Четверг, 20 декабря
Бабушка звонила Тоне редко, разве что в день рождения. Внучки звонили ей сами регулярно, раз в неделю, и неожиданный звонок около девяти Тоню удивил.
– Антонина, посмотри в Интернете, будь добра, что за препарат такой, – Зоя Степановна продиктовала незнакомое название. Тоня схватила ручку, записала на клочке журнала с кроссвордами, которые вчера отгадывал Коля.
– Сейчас посмотрю, – пообещала она.
– Посмотри все, показания, противопоказания, состав, дозы.
– Да, конечно. Тебе прочитать или распечатать и привезти домой?
– Я бы хотела прочитать сама, – после минутной заминки ответила бабушка. Заминка означала, что предложение слушать внучкин лепет она расценивает как бестактность.
– Хорошо, бабуль, я все распечатаю и привезу. Я прямо сейчас привезу, – решила Тоня.
– Такой необходимости нет. В рабочее время следует работать, – напомнила Тоне трубка. – Можешь приехать вечером.
– Тебе что-нибудь нужно, бабушка? Хочешь, я в магазин зайду?
– Я прекрасно справляюсь сама. И ко мне приходит социальный работник, как тебе известно. Не забудь о моей просьбе, Антонина.
Тоня порассматривала заснеженный двор, поискала глазами и не нашла светлую «Хонду» и позвонила Колосову на мобильный.
– Дима, я хочу сегодня опять взять отгул и, возможно, завтра. Ты не возражаешь? – Надо бы рассказать ему про Асю, с тоской подумала Тоня, чувствуя себя предательницей.
– Не возражаю, конечно. Тоня…
– Спасибо, Дима, – невежливо перебила она, торопясь к компьютеру.
Бабушка все медицинские новинки отслеживала, до сих пор покупала специальную медицинскую литературу, а компьютером пользоваться так и не научилась. Тоня подозревала, что она просто не может признать, что дочери и внучки хоть в чем-то разбираются лучше ее, поэтому разговоров о современном доступе к информации словно и не замечала.
Тоня уже одевалась, когда позвонила сестра.
– Я была у дяди Гоши, – доложила Даша. – В театр он ходил с соседкой, нам это ничем не грозит. Тьфу, тьфу, тьфу.
– Пусть ходит с кем хочет, – перебила ее Тоня. – Ты лучше меня послушай. У деда есть сестра Вера, и эта сестра до сих пор перед памятными датами кладет цветы на его могилу.
– Что?! – ахнула Даша. – Откуда ты знаешь?
– От мамы. После смерти деда тетка Вера все связи с нашей семьей оборвала, квартиру поменяла, никого из нас знать не хочет.
– А откуда тетя Лена знает, что цветы кладет эта Вера? Она ее видела?
– Мама предполагает, что это Вера. Больше некому.
– Дела… – задумалась Даша. – Ладно, пока.
Сестра отключилась. Тоня оделась, вышла, спустилась в метро.
Когда-то бабушкин дом поражал богатством широких лестниц, лепниной потолков. Квартиру здесь получил еще прадед, которого Тоня никогда не видела. Сейчас пошла мода на совсем другое жилье, и в доме жили почти одни старики.
– Я же сказала тебе, что можно приехать вечером, – недовольно проговорила бабушка, отпирая Тоне дверь.
– У меня много отгулов, – объяснила Тоня. – Я хочу с нового года место работы поменять, они все равно пропадут.
– Поменять работу? – Зоя Степановна строго посмотрела на Тоню. – Зачем? Что за манера скакать с места на место?
Тоня не скакала с места на место, она собиралась менять работу впервые, и бабушка отлично это знала.
– У меня будет должность выше. Зарплата побольше. И работа интереснее. – Внучка вовсе не верила в сказанное, но аргумент был бабушке понятен.
– Раздевайся, – Зоя Степановна отступила в глубь заставленного книгами коридора.
– Бабушка… – Тоне очень хотелось спросить про тетю Веру, но она не рискнула. Остановилась перед большой фотографией деда в генеральской форме. – Дедушка часто носил мундир? Мы с Дашей мало что про него знаем.
– Что за праздное любопытство, Антонина! Я от тебя этого не ожидала, – недовольно поджала губы Зоя Степановна.
Тоня вовсе не считала свое любопытство праздным, но спорить с бабушкой опять-таки не рискнула.
