Глава 28
БЛАГОДАРЯ СИЛЬНОМУ И РОВНОМУ ВЕТРУ ШЛИ МЫ БЫСТРО. Когда Гонолулу превратился в темную полоску на горизонте, мы со Слэйтом направились на нос и стали напряженно вглядываться вперед, куда был устремлен бушприт корабля.
После того как Блэйк уехал, я разложила на чертежном столе карту, которой мы собирались воспользоваться – ту самую, что мне продала Джосс. Она была очень старая и выполнена, возможно, на одном из первых листов бумаги, изготовленных руками человека. В нижней части карты виднелась выцветшая красноватая печать и несколько строк, написанных неровным, прерывистым почерком.
Как Джосс и обещала, на карте действительно обозначалось место захоронения китайского императора Цинь Шихуанди, правителя царства Цинь, умершего во втором веке до нашей эры. События той эпохи описал в своем труде китайский историк Сыма Цянь.
Императора похоронили в гигантской подземной гробнице в провинции Шэньси. Гробница представляла собой модель всего Китая в миниатюре. В центре находилась тщательно выполненная копия императорского дворца, внутрь которого и были помещены останки покойного владыки. Для охраны императора в гробнице оставили восемь тысяч глиняных воинов – так называемая Терракотовая армия. Больше всего меня интересовали именно они.
По словам Джосс, согласно легенде, воины должны были служить императору в загробной жизни – как и многочисленные глиняные акробаты, жонглеры, музыканты и наложницы. Кроме того, рядом с Терракотовой армией в гробницу замуровали живьем многих помощников и слуг императора – в знак его особого расположения.
Я вгляделась в написанные знакомой рукой строки. Продав мне карту, Джосс сказала, что она досталась ей от умирающей женщины. Внезапно меня ужаснула мысль о том, что я могла выбросить кожаный футляр в море.
Положив старинную карту на стол, я накрыла ее куском плоского стекла, чтобы защитить от воздействия пропитанного морской солью воздуха. Затем мы какое-то время посидели в каюте со Слэйтом – он в позе лотоса, я – подтянув колени к подбородку. Обычно я в таких случаях подробно рассказывала ему все, что знала об эпохе, в какой мы собирались побывать, и о ее легендах, а Слэйт внимательно слушал меня. Но на сей раз все было иначе – говорил отец, а слушала я. Правда, учителем он оказался неважным, и вскоре я попросила его сделать паузу:
– Объясни, что ты имеешь в виду, говоря «просто пусть идет, как идет»?
– Когда ты понимаешь, куда именно направляешься, и уверен в правильности выбранного курса, надо постараться выбросить из головы, откуда ты и где начал свое путешествие. Если впереди показалась земля, не теряй ее из виду. Держи курс и не оглядывайся назад.
– Все это в буквальном смысле или в фигуральном?
– В обоих. Если ты увидела землю – не спускай с нее глаз. Но ты никогда не заметишь далекую береговую линию, если все еще находишься в порту.
– То есть нужно обязательно двигаться от чего-то к чему-то?
– Ну да, что-то в этом роде.
Я недовольно нахмурилась, но по лицу отца было видно, что он говорит вполне искренне. Да у него и не было причин лгать мне. Я показала ему карту, и он признался, что без моей помощи не сумел бы проложить навигационный маршрут в Древний Китай – он никогда не читал трудов Сымы Цяня.
– А как учился этому ты? – поинтересовалась я. – Кто тебя учил Навигации?
– Никто… я сам, – ответил Слэйт, которого явно удивил мой вопрос.
– Как это? – не поняла я.
Отец провел рукой по волосам, и я увидела на его голове синие разводы татуировок.
– Просто однажды я… упал.
– Ты мне никогда про это не рассказывал.
– Да. Нет, правда, я упал. Это было на лестнице. В библиотеке.
– В нью-йоркской публичной библиотеке?
– Ну да, в той, где львы. Я часто туда ходил – господи, как же давно это было! Понимаешь, мои родители… они ненавидели друг друга и постоянно скандалили. И дрались между собой. Вот я и ходил в библиотеку, чтобы… Тогда, в 1981 году, все было по-другому. Работники библиотеки не так уж строго следили за порядком.
Последовала пауза – отец искал подходящие слова для того, чтобы продолжить. Я молча ждала – он очень редко говорил о своем прошлом.
