Глава десятая. Истинный воин

Оставшиеся «бранденбуржцы» не смогли оказать мне достойного сопротивления. Да и в сознании был только Леманн.

Он так и не понял, что происходит.

…Я добил их. И вот на этот раз не почувствовал себя палачом.

Деревенские побоялись ко мне соваться, так что председателя я нашел сам.

– Михаил Александрович, все, что произошло, всем вам стоит забыть. Объясните людям ситуацию. Объясните, что переодетые диверсанты специально устраивают подобные акты зверства для того, чтобы население возненавидело Красную армию и советскую власть.

Но если немцы сюда докатятся, будет очень нехорошо, если они узнают о гибели у вас своей диверсионной группы. Это очень ценные специалисты. И реакция «гансов» будет непредсказуемой, а жалости, как вы уже заметили, они не знают.

Теперь что касается меня. Нужен провиант, много провианта из не скоропортящихся продуктов. Копченое сало, сушеные фрукты, вяленое мясо, крупа, много крупы. Водки побольше, самой крепкой, и любого средства для обработки ран. Организуете?

– Да, товарищ серж…

– Ничего. Вы все поняли. Просто каждый может ошибиться. Только свою ошибку я искуплю кровью. Немецкой кровью.

Председатель внимательно смотрит мне в лицо. Недоверия во взгляде нет, скорее поощрение… согласие.

– Хорошо, мы все сделаем.

…Канонада гремит по всему фронту и быстро приближается. Я еду ей навстречу, благо «ЗИС» не поврежден. План действий, с учетом наличных ресурсов, складывается сам собой.

У меня целая машина, набитая первоклассным оружием. Помимо 4 СВТ (теперь-то я точно знаю, как называется самозарядная винтовка Токарева), 6 ППД, двух ручных ДП-27, в наличии имеется снайперский вариант винтовки Мосина и два польских противотанковых ружья. Плюс целый ящик противотанковых гранат, два ящика мин, противотанковых и противопехотных. Достаточно и патронов. Топлива хватит еще километров на 40–50. Живем!

Мне бы людей со взвод, и можно нанести удар по механизированной колонне. Так что первоочередная задача вырисовывается сама собой: нужно найти бойцов.

Я снова выбрал грунтовку, проходящую сквозь лесной массив. На шоссе точно не протолкнуться, там все забито, да и ни к чему мне чужие глаза. Тем более отступающая армия скоро заполонит все дороги.

Как таковой линии фронта нет, район боевых действий сейчас напоминает «слоеный пирог»: организованно отступающие части «красных» преследуют ударные немецкие кулаки, за ними неотрывно наступают механизированные соединения, расширяющие прорыв. Одновременно с ними к своим прорываются красноармейцы разбитых подразделений. За ними неотрывно следуют полицейские батальоны нацистов.

Так что на лесной дороге можно встретить кого угодно: и немецкие танки, и советскую пехоту. Но мне везет: с панцерами, равно как и красноармейцами, я пока не встречаюсь.

Грохот канонады остается за спиной. Решив, что пора бы уже и остановиться, я удачно маскирую «ЗИС» в удобном распадке, а сам с «мосинкой» занимаю позицию у дороги.

Наверное, красноармейцы могли попасться мне и до того, но прятались в лесу, заслышав работу мотора. Такой вывод я делаю, наблюдая за грунтовкой через оптический прицел.

По дороге отступают, без преувеличения, десятки бойцов.

Многие ранены. Большинство в оборванной форме, дико уставшие – они еле держатся на ногах. Но эти люди не подходят мне не потому, что надорваны физически. Нет. Они сломлены морально.

Через прицел я вижу выражения их лиц. Они все как один: угрюмые, отчужденные, потухшие. Большинство солдат не имеют оружия. Те, кто имеет, прямо на моих глазах его выбрасывают, как бесполезную тяжесть: гранаты, обоймы с патронами, наконец, и винтовки.

Наверное, и я был таким, когда вышагивал под конвоем год назад. И возможно, из этих людей еще можно сделать бойцов. Но мне нужны другие. Мне нужны те, кто готов драться до последнего, несмотря ни на что. Как вчерашние артиллеристы.

Я провел в засаде три часа и уже отчаялся разглядеть тех, кто был мне нужен. Поток красноармейцев на дороге практически иссяк, ее уже два раза обстреливали возвращающиеся на аэродромы «мессершмиты». Так что моя грунтовка перестала быть относительно безопасным местом.

Но в тот момент, когда я уже решил разворачивать машину и гнать назад, мое внимание привлекли два красноармейца, осторожно двигающиеся по опушке леса. Что примечательно, они были не только вооружены самозарядками, но и внимательно оглядывали окрестности. Их лица были также угрюмыми, но в то же время ищущими, сосредоточенными – одним словом, не потерянными. И больше всего эти двое напоминали мне головной дозор.

Опыт меня не подвел. Метров в четырехстах за ними показалась основная группа. Куцая, конечно, всего 14 человек, причем из разных родов войск: тройка связистов, танкист с перевязанной головой и танковым ДП на плече, даже пара бойцов аэродромного обеспечения. Эти-то хоть откуда?

Но основу подразделения составляли пехотинцы, а вел его лейтенант, крепко сжимающий в руках ППД. Так-так. Кажется, мои клиенты.

… – Эй, бойцы!

