Глава восьмая. Диверсант
Однако в мае нападения на СССР не последовало. Неожиданно для всех в практически союзной Югославии вспыхнул офицерский мятеж, увенчавшийся успехом. Нацистское руководство сработало молниеносно: из состава южной войсковой группы были оперативно переброшены на Балканы несколько танковых и воздушных дивизий. Стремительное наступление вермахта по классической схеме «Блицкрига» (удар по аэродромам, рывок механизированных частей к столице противника) традиционно увенчался успехом. Всего за одиннадцать дней сильнейшее на Балканах государство было повержено.
Правда, бочку меда подпортила ложка дегтя: отмобилизованная армия югославов не была уничтожена в полевых сражениях. Правительство капитулировало, но солдаты-то уцелели, да еще и с оружием на руках. Так что на территории исторической Сербии быстро стало развиваться партизанское движение. В целом оно доставляло проблемы, но… не такие и важные, а главное, не способные повлиять на ситуацию в целом.
Тем не менее операцию по вторжению в СССР отложили практически на месяц…
…Нашу переброску через кордон наметили на 19 июня. В итоге из числа роты для уничтожения линий связи был выделен всего один взвод. Остальных «брандербуржцев» командование решило использовать для захвата мостов через Буг и диверсии в Бресте.
Оно-то и наш взвод использовало только потому, что «вспомогательных» агентов абвера для перекрытия всех линий связи на советской территории просто не хватило. Пограничники работали очень успешно, этот факт никак нельзя отрицать.
…На этот раз мы отправились на тот берег не «пустыми»: каждому выдали наган, снаряженный устройством «БРАМИТ», финку и две «лимонки». Совсем немного, но мы же диверсанты, а не штурмовое подразделение. Ударить из засады по небольшой группе или отбиться от пограничников сможем, а большего и не нужно.
Кроме того, каждый получил удостоверение сотрудников НКВД Западного Особого военного округа, в полосе которого нам предстояло действовать. Удивительно, но в этот раз переброска проходит успешно, и неожиданного появления погранцов в намеченное «окно» не состоялось. Конечно, могли нарваться на «секрет», но специально для этого в зоне ответственности погранзастав мы двигались предельно скрытно и осторожно. Первые метров 200 советской территории так вообще проползли по-пластунски.
Выдвижение к аэродрому проходит поэтапно. Первый день после марш-броска провели в заранее подготовленном схроне, где поменяли потрепанную гражданку и вдоволь наелись советской тушенки.
Следующей ночью прошли (скорее пробежали) второй участок пути, а на позицию выбрались ровно в полночь с 21-го на 22-е.
Сказать, что меня охватило волнение, – значит ничего не сказать. Сердце бешено колотилось в груди, но никаких сомнений на этот раз нет. Только предельный восторг: наконец-то началось!
Лицо Ильи Михайловича словно отражает мои чувства, оно и понятно: капитан ждал этого момента больше 20 лет! Но и для меня все наконец-то становится на свои места: фигура отца, провожающего нас с крымского берега, голодное и бедное детство в Марселе, рассказы матери… Я был лишен Отечества с самого детства, а теперь пришел час расплаты!
…Так что когда в районе двух часов к первой засаде подъехали связисты с аэродрома, я не колебался и не мучился угрызениями совести.
Их было всего двое, прибывших на мотоцикле, бойцов. Из вооружения две винтовки. Несмотря на то, что один из них внимательно исследовал с фонарем ближайшие кусты, нас он не обнаружил. Оно и понятно: камуфляж немецких спецподразделений, в который мы обмундировались во втором схроне, идеально скрывал нас в лесостепной зоне. Лежать часами не шевелясь мы научились во время снайперской подготовки, так что обнаружить нас ночью смогла бы разве что собака.
Второй боец надел на конечности «кошки» и стал ловко забираться по телефонному столбу. Другому связисту пришлось направить луч фонаря на место разрыва проводов. Он по-прежнему крепко сжимает «мосинку» в руках, но фактически совершенно беззащитен.
