. Лучшее подтверждение пользы моего метода, верно? А первой, с кем мы встретимся, будет Молли Катлер. Та особа, что вчера вечером заявилась в паб вся зареванная после того, как отравился Роджерс. Она живет с матерью вон в той стороне.
Дом был рассчитан на две семьи, но выглядел приятным и ухоженным. Небольшой квадратной формы аккуратный садик, чистые белые жалюзи на окнах. Сержант первым поднялся к двери и позвонил.
Мисс Катлер открыла нам сама. Она была очень бледна и казалась почти больной, хотя при этом сохраняла внешнее спокойствие.
— Добрый день, — сказала она. — Я ждала вас, сержант. Заходите.
Девушка провела нас в «главную залу», где в камине ярко пылали дрова, а со стульев явно только что сняли чехлы. Мгновение спустя в комнате появилась ее мать, седовласая, очень тщательно одетая особа, которая вела себя так, словно была вообще всем недовольна в этой жизни, но в особенности нашим приходом.
— Присаживайтесь, — холодно предложила хозяйка. — Я непременно должна присутствовать, пока вы будете задавать дочери интересующие вас вопросы.
Биф уже доставал блокнот, а потом в полном соответствии со своим обыкновением — с грубоватой откровенностью — перешел сразу к сути дела.
— Молодой Роджерс был вашим возлюбленным? — спросил он, обращаясь к Молли Катлер.
От меня не укрылось, как напряглась при этом мать, хотя ничего не сказала.
— Мы с ним обручились, — тихо ответила девушка.
— Тайная помолвка, — вставила матушка, — причем они даже не испросили моего согласия.
— Тайная помолвка, — повторил Биф, прилежно записывая каждое слово.
Когда же его карандаш справился с первой задачей, сержант поднял голову.
— Как долго вы состояли в близких отношениях? — задал он следующий вопрос.
— Мы обручились во время его предыдущей побывки. Два месяца тому назад.
— Вам известны лица, кого он ненавидел или сильно не любил?
— Нет. Алан вообще был не из тех, кто способен ненавидеть других людей.
— И никого, в чьем устранении со своего пути он мог быть заинтересован?
— Нет.
— Как я полагаю, здесь не могла быть замешана другая женщина?
Молли Катлер молчала, но тут уж ее матушка не удержалась и вмешалась в разговор от всей души. В ее голосе смешались с трудом сдерживаемая злоба и явно застарелая печаль.
— Как раз другая женщина здесь очень даже сильно замешана, — сообщила она. — И с ней этот мерзавец крутил любовь гораздо дольше и серьезнее, чем с моей дочерью.
Необходимость уделять время подробной записи делала любой допрос в исполнении Бифа предельно затянутым. Прошло не менее тридцати секунд, прежде чем сержант снова заговорил.
— Как ее зовут? — спросил он.
— Стелла Смайт, — ответила мать. — Он считал ее актрисой, а на самом деле она просто дрянь.
— Когда он в последний раз виделся с ней?
Ответ миссис Катлер на этот вопрос ограничился единственным словом, но она прошипела его, как ядовитая змея:
— Вчера!
— Вчера? Но откуда вы знаете? — поспешил спросить Биф, отставив всю свою солидность от возбуждения при столь важном открытии.
— Расскажи ему сама, Молли, — скомандовала пожилая леди.
Девушка заговорила монотонно, словно знала: ей придется все рассказать, хотя ее саму ничто больше не интересовало.
— Алан вовсе не обманывал меня по поводу этой женщины, — начала Молли. — Он познакомился с ней несколько лет назад в Лондоне. Но только однажды ездил с ней на уик-энд в Чопли… еще в позапрошлом году. А потом просто дал ей денег и оставил в Лондоне. Он знал, что поступает нехорошо, но ведь и она была… аморальной девицей. Он надеялся никогда больше с ней не встречаться. Даже ушел в то время со своего прежнего судна и стал работать в другом пароходстве. Она потеряла его след, как я думаю. Но затем, по всей видимости, узнала, на каком корабле он теперь служит, где живет, и однажды, когда Алан вернулся домой, обнаружил письмо от нее. Она заявляла, что снова приедет в Чопли, и если он не встретится с ней там, отправится в дом к его дяде и тете, чтобы устроить скандал. Он все мне рассказал как на духу и даже письмо показал.
