«Обмануть дьявола не грешно», — усмехнулся разведчик и бизнесмен Даниэль Дефо.

«Я еще не видел человека, который при случае не солгал бы», — поддержал его Марк Твен.

«Ложь всегда вредна кому-нибудь, если не отдельному лицу, то человечеству вообще, ибо она делает негодным к употреблению самый источник права», — категорически поднял голос старик Кант.

«Правда — слишком драгоценная вещь, чтобы ее не охранял эскорт из лжи», — возразил Черчилль.

«Правдивый человек в конце концов приходит к пониманию, что он всегда лжет», — хмуро отрезал Ницше.

«Все, в том числе и ложь, служит истине. Тени не гасят солнце», — шептал Кафка.

А еще была книжка «Джельсомино в стране лжецов». Это про всех про нас.

1. Однако обозначим круг проблемы.

Обман в узком понимании слова сводится к нарушению родительской сентенции «говорить неправду нехорошо». На бытовом уровне это обычно и обсуждается.

Обман в широком смысле есть несовпадение предоставленной субъекту информационной модели объекта с его энергоматериальной моделью, иначе говоря с его реальной сущностью. (Допустимо сказать — несовпадение с истиной — но необходимость конкретных формулирований того, что есть истина, как минимум уводит в сторону наши конкретные сопоставления, встраивая в них неизбежную релятивистскую зыбкость.)

2. Забавный парадокс в том, что именно ригорист Кант ввел понятие «вещи самой по себе», справедливо заключив о невозможности адекватного постижения сущности объекта. То есть мы живем в мире наших представлений об окружающем, ограниченные собственной психофизической сущностью, собственными сенсорно-рациональными возможностями, не в силах выйти за пределы этого круга субъективных данных.

То есть. Нам не дано судить, насколько наша информационная модель мира совпадает с его сущностью. То есть. Возможно, все наше представление о мире есть обман. И вся наша жизнь есть обман. Вот что вытекает из столкновения идеалистического мировоззрения Канта с его этикой, если продолжить их линии до пересечения.

3. Банальна и нехитра мысль, что «жизнь — обман с чарующей тоскою…» XIX век породил массу чего, и естественным порядком пошел дальше Канта, и появился солипсизм, место которому Шопенгауэр справедливо определил в сумасшедшем доме. Жизнь есть моя иллюзия, оно же обман чувств, убеждал солипсизм.

Вот это обман так обман.

4. Солипсизм не мог обойти стороной этику. Анархо-индивидуализм Макса Штирнера, произросший из радикальных форм солипсизма, так прямо и утверждал, что и Бог, и долг, и все прочее — моя иллюзия, самообман, если угодно, господа. Есть лишь я, мои желания и способы их удовлетворения: все мои взаимоотношения с окружающими этим и определяются.

5. Итожа радикальный взгляд на вопрос, следует сказать: все есть обман, и нет для человека ничего в мире, кроме обмана. Так-то. И эти люди не велят ребенку стащить конфетку. Проклятые лицемеры. О какой правде может идти речь?!

6. В классической философии обман рассматривается как сугубо этическая категория. Радикальная точка зрения: обман есть зло сам по себе, правда есть благо сама по себе, это абсолютный императив. Это интересно как интеллектуальный экзерсис, но представляется не заслуживающим критики всерьез. Представлялось бы — если бы и сегодня так не полагали бы многие серьезные и уважаемые в философском сообществе специалисты. (Что, на мой взгляд, еще раз иллюстрирует мой же тезис об объективности и неизбежности наличия разнообразных вплоть до взаимоотрицания точек зрения по любому вопросу: информационный аспект эволюции всегда включает тестирование всех возможных вариантов. — Кстати, примерно так компьютер играет в шахматы: перебирая все возможные варианты развития данной позиции. Не следует упускать из вида, что законы кибернетики достаточно соотносятся с информационным процессом внутри человеческого сообщества.)