Момент идеальный. Мы заранее обговорили с капитаном цели, так что я выбрал себе хорошо освещенного связиста на столбе.
Бесшумно привстаю на одно колено. Ярко освещенную человеческую фигуру заслоняет окружность «БРАМИТа». На секунду прислушиваюсь к себе. Нет, никаких сомнений нет. Слышу тихое: «огонь».
Два еле слышных сухих щелчка практически не различимы в ночи. Только падает фонарь из рук мертвого связиста, только тело второго бойца безвольно обвисает на телефонном столбе – его удержала «кошка».
Быстро обыскиваем люльку мотоцикла. Пара банок тушенки (берем с собой), пара гранат РГД-33, несколько магазинов к винтовкам.
К слову сказать, пограничники и большинство бойцов полевых частей были вооружены не «мосинками», что было неприятным сюрпризом в том числе и для нашего руководства. Штатным оружием красноармейцев стала самозарядная винтовка, особенности и ТТХ которой нам по большому счету были неизвестны. Однако связисты относятся к некомбатантам, а потому нашими трофеями стали привычные трехлинейки.
Посовещавшись, мы приняли решение взять все оружие. Не так и сильно оно увеличит вес снаряжения. А вот мотоцикл, несмотря на сильное желание реквизировать, пришлось оставить. На дороге мы станем легкой и заметной мишенью, и любой пост, да даже просто двигающиеся по грунтовке красноармейцы вполне смогут нас задержать. Можно, конечно, ехать без фар, но шум мотора никуда не денешь. Да и путешествовать без света по ночной грунтовке – слишком рискованное занятие. Такое дело больше подходит начинающим самоубийцам.
Следующую точку мы достигли в 2.47. Быстро перерезали провода, заняли место в засаде. В принципе уже через пятнадцать минут последует артналет, а практически сразу за ним удар авиации. Так что продержаться нам осталось совсем не много, да и вряд ли кто за это время успеет сюда попасть.
Но я ошибся. Ровно через десять минут послышался шум моторов. Так-так. Впереди два мотоцикла, за ними полуторка. Первый мотоцикл с пулеметом… Да, ребята подготовились. Кабина грузовика полностью забита солдатами.
Неужели капитан решится на атаку? На противоположной стороне дороги из кустов один раз быстро мигнул фонарь. Вот ведь сорвиголова! Сигнал «к бою».
Вкручиваю запалы в гранаты, сейчас они – главный наш аргумент в бою. Несмотря на раннее время, уже светает, так что цели видно неплохо. Надо не забыть перевести время…
Небо наполнилось гулом моторов. В горле резко пересохло. Началось! Буквально через несколько секунд со стороны границы раздался мощный грохот, больше похожий на сильный гром, а земля содрогнулась от удара тяжелых артиллерийских снарядов.
Головной мотоцикл остановился, за ним встала куцая колонна. Красноармейцы не могут понять, а точнее, поверить в то, что сейчас происходит, рассеянно крутят головами, смотрят в небо… Это большая ошибка.
Мгновение – и под первую коляску закатывается РГД. Я плавно тяну спусковой крючок трофейной винтовки, но грохот выстрела удачно маскирует взрыв гранаты (капитан наверняка кинул ее с секундной задержкой). На лобовом стекле грузовика со стороны водителя вырастает крохотная дырочка, от которой (я себе это отчетливо представил) бегут трещинки.
Красноармейцы выпрыгивают из кузова машины. Один из них с пулеметом; бойцы тут же открывают беспорядочный огонь во все стороны.
Второй мотоцикл дает резкий газ, пытаясь развернуться. Но шок от нападения, от взрыва, уничтожившего головной дозор (граната изрешетила экипаж и подожгла бензобак), не прошел для водителя даром: он взял слишком широкий радиус. И стал легкой мишенью: с противоположной стороны отчетливо грохнул выстрел, мотоцикл тут же крутанулся на месте и перевернулся.
