Раннее утро последнего месяца января выдалось особенно морозным. До треска. Впрочем, разгоряченная толпа, казалось, этого не замечала.

Восьмидюймовый морской «Единорог» за пять дней обстрела смог обеспечить все условия для нового штурма. Управились бы и раньше. Но ядер не было. Запас с полигона расстреляли в первый же день. Потом двое суток ждали, пока найдут мастеров и те что-то предпримут. Ведь Чохов, узнав о поступке Шуйского, разбил опытную форму для ядер и ударился в бега. Затаился где-то наверняка. Но пойди найди. Как, впрочем, и почти все его работники. Вот и выкручивались как могли.

Но справились.

Проломили стену. Расширили проход. Повредили прилегающие башни и здания за стеной.

И вот утром, приняв по «наркомовской» чарке крепленого меда, стрельцы и поместные пошли на приступ. И если стрельцов было раз-два и обчелся, то поместных хватало с избытком. Причем, что примечательно, тех помещиков, что ушли из войска Герая, привлечь на сторону Шуйского не удалось. Они прекрасно видели, что такое легион, и не тешили себя иллюзиями на тему того, чем все это закончится…

– Ура! – заорали мятежники, надвигаясь толпой.

– Бей! – закричал командир преторианцев.

И его полторы сотни дают слитный залп из штуцеров. Он не мог вывести в линию всех. Еще несколько десятков бойцов остаются в царских палатах. Нельзя государыню без защиты оставлять.

Залп.

Залп.

И толпа их захлестывает.

Завязывается рукопашный бой.

Кирасы и шлемы, кинжалы и тяжелые боевые шпаги. Преторианцы и снаряжены хорошо, и обучены прекрасно, и натренированы. Но врагов очень много. Слишком много, чтобы удерживать их даже в узостях.

Медленно пятясь и с огромным трудом удерживая строй, преторианцы стараются не допустить полного окружения. Метают несколько гранат. Но это сложно. Слишком плотный «партер». Не отвлечешься.

Выходят к царским палатам.

Из бойниц мятежников «приветствуют» преторианцы. Они уже зарядили по пять штуцеров, следуя приказу императрицы. А потом обрушивают в тридцать пять стволов на мятежников натуральный град пуль. Чем и спасают своих товарищей – те теперь могут отойти в палаты. С боем, но могут. Их больше не оттесняют в сторону ворот.

Небольшое затишье.

Накопление мятежников.

И новый рывок.

Они пытаются взять штурмом царские палаты. Но около сотни переживших этот бой преторианцев встречают их метким и частым огнем из штуцеров… и гранатами. О да! Их полетела целая куча, вмиг охладив пыл нападающих.

Новое затишье. Уже куда более долгое. Часа три оно длилось, если не больше. Марина уже было расслабилась, подумала, что отступили. Но…

Бабах!

Ударил восьмидюймовый морской «Единорог», выкаченный на прямую наводку. Тяжелое ядро массой в двадцать семь с гаком килограмм смачно вошло в стену царских палат, обрушив ее частично. Но второго выстрела сделать не удалось – преторианцы ударили штуцерами, выбивая личный состав.

Восемь раз мятежники пытались пробиться к «Единорогу». Но каждый раз их встречали точным и слаженным огнем штуцеров, засыпав все подступы к тяжелому орудию трупами.

А потом, понимая, что по темноте его могут утащить, преторианцы предприняли вылазку.

Рывок.

И десяток бойцов спешно засовывают в жерло орудия мешочки с порохом. Один. Второй. Третий. Четвертый. И далее. Прибивают. Теперь пыж. И три ядра, поднятых тут же.

Их заметили мятежники.

Они уже бегут в контратаку.

Преторианцы чуть отворачивают «Единорог» в сторону от царских палат и, воткнув фитиль в запальное отверстие, поджигают его. После чего бегут, спасаясь от комплекса стремительно надвигающихся проблем. И неизвестно, какая из них убийственней.

Мятежников встречает крепкий залп штуцеров, не пуская к «Единорогу». Они пытаются пробиться, чтобы потушить фитиль. Но в царских палатах большой запас оружия. На каждого преторианца по пять «стволов». А тут – уменьшенный состав. И все что можно – заряжено. Так что огонь получается очень плотный.

Бабабабах!!!

Наконец взрывается орудие, получившее семикратный заряд пороха и тройной – ядер. Стенки просто не выдерживают.

Царские палаты слегка повреждаются ударной волной и осколками. Но больше всего достается мятежникам. Их просто сдувает…

Василий Шуйский потряс головой от звона в ушах. Он взирает на все это со стороны. Ему хватает ума не лезть вперед «на белом коне». Поэтому пока и выжил. В сущности, ему плевать и на «эту польскую шлюху», как он ее уже открыто называет, и на царские палаты, и на преторианцев. Он хочет одного – получить доступ в Успенский собор для венчания. Но вот беда – не подойдешь. Стреляют. И точно стреляют. А людей у него больше не становится.