– Твои предки были талантливыми и образованными людьми. Ты должна гордиться своей семьей.
– Я горжусь, – покорно согласилась Тоня, протягивая ей файловую папку с описанием нового медицинского препарата. Как же она жила с дедом, если и в молодости была такой же?
– Садись. – Зоя Степановна опустилась в кресло, кивнув Тоне на стоящий рядом стул. – Я хочу тебе кое-что сообщить. Дарья уже знает. Я завещаю свою квартиру и все свое имущество вам, моим внучкам, тебе и Дарье. Я поступаю так, потому что считаю моих дочерей недостойными памяти их отца. Елена вышла замуж вопреки моей воле и сразу после смерти Александра. Я считаю это недопустимым. Она не имеет права на наследство.
Тоня молчала, она любила родителей и считала их брак на редкость удачным.
– Она вышла замуж за человека, не способного обеспечить семью…
Это было правдой и неправдой. Папа отличный специалист, имеющий множество научных статей и изобретений, и сейчас очень прилично зарабатывает, родители даже приобрели ей квартиру, правда, путем обмена с доплатой. Но в перестройку их семье пришлось несладко, это верно.
– Твой дед никогда не одобрил бы их брака.
А вот в этом Тоня была вовсе не уверена.
– Татьяна же… Иметь троих мужей возмутительно для женщины! Это просто безнравственно, она превратилась в содержанку и вычеркнула себя из членов нашей семьи.
Как же они жили с дедом, если бабушка и в молодости была такой же?
– Я хочу, чтобы ты знала о моем решении и отнеслась к этому серьезно. Вы с Дарьей должны сохранить традиции нашей семьи, воспитывать своих детей умными и интеллигентными людьми.
Тоня слушала бабушку и отчаянно ее жалела. У нее почти не было подруг, с соседями она только здоровалась, дочери и внучки навещали ее нечасто, дядя Гоша тоже. А когда навещали, особой радости Зоя Степановна не выказывала, вот как сейчас.
Как же она живет в полном одиночестве?
Очень хотелось спросить про тетю Веру, но об этом нечего было и думать.
Поцеловав холодную морщинистую щеку, Тоня дождалась лифта и, выходя из подъезда, столкнулась в дверях с пожилой женщиной.
– Тонечка! – обрадовалась та.
– Галина Сергеевна! – узнала Тоня.
Галина Сергеевна была бабушкиной соседкой, учительницей мамы и тети Тани, потом директором школы. Мама часто ее навещала на День учителя и иногда брала с собой Тоню. Навещая бабушку, Тоня изредка встречала Галину Сергеевну, с радостью и удовольствием беседовала с ней ни о чем.
– Галина Сергеевна, вы давно живете в этом доме?
– Всю жизнь, – засмеялась старая учительница.
– А дедушку моего вы хорошо знали?
– Конечно. Мы же учились в одной школе и играли в одном дворе. Почему ты вдруг заинтересовалась своим дедом?
– Сама не знаю.
– Пойдем ко мне домой, – пригласила Галина Сергеевна. – У меня и фотографии есть. Пойдем, не здесь же стоять. Чайку попьем.
Бабушка чаю Тоне не предложила.
Тоня отключилась. Колосов повертел телефон в руках, бросил его на заваленный бумагами стол. Ему никак нельзя оставаться без Тони. Он пропадет без нее, нужно только ей это объяснить.
Ночью он почти не спал, ворочался, стараясь не разбудить Асю, под утро поплелся на кухню, долго пил кофе. Услышав шум – Ася встала, – быстро оделся и, чмокнув жену в щечку, несмотря на мороз, пошел на работу пешком, а потом неотрывно наблюдал из окна за входом в институт.
Желание увидеть Тоню стало нестерпимым. Колосов запер кабинет, прошел мимо охраны, спустился в метро.
Тоня вышла из подъезда, когда он входил во двор. Дом можно было обойти с двух сторон, она быстро направилась в другую, противоположную. Он уже собрался окликнуть ее и догнать, когда заметил припаркованную за углом дома собственную машину.
Тоня скрылась за заснеженными ветками растущего вдоль дома кустарника, а он тупо и молча наблюдал, как жена, выбравшись из «Хонды», направилась к Тониному подъезду. Он нагнал ее, когда она уже нажимала кнопки домофона.
