Глава 12
Слишком шикарно для меня

– Что скажешь? – спросила Марин. Она стояла, подбоченившись, посреди гостиной, в голубом шелковом платье с запа́хом и зеленых босоножках на шпильках.

– Ты выглядишь настолько бесподобно, что мы, пожалуй, никуда сегодня вечером не пойдем, – заявил Верлак, откладывая книгу, чтобы не рассеивалось внимание. – Ты уверена, что хочешь? – продолжал он. Поднявшись с дивана, он подошел к Марин и поцеловал ее в лоб, для чего ему пришлось почти привстать на цыпочки.

– Конечно, хочу, – ответила она. – Я же сказала.

– И ты не против дюжины курильщиков с сигарами?

Марин рассмеялась:

– Дюжины курильщиков с сигарами под открытым небом, теплым вечером в конце лета? Нет. Это лучше, чем составлять тебе компанию, пока ты куришь в своем «Порше», наглухо закрыв окна.

– Э, так нечестно! – возмутился Верлак. – Окна я всегда открываю.

Марин улыбнулась:

– Правильно. Только один раз не стал, да и то потому, что начался дождь. К тому же ты пообещал мне сегодня вечером вкусную еду и отличные вина, так что пойдем, пока я не передумала. Остальные жены и подружки тоже там будут, да?

– Дважды в год это дозволяется, – ответил Верлак. – Но всего два раза в год. И конечно, Пьер с Жан-Марком тоже будут там.

– Но ведь они же пара! Разве это разрешено правилами?

– Конечно, ведь в клубе состоят оба – и Пьер, и Жан-Марк, – объяснил Верлак, снимая пиджак с вешалки в холле. – И потом, сомневаюсь, что кто-то еще уже успел узнать, какие между ними отношения.

Марин подкрасила губы перед зеркалом в холле, сжала их, выравнивая помаду, потом отозвалась:

– А я уверена, что остальные уже поняли, что к чему. Не такие уж они тугодумы. – Она улыбнулась Верлаку, и он рассмеялся, понимая, что его дразнят. Признание обоих мужчин, что они любят друг друга, для него стало полной неожиданностью.

– Кто сегодня устраивает ужин для клуба любителей сигар? – спросила Марин.

– Жакоб, – ответил Верлак. – Он наполовину египтянин, наполовину француз. А работает в лондонском Сити.

– В лондонском? Почему так далеко?

– Скоро узнаешь.

Пятнадцать минут спустя Верлак въехал на своем «Порше» в высокие черные, гостеприимно распахнутые ворота.

– Какая красота! – воскликнула Марин, высовывая голову в окно. – Глупо звучит, но я просто обожаю эту подъездную дорожку!

Верлак улыбнулся и опустил стекло в окне со своей стороны. Ему был приятен энтузиазм, с которым Марин воспринимала все вокруг, вплоть до подъездной дорожки. Птицы щебетали, перепархивая с платанов на пинии, растущие вдоль обочин.

– Ты права, – сказал Верлак. – Я бывал здесь и раньше, но только поздно вечером. А теперь понимаю, что ты имеешь в виду.

Подъездная дорожка была грунтовой, две узких полосы тротуарных плиток служили направляющими для колес автомобиля. Между плитками и вокруг них росла изумрудная трава, и гость, подъезжая к дому, замечал не бетон или камень, а зелень. Почему-то от пения цикад, вечернего тепла и вида зеленой травы на глаза у Верлака навернулись слезы умиления. Автомобиль медленно прокатился по дорожке и остановился на большой, усыпанной гравием парковке.

Тщательно ухоженный «Ситроен» Пьера выглядел карликом рядом с остальными машинами, главным образом немецкого производства, причем три из четырех были внедорожниками. Пьер и Жан-Марк как раз выбирались из синего автомобильчика и сразу же поспешили к Верлаку с традиционными bise. Внимание мужчин привлек новенький серебристый «Порше Кайен».

– Чей это? – спросил Пьер. – Что-то не узнаю.

– Кристофа Шазо, – ответил Верлак. – Он рассказывал мне об этой машине, когда мы случайно встретились в «Мазарини».

Жан-Марк обошел вокруг «Кайена». Марин с улыбкой наблюдала за мужчинами.

– Вы прямо как подростки, – заметила она.

Пьер пожал плечами:

– Красивые они, что тут еще скажешь?

Верлак сбил комок грязи, прилипший к колпаку левого заднего колеса.

– Кристофу пора помыть свою новую красавицу.

– Эй, что это с Марин? – вдруг воскликнул Пьер.

