Пятница, 28 декабря
Первый звук из коридора донесся в начале девятого, послышались шаги, хлопнула дверь. Дольше оставаться в кабинете было опасно, вчера Даша не видела, заходила ли сюда уборщица, и если не заходила, вполне может явиться сейчас.
– Сиди тихо, – шепнула она коту, ставя его на стол, как игрушку. Надела пуховик, сунула животину за пазуху, погладила пальцем по носу и опять строго велела: – Сиди, голоса не подавай.
К утру то ли от страха, то ли от усталости ее начало знобить, и она пожалела, что не догадалась одеться раньше.
Предстояло опять ходить по этажам, с котом за пазухой она привлечет внимание. Сразу выходить из здания нельзя, охранник обязательно вспомнит, что утром она мимо него не проходила. Да и бюро пропусков, скорее всего, еще закрыто.
Коридор был пуст. Даша прошла к лифтам, нажала вызов в обе стороны, и шагнула в первую подошедшую кабину. Женщина с большим мусорным мешком в руках, стоявшая в углу, приветливо ей улыбнулась, Даша улыбнулась в ответ. Лифт шел вниз, на этаж с немыслимым номером минус один, Даша решила заглянуть туда из любопытства, а оказалось, что этот путь ей указал господь. Или черт. Уборщица пошла по извилистому коридору, Даша, чуть поотстав, за ней.
Через минуту приключение закончилось. Даша спокойно вышла через незапертую дверь во двор, прошла мимо мусорных баков, обогнула здание и очутилась на улице.
Нужно обязательно поставить свечку Христу Спасителю, пообещала себе Даша.
Очень хотелось под душ, но она заехала в супермаркет, оставив недовольного нового друга в машине, купила молока и пять банок консервов для котят. Еще необходимо обзавестись лотком для кошачьей гигиены, но на это у нее не осталось сил.
– Обживайся, – велела она коту, выпуская его в прихожей. – Мы сначала тут с тобой поживем, а потом будем жить в другом доме.
«Обживаться» котенку не хотелось, он недовольно пискнул, опять попытался забраться к ней на руки, цепляясь за брюки, но она не позволила. Налила молока в первое попавшееся блюдце, котенок обрадованно заурчал, и она наконец-то закрылась в ванной.
Дверной звонок она расслышала сквозь шум воды, вылезать из почти кипятка не хотелось, Даша решила не обращать на звонок внимания – в конце концов, она никого не приглашала, но не выдержала, накинула банный халат и пошла в прихожую.
– Какого черта не открываешь? – рявкнул Севка, входя в прихожую. Даша не догадывалась, что он умеет повышать голос.
– В ванной была.
– А на звонки почему не отвечаешь?
– Забыла звук у телефона включить, – зевнула Даша. Навалилась обморочная усталость, хотелось спать и ни о чем не думать.
– Рассказывай, шпионка, все. От начала до конца. Это еще что за замухрышка? – опешил Сева, увидев нового жильца.
Жилец медленно вышел из кухни, облизнулся.
– Сам ты замухрышка, – обиделась Даша, взяв котенка на руки. Действительно обиделась, даже самой стало удивительно.
– Нет, правда, ты купила котенка?
– Нашла. Он мой подельник. Мы вместе ходили на дело. Мы занимались промышленным шпионажем, и сейчас ты нам поможешь прочитать чужую почту.
– Даш, ты оставишь себе беспородного котенка? – никак не мог поверить Сева.
– Я его уже оставила, как видишь. А что тебя так удивляет? Я, по-твоему, способна выбросить беззащитное животное на мороз?
– Н-ну… Не знаю.
– Вот именно, – вздохнула Даша. – Ты меня совсем не знаешь. Включай комп, а я пока кофе сварю, сутки почти не пила и не ела.
– Класс, – похвалил он. – Мата Хари? Сноуден? Я сам кофе сварю. И пока не узнаю все, на мою помощь не рассчитывай. Я буду третьим в вашем шпионском братстве.
Даше всегда казалось, что Севку не слишком занимают ее дела. Наверное, она тоже совсем его не знает, не только он ее.
Он мягко взял котенка из ее рук, повернул брюшком кверху и констатировал:
– Кошка. Ей нужно придумать имя, иначе потом откликаться не будет.
Рука не поднималась набрать номер. Тоня послонялась по квартире, вертя телефон в руках, вздохнула и решилась.