– В общем, – снова заговорил Слэйт, – однажды я случайно нашел в архиве одну старую карту. Точнее, это был чертеж – этой самой библиотеки. Наверное, он сохранился еще с тех времен, когда здание строилось. Датирован он был, кажется, 1903 годом. И еще там были старые фотографии. Я мог смотреть на этот чертеж и фотографии часами. И вот как-то раз, уходя, я вдруг свалился с лестницы. Когда падал, у меня перед глазами возникло изображение Пятой авеню – без современных зданий. А когда пришел в себя, выяснилось, что я лежу лицом вниз в грязи на Пятой авеню… но в 1903 году. Тогда все вышло случайно, но я запомнил, что перед падением мне страшно захотелось оказаться где-нибудь в ином месте и в другом времени. И так оно и случилось.
Отец снова замолчал. Я какое-то время выжидала, прислушиваясь к плеску волн о корпус корабля, а потом спросила:
– Если ты можешь перемещаться… пешком, назовем это так… Почему ты построил корабль?
– Это относительно безопасное место, куда бы я ни направлялся. К тому же на корабле я могу разместить всех, кто мне нужен. – Слэйт вздохнул. – В прежние времена все было проще. А теперь… Не знаю, что бы я делал без тебя.
– Без меня ты бы давно уже был там, куда хочешь попасть.
– Нет. Без тебя я бы вообще никуда не попал.
Слэйт опустил глаза. Мне тоже отчего-то стало неловко, как и ему. Я чувствовала, что должна что-то сказать, но не могла найти нужных слов. Много раз я представляла, как ухожу с корабля, но сейчас мысль об этом почему-то не вызвала у меня привычного прилива энергии и радости.
Отец мог добиться всего, к чему так стремился, только без меня, а я колебалась, никак не решаясь покинуть его. Почему? Может, из страха, что это изменит меня и я перестану быть самой собой? Или я опасалась, что, получив шанс сделать то, о чем давно мечтала, я могла вспомнить причины, по которым мне следовало бы остаться?
– Давай-ка еще раз взглянем на карту, – предложил отец, и я тут же вскочила, радуясь, что нашлось дело, которым можно занять себя.
Наше путешествие обещало быть, мягко говоря, не самым легким. Карты, базирующиеся на сказках и легендах, всегда сулили серьезные трудности, а история об оживающих Терракотовых воинах, несомненно, являлась легендой. Однако я была уверена, что у нас все получится. Во-первых, в меня верил капитан. А во-вторых, Джосс ведь недаром сказала, что видела меня за штурвалом корабля.
Разумеется, перед путешествием мы приняли все необходимые меры предосторожности. Кашмир подвесил к поясу длинный нож. Кроме того, я попросила Би почистить и зарядить ее револьвер. Слэйт запасся длинной дубовой дубинкой, а Ротгут, оценив возможные сильные и слабые стороны Терракотового воинства, решил, что будет постоянно держать под рукой молоток.
Я единственная из членов экипажа не умела обращаться с оружием. Бойцовские качества были моим слабым местом. Впрочем, я сильно сомневалась, что нам придется с кем-то сражаться. Задача глиняных воинов – защищать императора. Мы же не представляли для него никакой угрозы. И все же, путешествуя во времени, тем более переносясь в столь далекую эпоху, мы должны быть готовы ко всему.
Когда Слэйт, встав к штурвалу, отдал приказ к отплытию, я не стала дожидаться, пока Би велит мне отправиться на мачту и заняться постановкой парусов. Мы с Кашмиром вдвоем полезли на ванты и принялись молча трудиться бок о бок, выполняя давно уже ставшую привычной матросскую работу. Однако в нашем молчании присутствовало нечто такое, чего никогда не было раньше.
– Кашмир! – позвала я, когда мы спустились на палубу.
Он не отреагировал на оклик, но по выражению его лица я поняла, что он меня услышал.
– Каш!
Он вздохнул так глубоко, что его плечи поднялись и опустились.
– Амира…
– Я только хотела сказать…
– Вам не нужно ничего говорить. Это была моя ошибка. Я очень надеюсь, что она не разрушит того, что существует между нами. Простите ли вы меня?
Я сжала в пальцах жемчужину.
– А что между нами существует? – негромко спросила я.
– Наша дружба. Во всяком случае, вы говорили об этом много раз. – Кашмир попытался заглянуть мне в глаза. – Ведь это правда?
– Да, – ответила я, поколебавшись всего лишь мгновение.
Кашмир кивнул и раскрыл объятия.
– Идите ко мне, – сказал он, и я прижалась к нему. В следующий момент он пристегнул карабин троса к моему поясу и сильно дернул за него. Едва устояв на ногах, я ткнула Кашмира в солнечное сплетение и отстегнула карабин.
– Чур, на сей раз ты на подхвате, – сказала я. – А я стану к штурвалу.
– Есть, капитан! – улыбнулся Кашмир. – Вы же видите, все остальные пристегнуты.