Обернувшись, Верлак увидел, что Марин не сводит глаз с дома.

– Марин! – окликнул ее Жан-Марк. – Ты что, язык проглотила?

– Тс-с-с! – Марин поспешно вернулась к ним. – Услышат!

– Тебе нравятся дома, а нам – машины, – подытожил Верлак.

– Впечатляет, верно? – кивнул Пьер.

– Да, впечатляет, но не подавляет размахом, – согласилась она. – По-моему, это самый красивый дом, какой я видела в жизни.

Мужчины невольно повернулись и обвели взглядами трехсотлетний mas. Этот дом, несмотря на свои размеры, – Пьер прикинул, что в нем, должно быть, спален двенадцать, – выглядел непритязательно. Казалось, свое существование он начал в виде manoir – усадьбы зажиточного крестьянина, а потом на редкость гармонично достраивался на протяжении десятилетий и веков. Каменные стены были грубыми, неоштукатуренными, ставни выкрашены светло-серой краской. Дом окружала флора Прованса – мириады оттенков зеленого и серого и отдельно стоящие высокие тонкие кипарисы. Они двинулись в обход дома – в ту сторону, откуда доносились музыка, голоса и смех. С десяток пар расположились вокруг вытянутого, плавно закругленного бассейна. Северную оконечность бассейна защищала от ветра каменная стена высотой футов пять, над стеной высились холмы с террасами виноградников. К западу от дома находился еще один, более высокий и крутой холм, где на террасах был разбит сад: небольшие, округло подстриженные живые изгороди из самшита, клумбы розмарина, тимьяна, лаванды, там и сям – средиземноморские цветы, любящие солнце, не слишком требовательные к почве и поливу и способные выдержать местные холодные зимы.

– Все они белые, – заметил Пьер, разглядывавший клумбы в компании Марин. – Я про цветы.

– Верно, – кивнула она. – Именно поэтому сад так радует глаз и выглядит настолько приятно.

– И стильно, – подмигнул Пьер.

– А-а, вот и вы! – Фабрис, президент клуба любителей сигар и владелец сети магазинов сантехники, раскинувшейся по всему Провансу, вышел навстречу Пьеру и Марин. – Рад видеть тебя, Марин. – Он переложил высокий стакан из правой руки в левую, чтобы пожать Марин руку.

Вместо этого она шагнула к нему и поцеловала в щеку.

– А ваша жена здесь? – спросил Пьер.

– Нет, – ответил Фабрис. – Нашей старшей дочери со дня на день рожать. Моя жена сидит дома, ждет звонка. А вы как, Пьер?

– О чем вы?

– Никого не привезли с собой? – допытывался Фабрис, наклонившись к Пьеру и шутливо толкая его локтем в бок. – Какую-нибудь юную красавицу, чтобы представить нам, а?

– Я приехал с Жан-Марком, – невозмутимо ответил Пьер.

Фабрис кивнул с озадаченным видом, потом улыбнулся.

– Так я и знал.

– Привет, Фабрис, – поздоровался, подходя, Верлак и обнял Марин за талию.

Фабрис взволнованно заговорил:

– Вон там, возле купальни, один парень делает мохито – у него они выходят даже лучше, чем те, которые я пробовал на Кубе!

– Звучит заманчиво. Пойдем и мы попробуем, – предложил Верлак Марин.

Громко хлюпнув, Фабрис втянул остатки своего коктейля через соломинку и заявил:

– Я с вами! Было бы неплохо повторить.

По пути к купальне они встретили Жакоба и его жену Ребекку. После знакомства Ребекка предложила:

– Угощайтесь! Аперитив каждый берет сам, а ужинать мы сядем за стол. А теперь прошу простить, мне пора! Кончился тапенад.

– Она сама его готовит, – сияя, пояснил Жакоб.

– Правда? – впечатлилась Марин. Сама она готовила тапенад только однажды: вынимать косточки из оливок оказалось страшно муторным занятием.

– А вот и первая сигара на этот вечер, – объявил Хосе, еще один член клуба, вручая Верлаку деревянную коробочку. – Это «Упманн», лимитированная партия.

Верлак представил ему Марин.

– Моя жена Карме будет рада с вами познакомиться, – сказал Хосе. – Она вон там, в бежевых брюках и белой блузке. Преподает испанский в университете. Я ей рассказывал, что вы преподаватель права.

– Будет очень приятно познакомиться, – ответила Марин. – Передайте Кармен, пожалуйста, что я охотно посплетничаю с ней об университете.