– Тетя Вера, – поздоровавшись, не стала больше тянуть Тоня. – Вы не общались с нашей семьей, потому что подозревали, что бабушка виновата в смерти Иры?
Тетя молчала, Тоня ее не торопила.
– И да и нет, – наконец произнесла старуха. – Ты можешь ко мне приехать? Не хочется это обсуждать по телефону. Приезжай.
– Она этого не делала.
– Знаю. Приезжай.
Купив по дороге пирожные – приобрести перед Новым годом торт оказалось невозможно, Тоня меньше чем через час была в чистой маленькой квартирке.
– Я купила тебе тапочки, – Вера Ивановна протянула ей домашние туфли явно не из самых дешевых.
– Спасибо, – это тронуло Тоню почти до слез. Тетя ждала ее – в общем-то, совсем незнакомую, взрослую и чужую женщину. Очень ждала, раз купила персональные тапочки. А она, Тоня, лишь поздравила бы ее по телефону с наступающим, если бы не предстоящий разговор.
– Ты завтракала?
– Нет. Но есть я не хочу. Если только чаю.
– Чай готов, проходи.
Тетя накрывала стол, Тоня терпеливо ждала.
– Знаешь, я очень любила брата. – Вера Ивановна наконец села, помешала в чашке сахар, отложила серебряную ложку. – Очень любила и очень ревновала. Наверное, я любую его жену приняла бы в штыки, а Зоя подходила для этого лучше всех. Девушка из другой социальной среды, плохо образованная, невоспитанная… Сначала я ждала, что брак распадется сам по себе, потом, когда Ира всерьез взялась за Сашу, просто с любопытством наблюдала, что из этого получится. И только много позже поняла, что их брак невозможно было разрушить, потому что они любили друг друга.
Вера Ивановна тяжело вздохнула, обвела взглядом кухню. Поднялась, поправила неровно стоявший на плите чайник.
– Я терпеть не могла Зою и мешала ей быть счастливой, ведь она не дура и мое отношение прекрасно чувствовала. И то, что я считала ее не ровней брату, знала. Но это так, это не самый большой мой грех.
Тетя подвинула Тоне вазочку с вареньем, помолчала.
– Когда Ира погибла, Саша был расстроен, как и все мы. Расстроен, но не убит. Я только тогда поняла, что, в общем-то, она ничего для него не значила. Совсем ничего.
Вера Ивановна опять помолчала, не решаясь подойти к самому главному.
– Дня за три до нападения на Иру я видела Георгия в компании с ее убийцами. Георгия я отлично знала, Зоя очень любила племянника, и он часто у нас бывал. Если Зоя кому-то могла пожаловаться на мужа, то только ему. И он очень любил Зою, это было видно. Она ведь его практически вырастила, хотя сама была девчонкой. Георгия ничто не могло связывать с местными алкашами, а он стоял с ними, разговаривал, пил пиво. Ну а когда их арестовали за убийство Иры, я сложила два и два. И получила совсем не то, что было на самом деле. Зоя про Ирину знала, та своего отношения к Саше и не скрывала, наоборот, она вела себя вызывающе, только что напрямую не говорила, что Саша скоро на ней женится. И никому, кроме Зои, ее смерть не была нужна. Только ей.
Теперь тетя замолчала надолго, но Тоня заговорить не решалась, и чай пить не решалась, и даже не осмеливалась смотреть на Веру Ивановну.
– О том, что видела Георгия с убийцами, я сказала Саше, когда девочки, Таня и Лена, разъехались. Просто сообщила, что видела его незадолго до убийства с этими типами. Никаких своих выводов. Только весь ужас заключается в том, что Саша повторил мою ошибку. Он тоже в мыслях счел твою бабушку убийцей. Может быть, не был в этом абсолютно уверен, но допускал. До разговора со мной он постоянно ездил к Зое на дачу, а потом ни разу. Его убила не смерть Иры, его убила мысль, что жена убийца.
– Она этого не делала.
– Знаю. А Саша так и умер, не узнав, что Зоя этого не делала. Когда один из этих двоих вышел на свободу, я его разыскала. Заплатила кругленькую сумму, чтобы узнать правду. Это было обычное ограбление, они не собиралась кого-то убивать. А Георгий просто пил с ними пиво. Вот так. Сначала я не могла видеть Зою, потому что ненавидела ее. А потом не могла ее видеть, потому что ненавидела себя. Будешь ко мне приезжать? – тетя подняла на Тоню печальные глаза.
