Глава 32

ПЕРЕД ТЕМ КАК ПОКИНУТЬ ПОДЗЕМНУЮ ГРОБНИЦУ, я вылила за борт бутылку вина и, соблюдая максимальную осторожность, зачерпнула ею ртути. По моим представлениям, ртуть представляла собой опаснейший яд, но император Цинь Ши Хуанди считал ее лекарством от всех болезней. Поэтому я спрятала бутылку у себя в каюте – на случай, если когда-нибудь мне хватит храбрости выяснить, на чьей стороне правда. Посадив Свага в пустое ведро, я на всякий случай отправила Кашмира в трюм, проверить, все ли в порядке.

После этого я встала к штурвалу.

Обратный путь оказался на удивление легким. В какой-то момент практически незаметно смрадный запах гробницы исчез. Ему на смену пришел свежий ветер тропических морей, а вместо маслянистого ртутного серебра под килем появились освещенные лунным светом океанские волны. Над нашими головами снова возник черный, как кротовая шкурка, бархат ночного неба, усыпанного звездами. Карта Блэйка сработала – мы снова оказались в раю.

Я задышала полной грудью и, обведя языком зубы и нёбо, сплюнула за борт – мне никак не удавалось отделаться от ощущения, что после пребывания в гробнице миазмы разложения покрыли невидимой пленкой все мое тело.

С того самого момента, как мы легли на обратный курс, Слэйт стоял рядом со мной с непроницаемым выражением лица. За несколько часов я не услышала от него ни одного замечания, ни одного совета… ни одной похвалы. Наконец, не выдержав, я решила заговорить сама:

– У нас какие-то проблемы, капитан?

– Что? Нет, – ответил он и, заложив руки за спину, отошел к борту. – У нас нет никаких проблем. Просто я думаю: а нужна ли тебе была эта карта? Ведь ты принадлежишь к этому времени, к данной эпохе.

Краем глаза я заметила, как стоявший неподалеку Кашмир нервно переступил с ноги на ногу.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты родилась шестнадцать лет назад – или около того. Сейчас ты находишься в районе Гавайских островов, причем в своем времени – в 1884 году. Это твое место и время. Твой дом.

– Мой дом здесь, капитан, на борту «Искушения», – быстро сказала я. Эти слова были произнесены машинально – настолько они были привычными. Однако на сей раз я впервые услышала в них какую-то фальшь.

– И тем не менее, – возразил отец. – Это место и время могут оказаться тем местом и временем, где ты будешь оказываться всякий раз, выйдя за пределы любой другой карты. Да-да, возможно, именно сюда ты станешь возвращаться снова и снова. Очень может быть, что твой дом именно здесь, нравится это тебе или нет.

Отец взглянул на меня в ожидании ответа, но я не знала, что сказать. Я просто смотрела туда, куда был устремлен бушприт нашего судна, – на остров, берег которого с каждой минутой приближался.

Заметив удобную бухту, в которой можно было бросить якорь, мы слегка изменили курс. Северную часть острова Оаху в это время суток освещал только лунный свет. Если даже в районе, где мы собирались пристать к берегу, и было какое-то жилье, его обитатели наверняка уже давно отправились спать.

Где-то по другую сторону гор, разделявших остров на две части, спал в своей постели Блэйк Харт, пальцы которого наверняка по-прежнему были в чернильных пятнах. Неужели мы с ним расстались всего несколько часов назад? Мне казалось, с тех пор прошло несколько столетий.

Как только оба корабля причалили к берегу, я разделась и бросилась в прохладную черно-синюю воду, посеребренную лунным светом. Поплескавшись в ней несколько минут, я почувствовала, что мне удалось смыть с себя все то, от чего хотелось избавиться после посещения царства мертвых.

Или, точнее, почти все. Меня все еще продолжало мучить ощущение, что я, находясь в гробнице, не сделала чего-то важного, не получила ответа на какой-то очень серьезный вопрос. Это чувство вызывало у меня сильнейший внутренний дискомфорт.

Глубоко вздохнув, я нырнула и мысленно вернулась в рукотворное подземное царство мертвых. Я не видела в гробнице Джосс, но она говорила мне, что видела нас. В 1866 году, когда Слэйт впервые прибыл в Гонолулу, она, наверное, узнала его корабль еще до того, как он появился в ее лавке, чтобы продать привезенный товар… и познакомиться с моей матерью. В 1884 году Джосс должна была закопать свою долю сокровищ из королевской казны, которую получила от мистера Д., чтобы потом воспользоваться ею в своей новой молодости. Ею и картой 1841 года. А также эликсиром, который должен был помочь ей избавиться от некоего «неприятного состояния». Она сказала, что была отравлена. Было ли это результатом того, что несколько недель Джосс пришлось вдыхать пары ртути? Или может, она просто потеряла последнюю надежду перед самым нашим прибытием?

Отравлена.

Я вдруг вспомнила портового нищего, которого смутила своей просьбой растолковать мне значение слова хапаи.

Цепочка пузырьков воздуха, вырвавшись из моего рта, устремилась к поверхности, пощекотав мою щеку.

Лин, когда она познакомилась со Слэйтом, было между двадцатью и тридцатью. Она скорее всего родилась примерно в 1841 году.

Вынырнув, я взглянула на небо. Порыв ветра прохладным опахалом прошелся по моему лицу. От морской соли у меня защипало глаза. Набрав в грудь воздуха, я снова нырнула в прохладную, чистую глубину и держалась под водой так долго, что легкие едва на разорвались от напряжения. Это помогло мне снова сосредоточиться.

Вынырнув, я несколько секунд жадно дышала. Внезапно я услышала донесшийся сверху смех.

Сморгнув соленые капли, я увидела склонившегося над бортом Кашмира.