Дозорные мгновенно развернулись ко мне, вскинув винтовки. Хоть на спуск не нажали, хотя пальцы наверняка дернулись! Вот ведь тоже, сейчас бы по своей глупости и погиб.

– Ну куда целитесь, придурки! Окуляры протрите, перед вами цельный сержант госбезопасности! Я бы если хотел, то вас, хорьков, одной очередью положил бы! Бегите к старшему и заворачивайте сюда.

– Товарищ сержант госбезопасности, покажите ваши документы!

– Да елки зеленые, что ж вы бдительные такие! Держи.

Боец внимательно ознакомился с удостоверением, кивнул и бросился к своим. Буквально через десять минут вся группа была в сборе.

Вперед вышел летеха, совсем еще юный парень:

– Лейтенант Фролов, командир сводной группы РККА.

– Сержант госбезопасности Мещеряков. Товарищи, буду краток. Для выполнения боевого задания мне нужны люди. Потому вашу группу я переподчиняю себе. Без возражений! (Лейтенант было дернулся вперед.)

У меня есть достаточное количество еды, медикаменты, а также необходимое оружие и боеприпасы. Так что все за мной, обедать будем.

– А откуда ты нарисовался, сержант? И что это за задание?

Вперед вышел танкист, тоже сержант. Крепкий и уверенный в себе парень. Судя по ранению и обожженной руке, повоевать уже успел и цену себе знает.

– Откуда я нарисовался, тебе знать не положено. А задача, товарищи, у нас одна. Бить врага везде, где мы его встретим. В этом заключается долг любого военнослужащего, правильно я говорю, товарищи?

Властно и в то же время проникновенно обвожу бойцов взглядом. Все без исключения красноармейцы кивают и нестройно отвечают: «да». Танкист смущенно отступает назад.

…Вырыв специальную ямку, на дне ее развожу небольшой костерок, на который мы сразу ставим варить пшенную кашу. В кашу добавляю вяленое мясо, на порезанный хлеб толстыми ломтями нарезаем сало. Все подарок деревенских. Навыки выживания в лесу, полученные в батальоне, не проходят даром, и мы обедаем без риска быть замеченными по дыму. Разве только по запаху – в воздухе разлился блаженный аромат костерка и мясного варева, на который голодным урчанием отозвались желудки бойцов.

Большинство красноармейцев нормально не ели со вчерашнего дня, так что горячий обед приходится как нельзя кстати. Самогон, правда, я пить запретил: в случае чего это практически единственное наше дезинфекционное средство и анестезия.

После еды обработка ран. Меняю бинты, выдавливаю гной, обеззараживаю разорванную осколками плоть.

Особое внимание привлекает танкист. Размотав марлю, я внимательно исследую его голову. Затем, прокалив на огне нож и щедро поливая водкой уже воспалившиеся ранки, аккуратно достаю мелкие осколки.

– Броней уделало?

– Так точно, товарищ сержант. Разбираетесь?

– В медицине или в танках?

– В танках.

– Немного. Видел, как немецкий экипаж посекло осколками после попадания в башню.

– А в каком танке?

– Да чешском, трофейном «тридцать пятом». У германских машин броня не такая хрупкая… А ты на чем воевал?

– Да у нас в 22-й тд одни Т-26 и были.

– Наводчик?

– Нет, механик-водитель.

– А остальной экипаж?

– Ай… погибли. Мы на окраине Бреста базировались. И куда смотрели… Военный городок оказался в пределах поражения немецкой гаубичной артиллерии. Расстреляли, как в тире. Командиры орут, мат, дети бегают – семьи комсостава здесь же ведь, с нами… Хоть и тревожно было, а семьи запретили эвакуировать: не наводите паники, у нас с Гитлером мир! Вот и домирились.

Тут танкист осекся. Ну конечно, я же представитель «особого ведомства», а за такие разговоры раньше могли бы и срок дать.

– Не тушуйся. Не сдам (улыбаюсь). Меня, кстати, Никитой зовут.

– Александр. Можно просто Саша.

Крепко жмем руки друг друга.

… – Ну вот, а эти твари, представляете, они ведь по домам комсостава тоже ударили! Нелюди! Но расчет в этом свой был: кто из командиров технику под огнем вывозит, а кто обезумевший от страха или горя бежит семью искать… Загорелся склад ГСМ, начали рваться боеприпасы… Взрывы, крики, огонь, плач, стоны… Помпеи.

Вот и моя «тэшка» под раздачу попала. Заряжающий с командиром насмерть, я даже не увидел, что случилось: удар, короткий вскрик и брызги крови сверху. А мне вот повезло…

У каждого бойца подобная история. Летуны ушли с уничтоженного аэродрома (слава богу, не моего), на котором практически все машины сожгли в первые минуты войны. Пытавшихся взлететь немецкие пилоты сбивали прямо на взлетной полосе, что в конечном итоге забило ее обломками и остовами сгоревших машин. Некоторое время спустя оставшиеся «ястребки» советские летчики просто не имели возможности поднять в воздух.

А вскоре после налета к аэродрому прорвались танки…

Связисты также попали под воздушный налет. Это были как раз те ребята, которых утром 22-го отправили восстанавливать связь. По описанию я понял, что атаковал их единственный «мессер», который решил погоняться за одинокой машиной. Как итог, из отделения уцелело всего трое бойцов, которые догадались не метаться по полю, а сразу залечь.