– Да, – сказала Тоня. – Я не бог и не судья, я ваша племянница.
– Внучатая, – поправила Вера Ивановна.
– Внучатая, – послушно повторила Тоня. – Мама тоже очень хочет вас видеть.
Она еще долго сидела со старой теткой, упорно отгоняя мысль, что ее, Тонина, смерть выгодна одной только Даше. У Даши есть приятель программист, который вполне мог достать редкую отраву для собственных инженерных нужд. И еще сестра соврала, что не отлучалась из дома, когда в Тоню стреляли на кладбище.
Вчера он явно выпил лишнего. Если бы не призрачная надежда, что все страшное для него все же может закончиться до Нового года и ему опять стоит побеспокоиться об алиби, он остался бы дома. В институт Колосов приплелся к одиннадцати с тяжелой даже после двух таблеток аспирина головой и твердым намерением разобрать бумаги.
Институт был практически пуст, столовая не работала, буфет тоже. Колосов сварил кофе и принялся разгребать заваленный стол, удивляясь собственному усердию. Через некоторое время почувствовал, что от пустого кофе его мутит больше, чем с похмелья, и мужественно терпел – выходить за едой на улицу из пустого здания, а потом опять возвращаться в практически нерабочий день – только привлекать внимание охраны.
На осторожный стук он поначалу не отреагировал, институт не гостиница, сотрудники, стукнув для приличия, приглашения не ждали, дергали за ручку двери и проходили в кабинет.
– Заходите! – наконец крикнул он, когда стук, больше похожий на царапанье, повторился.
– Здрассте, – появилась в дверях вчерашняя девушка Маша, и Колосов этому почему-то не удивился.
– Здрассте, – буркнул он, отправляя очередную пачку бумаг в уничтожитель.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – робко спросила наглая девка.
– Можете. Дайте чего-нибудь поесть.
– Что?
– Принесите что-нибудь съестное, – терпеливо объяснил он.
Она замерла, видимо, хотела спросить, где можно найти еду в пустом институте, но не спросила, тихо исчезла за дверью. Может, и не совсем кретинка.
Она вернулась минут через двадцать с нарезкой колбасы и пакетом с булочками. Умница, это как раз то, чего он хотел больше всего. Сколько стоит нарезка, Колосов не знал, достал из бумажника пятисотку.
– Не надо, – лениво протянула Маша.
Он усмехнулся, сунул пятисотку ей в руку.
– Иначе я не смогу в другой раз вас попросить.
Есть хотелось ужасно, девица не уходила, мешала. Стояла совсем близко, облизывала губы и опять показалась ему дефективной.
– Маша, – с этим нужно было кончать, – я хочу вам кое-что сказать.
– Да?
– Я женат и любовница мне не нужна.
– Я… – она попробовала обидеться. – С чего вы?..
– Да ладно, – отмахнулся Колосов. – Не первый день замужем. Значит, так. Подчиненных я вызываю сам.
– Я хотела помочь…
– Когда я говорю, меня не перебивают.
Он видел, что она разозлилась. Он не заметил другого: хотя бы малейшего намека на смущение.
– Вы еще не в штате института. Зачем вы сегодня здесь появились?
Она молчала, но он ответа и не ждал.
– Надеюсь, мы поняли друг друга. И кстати, я повышаю сотрудников исключительно за деловые качества. В этом здании карьеру делают исключительно головой и трудолюбием. – Это было лишнее, но кабинет оставался последним местом, где он по-прежнему мог чувствовать себя нормальным человеком.
Она сделала то, чего он меньше всего ожидал – положила на стол бумажку с телефоном и уже в дверях заявила:
– Звоните, если я вам понадоблюсь.
Колосов озадаченно покачал головой, повертел ровный квадрат с номером Билайн, скомкал его и выбросил в мусорную корзину.
У него была редкая память на цифры, и номер он запомнил.
Даша не сомневалась, что Севка прочитать почту сможет. Момент, о котором она так долго мечтала, был близок, ей хотелось поторопить друга, а сказала она почему-то совсем другое:
– Ты хочешь на мне жениться?
– Хочу, – серьезно ответил он. – Но лучше этого не делать.