– Что ты здесь делаешь? – Колосов еще не предполагал ничего кошмарного, он действительно не понимал, что делает здесь Ася.
Она отступила назад, испуганно замерла, пряча от него глаза.
– Ася, почему ты здесь?
Она попыталась убрать за спину конверт, который держала в руке. Колосов выхватил его, в нем оказались фотографии женщины и ребенка.
– Что это?
– Митя, я ни в чем не виновата!
Тоня спрашивала его про машину. Заметила Асю у своего дома? Что, черт возьми, происходит?!
Стоять у чужого подъезда было глупо и нелепо. Колосов двумя пальцами взял жену за плечо, подтолкнул к машине. Он видел ее каждый день на протяжении многих лет, но только сейчас заметил, что след от проколотого когда-то носа виден до сих пор.
– Залезай, – кивнул он, не глядя на жену.
Она покорно полезла в салон. Колосов сел за руль, посмотрел по сторонам, мягко выехал из двора. За всю дорогу до дома он ни разу на Асю не посмотрел, но чувствовал, как она наполняется страхом, и от этого сам тоже наполнялся страхом и ненавистью к жене.
Остановив машину у собственного дома, он молча пошел к подъезду, открыл дверь, по привычке едва не пропустив жену вперед, но не сделал этого, потом остановился, дожидаясь лифта. Ася покорно плелась за ним, покорно вошла в лифт, потом в квартиру.
– Рассказывай!
Колосов повесил пуховик. Ася тоже скинула шубку, робко на него глядя. Шубу жены Колосов вешать не стал, обошел несчастную Асю, прошел в комнату и уселся на диван.
Ася еще какое-то время возилась в прихожей, Колосов ее не торопил, ждал, закинув руки за голову, и не сразу на нее посмотрел, когда она наконец перед ним появилась.
– Ну рассказывай, рассказывай, – кивнул он. – Только не вздумай врать, я все проверю.
Она виновато смотрела, смахнула одинокую слезинку и молчала, кусая губы. Колосов, медленно поднявшись, подошел, посмотрел на нее секунду-другую и наотмашь ударил ладонью по лицу. Старался бить не сильно, но щека у жены мгновенно покраснела, она прижала к ней руку, отшатнулась.
– Я слушаю!
– Митя…
– Я слушаю.
– Я случайно встретила одну женщину… Понимаешь, у нее сын, но это не ее ребенок…
Она говорила, и с каждым ее словом его все больше заполнял тоскливый ужас, превращаясь в безнадежную панику.
Квартира у Галины Сергеевны была небольшая, гораздо меньше, чем у бабушки, и очень уютная.
– Жилплощадь здесь моя мама получила, – объяснила хозяйка, видя, как Тоня разглядывает старые картины на стенах. – Она была заслуженным учителем. В нашем доме, да ты, наверное, знаешь, кто только не жил: и артисты, и ученые, и художники. Кстати, архитектор, который проектировал это здание, тоже жил здесь. В соседнем подъезде.
– Да, – кивнула Тоня, – мама рассказывала.
– Пойдем, Тонечка, – учительница провела ее на кухню. – У меня сегодня чудесный торт. Сама печь ленюсь, в соседнем магазине покупаю. Я сладкое люблю.
– Я тоже. Спасибо.
– Наш дом отличался от соседних не только архитектурой. – Галина Сергеевна захлопотала, подавая на стол чашки, коробку с тортом, варенье. – У нас все квартиры были отдельные, ни одной коммуналки, в отличие от соседних домов. Ты знаешь, что такое коммуналка?
– Знаю.
– Ужас. Теснота, ссоры с соседями и никакой надежды на нормальное жилье. Сейчас даже страшно представить. Все-таки жизнь меняется к лучшему, – учительница отчего-то вздохнула. – Парадоксально, несмотря на то что жизнь меняется к лучшему, бескультурья стало больше. Я сейчас ехала в метро, отгадай, кто уступил мне место.
– Человек с неславянской внешностью, – уверенно сказала Тоня.
– Точно. С одной стороны, вроде бы все в церковь потянулись, а с другой… Вера начинается не с крестин и куличей, а с божьих заповедей, в том числе с уважения к старшим и друг к другу, а этого как раз и нет. Вкусный торт?