Пехотинцы успели принять свой первый бой в составе батальона, который вывели из Бреста в полевые лагеря на учения. Вывести вывели, а боеприпасами не снабдили. Так что когда на марше их перехватили немецкие пехотинцы, переправившиеся через Буг, бой продолжался всего минут 15… Но лейтенант молодец, сумел собрать хоть сколько-то уцелевших людей, организовать их, взбодрить и даже включить в группу случайно встреченных солдат других подразделений.

Я присмотрелся к нему. Да, первое впечатление обманчиво. Выглядит действительно как мальчишка, только вот глаза уже точно не детские. Чувствуется в нем и характер, и храбрость, и ум. Надежный парень.

А в целом я нашел тех, кого искал. Конечно, люди поражены, практически раздавлены той трагедией, что свалилась на них… Но практически не считается. Главное – они готовы продолжить борьбу. Правда, их вдвое меньше, чем я планировал, но если грамотно распоряжаться имеющимся личным составом и средствами… Горы не свернем, но проблемы немцам доставим. Ладно, пришла пора сказать свое слово:

– Товарищи военнослужащие Красной армии. Мы не на собрании, так что буду краток.

Пауза. Собираюсь с мыслями.

– Сейчас глупо искать виновных в том, что случилось. Сейчас, когда жестокий враг рвется вперед, от нас требуется одно – сделать все, что возможно, чтобы его остановить.

Мое подразделение столкнулось с немецкими диверсантами. При этом они говорили на русском и были одеты в форму моего ведомства, так что на их стороне был фактор внезапности. Погибли мои сослуживцы, но и диверсантов мы истребили. Задание, которое я получил, неактуально уже вторые сутки, связи с руководством у меня нет. Зато есть трофейная машина, набитая всевозможным вооружением. Его достаточно, чтобы организовать хорошую засаду и потрепать среднюю моторизованную группу. Задача, конечно, рискованная, но я буду использовать все возможности и не считаться ни с какими жертвами, чтобы остановить врага. Потому что он попирает мою родную землю.

Мне же нужны добровольцы. Кто не хочет присоединиться ко мне – тех не держу.

…Добровольцами вызвались все.

Орудовать на шоссе мы стали ближе к рассвету. Место, которое было выбрано мною как «голова» засады, представляет собой крутой поворот с растущими у самой дороги деревьями. Два довольно толстых тополя, симметрично растущих напротив друг друга, начали пилить связисты под предводительством танкиста – он немного смыслит в лесоповале.

Имеющиеся в наличии мины я лично установил с обеих сторон по обочинам дороги. Противотанковые чуть впереди, противопехотные соответственно сзади.

Для пулеметчиков и бронебойщиков мы вырыли по четыре полноценные ячейки каждому расчету, связанные ходами сообщений. Нечто подобное я оборудовал еще у Пингаррон в свою последнюю схватку. Окопы мы вырыли в посадках, в 300 метрах от дороги – заметить не заметишь, а дистанция для стрельбы вполне подходит.

Из 16 человек 10 выделяю под расчеты. Пулеметчиками становятся один из «летунов», хорошо знакомый с оружием, лейтенант, ну и конечно Саша Крылов (танкист). Два лучших стрелка (ребята из дозора) получают противотанковые ружья. Их первоначальная задача – хвост колонны. На 300 метров wz. 35 вполне могут взять 15 мм брони, то есть любую фрицевскую машину вплоть до «тройки». А уж повредить катки или порвать траки смогут даже «четверкам». Вторыми номерами становятся менее подготовленные солдаты.

Из оставшихся шести человек один ефрейтор со значком «ворошиловского стрелка» второй степени получает трехлинейку с оптикой – боец заканчивал специальные курсы и в своем подразделении числился снайпером, так что вопрос решился сам собой. Ну а пятеро оставшихся и я шестой – самые отчаянные парни. У каждого по ППД, три противотанковые гранаты и пять «лимонок». Экипируемся в немецкий камуфляж.

Засада, конечно, слабенькая, но что есть.

Уже с рассветом фрицы начинают свое движение. По дороге проносятся пара разведывательных «хорьхов», за ними более степенно проследовал взвод мотоциклистов. Засаду они не обнаружили.

Доступная цель показалась в районе шести утра. На восток следует крепкая моторизованная колонна. За парой мотоциклов в авангарде идет Pz-II, за ним «ганомаг» со счетверенной зениткой «Flak 38». Очень опасная машина. Головную группу замыкает «ганомаг» с десантом.

В колонне девять грузовиков (большинство наверняка с пехотой и один-два с боеприпасами) и два бензовоза. В хвосте еще четыре бронетранспортера, тянущих на прицепах легкие противотанковые пушки. Замыкает группу Pz-I. Интересно, мои держатся, не струсили?

Свой «ударный» отряд я сосредотачиваю у «головы» засады. Двое бойцов должны вовремя перерезать туго натянутые веревки, держащие подрубленные тополи от падения. Танкист молодец, с дороги надруб не заметишь.

Для себя я выбрал бронетранспортер с зениткой (она способна за минуту выбить всех нас), двум воинам поставил задачу на «двойку», оставшийся определился с замыкающим «ганомагом».

Последние секунды кажутся вечностью. Я уже различаю лица десантников в третьем «ганомаге», уже явственно чувствую, как дрожит земля под танком, и слышу запах бензина. Вот, еще чуть-чуть, и головная машина поравняется с засадой…

Условный сигнал рукой. Давай!