– Почему? – опешила Даша.
– Из нас двоих психолог ты, – усмехнулся он, повернувшись к ней от компьютера. – Тебе собственные душевные тонкости известнее. Но я же не совсем дурак, понимаю, что я тебе не нужен.
– Это неправда, – покачала головой Даша. – Ты мне нужен.
– Так почту я тебе и без свадьбы прочитаю. Только сначала ты мне расскажешь, зачем тебе это надо, – напомнил он.
– Сева, почему ты думаешь, что ты мне не нужен?
– Даш, кончай, – поморщился он. – Говорил уже, потому что не дурак и все вижу.
– Что ты видишь? Что? – разозлилась Даша.
– Что есть, то и вижу, – вздохнул он, от его вздоха она разозлилась еще больше.
Она действительно плохо его знала и считала почти дурачком. Она никогда не думала, что он может сказать то, что сказал сейчас. То ли от усталости, от пережитого напряжения, то ли еще от чего-то, но ей вдруг показалось, что если он теперь уйдет, ее жизнь потеряет всякий смысл и даже месть Глебу не принесет ей ничего, кроме скуки.
– Ты не представляешь, как мне нужен, – сказала Даша чистую правду. – У меня только два близких человека, кроме родителей. Ты и Тонька.
– Тонька, это кто?
– Двоюродная сестра. Мы с ней ровесницы. Ладно, – решилась Даша. – Я тебе сейчас все расскажу. Только ты больше никогда мне об этом не напоминай, никогда в жизни.
– Могила, – усмехнулся он.
– Сева! – Даша хотела обидеться, но почему-то рассмеялась. – Есть на свете один человек. Глеб Островский. Я его любила, а он меня бросил. На четвертом курсе. Он женился ради карьеры и денег. Я хочу ему отомстить, понимаешь?
– Нет, – он откинулся в кресле, по-барски закинув руки за голову. – Не понимаю.
– Чего ты не понимаешь?
– Ничего не понимаю. Тебя бросил какой-то чувак. Сто лет назад. И что? Ты столько лет вынашивала план мести?
– Угу, – подтвердила Даша. – Вынашивала.
– Ну ты даешь, – восхитился он. – Надеюсь, этот Глеб ни о чем не догадывается? Это еще похлеще, чем столько лет от любви помирать.
– Иди к черту, – буркнула Даша. – Давай почту смотреть. Он мне сказал, что я никто, можешь себе представить? У меня дед генерал, а я для него никто!
– А у тебя дед генерал?
– Генерал. Только он умер давно, иначе я бы сейчас по-другому жила.
– Жаль, а то я бы тоже на тебе женился и получил карьеру и деньги.
– Так я не поняла, без карьеры ты женишься или нет?
– Даша, – вздохнул он. – Я скоро уезжаю в Штаты.
– Надолго?
– Пока на год. А там как получится. Контракт еще не подписан, но его подпишут.
– И ты… – Даша не ожидала такого удара. Она почти не думала о Севе, она думала о мести. О ерунде. Севка был рядом, она была в нем совершенно уверена. Даша даже не представляла, что может остаться одна. Она забыла, как это страшно. – Ты не вернешься?
– К тебе вернусь. И знаешь почему?
– Знаю, – зло ответила Даша. Она недаром была психологом. – Потому что я взяла котенка. Ты сбегаешь от меня, да?
– Да, – признался он. – Я хотел уехать, потому что я тебе не нужен.
– Сева, это не так. – Даша подвинула стул, села рядом. Он потянул ее к себе, перетащил на колени.
– Я еще могу отказаться.
– Откажись, – она не заметила, что по щекам потекли слезы. Она едва не упустила свое счастье, чудом его не упустила. – Пожалуйста, откажись.
– Мы можем поехать вдвоем. Поедешь?
– Даже в Сибирь, – слезы мешали говорить, Даша ладонью их вытерла, шмыгнула носом. – По морозу на телеге.
Она чудом не упустила свое счастье. Чудом.
– А если я тебя брошу, ты тоже будешь мне десять лет мстить?
– Если ты меня бросишь, – честно призналась Даша, – я умру.
– Я тебя не брошу, – шепнул он ей в ухо. – Я буду любить тебя до последнего вздоха.
– Сева! – всхлипнула Даша. – Не шути этим.