Вспышку засекают, и по позиции Ильи Михайловича открывает ураганную стрельбу все отделение. Вот эти ребята как раз с самозарядками, и плотность огня впечатляет. Чую, капитану приходится несладко, учитывая, что туда же бьют и пулемет, и единственный автомат.
Потерпи, Илья Михайлович… Бегу к запасной позиции, она располагается как раз напротив пулеметного расчета. Достаю РГД, поворачиваю предохранительную чеку до появления красного маркера на рукояти, встряхиваю… «Двадцать два, двадцать два», бросок!
РГД попадает точно к пулеметчикам. Бойцы вскакивают, но двухсекундная задержка при метании не дает им бежать: граната взрывается практически сразу, иссекая осколками обоих бойцов.
Часть красноармейцев разворачиваются и начинают палить в мою сторону. Ничего, позиция выбрана с расчетом на ответный огонь, меня прикрывает внушительный земляной гребень. Да и огонь они ведут «на ощупь», неприцельный. Лишь бы гранаты не метали.
Так, теперь «эфка». Секунда разжать усики и достать чеку, еще две держу ее за ребристую рубашку. Бросок!
На этот раз гранату я бросаю в воздух, там она и взрывается, накрыв расположившихся красноармейцев осколками сверху. Эффект шрапнели. Слышатся крики раненых.
Еще один взрыв в воздухе! Теперь ближе к группе, залегшей с противоположной стороны. Работает капитан.
Неожиданно заводится полуторка. Точно, рядом с водителем кто-то сидел, и этот кто-то машины не покидал. Грузовик дергается вперед, но очередной выстрел Ильи Михайловича обрывает его движение.
Ответный огонь ведут только трое-четверо уцелевших красноармейцев. Переползаю на третью огневую позицию. Уцелевшие ребята ожесточенно лупят в белый свет как в копеечку, но не бегут. Один из них наконец-то завозился с гранатой.
Поздно. Дистанция в буквальном смысле пистолетная, а бойцы четко обозначали себя стрельбой. Благодаря «БРАМИТу» наган работает бесшумно, и последние красноармейцы даже не успевают понять, откуда на этот раз пришла смерть…
Контроль делает капитан. Своевременно: как только я привстал, в мою сторону грохнул выстрел. Стрелок засуетился и промазал, но все могло бы кончиться очень печально, если бы Илья Михайлович сразу не среагировал.
На мою оплошность капитан только покачал головой.
Считаем павших. Один, два, три, четыре… Всего в кузове грузовика было одиннадцать человек. Рядом с водителем полуторки обнаруживается командир в звании лейтенанта связи. Вот он-то как раз проявил трусость, зато бойцы отделения дрались до последнего. И, несмотря на мощное вооружение, мы справились!
– Почему они не использовали гранаты? У многих ведь есть РГД.
Капитан, коротко мазнув меня взглядом, отвечает:
– У них не было навыка гранатометания. РГД – сложное оружие, и боевые учения в РККА с ним проводят редко, боятся жертв. И боятся оправданно. В мирное время происшествия на стрельбах имеют сильный резонанс, полковников запросто снимают с должности. Но зато в боевых действиях неумение пользоваться гранатой ведет еще к большим потерям. Хочешь мира, готовься к войне…
Пока мы считаем павших воинов, сердце вновь кольнула острая игла сожаления. В бою враг остается врагом, но сейчас на земле лежали 19-летние юнцы. В них нет ничего воинственного и опасного. И пускай я не сильно старше, но в угловатых фигурах, беспомощно раскинувших руки, я отчетливо узнавал чьих-то детей, которых еще надеются дождаться дома. И будут ждать, как когда-то меня ждала моя мама… Может, мне показалось, но на лицах всех бойцов застыло одно и то же выражение. Обида. Будто в последний миг каждый из них испытал острое огорчение за такой нелепый конец совершенно не прожитой жизни.