Пока девушка говорила, я имел возможность рассмотреть ее и не мог не любоваться. Привлекательность Молли была той красотой, которая нередко встречается именно в молодых англичанках. Она не отличалась тем здоровым румянцем и пышностью форм, которые приводят в восхищение мужчин с юга Европы. Но в цвете ее лица присутствовали необычайная нежность и утонченность, большие глаза светились искренностью, а всем своим обликом она напрашивалась на сравнение с цветком. И я не сомневался, что Молли говорила чистейшую правду.
— Позапрошлым вечером, — продолжала она, — Алан показал мне письмо. Сказал, что поедет на следующий день, то есть вчера, увидится с ней и уладит все раз и навсегда. Этой женщине нужны только деньги, так он считал. Если ей их дать, можно быть уверенным — больше нам не о чем будет беспокоиться.
— Он к ней поехал? — спросил сержант Биф.
Девушка вскинула на него встревоженный взгляд.
— Этого я не знаю, — ответила она.
— А вы его с тех пор не видели?
— Только вчера ночью при известных вам обстоятельствах.
— Как же так?
— Мы, конечно, договорились о встрече в семь часов.
— Договорились встретиться? А почему он не мог просто приехать сюда?
Снова вмешалась миссис Катлер:
— Они все делали скрытно. Моя дочь прекрасно знала, что я не одобряю ее отношений с этим мужчиной.
— Ах да, тогда все понятно. И где же вы договорились встретиться в семь часов?
— Перед входом в кинотеатр.
Миссис Катлер при этом презрительно фыркнула, но дочь не обращала на нее внимания. Она казалась слишком гордой и к тому же чересчур глубоко опечаленной, чтобы реагировать на любые выпады матери.
— И он туда не явился?
— Нет.
— В таком случае как же получилось, что вы догадались поспешить в «Митру»?
Миссис Катлер изобразила крайнее возмущение.
— Ты пошла в «Митру»? Одна? Неужели это правда, Молли? Мне очень стыдно за тебя.
— Кто-то мне сказал, что Алан туда направился.
— Кто именно сказал вам об этом?
— Девушка, проходившая мимо. Флора Робинсон. Она видела, как Алан поехал туда от дядюшкиного магазина. А я… Я не могла ничего понять. Мне пришлось ждать его целый час вчера вечером. Я хотела немедленно увидеться с ним. Не собиралась заходить в паб, хотела только позвать его на улицу.
— Вот это могло бы быть с вашей стороны крайне неразумно, мисс, — заметил сержант Биф. — Мужчинам не нравится, когда женщины зовут их куда-то из подобных заведений…
Его рассуждения ледяным тоном прервала миссис Катлер:
— Не лучше ли вам будет ограничиться рассмотрением этого крайне прискорбного дела?
Биф словно опомнился.
— Разумеется, мэм, — согласился он. — Вам больше нечего добавить к своему рассказу, мисс Катлер? — спросил он затем.
Та покачала головой:
— Думаю, нечего. Хотя уверена: если Алан и убил человека, то это была самооборона, драка, в которую его втянули, или еще что-то в этом духе. Не в его характере подлое и трусливое нападение на ничего не подозревающую жертву. Хотя, разумеется, вы всегда его не любили, сержант…
— Он сам вам это сказал?
— Да. Он считал, что у вас на него зуб. С тех пор как вы в тот раз арестовали его.
— Он это заслужил.
— Возможно. Но он все равно считал вас своим врагом. Как-то даже говорил — хотя я не уверена в серьезности его слов, — что однажды поквитается с вами.