Хосе и Верлак рассмеялись.

– Передам обязательно. Кстати, не Кармен, а Карме, – уточнил Хосе. – Это каталонский вариант того же имени.

Хосе ушел разносить сигары. Верлак обрезал кончик «Упманна» и, похлопав себя по карманам, обнаружил, что забыл зажигалку. Незнакомый мужчина тут же щелкнул зажигалкой и поднес язычок огня к сигаре Верлака.

– Благодарю, – произнес Верлак, закуривая. – Кажется, мы не знакомы. Я Антуан Верлак.

– Приветствую, – незнакомец пожал ему руку. – Филипп Леридон.

– А это Марин Бонне.

– Очень приятно, – улыбнулся Леридон. – Вы тоже любительница сигар?

– О нет! – воскликнула Марин. – Я здесь на правах представительницы клуба жен и подруг.

Леридон засмеялся.

– А вы? – в свою очередь, спросила Марин. Она старалась не слишком глазеть на собеседника, но его лицо показалось ей знакомым. Откуда? Экс – маленький город, возможно, они просто когда-то стояли в одной очереди в «Монопри».

– Меня пригласил Кристоф Шазо, – объяснил Леридон.

– Слушайте, – вмешался Верлак, – вы тут поболтайте, а я схожу за мохито, пока Фабрис их все не выпил.

Марин не выказала раздражения оттого, что ее бросили так внезапно, да еще вынудив поддерживать светскую беседу с человеком, которого они с подругой Сильви классифицировали бы как пижона. Филипп Леридон представлял собой сугубо средиземноморский тип самца: слишком увешанный золотом, слишком загорелый, слишком открыто демонстрирующий кубики пресса под слишком обтягивающей белой рубашкой, расстегнутой на больше пуговиц, чем следовало бы. От неловкости Марин вскоре спасло появление человека, с которым она познакомилась в кафе «Мазарини».

– А, привет, Кристоф! – воскликнула она. – Рада вас видеть!

И тут же, как по сигналу, вспомнила, где видела Филиппа Леридона. И вправду в очереди, но не в «Монопри», а на почте.

– И я вас тоже, – отозвался Кристоф, целуя ее в щеку.

Марин заметила на обоих мужчинах узкие ремни от «Эрмес», которые всегда терпеть не могла, и умолкла, слушая, как они обсуждают новую машину Кристофа.

Вернулся Верлак с двумя мохито, один стакан был наполовину пуст. Марин рассмеялась, он с улыбкой пожал плечами.

– Как дела, Кристоф? – спросил он.

– Так себе, – ответил Шазо. – Семейные неурядицы.

– Не у вас одного, – напомнил Верлак. – Что на этот раз?

– Моя тетушка Полин нас всех переполошила. Отправляется бродить по всему Эксу и окрестностям, а спустя несколько часов ее приводят домой добросердечные, но совершенно незнакомые люди!

– Так это ваша тетушка? – спросил Верлак. – Полин Даррас?

– Она самая.

– Ваш дядя приходил во Дворец правосудия, заявлять о ее пропаже. Но я ему сразу сказал, что она отыщется через несколько часов, живая и невредимая.

Шазо кивнул:

– Да, тем все и кончилось. А сегодня я узнал, что она не дает житья моему приятелю Филиппу.

– Вот как? – удивился Верлак.

– Мы соседи, – объяснил Леридон. – Я сейчас как раз занят масштабным ремонтом в своем доме, а при таких работах шум, к сожалению, неизбежен. Вдобавок от вибрации перфоратора на стенах кухни мадам появилось несколько мелких трещин, которые я сразу предложил заделать.

Марин смотрела на Леридона, с раздражением отметив, что он подчеркнул слова «масштабный» и «мелкий».

– А где ваш дом? – спросила она.

– Это «Отель де Панисс-Пассис» на улице Эмерик-Давид, – ответил Леридон. – Знаете такой?

– О да, – кивнула она. – Я же родом из Экса. – Она старалась не выдать досады: этот отель ей особенно нравился своей поблекшей элегантностью. – Но ведь ваша страховка покроет ее ущерб, верно?

– Да, разумеется. Но мадам Даррас даже разговаривать со мной не желает, а если и удостаивает разговором, то лишь чтобы пригрозить судом.

Вот теперь Марин отчетливо вспомнила пожилую даму на почте: значит, без очереди пыталась пройти не кто-нибудь, а тетушка Кристофа, и она же вступила в яростную перепалку с Филиппом.

– А она может? – уточнил Верлак.