Мы чуть не опоздали, деревья срубленными великанами падают на дорогу прямо перед «двойкой». Машина тормозит, но следующий за ней бронетранспортер с зениткой тут же сворачивает в сторону, а экипаж мгновенно опускает стволы «флак-системы». Поздно!

РПГ взлетает в воздух и приземляется на щиток орудия. Взрыв! Отчаянные людские крики убеждают меня в том, что я не зря рисковал, подползя на пять метров к обочине. Выручил камуфляж.

Щиток орудия сильно погнуло, покореженные стволы зенитки больше не представляют опасности. Экипаж поломанными куклами и кусками разбросан сзади и сбоку машины.

Одна граната рванула рядом с «двойкой», не нанеся ей никакого ущерба. Танк мгновенно развернулся на месте, открыв огонь жуткими 20-мм снарядами по открывшейся цели, на куски разорвав незадачливого гранатометчика. Зато второй воин, оставшийся с противоположной стороны, бросился к панцеру и, прежде чем его прошили пулеметные очереди «ганомага» и кормового пулемета танка, забросил свою РПГ на моторный отсек. Бахнуло крепко, «двойку» мгновенно охватило пламя.

Замыкающий боец тоже не добросил гранату. Она рванула чуть сзади машины. В ответ десант открыл ужасающе плотный огонь из пистолетов-пулеметов.

Привстаю на одно колено, мгновенно беру цель. Первая короткая очередь – и падает на пол десантного отсека пулеметчик. Вторая, третья – и огонь с «ганомага» становится слабее: потеряв еще одного бойца, немцы прячутся за бортами.

Быстро достаю «эфку», мгновенно разжимаю усики, вырываю кольцо… Но в этот момент оживает бронетранспортер с зениткой. Во время взрыва мехвода, должно быть, контузило, и он остановил свой «ганомаг». Но теперь, разглядев врага, он дал полный газ в надежде раздавить противника.

Я еле успел неприцельно бросить гранату и прыгнуть в сторону. «Ганомаг» протаранил несколько деревьев и остановился только через десяток метров. Стал сдавать назад, но этот шаг оказался ошибкой: боец, который резал веревки, включился в бой. Он довольно метко бросил свою РПГ, которая попала практически под корму машины. А немец как раз заехал на нее корпусом…

Мотопехотинцы с уцелевшего бронетранспортера все же сумели десантироваться и открыли довольно плотный огонь. Бью в ответ длинной очередью (благо диска хватает), «гансы» залегают. Двумя прицельными вывожу из строя ближнего противника.

В ответ летят «колотушки», штуки три. Спина леденеет от смертного ужаса.

– Прикрой!

Соратник прижимает противника двумя хорошими очередями, я же в это время успеваю тремя перекатами переместиться подальше от гранат. У «М24» долгое время горения запала, так что у меня было в запасе целых шесть секунд. В бою это большой срок.

Ужасающий мощи взрыв и столь яркая вспышка пламени, что я на секунду ослеп – они заглушили взрыв «колотушек» и отвлекли внимание гренадеров. И, слава богу, вовремя – ослепших, они могли взять нас очень легко.

Оставшаяся часть засады действует гораздо более успешно: на ее стороне удачное расположение и отличная фортификация позиций. Красноармейцы достали оба бензовоза – те и полыхнули, поглотив в огне ближайший бронетранспортер с десантом и орудием и два грузовика. Немцы, высыпавшие из машин до того и занявшие оборону по обочинам, теперь бегут к лесу живыми факелами, оглашая поле боя дикими, нечеловеческими криками. Они стихают, только когда пламя сжигает легкие несчастных.

Это переломный момент схватки. С начала боя прошло всего ничего времени, но немцы несут огромные потери. Как я и рассчитывал, оказавшись под обстрелом, многие водители попытались развернуться, съехать с дороги. И хотя мин не хватило перекрыть шоссе на длину всей колонны, практически все грузовики с пехотой, попытавшиеся сманеврировать, подорвались на противотанковых «сюрпризах». Для десанта это имело катастрофическое последствие.

Остальные пехотинцы, покинувшие грузовые «Опели» и попробовавшие рассосредоточиться в поле, столкнулись с противопехотными минами. Потеряв десяток человек, «гансы» кучно сгруппировались у машин – что весьма облегчило задачу моих пулеметчиков.

У врага был шанс прорваться вперед по дороге – хотя бы пехотой. Но после взрыва и чудовищной гибели сослуживцев противник просто сломался.

…На этот раз я добросил «эфку» до «гансов», бабахнувшую в воздухе и осыпавшую пехотинцев градом осколков. Послышались очередные крики боли и стоны.

Буквально в этот же момент с противоположной стороны дороги в упор по головной группе ударил еще один ППД. Отвоевалось еще как минимум два фрица. Оставшихся мы закидали гранатами, под дернувшийся назад «ганомаг» удачно закатили сразу две РПГ.

Немцы начинают перемещаться по дороге к хвосту колонны. Бросаться вдогонку втроем нет никакого смысла, но прицельными очередями мы сокращаем число врагов. Сквозь грохот боя мой слух вычленяет сухие выстрелы «трехлинейки» – работает наш снайпер.