— Понятно. И кажется, это ему удалось. Задал задачку, решение которой может мне доставить большие неприятности. Но все же…
Мисс Катлер словно не слышала полицейского.
— Есть еще кое-что, — продолжала она. — Алан говорил, будто бы за ним следили.
— Следили? — резко выдохнул сержант.
— Да. Он не делился со мной подробностями, и я списала все на его буйную фантазию. Но он говорил о слежке…
— М-м-м, — протянул сержант, берясь за свою шляпу. — Забавно.
Потом сделал продолжительную паузу, глубоко задумавшись, и повторил:
— Это забавно.
Глава 6
Как ни странно, но сержанта вроде бы даже порадовало содержание беседы.
— Видимо, я был прав, — усмехнулся Биф, — а не они.
Слово «они» в устах Бифа неизменно обозначало начальство.
— Не такое уж простое дело, в конце концов. Да, нам известен убийца, признаю. Но ведь это далеко не все. Нужно теперь понять, а где же само убийство. Как говорится, приходится запрягать телегу впереди лошади.
Он быстро продвигался в сторону главной улицы Брэксэма — Хай-стрит. Мне заранее было неловко перед предстоявшим разговором с пожилой четой, поскольку беспардонная манера сержанта задавать вопросы могла причинить этим людям больше боли, чем он осознавал. Но ведь только с их помощью мы могли, вероятно, узнать получше «молодого Роджерса», получить информацию о его вчерашних передвижениях и хоть немного продвинуться вперед в расследовании.
Магазин оказался закрыт, и Биф громко постучал в дверь. Через несколько секунд Роджерс-старший уже стоял перед нами.
— Вы, это… Будьте помягче с миссис Роджерс, сержант, — прошептал он. — Жена все приняла очень близко к сердцу.
Биф кивнул, и мы втроем зашли в небольшую комнату, располагавшуюся позади магазина, где старая леди, выглядевшая такой счастливой еще утром на станции, сидела теперь у огня, сжимая смятый и почти насквозь мокрый носовой платок. Ее глаза опухли от слез.
— Мамочка просто обожала Алана, — сказал мистер Роджерс. — Она не может поверить, что мальчик сотворил такое. По крайней мере, не считает его способным на хладнокровное убийство.
Хозяйка повернулась к нам. Голос ее дрожал, но миссис Роджерс преисполнилась решимости выразить некую мысль, которую искренне считала очень важной.
— Если я каким-то образом сумею своими показаниями помочь вам все разъяснить, — сказала она, — то сделаю это с превеликой радостью. Не сомневаюсь, когда вы докопаетесь до истины, то поймете, что мальчик мог совершить нечто плохое только в целях самозащиты. Иначе и быть не могло.
— Ладно. Но для начала мне надо задать вам пару вопросов о вас самой, миссис Роджерс, — совершенно неожиданно для нее откликнулся сержант Биф. — Видите, вот здесь у меня записи, которые я сделал прошлым вечером, когда мистер Роджерс так тревожился из-за вас. Мне надо завершить их и дополнить историю. Как я понял, вчера вы поехали в Лондон, верно?
— Да. Поездом в 11.20.
— Вы взяли билет туда и обратно?
— Именно так.
— То есть собирались вернуться вчера же вечером?
— Да. Но в поезде я повстречала миссис Фэйрфакс…
— Фэйрфакс? — переспросил Биф. — Фамилия вроде как мне знакома. Она ведь здешняя, я прав?
— Нет, просто время от времени приезжает сюда вместе с мужем.
Биф принялся медленно выводить слова в блокноте.
— Речь о том джентльмене, что приезжает на рыбалку? А где они тут останавливаются?
— В отеле «Риверсайд прайвит», — ответила миссис Роджерс. — Ее муж часто наведывается сюда, хотя постоянно они живут в Лондоне.
— Ясно. И вы встретили миссис Фэйрфакс в поезде. Она была одна?