– Очень. И чай у вас тоже вкусный, – похвалила Тоня.
– Китайский. Мне тоже нравится, я теперь никакого другого не покупаю. Конечно, если норма – «пилить» государственные деньги или устанавливать себе зарплату в полмиллиарда, откуда же возьмется понятие совести. Можно и место в транспорте не уступить. Впрочем, я зря брюзжу, – остановила себя старая учительница. – Честные люди были, есть и будут.
– Да, – уверенно подтвердила Тоня. Конечно, есть честные люди. Коля, например.
– Твой дед был честным человеком. Знаешь, характер проявляется рано, еще в детстве. Я не могу представить, чтобы Саша, твой дедушка, кого-то обманул или, как теперь говорят, подставил. Мы в детский сад ходили, так он никогда ни у кого игрушки не отнимал. Тогда игрушек было мало, дети из-за них дрались, а Саша никогда. Хотя мальчиком рос сильным. Не дразнил никого никогда. Видишь, я до сих пор это помню. Хороший он был человек, жаль, что его так рано не стало. Пойдем, – поднялась Галина Сергеевна. – Пойдем, посмотрим фотографии.
Фотографий, аккуратно уложенных в старые тяжелые альбомы, оказалось много.
– Я хотела их отсканировать, сделать электронный альбом, но не стала, – объяснила старая женщина. – Никому они не интересны, а меня и такие устроят.
– Мне интересны, – призналась Тоня. – Очень интересны.
Галина Сергеевна, девочка, потом девушка. На групповых снимках дед, мальчик, потом юноша, еще какие-то подростки. Рассматривание старых снимков Тоню захватило.
– Это твоя тетя Вера, – показала Галина Сергеевна на худенькую девочку.
– А это кто? – рядом с совсем юным дедом почти постоянно находилась другая девочка, невысокая, черноволосая.
– Ирочка Прохорова.
– Они дружили с дедушкой?
– По-моему, они нравились друг другу. А может быть, и нет, не знаю. Мы все дружили. У нас была очень дружная компания. Ира рано вышла замуж, потом развелась, брак оказался неудачный и недолгий. Она ужасно погибла, ее убили. А у Саши брак был счастливый и крепкий. Кто же это? – удивилась Галина Сергеевна, услышав громкий дверной звонок.
Она тяжело поднялась, опираясь на подлокотники старого кресла. За дверью стояла невысокая коротко стриженная женщина в роскошной лисьей шубе. Вошедшая так лучезарно улыбалась, что Тоня невольно улыбнулась в ответ. Незнакомка казалась лет на семь-восемь старше Тони.
– Ирочка, – обрадовалась учительница. – Ира – племянница той самой Ирочки Прохоровой. И моя ученица. А это Тоня, внучка Саши, Александра Ивановича. Я только сейчас рассказывала ей, как мы дружили в детстве, твоя тетя, Саша, я.
– Я помню Александра Ивановича, – Ирина перестала улыбаться, внимательно разглядывая Тоню.
– Спасибо, Галина Сергеевна, я пойду, – заторопилась Тоня. Ей стало неуютно под взглядом Ирины.
– Я тоже пойду, я на минутку, – Ирина протянула учительнице коробку конфет. – Была в Испании, специально для вас купила. Таких вы, наверное, еще не пробовали.
– Спасибо, Ирочка. Ну что же вы уходите, девочки, давайте попробуем конфеты. Я сейчас поставлю чайник.
– В другой раз, Галина Сергеевна. Я только сегодня прилетела, потом забегу, – отказалась Ирина, наблюдая, как Тоня надевает шубу.
В лифте она перестала разглядывать Тоню, отвернулась, и только когда двери уже открылись, зло и четко проговорила:
– Я ненавидела вашего деда. Я его до сих пор ненавижу. Он был мерзавцем, и из-за него погибла моя тетя.
Ирина выскочила из лифта, хлопнула дверью подъезда, а обалдевшая Тоня тупо смотрела ей вслед.
Говорить Асе было трудно, и она с трудом подбирала слова. На самом деле любой на ее месте поступил бы так же, нужно только объяснить это Мите. Она говорила и видела, как меняется его лицо, и в какой-то момент ей показалось: если она попытается его обмануть, он это сразу почувствует, и очень боялась нового Мити, который способен ударить ее по лицу. Странно, но она совсем не обиделась и вроде бы даже его зауважала, и сейчас ей хотелось только одного, чтобы новый Митя ее пожалел, как всегда жалел Митя прежний.