Однако дела моих бойцов ухудшаются: два бронетранспортера и часть десанта под их прикрытием бросаются в контратаку. На этой группе сосредотачивает огонь вся засада, что позволяет уцелевшим фрицам открыть более плотный ответный огонь с дороги. Они уже поняли, что в той части шоссе мин нет, а среди офицеров нашелся достойный командир, организовавший контрудар.

Мою группу также не обходят вниманием: по нам начинают бить сразу два машингевера. Приходится залечь и поменять позицию.

Задымил и встал один «ганомаг», однако второй на полном газу рванул к ячейкам бронебойщиков. Наступающая за ним пехота также довольно близко подобралась к окопам: немцы оправились от потрясения и теперь подтверждают авторитет завоевателей Европы. А моих бойцов раз-два и обчелся. Пора.

Желтый сигнал ракетницей: все отступаем!

… – Вы-то наверняка не видели, что происходит в хвосте, ну а мы, собственно, не могли разобрать подробностей головной схватки.

Только машины остановились, как бронебойщики сразу всадили по паре патронов в «единичку», а мы двумя пулеметами ударили по машинам, на уровень сидящего человека. Ух, что началось! Дерево разлеталось вперемешку с кровавыми брызгами, «Опели» сразу стали дергать с дороги и взрываться. Крепко им досталось!

Панцер быстро загорелся. А вот с бронетранспортеров посыпал десант, начали спешно разворачивать орудия в нашу сторону. Вот тут-то я похолодел… Но Сашка-танкист молодец, вовремя вступил, сзади хорошо приложился, разом уполовинив расчеты.

А Виталий с Сергеем из польских-то ПТР уделали бензовозы! Ох, как полыхнуло – мама дорогая, думал – ослеп! Один бронетранспортер взорвался, второй загорелся. Вот только последние два рванули прямо на Виталькин окоп.

Да… Они на пару с Сергеем и связистами отстреливались, как могли. Зажгли еще одну «коробочку». Но последний «ганомаг» докатил все-таки до Виталика, как раз тогда, когда ты ракету желтую дал… Не вырвались наши парни. Пытались мы им помочь, но тут уж и с дороги так стрелять начали, что головы не высунешь, а с поля добавили прорвавшиеся. Пришлось уходить…

Лейтенант Фролов Евгений сильно волнуется, повествуя о той части боя, которую фактически вел он. Его волнение мне понятно – самого горячка боя не отпускает. Да и потери… Они есть всегда, и я как-то привык к тому, что гибнут те, с кем идешь в бой. О собственной смерти не думаю. Страшно, конечно, но ведь на все Божья воля. Если мне выжить – выживу, если погибнуть – умру, а отравлять жизнь тяжелыми мыслями как-то не хочется.

А вот для командира, который второй раз принимает бой и теряет подчиненных, – для него каждая потеря «своя». Именно себя он винит в первую очередь в том, что не все люди вышли из схватки.

Помимо не успевшего вырваться расчета ПТР, погиб снайпер и второй номер Сашки-танкиста. Есть раненые, один серьезно.

Снайпер погиб по собственной глупости, несмотря на то, что я предупреждал его не вести слишком частую стрельбу. За бой он вполне мог выбить с десяток фрицев, но, стреляя слишком часто, раскрыл позицию и стал легкой мишенью пулеметчиков.

А расчет танкиста был ближе всех расположен к дороге, что объясняется отличием конструкции танкового ДП – более короткого, сильно задирающего ствол при стрельбе. Поэтому Сашка должен был включиться в бой только тогда, когда покажется достойная цель; при этом его позиция была расположена с противоположной стороны дороги. То есть, когда ударили первые два расчета, немцы повернулись к ним лицом, подставив танкисту спины. Чем он успешно и воспользовался, выкосив расчеты орудий.

Но близость к дороге сыграла злую шутку, когда немцы сосредоточили на его ячейках плотный огонь…

Итого семь погибших и один недееспособный (ранение в плечо). Правда, с немецкой стороны по всем прикидкам выходило не меньше сотни убитых, так что удар получился крепкий. И ведь это не считая потерь транспорта и боевых машин! Вряд ли в колонне остался хоть один неповрежденный «Опель». Из боевой техники уничтожено два панцера и пять бронетранспортеров, один из них – довольно редкая зенитная модификация. Плюс одно орудие. Батальон Фролова в бою уничтожал гораздо меньше «гансов», чем мы.

…Нам приходится ждать ночи. Мой «ЗИС» был отличным камуфляжем в советском тылу, но теперь мы находимся в немецком. Любой пост (а немцы делают довольно крепкие узлы обороны на каждом разъезде и удобной высоте) обстреляет нас, прежде чем я попытаюсь назвать пароль. По шоссе нам вообще путь заказан.

Канонада отдаляется все дальше на восток, и лица моих ребят на глазах чернеют. Надрывно стонет раненый, облегчение которому приносит разве что очередная кружка самогона. Я осмотрел пулевое отверстие: туда затолкало куски грязной гимнастерки и какой-то мусор, в кровавом месиве застряли осколки костей. Я, конечно, попробовал достать все лишнее, но чистка ран – не мой уровень. В итоге плечо быстро воспалилось, и солдат провалился в бредовое состояние. Его бы эвакуировать – да только куда? Раньше ночи двигаться не сможем.