В чем представляется ошибка радикально-классической этики насчет обмана как зла самого по себе? В неправомерности абстрактно-формального подхода.

То есть: в подходе антидиалектическом, антиисторическом, антисоциальном и антипсихологическом, во всяческом избегании детерминизма — в локально-этическом изоляционизме: в принципиальном отказе рассматривать обман не сам по себе, лишь как противоречащий общей основе этики — но как социопсихологический феномен единой и неразъемной мозаики многоаспектного человеческого общежития.

Я бы рискнул назвать такой подход архаико-метафизическим. Как нет Добра и Зла самих по себе, а есть лишь абстрактные понятия, наполняющиеся смыслом лишь в конкретных обстоятельствах и в противопоставлении друг другу — так нет и не может быть обмана как Зло «вообще», но обман является злом, добром или вовсе этически нейтрален в каждом конкретном случае.

7. Предмет этики не есть правдивость. Предмет этики есть учение о нравственности — то есть о совокупности взглядов и поступков, ориентированных к счастью, справедливости, благу. Добродетель как образ мыслей и действий есть предмет этики. Я имею наглость утверждать очевидное: понятия правдивости и добродетели не адекватны. Правда может быть злом, ложь может быть благом, многочисленные примеры этого описаны бесконечно на протяжении тысячелетий.

Выдать эсэсовцам на казнь своего брата-подпольщика есть Зло, и хоть вы все себе головы об стену разбейте. Сказать умирающему, что его открытие всех потрясло, и решается вопрос о присуждении ему Нобелевской премии — благо, и можете застрелиться. Простите, что множу число банальных аргументов.

Правда или ложь здесь служат лишь шагами к достижению блага, не имея самоценности.

8. Транслирование адекватной информации — безразлично кому, безразлично с какой целью, безразлично в каких условиях, безразлично с каким результатом, — этично не более, чем работа телеграфного провода.

Информация сама по себе этически нейтральна.

Этический аспект передачи информации возникает как коммуникативный эпифеномен.

Смысл передачи информации никогда не нейтрален.

Смысл ее есть воздействие на адресат, тем самым и через это на реальность.

Формально адекватные информационные блоки имеют разный смысл в разных условиях и могут производить противоположный эффект.

С точки зрения семиотики это следует сформулировать так: смысл знака меняется в зависимости от контекста. Вне контекстов знак не имеет смысла.

9. То, что ведет к благу — этично и добродетельно. То, что ведет к злу — неэтично и недобродетельно. Суть в том, чтобы на пути к благу не творить зла. Если же это невозможно — из двух зол следует выбирать меньшее.

Масса злодеев от политики цинично спекулировали на этом положении, говоря о целях, оправдывающих средства. Что ж — иногда оправдывают, иногда нет.

Использование верных средств во зло еще не компрометирует верные средства. И в воде, необходимой для жизни, тонут многие люди.

10. Нет одного лучшего лекарства от всех болезней и нет одной лучшей пищи для ожиревших и голодающих: так нет одного лучшего политического устройства для всех народов во все эпохи и при всех обстоятельствах.

Отчего ж вы решили, что есть лишь один наилучший способ посылать сообщение всем людям обо всем и в любых условиях — говорить им правду? Даже если погибнут невинные и рухнут города?

Два слова крутятся у меня в голове, как злые докучливые мухи: схоластика и софистика.

11. Следует различать обман как факт и лживость как черту характера. Лживость безусловный порок: с лживым человеком нельзя иметь дело, нельзя доверять, он социально ущербен и опасен. Обман конкретен, тут смотреть надо.

12. О лжи во благо, во спасение, святой лжи и т. д. написана библиотека.

13. Сказано немало и о лжи как вежливости и социальном ритуале.

«Как я рад вас видеть!» «Заходите почаще!» (чтоб ты сдох)

«Вы прекрасно выглядите!» (совсем разваливается, доходяга)

«Старик, ты написал гениальную книгу!» (поганый графоман, опять пролез)

Приветливость как форма лжи.

