Утро для Дмитрия началось с обхода лагеря.

За ночь тыловые службы должны были убрать за его пределы все «продукты жизнедеятельности», наведя чистоту и порядок. Да и проинспектировать, как его бойцов кормят, следовало. Император ведь питался из общих ротных котлов наравне со своими легионерами, поддерживая в тонусе интендантов и поваров. Они банально не знали, к какой роте присоседится монарх во время каждого приема пищи. Никакой системы в том не было. Точнее, была, но известная лишь Дмитрию.

Проснулись.

Умылись.

Поели.

Привели себя в порядок.

Проверили оружие и, где нужно, почистили.

Проверили наличие и состояние боеприпасов.

А где-то через час и войско Тохтамыша пришло в движение.

– Обходят? – поинтересовался командир батальона тяжелой пехоты, наблюдая за движением вражеской орды, уходящей большими массами кавалерии в обе стороны вдоль реки.

– Обходят, – согласился с ним император.

Но это его не беспокоило, в отличие от османской артиллерии.

Ночью обстрела из 12-фунтовых «Единорогов» не велось, поэтому османы смогли привести в порядок десятка три пушек. Остальные либо были испорчены вчерашним обстрелом, либо под них тупо не имелось личного состава. Очень уж сурово вчера османских артиллеристов приложило.

Вот эти пушки и вывели на новые позиции – намного ближе, чем вчера. Да разместив не компактно, а раскидав довольно далеко друг от друга. Видимо, с целью минимизировать действие гранат как обычных, так и картечных.

– Раздели своих, – приказал Дмитрий командиру полевой батареи, – как вчера. Одна тройка пушек пусть бьет с левого краю, а вторая – с правого. Чтобы не мешали друг другу. Задача – разогнать прислугу как можно скорее. Сами орудия – черт с ними. Главное – чтобы они молчали. Все ясно?

– Так точно! – козырнул командир полевой батареи.

– Повтори… – задал император стандартный уставной вопрос.

Уже через десять минут 12-фунтовые «Единороги» заговорили. Они не стали дожидаться «первого слова» от османов, что копошились вокруг своих пушек. Да и зачем?

Бах! Бах! Бах!

Ударили орудия, и спустя несколько секунд вспухли белые облачка взрывов.

Прошло три залпа полевых орудий, прежде чем османы стали отвечать. И опять вразнобой, как и вчера. Мешая друг другу пристреливаться и прицеливаться. Таблиц-то стрельбы у них не было. Поэтому все на глазок. Из-за чего результативность огня сильно страдала. Хотя вреда причиняла много больше вчерашнего. Все-таки расстояние сильно уменьшилось и, как следствие, выросла точность. То здесь, то там ядра попадали в полевые укрепления, пробивая их насквозь и поражая расположенную за ними живую силу.

Дмитрий наблюдал за этим и радовался, что османы не гранатами стреляют. Не жаловали их в те годы в полевой артиллерии, как, впрочем, и в корабельной. Да даже в осадной – и то применяли неохотно, предпочитая работать ядрами из ломовых пушек.

Вот так и перестреливались в молчаливом ожидании.

Прошло два часа.

Османские батареи замолчали… по исчерпании личного состава. Они не учли, что не только у них вырастет точность, но и у полевых орудий.

Тишина.

Дмитрий осмотрел свои укрепления. Три десятка убитых, сотня раненых, совокупно – и строевых, и тыловых. Два полевых и шесть полковых орудий разбито. Есть повреждения в люнетах и флешах, но незначительные. Вон – тыловики бросились их исправлять, заваливая хламом по типу баррикады. Час – и все поправят. Только намерзший лед не восстановить. Одно ядро даже попало в центральную смотровую площадку, где стоял Дмитрий. Но практически не повредило ее – ударило по касательной.

Терпимо.

Осмотр османских орудий в зрительную трубу показал множество трупов. Как артиллеристов в характерной одежде, так и помощников, в том числе и из казаков, знакомых с пушками. Занятно было то, что к ним никто не подходил. Вообще. Видимо, боялись возобновления огня. Поэтому раненные старались сами отползти подальше. Если могли.

– Государь, – произнес Петр, привлекая внимание.

– Что?

– Обошли, – сказал он, указывая на многочисленную легкую кавалерию противника.

– Ну, что я могу сказать – Бог в помощь штурмовать полевые укрепления легкой кавалерией.

– Тебя они совсем не заботят? – удивился Петр.

– Нет. Потому как они нужны для отвлечения внимания. Посмотри туда, – махнул рукой Дмитрий в сторону основного войска Герая.

А там было что посмотреть.

Янычары и казаки готовились к атаке. А за их спинами собирались спешенные татары, ногаи и черкесы. Никакого порядка – чистая стихия. Разве что янычары организовали внятный строй. Но все равно – выглядело угрожающе. Очень угрожающе.

