Глава 18

СЛЕДУЮЩИЕ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ВЫДАЛИСЬ НАПРЯЖЕННЫМИ.

Капитан отреагировал на мое предложение о помощи широкой улыбкой и медвежьим объятием, но это не помогло мне преодолеть неловкость – и не только потому, что мои слова шли вразрез с тем, что я сказала ему раньше. После нашей с Блэйком экскурсии по острову предложение мистера Д. стало казаться мне чудовищным. Но Слэйт и Кашмир каждый день, а нередко и по ночам, уходили с корабля в город и отсутствовали часами. У капитана практически не было возможности спросить меня, удалось ли мне продвинуться в решении проблем, которые вставали перед нами в связи с планом ограбления королевской казны.

Мне пришлось взять на себя его вахты. После визита мистера Д. мы начали относиться к данному вопросу очень серьезно. Но вместо того, чтобы, стоя вахту, изучать карты, я в основном занималась чтением газет. Большинство статей посвящались принцессе Пауахи, чьи похороны должны были состояться 2 ноября. Их авторы на разные лады рассказывали о том, как убит горем несчастный муж покойной. Однако на страницах прессы иногда поднимались и другие темы.

В последние дни король был вынужден заниматься множеством дел. Помимо похорон кузины ему приходилось планировать торжества в честь юбилея Дня независимости Гавайского королевства. День, когда европейские монархи признали его суверенным государством, отмечался на островах как официальный праздник. Он должен был начаться 28 ноября. Торжества, помимо прочего, включали в себя публичные исполнения скандально известного местного танца хула и концерты королевского оркестра. Планировались также парад и фейерверки, которые не посрамят даже государство, превосходящее Гавайское королевство по размеру в двадцать раз, как написала одна газетка. Мне этот комментарий показался снобистским.

В последнее время Калакауа также занимался изучением законопроекта, который, став законом, вернул бы практику выдачи лицензий на продажу опиума владельцам курилен. Авторы и сторонники документа уверяли, будто ими движет забота о доходах казны. Однако король в конце концов отверг законопроект, опасаясь, что его подданные, многие из которых уже безуспешно боролись с алкоголизмом, станут жертвой еще одного порока – наркомании. Тетушка Джосс наверняка предпочла бы, чтобы спорный законопроект ратифицировали. Нельзя было исключать, что Калакауа придется это сделать, если образуется серьезный дефицит бюджета.

На глаза мне попались две статьи, и они окончательно сформировали в моем представлении суть происходящего на Гавайях. В одной из них были обнародованы данные последней переписи населения. Они свидетельствовали, что количество местных жителей на островах сокращается, но при этом общая численность населения растет. Другая представляла собой анонимное письмо в редакцию одного из изданий. В нем содержался призыв к «более тесному союзу» с Америкой. Внимательно изучив обе публикации, я поняла, что в королевстве Калакауа тесно сплелись и противоборствуют друг с другом интересы иностранных государств и их подданных.

Разумеется, я взяла это себе на заметку, но мне некому было об этом рассказать. Кашмир, как я уже упоминала, по утрам вместе со Слэйтом отправлялся в город и оставался там до позднего вечера. Видимо, капитан готовился к тому, чтобы на балу дать ответ мистеру Д.

Впрочем, мне также предстояли кое-какие приготовления. Во второй половине дня в четверг, закончив уборку на палубе быстрее обычного, я уговорила Би предоставить мне несколько часов свободного времени, чтобы я могла зайти в ателье сестер Мерсье. Женщины явно обрадовались мне, хотя их радость была бы более полной, если бы я посетила их не одна, а в обществе Кашмира. Эмили, одергивая на мне платье, не выдержала и поинтересовалась, где он.

– В городе, – ответила я, не узнавая себя в большом овальном зеркале. – Капитан дал ему какое-то поручение.