…Но и ночная дорога – не фунт изюма. Попробовал ехать с незажженными фарами. Не удалось развить скорости и в десять километров в час. Плюнув на все, вначале включил свет (все равно мотор так и так слышно), а потом съехал на шоссе (закончилась грунтовка). Немцы по ночам особо не путешествуют, хотя посты никто не отменял.

Восток еле алел, и канонада доносилась совсем уже глухо. Возможно, стоило бросить машину и двигаться днем. Хотя, с другой стороны, два часа езды на «ЗИСе» покрыли весь наш дневной переход. Но что хуже всего, стало кончаться топливо.

Именно по этой причине мы остановились на шоссе в месте, где под воздушный удар попала советская моторизованная колонна. Случилось это, судя по всему, вчера: трупы начали крепко вонять на жаре.

Немцы прошли этот участок, просто спихнув на обочину покореженную технику. Но было заметно, что их трофейные команды здесь еще не работали. Потому я дал команду своим бойцам исследовать разбитые машины на наличие топлива.

…Были или нет здесь трофейные команды, но, видимо, местные жители (а может, и отступающие красноармейцы) хорошо поорудовали на месте побоища. Все топливо было аккуратно слито. Помимо этого, подсумки красноармейцев оказались вывернуты, так что ни боеприпасов, ни медикаментов, ни харчей мы не нашли.

Раздраженный из-за потерянного впустую времени, я уже был готов отдать команду на движение, но тут ко мне подошел Сашка-танкист:

– Командир, там у дороги стоит «тэшка» практически целая, только гусеницы сорвало да броня башенная пробита. Но пушка исправна, снарядов в боеукладке полный комплект, прицельные приспособления целы. Рядом стоит еще одна Т-26, но та сгорела. Зато траки целые, можно поменять!

– И что предлагаешь? Починить танк и дальше двигаться на нем? Так топлива все равно нет.

Танкист смутился. Было видно, что воевать на боевой машине ему гораздо комфортней, чем простым пехотинцем, и шанс упускать он не хочет.

Но ведь с другой стороны… Цельный боевой танк. Опять же орудие… Мысль о сильной 45-мм пушке, крошившей немцев еще в Испании, меня зацепила.

– Ну, пошли, покажешь свою находку!

Танк действительно практически цел. Только внутри крепко пахнет запекшейся кровью, но трупов нет – иначе находиться в машине было бы просто невозможно. Судя по всему, во время налета экипаж погнал танк к лесу, но попал под очередь авиационных 20-мм орудий. Такими, к примеру, были вооружены «мессершмиты». Очереди автоматической пушки порвали гусеницы и пробили крышку башни. Наверняка кого-то убило. Экипаж эвакуировался, возможно, танкисты же забрали и пулемет, но танк почему-то не взорвали. Может, он дымил… Один из снарядов, кстати, попал в боеукладку, но танкистам (и нам) удивительно повезло: был поврежден бронебойный снаряд, в начинке которого не слишком много пороха.

Вот, кстати, и ответ: экипаж бросил машину в уверенности, что боеукладка сдетонирует, но порох в снаряде выгорел без взрыва. А потом, возможно, экипаж уже не смог вернуться к машине.

Пушка же действительно цела. Припав к панораме, я понял, что уйти отсюда уже не смогу…

По-моему, это знак свыше. Дорога на этом участке делает изгиб, и в верхней точке получившейся дуги находился танк. Таким образом, из него можно контролировать хороший кусок шоссе и вести фланкирующий огонь! Это стало определяющим фактором в принятом мною решении устроить здесь еще одну засаду.

Собрав своих, я коротко объяснил задачи. Лейтенант, впрочем, было дело, начал возмущаться:

– Да у Максима жар сильный! Если его сейчас не эвакуировать…

– Женя! Отставить сопли! Максим красноармеец, и да, я понимаю, что шансов у него мало. Но это война, мы так или иначе будем терять людей! Сколько твой батальон потерял, столкнувшись с «гансами»? А сколько врагов уничтожил? А скольких уничтожили мы и скольких потеряли? Семь за сто. Я на такой размен готов. А здесь мы сможем ударить еще раз, и ударить крепко! Все, отставить разговоры.

После лейтенант подошел ко мне еще раз:

– Товарищ сержант госбезопасности… рядовой Газаров в бою меня спас, с ног сбил, бросившись под очередь. Он меня своим телом закрыл, вы понимаете?

– Да понимаю я все, товарищ лейтенант, понимаю. Думаешь, я не терял боевых друзей? Только все мы под… на земле ходим. Но ты пойми, у нас вариантов нет. К своим мы если выберемся, то нескоро. Топлива практически не осталось, а немец вперед рвется с какой скоростью! Зато здесь у нас есть шанс их… замедлить. И я думаю, если бы Максим был в сознании, он бы поддержал мой выбор. Потому что он – советский воин, защищающий свою землю. В том числе и ценой своей жизни, Женя. Пора бы этот урок уже усвоить.

…До рассвета оставалась еще куча дел, которые пришлось выполнять в авральном режиме. Очень долго меняли траки, занятие оказалось не из легких. Все потные, в мыле, работаем на износ – время жмет, рассвет скоро. При том гремим на всю округу. Но вроде как обошлось.

С помощью «ЗИС» отбуксировали остов погибшей Т-26. У «тэшки» от взрыва сорвало с погон башню, но сохранившаяся часть танка отлично закрыла нашу машину – так, что теперь с дороги корпус моего танка полностью защищен. Торчит только башня.