– Вы так долго не выныривали, что я решил, что вы утонули.

– Даже не надейся!

– Чувствую, я так никогда и не унаследую ваш замечательный гамак.

Я взобралась на борт по кормовому трапу. Хотя вода была довольно теплой, от ночного бриза я моментально покрылась гусиной кожей. Кашмир встретил меня на шканцах с толстым полотенцем в руках. Его волосы тоже были влажными. Он успел переодеться в чистую рубашку. Накидывая на меня полотенце, Кашмир взглянул на мое плечо и поморщился:

– Вижу, вам досталось.

По плечу растекался внушительный кровоподтек.

– Ты ведь знаешь, нехорошо подглядывать за купающейся женщиной.

– А я не подглядывал, а приглядывал, – поправил Кашмир. – К тому же, если женщина не пользуется мылом, значит, это не купание. Но вообще-то лучше им пользоваться.

– В другой раз. Мне кажется, от тебя как-то странно пахнет, – сказала я и обнюхала плечо Каша.

Мне почудилось, будто я уловила запах горького миндаля. Вытерев полотенцем волосы, я направилась было к люку, но Кашмир остановил меня, взяв за локоть.

– Амира…

– Что?

– С вами точно все в порядке? Вы кажетесь какой-то… отстраненной.

Я задумалась и, когда поняла, что именно мне следует ответить, почувствовала всем сердцем, что говорю правду:

– Со мной все хорошо.

Каш заглянул мне в глаза:

– Вы… очень хорошо сработали за штурвалом. Откровенно говоря, я просто поражен.

Меня захлестнула волна гордости:

– Спасибо, Каш.

– Капитан был не прав. Ваш дом – на корабле, – услышала я вслед. Но мне показалось, что это прозвучало не столько как утверждение, сколько как вопрос.

Когда я рылась в сундуке в поисках чистой одежды, мне попалась на глаза карта Карфагена. Я прикрыла ее курткой. Одевшись, я посмотрела на себя в зеркало. Оттуда на меня смотрели мои, хорошо знакомые и привычные мне глаза.

Только собравшись уходить из каюты, я заметила, что Свага в ведре нет. Я наполнила ведро свежей морской водой и бросила в него несколько жемчужин, но до утра дракон так и не вернулся, и на рассвете я выплеснула воду за борт.

К восходу мы вошли в залив Ханаума, сопровождаемые стаей дельфинов, и бросили якорь в спокойных водах удобной бухты. Заход в гавань Гонолулу был для нас невозможен, поскольку крайне трудно было бы объяснить капитану порта, да и кому бы то ни было другому, откуда взялась древняя джонка, которую мы притащили на буксире, и безмолвные терракотовые воины на ее борту.

К счастью, побережье залива было практически безлюдным. Через много лет во время съемок фильма «Голубые Гавайи» это место должен был посетить сам Элвис Пресли. Но в 1884 году весь залив являлся собственностью принцессы Пауахи, и никто не осмеливался купаться или ловить рыбу во владениях членов королевской семьи без разрешения. Вода в заливе была кристальной чистоты – взглянув за борт, я ясно различала ярких цветных рыбок, резвящихся среди кораллов на глубине более двадцати футов.

Слэйт проснулся рано утром и сварил свой отвратительный кофе.

– Нам предстоит проделать долгий путь, прежде чем мы попадем в Гонолулу, – произнес он с рассеянным видом.

– Верно, – вздохнула я и нехотя отошла от борта. Я прекрасно понимала, что капитан скажет дальше.

– Я хочу, чтобы вы с Кашмиром все подготовили для того, чтобы можно было назначить день… завершения сделки.

– Хорошо, – кивнула я, глядя, как над чашкой с кофе поднимается пар. – Есть какие-то особые пожелания?

– Согласованием графика с мистером Д. пусть займется Кашмир. Да, и обязательно заранее подыщите место, где можно будет спрятать сокровище. Только не на пляже – это вам не игра в пиратов. Берег подвержен эрозии, там все очень быстро размоет.

Над этим вопросом я уже размышляла – с того самого момента, как мы покинули гробницу императора.

– Одно подходящее место мне уже известно, – проговорила я, нервно облизнув губы.

– В самом деле?

– Я ведь обещала помогать, разве нет?

Отец кивнул:

– Хорошо. До Гонолулу примерно двенадцать миль, причем по пересеченной местности. Чтобы преодолеть это расстояние, тебе может потребоваться целый день. Собери все необходимое и возьми денег, чтобы снять какое-нибудь жилье. Тебе придется оставаться в городе до тех пор, пока не объявится мистер Д.

– Есть, капитан, – отозвалась я и уже хотела уйти, чтобы приступить к сборам, но Слэйт окликнул меня.

– Да? – обернулась я.

– Ты все сделала хорошо, Никси, – сказал отец и улыбнулся.

У меня в груди словно распустился давно мешавший дышать тугой узел. Я тоже улыбнулась:

– Спасибо, пап.

Слэйт наклонился ко мне, словно собирался сообщить какой-то секрет:

– Мне всегда легче – лично мне, – когда у меня на всякий случай есть запасной вариант. Так вот, я хочу, чтобы ты знала: у тебя он тоже есть. Если нужно, мы вполне можем попутешествовать вместе еще какое-то время – столько, сколько потребуется.

Я долго смотрела на отца, не зная, что ответить. Мне попросту не хватало духу передать ему слова Джосс: он никогда не сможет попасть в 1868 год со мной на борту.

– Да, капитан, – произнесла я наконец. – Столько, сколько сможем.

Отец подмигнул мне:

– Вот и хорошо. Я даже не надеялся на это.

Слэйт снова улыбнулся и обнял меня. Я обвила руками его шею и не отпускала его до тех пор, пока он сам не разжал объятия.