— Да. Муж решил задержаться на несколько дней. В поезде она вдруг предложила нам двоим доставить себе удовольствие и вечером сходить в театр, чтобы я потом осталась ночевать у них дома в Хаммерсмите. Сама не знаю, почему приняла приглашение. Но в тот момент, мне казалось, в нем не было ничего странного или необычного. Помню, она еще добавила, как редко нам, двум пожилым дамам, удается побыть вдвоем, без мужчин. Да и мне захотелось немного развеяться. Она сказала, что сначала мы посмотрим спектакль в «Палладиуме», а затем поужинаем в «Корнер-Хаусе». Меня такая перспектива приятно взволновала. Я только послала Альфу телеграмму, которую вы видели, и мы отправились развлекаться.
После необходимой ему новой паузы для аккуратной записи сержант Биф спросил:
— А для чего вам вообще понадобилось вчера в Лондон, миссис Роджерс?
— Потому что нам всегда нравилось…
Внезапно она отвернулась. Несколько мгновений неловкого молчания, а потом миссис Роджерс продолжила:
— Нам всегда нравилось делать Алану какой-то скромный подарок, когда он приезжал в увольнительную. Но на этот раз хотелось чего-то особенного. И я поехала за покупками. Я считала и считаю, что в местных магазинах выбор очень ограниченный.
— Понятно. Но почему, когда посылали телеграмму мистеру Роджерсу, не помянули, у кого конкретно останетесь на ночь? Фразы «заночую у Фэйрфаксов» и «заночую у друзей» стоили бы вам на почте примерно одинаково.
Миссис Роджерс ответила уже настолько спокойным голосом, что, как показалось, она могла бы даже улыбнуться при других обстоятельствах.
— Сказать по правде, у нас сложились такие немного странные отношения… Хотя это что-то вроде шутки между двумя семьями, но… мистеру Роджерсу никогда не нравился мистер Фэйрфакс. Мне показалось, миссис Фэйрфакс догадывалась об этом, и потому она предложила не упоминать фамилии. Сказала, если мистер Роджерс узнает, то может захотеть поговорить по этому поводу с мистером Фэйрфаксом, и ничего хорошего не выйдет.
— Хорошо. Спасибо, миссис Роджерс. Мы выяснили ваше вчерашнее местонахождение. — Биф закусил кончик уса. — Кстати, с чьей стороны Алан приходился вам племянником? С вашей или мистера Роджерса?
Пожилая леди бросила взгляд на мужа.
— Если уж вносить полную ясность, то он не был на самом деле родным племянником ни для кого из нас, — проговорила она. — Скорее приемным.
— То есть вообще не прямым родственником?
— Именно. В прямом родстве мы не состояли.
— И давно вы его приютили у себя?
— Лет семь назад. Расскажи им, Альф.
Она снова стала смотреть на огонь в камине, а ее супруг откашлялся, чтобы прочистить горло.
— Тут и рассказывать особенно нечего, — заговорил он. — Однажды, когда мы еще жили в Бромли, Алан зашел ко мне в магазин и попросил взять его на работу. Мамочки как раз не было дома. Я накормил его, а потом он задержался и побеседовал со мной. У него тогда дела шли совсем скверно — хуже некуда. Но паренек мне пришелся по душе. Понимаете, своих-то детей у нас никогда не было. А когда мама вернулась, он ей тоже приглянулся. И парень тогда остался пожить у нас на пару дней. А затем как-то так случилось, что с тех пор он стал часто заезжать к нам. Но, разумеется, прежде всего ему требовалась работа. И через какое-то время ему удалось вернуться к своему прежнему занятию. Его взяли стюардом на корабль.
— Какая же его настоящая фамилия?
— Мы об этом ничего не знали. А поскольку ему не нравилось рассказывать о той жизни, которую он вел до появления у нас, мы не особенно и стремились выяснять подробности. Он говорил только, что раньше тоже служил стюардом, а потом возникли какие-то проблемы. Алан словно притягивал к себе неприятности, знаете ли, хотя никогда ничего серьезного не случалось.
Карандаш Бифа скрупулезно фиксировал все на бумаге.