Грузовик мы загнали в лес и замаскировали, а оставшееся топливо слили и заправили им танк. Конечно, оно не очень подходит для «тэшки», но завестись и сманеврировать в бою сумеем, а большего и не нужно.

Один пулеметный расчет я разместил в своем тылу на взгорке: оттуда бойцы смогут отсечь от танка вражескую пехоту. Второй расчет и бойцов с ПТР расположил на гребне в посадках с противоположной стороны дороги. Их задача ударить в тыл отвлекшихся на меня немцев: попробуем еще раз повторить рисунок прошлого боя.

Раненого пришлось оставить одного, но тут уж ничего не поделаешь: свободных людей у меня нет. Сашка-танкист занял родное место механика-водителя, его ДТ мы установили в спарку с пушкой. Заряжающим я взял смышленого авиационного оружейника, хорошо показавшего себя в прошлом бою. Его зовут Виктором. Своего нового помощника я заставил накрепко освоить новые обязанности. Вроде как справляется.

Правда, по штатному расписанию экипажа командир как раз и исполняет роль заряжающего, но наводку орудия я никому не доверю.

Последний мой сюрприз для немцев – это фугас на дороге. Во время налета часть бомб ударили по шоссе, оставив хорошие воронки. Одна из них практически ровно посередине пути. Хозяйственные немцы, естественно, закидали ее асфальтным крошевом, щебнем и землей, но разворошить яму оказалось несложно.

Три осколочно-фугасных снаряда, четыре противотанковые гранаты, остатки бензина в канистре (литра на 1,5) – все пошло в ход. Ох, зря немцы научили меня минному делу! Теперь вам это аукнется!

Фугас заложен так, что под легким транспортом он не взорвется, даже под грузовиком, не говоря уже о мотоцикле. Так что его клиент – это как минимум бронетранспортер.

Главный плюс моей второй засады – немцы давно уже считают это место безопасным, не будут присматриваться. За что мы их и накажем…

…Вторая ночь практически без сна. Последний час перед рассветом оставляю дежурить Сашку, я заранее дал ему немного отдохнуть. Несмотря на волнение, только закрыл глаза – и тут же танкист трясет меня за плечо:

– Едут!!!

Быстро мотая головой, приникаю к прицелу. Во как! На улице уже вовсю рассвело, – значит пару часов я урвал. Хорошо.

Двигающаяся по шоссе колонна представляет собой «кампфгруппу», ударный отряд. Впереди два мотоцикла разведки и легкий разведывательный «Хорьх», за ними сразу четыре «тройки» и столько же «ганомагов» с буксируемыми противотанковыми «Pak-37». Колонну замыкает бронетранспортер с зениткой и еще один «Хорьх» с 20-мм пушкой.

Взвод мотопехоты и взвод танков с противотанковой и зенитной поддержкой, плюс разведка – таким отрядом хорошо занять оборону в небольшом населенном пункте, а можно и крепко ударить. Противник достойный, даже более чем.

Мотоциклы быстро пролетают вперед. С замиранием сердца я смотрю, как фугас минует и броневик – я не был уверен, что тот под ним не взорвется. Но умница водитель «хорьха» поберег резиновые шины и объехал свежезасыпанную воронку. Теперь панцеры…

Аккуратно навожу орудие на место, где по моим расчетам должен оказаться замыкающий танк. Так, получается… «Гансы» вроде как ничего не замечают. Теперь дело за фугасом…

Водитель панцера не побоялся проехать по наспех засыпанному месту. И это стало его последней ошибкой: мощный взрыв оглушительно ударил под кормой головной тройки, и в тот же миг грохнула моя пушка!

45-мм болванка легко вспорола бортовую броню башни с пистолетной дистанции. Попадание в боеукладку: панцер будто раскрывается огненным цветком, башню срывает с погон и подбрасывает вверх на десяток метров!

Разгорается головной танк, а остальные экипажи еще не успели даже понять, что происходит! Зато быстро сориентировались пехотинцы, натренированно покидая десантные отсеки «ганомагов» и рассыпаясь у дороги. Обе замыкающие машины, довольно опасные для меня своими скорострельными пушками, также быстро разворачиваются. Ох, сейчас будет жарко!

Лишние пять секунд я трачу, чтобы дать своим бойцам условный сигнал: красную ракету. По логике вещей им бы сейчас и ударить по замыкающим «коробочкам»…

Вот только пять секунд в бою – непростительно долгий срок: панцеры успевают синхронно развернуться и тут же открывают огонь.

Мощный удар сотрясает башню: одна из бронебойных болванок вскользь задевает броню. Второй снаряд попадает в остов сгоревшей Т-26, но погибший танк гасит удар.

Сашка понимает танковый бой лучше меня: он дает задний ход и разворачивает машину. Следующий залп панцеров приходится мимо цели.

– Остановка!

Крик в ПТУ гасит рев двигателя и залпы пушек. Но вместо самоубийственной остановки мой мехвод бросает танк вперед. Очередной выстрел панцеров не находит цели, а вот я ловлю в перекрестье прицела угловатый силуэт «тройки».

С силой давлю ногой на плечо Сашки. «Тэшка» резко тормозит. Выстрел.

От чудовищного удара меня бросает вперед, лицом на панораму. Острая боль в разбитой переносице на секунду оглушает.

– Каток разбили, бегом из машины!!!