– Усилить фронтальные полковые батареи, – приказал Дмитрий командиру артиллерии легиона. – Восполни штат и усиль, доведя полубатареи до четырех стволов. Снимай с тыла и флангов. Там справятся.

– Есть, – козырнул офицер, повторил приказ и «ускакал» его выполнять.

– Штурмовиков раздели пополам и поставь их тут и тут, – указал император командиру тяжелой пехоты. – Чтобы могли в случае необходимости контратаковать. Гренадеров раздели на четыре равные части и отправь в усиление вот этим трем флешам и передовому люнету. И да – пусть с собой захватят гранат побольше. Им их все равно руками кидать, так что ручные мортиры будут без особой надобности, могут в расположении оставить. Главное – гранат как можно больше унести. Понял?..

И так далее.

Серия распоряжений спокойным голосом и с невозмутимым видом. Чтобы, не дай Кхалиси, не началась паника. Хотя у самого Дмитрия по спине маршировали мурашки. Ему как-то было не по себе от того, насколько многочисленное войско идет на него. Но самообладания хватало. А вот у наблюдателей от Габсбургов и Бурбонов – нет. Стояли бледные как полотно. Они бы сбежали. Точно сбежали. Если бы за лагерем не кружила многочисленная татарская кавалерия.

Наконец ударили барабаны, и вся эта масса пришла в движение.

– Понеслось говно по трубам, – тихо буркнул себе под нос Дмитрий, вызвав, впрочем, удивленные взгляды всех окружающих. Даже иностранные наблюдатели, и те уже неплохо говорили по-русски, поэтому услышать его смогли, а понять – нет.

– Государь? – произнес Петр, озвучивая немой вопрос окружающих.

– Что? К бою!

Ничего не поняв и посчитав это очередной странной присказкой Императора, все отмахнулись от нее и приготовились к сражению. А оно явно выходило не простым.

Бах! Бах!

Ударили полевые «Единороги», отправляя свои 12-фунтовые картечные гранаты в толпу.

Бах! Бах! Бах!

Следом за ними ударили задравшие стволы 3-фунтовые полковые «Единороги».

А легкая степная кавалерия, стремясь отвлечь на себя внимание, пошла на сближение.

Залп.

Залп.

Залп.

Заработали роты поверх фланговых флешей и люнетов.

Бах! Бах!

Ударили дальней картечью ослабленные полубатареи полковых «Единорогов», что располагались в тылу и на флангах. Но хватило.

Залп.

Залп.

Залп.

Продолжали методично бить стрелки линейной пехоты компрессионными пулями из своих ружей с колесцовыми замками.

А фронтальные «стволы» пока еще работали картечными гранатами, что вспухали белыми облачками над густой массой пехоты, идущей на приступ полевых укреплений.

Даже у закаленных в боях ветеранов-легионеров был на лице четко отпечатан страх. Да практически ужас. Но они держались. Оборачивались на Дмитрия и держались. Тот-то стоял с едва заметной улыбкой и с явным интересом наблюдал за тем, как продвигается пехота противника. Легкая кавалерия же его совсем не интересовала. И то, что с флангов и тыла постоянно доносились выстрелы, он, казалось, даже не замечал.

Но вот наконец ударили первые залпы ружей рот, стоящих с фронта.

А следом за ними 3-фунтовые «Единороги» перешли на дальнюю картечь.

Залп! Залп! Залп!

Бах! Бах! Бах!

Пехота продолжает накатывать, неся огромные потери. Но в этой беспорядочной лаве простым бойцам того не разобрать. А вот представитель султана, командующий артиллерией и янычарами, прикомандированными Гераю, все видел и все замечал. Он восседал на своем коне и внимательно всматривался в поле боя с помощью зрительной трубы. И хмурился. Как все замечательно начиналось… Там, под Коломной. Гяуры вели себя так, как и надлежало неверным. Сначала часть перешла под руку правоверного правителя, а остальные были рассеяны благословенным огнем его пушек. Сейчас же он не только потерял всех артиллеристов и большую часть орудий, но и на его глазах совершенно растерзали практически всех янычар, не дав тем даже дойти до рукопашной. Странные укрепления. Кто так ставит вагенбург?! Дикари! Однако именно это построение и позволило им массировать огонь орудий и ружей. Вон какой плотный огонь!

Османский паша, побывавший не в одном сражении и успевший отличиться в последней войне с Габсбургами, был очень недоволен увиденным. Он знал: внутри укреплений – горстка воинов, по сравнению с той монументальной лавой, что накатывается на них. И радовало его только одно: их задавят. Их должны задавить.

Вон пехота прошла дальше вчерашнего продвижения казаков. Вот она уже охватывает с двух сторон передовой люнет. Названия паша не знал, но смысла это не меняло. И вдруг начались взрывы. Много взрывов! Такое чувство, что у воинов Аллаха, что первыми прорвались к укреплениям московитов, сама земля под ногами стала взрываться. То, что в дело включились гренадеры, руками начавшие метать гранаты в великом множестве, он отсюда не заметил. Слишком плохие оптические свойства зрительной трубы.