…К условной точке общего сбора мы прибыли к 7 часам утра. И путь по советской (пока еще) территории оказался довольно непростым: по всей приграничной зоне разгорелось напряженное сражение, что в небе, что на земле. Несмотря на внезапный и мощный удар артиллерии и авиации, пограничники и красноармейцы оказали ожесточенное сопротивление: тяжелый бой шел в Бресте и в крепости, попытки форсировать Буг южнее отбиты сильной контратакой пехоты и танков. Не сдаются и гарнизоны дотов укрепрайона.
В небе также, несмотря на внезапные удары по аэродромам, идут схватки не на жизнь, а на смерть. Уцелевшие советские летчики подняли оставшиеся машины и бросились мстить, уже не считаясь с потерями и собственной жизнью. И несмотря на численное превосходство асов Люфтваффе и совершенство немецких боевых машин, в воздухе горят не только «Сталинские соколы». Их отчаянная храбрость пусть и не может заменить боевого опыта и технического совершенства, но как минимум делает тяжелыми противниками.
…Наши диверсанты справились со своей задачей на отлично: мосты через Буг были захвачены без потерь и абсолютно целыми. Одетые в форму сотрудников НКВД бойцы «учебного батальона» смогли вплотную сблизиться с постами пограничников и пустили в ход ножи. После чего четыре крытых «ЗИСа» благополучно миновали Брест до того, как началась артподготовка.
Фактически мы выходим на «вольную охоту». После захвата мостов и уничтожения линий связи первой задачей подразделения становится дезорганизация тыла «красных».
… – Валькирия, Валькирия!
– Слушаю, Валькирия!
– Это Локи! В двенадцатом квадрате по грунтовке двигается к границе танковая колонна! Двадцать семь машин и грузовики с пехотой! Поддайте им с небес! Но будьте осторожнее, в паре грузовиков замечены зенитные пулеметы.
– «Валькирия», принял!
Группа диверсантов в тылу порой опаснее механизированного батальона. Мы двигаемся по проселочным дорогам, так как на шоссе очень легко можем попасть под удар своей же авиации. Можем и здесь попасть, но одинокая машина с рваным сверху тентом атакована не будет: зашитый узор разрыва старательно выучен нашими пилотами как распознавательный знак. Ночью, а на крайний случай и днем, мы также можем воспользоваться ракетницей.
По грунтовке навстречу нам вышел танковый батальон противника. Мы преспокойно уступили дорогу, посигналили. Попытавшихся было сунуться проверить одинокий «ЗИС» вовремя отпугнул командир группы, закамуфлированный в форму старшего лейтенанта госбезопасности. Ну а пока смекалистые танкисты, понявшие, что на грунтовке больше шансов прорваться без столкновения с пикировщиками, двигались навстречу противнику, маршрут их движения был передан в диспетчерский центр управления полетами. И все. У батальона уже нет никаких шансов нанести сильный организованный удар.
…Следующая остановка примерно в 17 километрах от границы. Нас привлек грохот выстрелов тяжелых орудий. Проехав на звук, мы выбрались к расположению артиллерийской батареи тяжелых гаубиц. Калибр я определил в 152 мм.
Командир батареи оказался толковым мужиком, грамотно замаскировавшим свои орудия. Кроме того, под каждую пушку сделали капонир. Смекалка и рукастость грамотного артиллериста заметны вообще во всем: в обустройстве стрелковых ячеек, расположенных так, что сектор обстрела из них позволяет обеспечить эффективную круговую оборону; в наспех вырытой, но надежно укрепленной шпалами в три наката землянки радистов; в том, что часть приданных пехотинцев старательно возводят капонир под боеприпасы. Если даже шальной снаряд или бомба к ним попадут, то взрыв получится направленным в сторону от личного состава и техники.
Все предусмотрел старый капитан, вышедший нам навстречу. Судя по возрасту, он вполне мог быть еще участником Империалистической (вот ведь, разученные шаблоны работают и здесь!). Все, кроме одного: диверсантов, переодетых в форму сотрудников НКВД и говорящих на русском.