Лесть как форма лжи.

Улыбки, рукопожатия, поцелуи, жесты, комплименты, — это все обман взаимно равнодушных сплошь и рядом. Но одновременно это социальный код, без которого нельзя. Это сигнал члену своего социума: «Я к тебе мирно отношусь, я тебе не враг, я не посягаю ни на что твое, я уважаю твои права, мы можем определенное время сосуществовать в одном пространстве и даже совместно чем-то заниматься при случае».

Главное в коде — нагрузка знака. Слова, жесты и мимика социального ритуала имеют основной смысл, отличный от номинального. Автор намеренно передает адресату не ту информацию, которой на самом деле располагает, но ложную (искусственно сконструированную), направленную на достижение желаемой цели (мирное сосуществование и сотрудничество).

Этично ли искренне сказать собеседнику: «Я считаю вас хамом и идиотом, вашу работу — безграмотной чушью, и с трудом сдерживаю желание ударить вас по лицу»? Вы по-прежнему настаиваете, что правда — во всех случаях принадлежность этики? Что, лучше смолчать? Ну так умолчание — одна из фигур лжи, разве нет?

14. И, покончив с традиционно литературным подходом, перейдем к вещам серьезным и базовым.

Любая вещественная система в Универсуме существует в двуедином аспекте — энергоматериальном и информационном.

С возникновением клетки и биосферы на Земле получение биосистемой информации извне, из среды обитания, стало необходимым условием ее существования.

А по мере усложнения биосистема с той же целью стала подчас корректировать информацию, поступающую от нее во внешнюю среду. Ядовитые растения ярким цветом сигналили травоядным об опасности, спасая себя. А другие запахом или влагой в цветке приманивали насекомых как пищу. Одни насекомые мимикрировали под растения, прячась от хищников, другие — чтоб незаметно приблизиться к жертве. Неядовитые змеи принимали окраску ядовитых, отпугивая от себя. Тигры и волки покрывались камуфляжем, вписываясь в пейзаж. У зайца потовые железы только на подушечках лап, чтоб его невозможно было почуять, когда он прыгнул в сторону и затаился.

В ходе биологической эволюции организм, совершеннее адаптируясь в среде, стал предоставлять о себе неадекватную информацию возможным врагам и жертвам.

В то же время средства и объем сбора информации организмом, нуждающимся в поиске и захвате свободной энергии, совершенствовались и росли: исключительная чувствительность органов чувств.

…Как можно заметить, мы перешли от этического взгляда на предмет к позитивистскому. Что отнюдь не отрицает, но дополняет одно другим.

15. То есть что принципиально: изменяя не реальность, но лишь информацию о ней, субъект может достичь того же результата, как если бы иной была сама исходная реальность. Величины мнимая и подлинная, имея тождественное информационное обеспечение, могут играть одинаковую роль в действительности.

Следует сформулировать и отметить: информационный ресурс есть реальная действенная величина во взаимодействии с окружающей средой. Более того: транслируемая информация может быть самостоятельной силой, влияющей на реальность.

С точки зрения эволюции мимикрия есть эффективнейший способ решения проблемы: с минимальными усилиями (изменениями) достичь максимального результата. А это — генеральный принцип эволюции вообще.

Оперирование информацией как орудием решения реальных проблем, подмена вещественной модели субъекта лишь информационной для достижения того же результата — это подъем на следующую ступень эволюции: повышение сложности и эффективности адаптационного механизма.

16. А вот и люди. А вот и мы.

Базовый уровень отличия человека от прочих животных — в резко и биологически неоправданно повышенном потреблении, переработке и выделении энергии.

В анатомо-физиологическом аспекте это являет себя, принципиально и прежде всего важно для нас сейчас, сформированием мощнейшей центральной нервной системы. Активно работающий мозг неподвижного человека потребляет почти до 40 % всей глюкозы, поступающей в кровь для питания всего организма.