Когда она только познакомилась с будущим мужем, Ася училась в медучилище, потом, уже будучи замужем, недолго поработала медсестрой в роддоме. Работа ей ужасно не нравилась. А кому понравится чужие задницы колоть? Она тогда решила стать художницей и поступила на курсы, для нее началась новая жизнь, и о прежней она почти забыла.
Однажды Ася поджидала Митю у работы, поджидала на всякий случай, просто так, чтобы видеть, с кем и когда муж выходит из здания, она и показываться ему не собиралась. Митя все не выходил, а вышла Тонька, ну, Ася и решила за Невзоровой проследить. Отчего бы не узнать, где живет давняя Митина подружка.
Ася как дура ехала за Невзоровой в метро, а потом плелась по улице навстречу холодному ветру. К счастью, жила Тонька недалеко от метро, вконец замерзнуть Ася не успела.
Невзорова постояла у подъезда с какой-то женщиной, наблюдая, как мальчишка в синей куртке описывает вокруг них круги на велосипеде. Потом троица вошла в подъезд, а Ася мучилась несколько суток, пытаясь вспомнить, отчего соседка Невзоровой кажется ей знакомой.
И вспомнила, недаром художница.
Похоже, была у этой бабы большая тайна.
Баба Асе очень не нравилась. И тогда не понравилась, когда она впервые ее увидела в роддоме, потому что та носила на пальцах кольца с очень крупными бриллиантами, а Ася этого никому не прощала. И сейчас не понравилась, потому что очень уж весело смеялась, когда мальчишка проезжал мимо. Ася чужого веселья не любила.
Ну а дальше все было просто. Поехала Ася как-то к родителям, встретила знакомого парня, Толика Корчагина по прозвищу Коряга. Он когда-то ухаживал за одной Асиной подружкой, но до свадьбы не дошло. Толик с кем-то по пьяни подрался, исчез на пару лет, а подружка вышла замуж.
Коряга Асе обрадовался, они взяли по банке пива, посидели в скверике, день тогда выдался на редкость теплым. Ася Толику и рассказала про встречу с бабой из роддома.
Коряга все, что нужно, разузнал и позвонил через пару недель. Все оказалось так, как Ася и предполагала. В первый раз Толик звонил счастливой мамаше, не особо рассчитывая на успех, та могла и послать его подальше, Ася именно так и поступила бы. Но получилось отлично. И деньги Коряга поделил честно – Асе сто тысяч, себе остальное, он же больше рисковал.
Про Корягу Ася, конечно, рассказывать не стала, об этом Мите знать ни к чему.
– Я не понял, – остановил ее Колосов. – Зачем ты фотографировала ребенка? И зачем понесла снимки? Ты хотела положить их в почтовый ящик?
– Да, – отрицать было бессмысленно, и Ася призналась.
– Зачем?
Вопрос был риторический, ясно зачем – порадоваться чужому страху.
«Тоня спрашивала про машину, она не стала бы спрашивать, если бы просто заметила его «Хонду» в неподходящем месте. Тоня что-то знает?»
Нужно было думать, а мозги у Колосова словно атрофировались. Вообще-то думать Дима Колосов любил, и решения принимать тоже, когда они касались выбора схем, соединений, алгоритмов и программного обеспечения. Он никогда не принимал решений жизненных. Нет, одно решение он принял, женился на Асе. Впрочем, кажется, это решила за него Ася.
– Сколько раз ты подкидывала снимки?
Глаза ее заметались, забегали. Колосов стал смотреть в сторону, всерьез испугавшись, что сейчас просто прибьет жену.
– Только один раз, Митя.
– Ты ее шантажировала?
– Нет! Нет, я только положила фотки в ящик.
Он не стал переспрашивать, так как понимал – врет. Тяжело встал, прошел в прихожую, вытряхнул на пол содержимое ее сумки и сразу увидел завернутую в бумагу пачку пятитысячных купюр.
– Если ты сейчас не расскажешь мне все, – устало произнес Колосов, – я немедленно подаю на развод. И мне плевать, что тебя посадят.
Она заговорила почти сразу.
Колосов слушал про Толика Корягу, и ему казалось, что все это происходит не с ним.