Правда, и цель была, как мне показалось, нам не по зубам. Четыре тяжелых гаубичных орудия, к ним по девять человек расчета, взвод пехоты прикрытия со специально выделенным станковым «максимом» (рассмотрели, уже въехав на батарею), да плюс связисты, да плюс экипажи грузовиков и тягачей. Да это не меньше 70 человек против 12!
Самым разумным, как мне показалось, было бы решение навести авиацию на батарею. Но обер-лейтенант Вольф (старший лейтенант госбезопасности Волков) решил иначе.
Машина только затормозила, как командир группы обежал грузовик и запрыгнул на поручень кузова:
– Значит, так, Херман и Шульц (пулеметчики), остаетесь в машине. Как только начнется, открываете плотный огонь на уровень головы по копающимся в капонирах. Они оружие сложили в пирамиды, кто туда дернется, бейте. Ланге сейчас развернет грузовик.
Келер, Леманн – боевое охранение на западе, Хартманн и Краузе – на востоке. Келер, Вернер – на вас пулеметчики у дороги. Герр гауптман, вы с Мещеряковым сможете заткнуть «максим»?
– Так точно, герр обер-лейтенант.
– Отлично, я беру на себя командиров. Как только справитесь с первыми целями, сразу огонь по артиллеристам!
…Видимо, наш «волчонок» грезит подвигами и железным крестом, раз решил драться с пятикратно превосходящим врагом. Но шансы у этой авантюры действительно есть.
Все предельно собраны и сосредоточены. Одна ошибка – и нас просто задавят числом.
– Никита, работаем «эфками».
– Понял.
Группа расходится попарно к своим целям. Наш старшой четко подходит к капитану и, отдав воинское приветствие, докладывает:
– Товарищ капитан, старший лейтенант госбезопасности Волков! По приказу начальника штаба Четвертой армии полковника Сандалова вы отстраняетесь от командования батареей. Прошу вас сдать оружие, мой конвой выделен для вашей транспортировки.
Эффектный ход, построенный на психологии. После всех репрессий командного состава энкавэдэшников в армии боятся как огня. На человека менее крепкого такая новость могла бы подействовать просто ошеломляюще. Но капитан оказался крепким орешком.
– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, предъявите ваши документы и письменный приказ о моем отстранении.
Вольф демонстративно достает документы. К ним действительно не придерешься. Но все это лишь отвлекающий маневр. Пока внимание батареи привлечено к разворачивающемуся «аресту», каждая двойка подбирается к своей цели. Вперед меня выходит Илья Михайлович, и его крепкий торс загораживает от пулеметчиков мои руки. Я же незаметно достаю «эфку»…
– Товарищ старший лейтенант, возьмите ваши документы. Еще раз прошу вас представить мне письменный приказ.
Вольф на секунду словно бы потерялся.
– Ах черт… Планшет-то в машине. Лакомов (водитель подошел вплотную к командиру), ну-ка организуй документ!
Ланге от груди прошил короткой очередью заместителя командира батареи, стоявшего рядом с капитаном и хмуро косящегося на незваных гостей. Обер молниеносно воткнул спрятанный в рукаве клинок в живот капитана:
– Вот тебе и приказ!
Заполошный крик «диверсанты!» тонет в грохоте двух ручных ДП, выкашивающих стоящих у капониров пехотинцев.
«Наш» расчет хоть и пристально смотрел на нас, но открыть огонь пулеметчики не успели: как только раздались первые выстрелы, мы тут же упали на землю и я точно метнул «лимонку». С задержкой на этот раз не получилось, но красноармейцы разглядели «гостинец» и тут же бросились из окопа. Первый номер сразу получил пулю от капитана. Грохнул взрыв, перевернувший «максим». Еще два выстрела из трофейных самозарядок (подобрали на месте первой засады) – и все, с расчетом покончено.
Оставшиеся двойки сработали не менее эффективно. В течение всего нескольких секунд батарея была обезглавлена, а основная сила прикрытия – пулеметные расчеты – была уничтожена. Большинство бойцов пехотного взвода попали под удар наших пулеметов безоружными. Практически сразу погибло не менее 5 человек, остальные залегли. Бросившиеся к пирамидам из самозарядок солдаты попали под трассы ждущих такого шага пулеметчиков.