Основное функциональное отличие нашего мозга от животных — создание многочисленных информационных моделей чрезвычайной емкости.

Огромное большинство этих моделей никогда не реализуются в действительности. Но их количество, детализация и дальнобойная многоступенчатость позволяют человеку отобрать лучшую и организовывать свою деятельность несравненно рациональнее любого животного. Исключительный информационный запас памяти и аналитическая способность позволяют человеку создавать (в воображении) бесконечное количество самых сложных информационных моделей.

Потом он наилучшим способом охотится на кабана, или строит каравеллу, или создает дифференциальное исчисление.

17. Что есть воображение? Создание множества информационных моделей, не отражающих непосредственно реальность, но абстрагированных от нее вплоть до полного искажения форм действительности. Что отличает его от самообмана? Что субъект и не отождествляет картины воображения с реальностью. Но создавать эти картины — есть неотъемлемое и необходимое свойство его психики.

Ибо основа воображения — дальнее планирование, оно же практическое прогнозирование: создание информационных моделей всех возможных будущих ситуаций, чтобы выбрать из них оптимальную и выработать программу практических действий для достижения желаемого результата.

Но. И не примененные в реальности модели не всегда пропадают как отходы производства или удобрение памяти для моделей будущих. Из них возникает праискусство в форме обрядов, рисунков и охотничьих баек у костра.

Байка выдает себя за правду, но над хвастовством (враньем) героя-охотника добродушно посмеиваются. Ан внемлют! Ибо — ибо! — правда художника всегда субъективна и от лжи не всегда различима. Цель? Развлечь народ, снискать симпатии, получить лишний кусок. А то вы не знаете этих писателей…

18. Что общего у искусства и обмана? Искусство — формально неадекватная информационная модель объекта, намеренно трансформированная сознанием художника.

А еще? То и другое направлено на вызывание рассчитанной реакции адресата.

Чем отличается искусство от обмана? Оно и не выдает себя за формально адекватную информацию.

19. С точки зрения информатики обман — это спекулятивная информационная модель.

Обман — это переформатирование адекватного информационного поля объекта с целью вызвать следствием процесс переформатирования детерминированного им поля энергоматериального. — Адекватный прогноз действий объекта путем внедрения элементов неадекватной информации заменяется на прогноз неадекватный, желаемый субъектом для действующего в ущерб себе объекта.

Обман есть власть.

20. С точки зрения последовательного инструментализма обман можно расценивать как инструмент достижения субъектом своих целей с минимальными усилиями и затратами, воздействуя на объект предоставлением ему сконструированной информационной модели таким образом, чтобы объект собственными силами действовал образом, желательным субъекту.

«Знание — сила» — сообщил Френсис Бэкон. То есть:

Информация — орудие преобразования реальности.

А преобразование реальности — это и есть жизнь и сущность нашей деятельности.

21. С точки зрения энергоэволюционизма, рассматривающего Бытие как эволюцию изначальной энергии Большого Взрыва, а жизнь — как захват свободной энергии и максимальное преобразование окружающего материального пространства, следует сформулировать:

Обман — это внебиологическая, социальная форма захвата энергии подобных субъекту материальных объектов информационными средствами и преобразование этой энергии объектами в направлении воли субъекта. Это превращение равных себе автономных объектов в добровольные орудия своего замысла и своей деятельности помимо их собственных мотиваций.

Таким образом, это одно из средств повышения социальной структуризации, самоорганизации общества, когда действия социальных монад уменьшают свободную разнонаправленность и координируются сторонними (информационными) центрами.

22. Обман — это социальная экспансия путем подмены информационных моделей в сознании объектов. Борьба умов за подчинение, образ и цель действий.

Обмана есть следствие неизбежности противоречий в обществе. А неизбежные противоречия между индивидуумами, ведущие к борьбе, есть та самая движущая сила социального развития, как нам всем давно известно.