– Он очень интересный молодой человек, – промолвила Эмили и переглянулась с Нэн. Та состроила недовольную гримасу, но сказать ничего не смогла – рот ее был занят заколками. – Скажите, он действительно ваш гувернер?

– Да, – ответила я как ни в чем не бывало. – Представьте, его родители изобрели «ноль».

Жакет требовалось ушить в талии, но платье сидело идеально. Я заплатила деньги и попросила, чтобы, когда заказ будет выполнен окончательно, его доставили на корабль. Интересно, сойду ли я в дорогом шелковом платье с лентами за девушку из высшего общества в глазах влиятельных друзей отца Блэйка?

Возвращаясь на корабль, я пересекла Куин-стрит и, вспомнив наш разговор с Блэйком, свернула на юг и добралась до Ричардс-стрит. Мне пришлось пройти мимо угла дважды прежде, чем заметила то, что искала. На верхнем этаже двухэтажного здания с отделанными белой штукатуркой стенами я увидела золотые буквы, выписанные прямо на стекле: «А. САТФИН И КОМПАНИЯ». СУЩЕСТВУЕТ С 1887 ГОДА». Дверь была открыта. Поднявшись по узкой лестнице, я вошла внутрь и оказалась в конторе, которая благодаря дубовому полу, широким окнам и светильникам в виде газовых рожков больше напоминала жилое помещение. Стены главной комнаты, которая, когда-то, наверное, служила гостиной, сверху донизу закрывали широкие полки. На них лежали кипы карт, находившихся в разной степени готовности. У одного окна я увидела чертежный стол, над ним склонился мужчина лет тридцати, начинающий лысеть. Я постучала согнутым пальцем по дверному косяку, чтобы привлечь внимание. Мужчина обернулся и, посмотрев в мою сторону, поправил пальцем соскользнувшие с переносицы очки в золотой оправе.

– Добрый день, – любезно поприветствовал он меня и близоруко прищурился. Вероятно, внешне я была непохожа на его обычных посетителей. – Чем я могу быть вам полезен, мисс?

– Мистер Сатфин, если не ошибаюсь? Насколько я понимаю, вы рисуете карты?

– Да, – кивнул мужчина и жестом указал на полки. – Я рисую карты.

– Меня интересует одна из них, выполненная вами. Речь идет о карте этого острова, которую вы закончили совсем недавно. – Я нахмурилась, пытаясь вспомнить дату нашего прибытия. – Кажется, 24 октября. Но вы датировали ее 1868 годом.

– А, вы об этих картах! И что же с ними не так?

– Вы хотите сказать, что подобных карт было несколько?

– Да. Я нарисовал три экземпляра. Вообще-то мне заказывали шесть, но вторую половину заказа клиент отменил несколько дней назад. И слава богу. Он хотел, чтобы все они были нарисованы вручную. Я ему объяснил, что проще сделать клише, но он и слышать об этом не захотел. В результате выполнение заказа заняло очень много времени. Кстати, если вы пришли, чтобы заказать карту, должен вас предупредить: я смогу взяться за нее не раньше, чем через восемь месяцев.

– А как звали вашего клиента?

– Позвольте полюбопытствовать, мисс, почему вас это интересует?

– Видите ли… мы, то есть мой отец… он купил одну из этих карт. И меня заинтересовало, почему они датированы 1868 годом.

– Это было одним из условий заказа. Прошу меня извинить, но больше я вам ничего сказать не могу. Поверьте, я не пытаюсь напускать на себя таинственность. Просто не знаю, почему это было так важно для заказчика. Но такое его требование. Однако смею вас заверить, что во всем остальном карта абсолютно точная!

– Разумеется, нисколько не сомневаюсь, – произнесла я, стараясь дать понять собеседнику, что уверена в его профессионализме. – У меня еще один вопрос – он касается другой вашей карты, датированной 1868 годом. Это карта центра города, на которой вы поставили подпись Блэйка Харта.

– Что?

– Я имею в виду ту, на которой… указаны бары.