— А в этот приезд, — спросил он потом, — он не вел себя как-нибудь необычно?
— Нет. Мы ничего такого не заметили.
— Он получал письма?
— Только одно. Сказал, что от девушки. О, вот только еще добавил, будто бы считал отношения с ней законченными.
— Письмо уже дожидалось его, когда он приехал?
— Да.
— А других не было?
— Нет. Других мы не видели.
— Он не говорил ничего странного?
— Нет. Только и разговоров было что о его молодой подружке. Он обручился с Молли Катлер, если вы не в курсе.
— Да, знаю. А он не упоминал о том, что за ним будто бы следят?
— Следят? — удивился мистер Роджерс. — Нет. Об этом я ничего от него не слышал.
— Теперь по поводу его ухаживаний за мисс Катлер. Вы их одобряли или как?
Здесь сразу поспешила вмешаться миссис Роджерс:
— Конечно, одобряли. Она очень славная девушка. Мы только могли порадоваться. Скажу больше: его дядюшка даже хотел, чтобы они сразу поженились, верно, Альф? Мистер Роджерс так и сказал мальчику — если тот женится и не захочет больше выходить в море, то он поможет ему наладить свой бизнес. Но Алан и слышать не хотел об этом. Сказал, что и так уже слишком много получил от нас. Хотел скопить побольше собственных денег. В рейсах ему хорошо платили.
— Вы, стало быть, советовали ему бросить ту работу, мистер Роджерс?
— Да. Мне казалось, ему пора остепениться и осесть на месте.
— Ясно. Чем он занимался в первый после приезда день?
— По большей части возился со своим мотоциклом. Он почти полностью разбирает его на части в каждый свой приезд.
— Он с кем-нибудь встречался?
— Вечером ушел на свидание со своей невестой.
— А больше ни с кем?
— По крайней мере, нам ничего больше не известно.
— А вчера?
— Уехал отсюда на мотоцикле в десять часов утра.
— Сказал, куда?
— Нет. Он никогда не сообщал нам об этом. Вообще ему не нравилось, если мы начинали задавать слишком много вопросов о его передвижениях. Такой уж у него был нрав.
— Понятно. И когда вы увиделись с ним снова?
— Ну, я вам уже все рассказал. Хотите, чтобы я повторил рассказ в присутствии мамочки?
Сержант Биф пролистал свой блокнот на несколько страниц назад.
— Нет необходимости. Как вижу, у меня есть информация о подробностях его возвращения. Это было примерно в восемь часов, как вы сказали, я прав?
— Да, примерно в то время.
— А когда вы обычно закрываете свой магазин?
— Между шестью и половиной седьмого.
— Как и вчера?
— Да.
— Но после закрытия задерживаетесь дома?
— Вовсе нет. Заперев лавку, я всегда отправляюсь на прогулку. Дохожу каждый вечер аж до самого Мемориала.
— Понял. А в котором часу вы возвращаетесь?
— Бывает по-разному, но, как правило, уже после семи.
— У вашего племянника был свой ключ?
— Был.
— Значит, он имел возможность зайти в дом, а потом снова уехать, пока вы прогуливались?
— Наверное. Мне как-то в голову не приходило задумываться об этом.
— А когда он явился в восемь часов, то приехал на мотоцикле?
— Даже не припомню. Не обратил внимания. Сказать по правде, я как раз чуток задремал, когда он вошел.
— Вчера вы сказали, что на нем была мотоциклетная одежда, верно?
— Да.
— Но все же вы не слышали звука мотора мотоцикла?
— Уж точно в памяти у меня это не отложилось…
— В таком случае как же вы узнали, что он снова стоит в сарае на вашем заднем дворе?
— Констебль нашел его, когда прибыл ко мне вчера вечером.
— Что ж, спасибо, мистер Роджерс. А теперь я хотел бы осмотреть вещи Алана.
Миссис Роджерс с усталым видом поднялась на ноги.
— Я провожу вас наверх, — сказала она.