Я показала ему язык. Все члены экипажа должны были пристегиваться к неподвижным частям корпуса или такелажа при сложных переходах, чтобы, когда мы находились в Приграничье, волны не смыли кого-нибудь за борт. До сих пор никто, кроме капитана, не управлял «Искушением» во время Навигации, поэтому никто не знал, с чем мы можем столкнуться, когда у штурвала буду стоять я. Появится ли вообще Туман, если командование кораблем поручат мне?
Теперь не на ком-нибудь, а именно на мне лежала ответственность за корабль, ставший для меня домом, и экипаж, который превратился в мою семью. При этой мысли я почувствовала, как страх холодными когтями впивается в спину. Чтобы избавиться от этого ощущения, я прошла в штурманскую рубку, где находилась карта, и закрыла за собой дверь.
Я прекрасно знала, как пользоваться компасом и ориентироваться по звездам. Но сейчас, глядя на лежавшие рядом на столе две карты – того места, где мы находились, и того, куда шли – я не могла сообразить, где север, а где юг. На одном листе были изображены просторы Тихого океана, а на другом – гладь рукотворного моря, спрятанного под землей. Нам предстоял переход из рая на земле в загробный мир, и я от души надеялась, что из-за моей неопытности корабль не застрянет в некоем подобии чистилища.
Я несколько раз глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Затем, разглядывая карту гробницы китайского императора, попыталась представить линию побережья, которая должна была предстать передо мной, когда рассеется Туман.
– Ты сама все увидишь, – сказал отец и указал рукой куда-то вперед. – Это будет там и в то же время… не там. Ты понимаешь меня?
– Да, – ответила я. – И в то же время – нет.
– Умница, – кивнул отец и потрепал меня по волосам – так, как часто делал раньше, когда я была маленькой.
Пора было идти к штурвалу. Мне вдруг стало холодно. Бросив последний взгляд на обе карты, я шагнула к двери и остановилась на пороге.
Небо, которое всего час назад было бирюзово-голубым, словно поблекло, а золотистый солнечный свет приобрел оранжевый оттенок, как перед бурей. Приграничье явно было уже близко.
Я бросила последний взгляд за корму, туда, где растаяли, слившись с горизонтом, Гавайские острова. Увижу ли я еще когда-нибудь их берега? Если Блэйк решил попытаться сорвать планы Гавайской Лиги, я скорее всего уже не вернусь обратно. Я вспомнила о нашем с Блэйком поцелуе, первом поцелуе в своей жизни, и, тряхнув головой, направилась к штурвалу. Слэйт, окинув меня внимательным взглядом, помедлил немного и отступил в сторону, чтобы я могла занять его место. Мои потные от волнения ладони легли на еще теплые медные рукоятки. Почти сразу же впереди нас с воды, которая приобрела стальной оттенок, начало, клубясь, подниматься марево Тумана.
Я слышала, как Слэйт шумно вдохнул и задержал дыхание. Мои предплечья покрылись гусиной кожей. Стараясь, чтобы корабль шел ровно, я направила его прямо на колышущуюся перед нами молочно-белую стену, и через несколько мгновений густая пелена полностью поглотила нас. Рассеется ли она когда-нибудь, или мы, подобно «Летучему голландцу», так и будем вечно скитаться в тумане, словно призраки?
Ветер стих, а затем почти сразу налетел шквал, вскоре также сменившийся полным штилем. Еще минута-другая, и на судно навалился новый порыв ветра, разметав мои волосы – и опять стих. Видимость составляла не более тридцати футов, море оставалось спокойным. Я прищурилась – мне показалось, будто в толще Тумана промелькнула вспышка света. Еще через несколько мгновений она повторилась, и раздалось далекое ворчание грома. Я ощутила горечь во рту. Ослабевшие паруса со звуком пушечного выстрела снова наполнились ветром. Я занервничала настолько, что, наверное, это можно было заметить со стороны. И тогда отец, стоявший позади, положил мне руку на плечо и легонько сжал пальцы.
Стиснув зубы, я крепче вцепилась в рукоятки штурвала, продолжая всматриваться в белесую муть. Внезапно в груди у меня разлилось тепло. Ощущение было настолько приятным, что мне захотелось рассмеяться от радости. Нечто подобное я испытала когда-то, обучаясь кайт-серфингу и впервые удачно поймав ветер. Вдруг мне показалось, что внутри у меня точно ожила и задрожала стрелка компаса. Что это было? Может, притяжение берегов, к которым мы направлялись? В следующую секунду я словно провалилась в воздушную яму. Тело мгновенно покрылось испариной. Потом возникло странное и неприятное чувство, будто, двигаясь к Приграничью, я тащу на себе невидимый груз, который с каждой секундой становится все тяжелее и тянет меня назад, как волочащийся по дну якорь.