– Мисс… Могу я…

– Извините за вторжение, – быстро проговорила я, прочитав правду на смущенном лице своего собеседника. Мне стало ясно, что вторая карта также была подделкой – как и та, ради которой мы прибыли на Гавайи. – Прошу прощения, что отняла у вас время.

Я бросилась вниз по лестнице, не дожидаясь, пока хозяин конторы начнет задавать мне вопросы.

Итак, карта существует в трех экземплярах. Где еще два? Вероятно, они всплывут на каком-нибудь аукционе. Та, какую мы купили, находилась в прекрасном состоянии. Видимо, тот, кто выставил карту на аукцион, имел инструкции хранить ее как зеницу ока. Что ж, по крайней мере, теперь я точно знала, что, если нам когда-нибудь попадутся карты А. Сатфина, их можно не принимать в расчет.

Остановившись на углу улицы, я дотронулась до висевшей у меня на шее жемчужины. Ясно, что заказчиком карт являлся мистер Д. Это свидетельствовало о том, что он знает о Навигации гораздо больше, чем я думала. Чтобы отыскать нас, он сумел переместиться во времени более чем на столетие. Похоже, Джосс помогала ему с самого начала.

Через час я должна была вернуться на корабль – так мы договорились с Би. Подумав немного, я торопливо зашагала в сторону Чайна-тауна.

Когда я вошла в ее лавку, Джосс окликнула меня по имени. Я так и не поняла, как она узнала меня – ведь я не произнесла ни слова. Впрочем, я была в плохом настроении, чтобы поинтересоваться этим. К тому же не хотелось, чтобы она думала, будто ей удалось произвести на меня впечатление.

– Трюк с Сатфином – ваша идея или мистера Д.? – спросила я.

– Благодарить меня необязательно, – негромко произнесла Джосс.

– Я и не собиралась.

– А твой отец непременно сделал бы это. – Джосс наклонилась и зашарила под прилавком. – Как еще он смог бы раздобыть карту, которая ему так нужна?

Я нахмурилась:

– Если ваша цель состояла в этом, зачем были сделаны копии?

– Вы прибыли в тот самый день, когда мистер Сатфин закончил третий экземпляр. Первые два где-то затерялись. Хорошо, что мы сделали дубликаты. Если бы не они, как бы мы смогли сохранить оригинал редкой и ценной карты на протяжении такого долгого времени?

Я стиснула зубы – приходилось признать, что в словах Джосс было рациональное зерно. Она выпрямилась, и в ее руках, покрытых пятнами куркумы, я увидела целую стопку разных карт.

– Ты могла бы поблагодарить меня за эти, – промолвила она, раскладывая карты перед собой. – Очевидно, мы сможем договориться о цене по крайней мере некоторых.

Мой интерес быстро победил гордость, и я склонилась над прилавком, перебирая листы. Однако вскоре я снова почувствовала раздражение. Собранная Джосс коллекция включала в себя не стоящие ни гроша страницы, вырванные из географических атласов – Мыс Доброй Надежды, Канарские острова, Восточная Европа, – изорванную схему миграции китов, составленную в середине восемнадцатого века японскими моряками, и, наконец, сборник церковных гимнов, из которого уцелела только обложка да какая-то одинокая страничка внутри. Впрочем, эта страничка меня заинтересовала.

– А это что такое? – тихо спросила я, раскрыв обложку.

Страница, оказавшаяся внутри, представляла собой сложенную вчетверо карту, такую ветхую, что ее мог бы превратить в труху даже порыв ветра. Похоже, обложка сборника гимнов использовалась просто для того, чтобы защитить ее от внешних воздействий.

– О, это очень старая и ценная карта. Времен династии Цинь. На ней указано место, где находится могила первого императора. Он был погребен вместе с несметными сокровищами. Его захоронение охраняют глиняные воины.