— Нет, мамочка, оставайся-ка ты лучше у огня, — возразил ей муж. — А с сержантом поднимусь я.
Миссис Роджерс покачала головой.
— Не хочу, чтобы кто-то трогал вещи Алана без моего присмотра, — сказала она и направилась к лестнице.
Спальня покойного располагалась в задней части небольшого дома как раз над той комнатой, где мы только что сидели. Холодная в этот февральский день, она выглядела неуютной, и воздух в ней оказался слегка спертым, как бывает в спальнях многих коттеджей. Там стояли железная кровать, туалетный столик с еще одной фотографией Молли Катлер и чемодан. Он сразу же привлек к себе внимание Бифа.
— Боюсь, мне придется заглянуть в него, — сказал сержант, открывая крышку.
Имущество молодого Роджерса было настолько заурядным, что на осмотр не потребовалось много времени. Костюмы, рубашки, прочие предметы гардероба, электрический фонарик, фотоаппарат, ботинки, письменные принадлежности (но никаких писем), щетки для волос и мундир корабельного стюарда.
— Он не слишком много привозил домой из заграничных плаваний, — отметил Биф.
— Наверное, из-за таможни, — предположила миссис Роджерс.
— На самом деле он не считал нужным что-то привозить, — уточнил ее муж. — Говорил, что любая вещь кажется ценнее в своей стране, чем за ее пределами.
— Осмелюсь предположить, — сказал Биф, — частенько так и получается.
Он задержался, чтобы еще раз окинуть комнату взглядом, и заметил висевшую на крючке рядом с дверью рабочую спецовку. Темно-синего цвета и, судя по виду, совершенно новую. Нигде ни пятнышка грязи или машинного масла.
— Отличная и очень чистая одежда для работы механика, — отметил сержант Биф.
— Да, совершенно чистая, — подтвердила миссис Роджерс. — Понимаете, он ни разу так ею и не воспользовался. Дядя купил ему эту спецовку в Клэйдауне примерно неделю назад, я не ошибаюсь, папочка? Вот только выбрал не тот размер. Мы еще посмеялись над ним, когда Алан приехал домой. Он хотел надеть спецовку, чтобы отлаживать свой мотоцикл, но не сумел в нее влезть.
Биф с минуту ощупывал ткань.
— Вот как, — только и сказал он, закончив.
Мы неспешно спустились вниз.
— Думаю, это все, о чем я пока хотел вас спросить, — подытожил сержант. — Виноват, пришлось задавать столько вопросов, когда вы оба в такой печали. Но никуда не денешься — с некоторыми делами лучше разобраться сразу. Не сомневаюсь, если вспомните еще нечто полезное для расследования, то дадите мне знать.
— Нам от всей души хотелось бы, чтобы все закончилось как можно скорее, сержант, — заверила его миссис Роджерс.
Хотя было совершенно очевидно: больше всего ей сейчас хотелось увидеть, как мы оба уходим. Поэтому я с большим облегчением заметил, что Биф направился к выходу. Признаться, эти полчаса оказались для меня одними из самых трудных, когда-либо проведенных в его обществе.
Глава 7
На Хай-стрит мальчишка предлагал свежие выпуски вечерних газет. У него было только две из трех, которые доставлялись в городок, и я купил по экземпляру каждой. Одного взгляда на первые полосы оказалось достаточно, чтобы я понял: дело превратится в более чем громкое.
Не помню, кому принадлежал ставший уже древним афоризм, считавшийся советом опытного редактора новичку-репортеру. Если собака кусает человека — это не новость. Новость, когда человек кусает собаку. Здесь мы столкнулись с типичным примером такого подхода. Обеим газетам, несомненно, уже бесконечно надоело описывать случаи, когда перед полицией вставала типичная проблема: выяснить, кто убил такого-то, а потому теперь журналисты смаковали подробности дела, где все перевернулось с ног на голову. Мне же, только что вышедшему из погруженного в траур дома Роджерсов, легковесный и шутовской тон репортажей представлялся пределом дурного вкуса.