Но многочисленные артиллеристы сумели соорганизоваться и оказать отпор. Конечно, их трехлинейки были также уложены в пирамиды, и, пока бойцы бросились их разбирать, по ним тут же ударили из всех стволов. Но одних только артиллеристов было втрое больше, чем нас. Кроме того, Вольф был вынужден вести огонь из ТТ (командир с ППД в руках не на передовой мог вызвать некоторое подозрение).
Конечно, это неравная схватка. Неравная не в нашу сторону: мы превосходим противника в умении вести ближний бой. Артиллеристы заняли стационарную позицию, мы же все время перемещаемся, прикрывая друг друга огнем, атакуем со всех сторон. В нашем распоряжении отличное автоматическое оружие против одних лишь «мосинок».
Но и наше подразделение несет потери. Пуля, она, известно, дура, и Леманн с Ланге получают по свинцовому подарочку. Вернер, дав очередь по укрывшимся у капониров красноармейцам, повернулся к ним спиной. Ну а чего бояться деморализованных и безоружных бойцов? Цену своей ошибки он осознал в тот момент, когда уцелевший красноармеец сзади перерубил ему шею ударом саперной лопатки.
Смельчака тут же срезал Келер. Но на него бросились еще несколько бойцов. Он перебил их с помощью пулеметчиков, но непозволительно зазевался и стал отличной мишенью. Какой-то меткий артиллерист успешно воспользовался своим шансом.
Из землянки открыли огонь связисты. В горячке боя про них забыли, и это могло бы иметь просто катастрофические последствия. Но бойцы из них получились так себе: был ранен в руку только Вольф. Он же и расправился с обидчиками, запрыгнув на крышу (все-таки не полноценный дзот) и уже оттуда закатив гранату в проем. «Эфка» рванула мгновенно: ее как всегда бросили с задержкой.
За каждого нашего враг нес четырехкратные потери. Однако кто-то из уцелевших командиров, осознав бесперспективность перестрелки, решил использовать последний шанс.
– В АТАКУ!!!
Если бы они бросились на нас сразу, то могли бы победить. Но их число сократилось уже больше чем наполовину, а поднявшихся было пехотинцев вновь положили Херман и Шульц.
Мы перебили их в упор из автоматов и самозарядок. Правда, один артиллерист сумел добежать до меня. Но, уклонившись от удара прикладом, я молниеносно выхватил финку из голенища и всадил ее в бок красноармейцу.
Не повезло Хартманну и Краузе. Ядро группы артиллеристов бросилось на них, как самых ближних. Погибли все красноармейцы, но Краузе получил выстрел в упор, а Хартманну разбили голову прикладом.
Еще пара минут потребовалась нам на то, чтобы добить залегших пехотинцев. Они, понимая бессмысленность сопротивления, подняли руки. Но это не остановило нас, хотя даже сквозь горячку боя я почувствовал себя палачом. Очень неприятное чувство… Будто извалялся в дерьме.
Однако на этом наши потери не закончились. Когда Херман и Шульц отправились делать «контроль» артиллеристам, тяжелораненый лейтенант сумел все же вскинуть наган и дважды нажать на спуск. И прежде чем его тело изрешетила пулеметная очередь, вторая пуля нашла голову Шульца…
Отделение практически перестало существовать. Вернер, Краузе, Шульц убиты. Леманн, Келер, Хартманн тяжело ранены, Келер доходит. Ланге ранен в правое плечо, и ценность его как бойца стремится к нулю. В строю остаемся только мы с капитаном, Херман и раненный в левую руку Вольф.
…И все это из-за одного молодого мудака, решившего, что раз мы элитные диверсанты, то сможем силами одного отделения справиться практически с целой ротой. Ну нельзя на войне недооценивать противника!
Остается только отдать последние почести павшему капитану, воспитавшему из своих артиллеристов истинных воинов, сражавшихся до конца…