Джосс говорила со мной так, словно я была необразованной девицей откуда-нибудь из деревни. Между тем мне уже не раз приходилось слышать о могиле императора Цинь и его терракотовой армии. Первые упоминания о них содержались в трудах китайского историка Сыма Цяня. Несколько глиняных статуй воинов в 70-е годы двадцатого века обнаружили китайские крестьяне, хотя основное захоронение к тому моменту еще не было найдено.

И все же сообщение Джосс заинтересовало меня.

– Вы хотите сказать, что этой карте почти две тысячи лет? – произнесла я, стараясь, чтобы голос звучал скептически. В конце концов, Джосс не могла видеть моего лица.

– Она действительно была нарисована очень давно. Но на вид кажется, что двух тысяч лет ей нет. Странно, правда?

– Да. Когда вы ее купили?

– Когда у меня еще было зрение. Она досталась мне от одной умирающей женщины. Ей эта карта была больше не нужна.

Я закусила губу. Вряд ли карта подлинная, но все же в ней было что-то магнетическое, притягивающее взгляд.

– Сколько вы за нее хотите?

Вместо ответа Джосс хлопнула в ладоши и спросила:

– Выпьешь чаю?

От предложения я отказалась, но карту купила – втрое дешевле объявленной цены, но вчетверо дороже, чем собиралась заплатить за нее. Торговаться Джосс умела. Думаю, даже если карта была подлинной, она все равно меня обманула.

Не доверяя Джосс, я все же решила расспросить ее и про другую карту. В конце концов, никто не обязывал меня принимать ее ответы за чистую монету.

– Насчет той карты, которую хочет получить мой отец, – промолвила я, отсчитывая монеты. – Той, где отмечен Счастливый дом.

– Хапаи-Хале, – поправила Джосс. – И что ты хочешь знать?

– Она действительно была нарисована в 1868 году?

Джосс пожала плечами:

– Жаль, что ее автор, мистер Харт, утонул. Если бы он был жив, ты могла бы спросить об этом его самого.

– Что значит – утонул?

– В заливе.

– Я имею в виду…

– Несчастный случай. – Джосс со скорбным видом тряхнула головой. – Большая потеря для всех нас. Блэйк Харт был веселым человеком, его очень любили женщины. Он действительно нарисовал ту карту. Если бы твоя мама находилась сейчас здесь, она бы это подтвердила. Хотя, если бы она была тут, карта тебе не понадобилась бы.

Я состроила злобную гримасу, которую моя собеседница, естественно, не увидела, и вышла на улицу, держа в руке купленную карту и ощущая горечь, которая досталась мне в качестве бесплатного дополнения к моему приобретению.

Торопясь на корабль, я вдруг вспомнила, что не задала еще один интересовавший меня вопрос. В это время я уже была рядом с гаванью, где набережная буквально кишела портовыми ворами и нищими. Я остановилась, глядя на одного из уличных подростков, который сидел на земле.

– Эй, хочешь заработать пятицентовик?

Мальчишка встал и выпрямился, протягивая руку. Она была не худая, а ногти – удивительно чистыми. На другом краю земли, за тысячи миль отсюда, где-нибудь в Лондоне, уличный беспризорник был бы покрыт сажей с головы до ног, словно трубочист, облачен в рваное и грязное тряпье и готов на любую работу. Местные нищие тоже готовы были броситься в воды Тихого океана за мелкой монеткой, но здешние воды были полны рыбы, а на деревьях в изобилии росли фрукты.

– Что значит хапаи? – с улыбкой спросила я.

Глаза мальчишки стали круглыми. Его приятели захихикали. Один из них скрестил руки на тощей груди и, смешно двигая бровями, произнес:

– Это непросто объяснить. В общем, это значит… Вроде как «ждущая». Или «распухшая». Или «отравленная».

Держа блестящую монетку в пальцах, я слегка повертела ею.

– В общем, это значит беременная! – выкрикнул он неприличное, с его точки зрения, слово, подскочил ко мне, выхватил монету и, хохоча, бросился наутек.