Мы выстрелили с немцем синхронно. Экипаж панцера попал по ходовой, задели же мы их или нет, я уже не успел увидеть. Интуиция подсказала, что надо послушать танкиста и покинуть машину как можно быстрее.

Первым через башенный люк полез Виктор. Близкий рокот машингеверов – и через секунду заряжающий провалился обратно с разорванной пулеметными очередями грудью.

Удар! Я жестко падаю на пол, отбив плечо. Боевое отделение заполняет густой дым: танк горит. На долю секунды меня охватывает паника.

По щекам бегут предательские слезы. Конец близок, а умирать так не хочется… Я просто не верю, что это конец.

Но умирать никому не хочется, а я слишком много зла сделал, чтобы иметь право на жалость к себе. Потому, сцепив зубы и подавив всхлипы, заряжаю пушку бронебойным и вновь приникаю к панораме.

Панцер мы все-таки достали: вражеский танк густо чадит, а люки (кроме люка мехвода, рядом с которым зияет отверстие от моего снаряда) открыты. Последняя «тройка» ревет левее.

Грохнул взрыв РПГ, которому тут же ответил рев «машингеверов». Наливаясь отчаянным бешенством от осознания случившегося, разворачиваю башню. Экипаж обездвиженного панцера с обвисшей правой гусеницей среагировал с секундной задержкой: я успел выстрелить раньше, чем противник навел орудие. На 30-метровой дистанции выстрел 45-мм орудия становится смертельным: снаряд поражает башню, происходит детонация боеприпасов.

Все, последний! Охваченный диким желанием выжить, я стрелой вылетаю из открытого башенного люка. Правая рука отзывается дикой болью: ее задевает разрастающийся столп огня. Быстрее!

Я успеваю откатиться на пару метров, прежде чем моя «тэшка» взрывается. Ударная волна оглушает, но боль от огня, охватившего одежду, приводит меня в чувство. Качусь по земле, пытаясь сбить пламя…

В полуметре от головы землю вспахивает пулеметная очередь. Стреляют с «Хорьха», направляющегося ко мне; за ним держатся оба мотоцикла, на одном из которых также установлен пулемет. Ну вот и все, видимо, сегодня смерти уже не избежать. Автомат и гранаты остались в танке, сейчас даже огрызнуться нечем.

Взгляд падает на тело Сашки-танкиста, распластавшегося на земле метрах в 12 от последней «тройки». Напоследок воображение дорисовывает картину состоявшегося боя…

Сашка вылез через люк в днище. Выбрался, видимо, рядом с задними катками. Возможно, видел, как расстреляли Виктора. Или, услышав очереди и не обнаружив оставшихся членов экипажа, решил, что все погибли. Смелости и смекалки погибшему танкисту было не занимать: под прикрытием дыма от горящего танка он подбежал к панцеру практически в упор и метнул гранату. Но тут же поймал очередь.

В любом случае, он отвлек внимание от недобитой «тэшки» (немцы вполне могли сделать контрольный выстрел) и обездвижил танк.

Откуда-то с тыла ударила короткая очередь «дягтерева». В люке «Хорьха» скрылась голова немецкого пулеметчика, оба мотоцикла на хорошей скорости стали разъезжаться в разные стороны. Но мои бойцы точно бьют по мотоциклу с «машингевером»: «цундапп» переворачивается, ломая тела экипажа.

Обезумевший от очередного поворота судьбы и обнадеженный последним шансом, я рывками и зигзагами бегу к посадкам. Навык рваного движения, эффективно сбивающий прицел, вдалбливался всем «бранденбуржцам» до автоматизма. Сейчас он спасает меня от выстрелов, грохающих сзади. Им уверенно отвечает короткими оставленный в тылу расчет. Но буквально минуту спустя по нему открывают огонь сразу несколько «машингеверов» и мелкокалиберные пушки.

И все-таки я успеваю добежать до леса.

…К «ЗИСу» выходят только пулеметчик, спасший меня, и лейтенант. Остальные красноармейцы погибли.

…Как только я подал сигнал, оба расчета открыли огонь: Женя срезал двумя прицельными очередями зенитчиков, а расчет ПТР удачно влепил пару бронебойных по мотору замыкающего «Хорьха». Обе машины практически сразу потеряли боеспособность.

Но на засаду переключили внимание пехотинцы и экипажи бронетранспортеров. Моим пришлось принять неравный бой вчетвером против сорока.

Пытались отстреляться, лейтенант бил длинными, на износ ствола. Но ответные очереди нескольких «машингеверов» заставили замолчать одинокий советский пулемет. Попал под прицельный огонь Сергей, первый номер ПТРа… Под прикрытием МГ немцы подобрались вплотную и пустили в бой гранаты. Одна закатилась в ячейку лейтенанта, но второй номер успел бросить «колотушку» обратно. Только «гансы» ждали этого, и смелый боец свалился назад с простреленной головой.

Женя с единственным уцелевшим бойцом ответили оставшимися «эфками», попытались оторваться, прикрывая друг друга плотным огнем ППД. Но уже на излете красноармейца достала неприцельная пуля…

Боец из расчета, выручивший меня, погиб от близкого разрыва осколочно-фугасного снаряда.

…Так погиб практически весь мой отряд. Но за каждого убитого мы щедро заплатили немецкими жизнями и сожженной бронетехникой, меняя одного своего погибшего на десятерых «гансов».