По моему лицу градом катился пот, я то и дело сглатывала горькую слюну. Все мое тело натянулось, будто струна, мышцы горели и ныли от страшного напряжения, в груди пульсировала боль. Что же тащило меня назад? Я поняла ответ на этот вопрос еще до того, как смогла четко сформулировать его, и стала усилием воли подавлять воспоминания о Блэйке, выкорчевывать, выталкивать их из своей памяти.
– Пока ничего не вижу! – крикнул Ротгут с площадки впередсмотрящего.
А вот я вдруг что-то заметила впереди. Прямо по курсу в белой пелене появилось насколько разрывов, и сквозь них мне удалось разглядеть на горизонте далекий еще берег.
Я переложила штурвал на четверть румба. Судно клюнуло носом и тяжко заскрипело.
– А сейчас что-нибудь видишь? – крикнула я впередсмотрящему, чувствуя, как отчаянно колотится сердце.
– Пока по-прежнему ничего! – отозвался Ротгут. Его голос показался мне очень далеким – туман снова сгустился, и теперь я не могла различить даже наши мачты.
Сверху на меня посыпались крупные капли дождя. Солнце померкло. Сквозь белую кисею блеснуло еще несколько вспышек молний, за которыми последовало рычание грома. От резкого порыва ветра застонали мачты. Краем глаза я заметила, как Кашмир предпринимает отчаянные, но безуспешные попытки в одиночку убрать паруса. Би нигде не было видно – она, должно быть, находилась в носовой части судна.
– Слэйт! – воскликнула я.
– Сейчас.
Отец, стоявший рядом со мной, бросился на помощь Кашмиру. Я же внезапно почувствовала, что потеряла концентрацию – далекий берег пропал из виду. Тогда я заставила себя выбросить из головы мысли о других членах экипажа и опять стала напряженно вглядываться вперед в надежде, что берег появится снова. К счастью, моя надежда оправдалась.
Да, вот он, берег, прямо по курсу – на сей раз он показался уже ближе и был виден более отчетливо. Внезапно ветер стал ледяным. Он нес с собой какой-то странный, неприятный запах, напоминающий прогорклый мускус. Мокрая одежда облепила мое тело, но я не обращала на это внимания. Сейчас у меня была одна задача – не спускать с берега глаз. Теперь судно плавно раскачивали мощные валы, накатывавшиеся с кормы. Дождь усилился. Крупные капли, подхватываемые ветром, больно хлестали меня по лицу. Туман сгустился настолько, что полностью поглотил фигуры Слэйта и Кашмира. Однако я продолжала ясно видеть приближающуюся береговую линию.
Судно подпрыгнуло, словно наткнувшись на невидимое препятствие. Не удержав равновесие, я упала на колени. И тут дождь и ветер стихли, как по мановению волшебной палочки. Мы оказалось в полной, кромешной, непроницаемой темноте и в абсолютной тишине.
Мне казалось, что от волнения и страха сердце вот-вот выпрыгнет из моей груди. Может, я разом ослепла и оглохла? Вдруг я снова ощутила неприятный запах. Спустя секунды мое тело уловило, что корпус корабля плавно, едва заметно покачивается. А потом я услышала восторженный смех Слэйта. Может, он тоже разглядел берег?
И только тут до меня дошло, что Туман вокруг рассеялся. Мои глаза успели немного привыкнуть к окружающей нас темноте, и я сумела различить слабый свет звезд в небе и серебристые отблески луны на воде, хотя самой луны на небе я не увидела. Где-то вверху громко выругался Ротгут. Затем он зажег фонарь на верхушке мачты, и стало ясно: то, что я видела, глядя вверх, было не небом.
В доброй сотне футов над нашими головами находился свод гигантской пещеры, украшенный бриллиантами, которые имитировали звезды. Мне даже удалось узнать несколько созвездий.
Льющийся откуда-то сверху серебристый свет отражался не в водах океана. Корабль, который плавно, едва заметно покачивало, находился в рукотворном бассейне, наполненном жидкостью, внешне напоминавшей расплавленное серебро. Это была ртуть. Все было именно так, как описал Сыма Цянь. Там, где тяжелые серебристые волны лизали берег, стояли остовы высохших, мертвых деревьев, окруженных коричнево-желтой травой. Вдалеке, где заканчивалась освещенная зона, я различила очертания громадного сооружения, отделанного бронзой и красным лаком. Видимо, это был саркофаг, в котором покоились останки императора Цинь Ши Хуан-ди. Мы добрались до цели нашего путешествия.
Я справилась. Справилась!
Гордость, охватившая меня, была так велика, что я не сразу поняла, что судно начинает крениться.