Удивительно, до чего строги викторианские нравы. Первый мальчишка, к которому я обратилась, покраснел до такой степени, что я выудила из сумки еще одну монетку и вручила ему. Затем я бегом бросилась к пристани и поднялась на борт, опоздав всего на несколько минут и почти не подведя Би.

Расположившись в своем гамаке, я смотрела на пирс и на пришвартованные по соседству суда. В отличие от набережной в порту в это время дня было немноголюдно. Боцман «Тропической птицы», стоявшей у причала неподалеку от нас, конопатил смолой палубу. Двое рыбаков выгружали из лодки улов. За ними из-под навеса наблюдал крупный портовый кот. Легкий ветерок чуть посвистывал в снастях, мягко покачивая корпус «Искушения», а вместе с ним – и мой гамак.

Хапаи-Хале. Значит, на карте была отмечена сама возможность моего появления на свет. Я стала одной из примет города, частью острова еще до того, как родилась. Как только я поняла это, у меня вдруг возникло ощущение, будто все, что окружало меня здесь, было мне близким и родным. Мне стало казаться, что остров словно бы живет во мне, он неотделим от моего тела, как татуировка.

Это место действительно могло бы быть моим домом, и я – пожалуй, впервые в жизни – ощутила острую боль потери. Это был мир, в котором жила моя мать и где провел много времени мой отец, мир, где выросла я. Границей этого мира являлась золотистая линия пляжей, окружавшая остров по периметру. Но вот вопрос – кем была бы я в этом мире? Самой собой или кем-то иным?

Меня вдруг ужаснула мысль, что я участвую в заговоре против короля. Ощущение того, что я и остальные члены экипажа являются государственными преступниками, было поистине чудовищным. Я даже спряталась, чтобы не встречаться с Кашмиром, когда вечером он вернется на корабль, проведя целый день в хлопотах по подготовке злодеяния, направленного против местной монархии.

В субботу в порт прибыла «Зеландия», следовавшая из Сан-Франциско. Она привезла товары, почту, новости и гостей. О приходе судна жителей известили при помощи ручной сигнализации, то есть флажков – сигнальщику пришлось взобраться на Телеграфный холм, – а затем выстрелом из крепостной пушки и звоном колоколов. Вскоре на пристани возникла толпа, почти втрое превосходящая ту, что в свое время встречала «Искушение». Местные жители, смеясь и болтая, хлынули на борт и стали развлекать песнями немногочисленных пассажиров, которые оглядывались вокруг с изумлением, словно умершие праведники, неожиданно для себя оказавшиеся в раю.

Не самые приятные портовые запахи утонули в медовом аромате множества цветов, гирлянды которых висели на шеях у местных жителей и плавали в воде у причала. Обитатели острова встречали гостей-незнакомцев улыбками и поцелуями, словно те были их родственниками, когда-то пропавшими и внезапно вернувшимися домой. Давно не сходивших на берег моряков манили расставленные на пристани корзины со свежими фруктами. Еще больше интереса с их стороны вызвала большая группа излишне ярко одетых и нарумяненных женщин, которые собрались на углу пирса. Мне показалось, что я увидела в толпе встречающих Блэйка. Но когда человек, какого я приняла за своего знакомого, поднял голову, я поняла, что он лет на двадцать старше и фунтов на тридцать тяжелее его.

Вечером в питейных заведениях и игорных домах было оживленно. Вероятно, во многих местах проходили и боксерские поединки. Утром воскресенья веселье прекратилось – наступил день похорон принцессы Пауахи. Громкие крики и смех, звучавшие над городом весь вечер и ночь, сменились воем плакальщиц. Люди на улицах стали совсем другими – у них был такой скорбный вид, что даже моряки, отличающиеся буйным нравом, притихли. Я наблюдала за происходящим из своего гамака. На моих глазах солнце взошло, прокатилось по небу и опустилось за горизонт, уступив место набирающей силу луне.