Вот ударили полевые 12-фунтовые «Единороги» дальней картечью с малой дистанции, прорубая натурально просеки среди врагов. Вот их поддержали полковые 3-фунтовые орудия. А потом артиллеристы просто отступили, оставив свои орудия.

Вместо них выдвинулись штурмовики с дробовиками.

Впрочем, этого ни паша, ни хан не видели. Дым от выстрелов и мешанина людей на укреплениях не способствовали удобству наблюдения.

Включились гренадеры с трех других позиций, натурально затопив накатывающую пехоту взрывами ручных гранат. Из-за чего она отшатнулась и стала расходиться стихийными колоннами, обходящими укрепления. Артиллеристы вернулись к «Единорогам» и частыми ударами картечью подрубили основания этих колонн. Бить вдоль густой толпы дальней картечью с малой дистанции было одно удовольствие. Маленькие чугунные ядра пробивали по пять-шесть человек, прежде чем теряли энергию. Время от времени заряжали ближней картечью – когда масса противника становилась разреженной. А потом снова дальней. Да по самой гуще людской.

Передовой люнет все же захлестнула волна пехоты противника.

Завязалась рукопашная схватка. Янычар к тому времени уже выбили, поэтому линейная пехота столкнулась «в штыки» с казаками да степняками. Точнее, у легионеров был штык, которым они ловко орудовали, удерживая плотный строй. А вот наседающие махали сабельками, мешая друг другу. Не зря Дмитрий решил опираться на развитую немецкую школу дуэльного фехтования двуручным мечом. Именно она, богатая на колющие удары, прекрасно подошла для создания школы штыкового боя. И вот сейчас легионеры демонстрировали прекрасный уровень навыка.

– Ура! – закричали штурмовики, ударившие контратакой по запирающему передовой люнет противнику.

Залп из дробовиков с малой дистанции. И крепкие, хорошо накачанные и тренированные мужчины в латных кирасах и шлемах врубились в рыхлую толпу противника. В одной руке дага, в другой – тяжелая боевая шпага, коей можно и колоть, и рубить.

Отбросили.

И линейная пехота люнета незамедлительно вернулась на позиции, откуда открыла огонь из своих ружей. Утроенные запасы готовых выстрелов в бумажных патронах были запасены заранее.

Но вот атака захлебнулась.

Очень сложно идти вперед, пробираясь по телам своих товарищей, а также их фрагментам, что сплошным ковром покрывали предполье укреплений. И не все из них были мертвы – многие шевелились и матерились. Этакое кошмарное месиво.

Легкая кавалерия тоже изрядно пострадала.

Будучи изначально более удобной целью в силу габаритов силуэта, она ловила куда большее количество попаданий. И потому изрядно поредела. Имитации атак давались ей очень дорого. Легионеры выжимали в среднем по три выстрела в минуту да били прицельно по толпе на триста метров.

– Андрей, – произнес Дмитрий командиру линейного батальона, что стоял в резерве. – Выводи своих людей через тот проход. Чтобы по месиву не идти. Строй в линию. И атакуй. Видишь, как неуверенно отступают. Пытаются огрызаться. Вот и дашь им пинка под зад. Возьми с собой музыкантов. Пусть под барабаны и флейты идут.

Командир быстро повторил приказ и, вполне довольный тем, что его батальону тоже удастся участвовать в бою, бросился его исполнять.

– А вы, – произнес император, обращаясь к командиру кавалерии легиона, – выходите через вот этот проход. И бейте натиском с другого фланга. Пики не берите. Зачем добро изводить? В кончары их берите.

– Есть, – также обрадовался Басманов.

Атака линейной пехоты и гусар радикально ускорила отступление противника. Легкая кавалерия попыталась контратаковать. Но ее подготовка была слишком явной и долгой. Дмитрий успел сконцентрировать на ней десять полковых «Единорогов» и все четыре полевые, которые сообща ударили туда картечными гранатами. Чем и сорвали контратаку. Почему? Потому что степная кавалерия очень плохо управлялась, особенно после довольно напряженной «карусели», в которой полегло немало командиров, ведущих своих людей «впереди на белом коне». Вот и пришлось накапливаться и хоть как-то организовываться.

Дойдя до реки Лопасни, гусары с пехотинцами остановились.

Еще пара ружейных залпов.

И тишина.

Звенящая. Прямо-таки давящая на уши.

Легион потрепан. Ощутимые потери. Но он выстоял и сохранил боеспособность. Дмитрий велит играть Имперский гимн, и бойцы охотно начали его петь, радуясь, крича и потрясая оружием. Они верили в своего императора. И он не подвел их.

Второй день сражения завершился.