– Еще как! – ответил племянник мадам Даррас. – Моя тетушка – на редкость скандальная особа и вдобавок зануда.

– Странно так отзываться о родной тете, – смело заявила Марин. Верлак громко хлюпнул, допивая мохито, и она недовольно нахмурилась, глядя на него.

– Понимаю, звучит некрасиво, но, честно говоря, все мы от нее уже устали, – продолжал Шазо. – Она названивает моей матери среди ночи и обвиняет ее в каких-то глупостях, да еще многолетней давности. Когда мама отходит от телефона, ее аж трясет. По-моему, единственный, кто способен вынести мою тетю, – это ее муж. Ну и, конечно, Коко, ее собака.

Ужин был накрыт в столовой, которая, по оценкам Марин, размерами превосходила ее гостиную, столовую и кухню, вместе взятые. На стол подавали блюда несколько местных девушек, и, кроме того, между кухней и столовой курсировала немолодая пара, про которую Ребекка сказала Марин, что она работает в доме более тридцати лет.

– Они нам как родные, – объяснил Жакоб, когда после ужина все перебрались на террасу пить кофе. – Они помогли нам вырастить наши «три грации» – так мы зовем своих дочерей. Куда мы, туда и Тони с Маргритт. Без них мы бы пропали.

Марин улыбнулась, растроганная явной привязанностью Жакоба к этой паре.

После ужина Верлак и Фабрис устроились в шезлонгах и закурили сигары. Некоторое время Фабрис возился с откидной спинкой своего шезлонга, пытаясь устроиться поудобнее.

– Вот так, – наконец сказал он, положил ногу на ногу и запрокинул голову, выпуская дым. Потом отпил домашнего лимончелло, приготовленного Тони, причмокнул и повернулся к Верлаку:

– Этот приезжий, Леридон, по-моему, ничего парень.

– Ты думаешь? – с сомнением отозвался Верлак. – По-моему, вид у него слишком вульгарный. Не знаю, стоит ли нам принимать его в клуб.

Фабрис повернулся к нему:

– Ты слишком строг к людям. Дай бедняге шанс.

Верлак промолчал.

– А ты знаешь, что Пьер приехал сюда сегодня с Жан-Марком? – продолжал Фабрис.

Верлак попыхивал сигарой.

– Знаю, мы встретились с ними на стоянке.

Фабрис свесил ноги с шезлонга и, отталкиваясь от пола, начал передвигать его поближе к Верлаку, ухитряясь не пролить лимончелло.

– Может, подержать твой лимончелло, пока ты переезжаешь? – рассмеялся Верлак.

Фабрис протянул ему стакан, продолжая устанавливать свой шезлонг рядом с шезлонгом собеседника. В свою очередь, Верлак пытался удержать разом оба стакана и сигару.

– Знаешь, что мне кажется? – спросил Фабрис, удовлетворившись результатами перестановки. И придвинулся так близко к судье, как только мог, не опрокинув шезлонг.

– Нет. Что?

– Они пара.

Верлак отпил глоток из своего стакана.

– По-моему, ты прав, Фабрис. Какая проницательность!

Он умолк, ожидая, что скажет Фабрис, и не зная, как президент клуба отнесется к тому, что в нем появилась пара геев. Верлак мог бы доверить Фабрису Госсену собственную жизнь, но вместе с тем знал, что Фабрис вырос в семье рабочих из Марселя, а поскольку он работал в окружении сантехников и строителей, то с гомосексуалистами вряд ли когда-нибудь сталкивался. В клубе любителей сигар тоже преобладают мачо, признал Верлак, вспомнив дорогие машины на стоянке. Но вопреки расхожим представлениям пристрастие к сигарам питают не только богатые и консервативные мужчины: наглядные примеры – Пьер и Жан-Марк, а также единственная женщина, состоявшая в клубе, – аптекарь Виржини, отсутствовавшая сегодня на вечеринке.

– И знаешь, что еще? – снова спросил Фабрис.

Верлак утомленно вздохнул:

– Нет. Что, Фабрис?

Его собеседник смотрел в другой угол террасы, где Жан-Марк и Пьер увлеклись разговором с Марин и Карме.

– По-моему, это замечательно, что у нас в клубе есть… геи… пара геев, и по этой же причине мы вполне можем принять неплохого, хотя и вульгарного парня. Всякий сгодится, верно?

– Всякий сгодится – для чего, Фабрис? – со смехом уточнил Верлак.

Фабрис постучал по шезлонгу Верлака ботинком.

– Ну, ты же понимаешь! Всякий… улов сгодится для буйабеса!