– Я не шучу, – погладил он ее по спине, как она совсем недавно гладила котенка. – Только имей в виду, моя жена не станет заниматься шпионажем и мстить чужим мужикам.
– Не станет, – согласилась Даша. – С завтрашнего дня. Сегодня еще немного помщу.
Через час Сева уехал на работу, а еще через несколько часов Даша позвонила Ульяне и попросила:
– Дай мне телефон Глеба, если знаешь.
Ульяна телефон единственного знала.
Толик не звонил, и Асю это всерьез беспокоило. Очень хотелось, чтобы с Невзоровой было кончено до Нового года. Она предвкушала, как ровно в двенадцать под звон курантов намекнет Мите, что отныне они связаны навеки более крепкими узами, чем церковные.
Асе очень хотелось венчаться в церкви, но Митя отказался наотрез. Впрочем, он и не мог, он некрещеный. Раньше она насчет крещения заговаривала, потом перестала, видела, что ничего не получится, в храм его фиг затащишь. Вообще-то это было давно, тогда она сильно на него давить остерегалась. Сделает Коряга свое дело, можно и о церкви снова поговорить.
Ася включила телик, выключила – ничего интересного. Открыла холодильник, постояла в задумчивости – не мешало бы сходить за продуктами, но идти в магазин лень. Достала последнее пирожное, включила чайник.
Если Коряга провернет все как надо, настанет для нее совсем другая жизнь, без постоянного страха остаться одной и в нищете. А ведь этот страх с самого начала ее мучил, даже странно, что она совсем не свихнулась.
Ася подошла к окну, посмотрела вниз. Старая «Нива Шевроле» стояла совсем рядом с подъездом, откуда-то выбежала девчонка в короткой курточке, залезла в машину, «Нива» подала назад, развернулась и скрылась из виду.
Когда-то у Мити тоже была такая же. Тогда еще жива была Митина бабка, Ася ее терпеть не могла. Бабка Асю на дух не переносила, ну и Ася ее тоже, а как иначе. Конечно, виду бабка не подавала, разговаривала вежливо, называла ее Асенькой. Она сначала на это чуть не купилась, свекровь ее Асенькой ни разу не назвала. Ну а потом разобралась, конечно.
Как-то, незадолго до ее смерти, Митя возил бабку к врачу. Ася поехала с ним, не любила, когда он со старухой один на один оставался, та была умной и хитрой, могла про Асю гадость сказать. Старуха уже совсем одряхлела, еле ходила даже с палкой, и Митя хотел усадить ее на переднее сиденье рядом с собой. Ася это предвидела, всю дорогу жаловалась, что ее укачало, и пришлось старухе трястись на заднем сиденье рядом с пустой канистрой. Пустячок, конечно, но повела себя тогда Ася правильно, каждый должен знать свое место.
А вот на бабкины похороны она не пошла, понимала, что переживал Митя искренне и вполне мог сказать ей что-нибудь неприятное, если бы она попробовала переключить на себя внимание. В день похорон Ася пожаловалась на головную боль и осталась дома. Они с подружкой сходили в кафе, усидели бутылку вина, поболтали.
Чайник вскипел, Ася съела пирожное, и наконец-то позвонил Толик.
– Я уже решила, что ты передумал, – прошипела она. – Почему не звонил так долго?
– Занят был, – засмеялся Коряга.
Он был совершенно спокоен, и Асе это не понравилось.
– Толя, ты сделаешь то, о чем я тебя просила?
– Договорились же. Сделаю. Приезжай к шести, в парке у пруда встретимся.
– Почему в парке? – не поняла Ася. – Я могу к тебе зайти.
– Ты что, дура? – разозлился он. – Нас вместе видеть не должны. Приходи в парк.
Нет, все-таки он не совсем спокоен.
– Толик, – замялась она. – А ты меня не обманешь?
– Я свое слово всегда держу, – всерьез обиделся он. – Сомневаешься, можешь не приходить. Сама свои проблемы решай.
– Нет, я приду, извини. Мне просто страшно, – пожаловалась Ася.
А ведь ей действительно было страшно все последние дни, и некому пожаловаться, кроме него. Пожалуй, лучше навсегда забыть об Антиповой, больше Ася такого страха не выдержит. Пусть стерва живет в свое удовольствие, правда про чужого ребенка все равно когда-нибудь откроется.
Своим страхом Ася готова платить только за одно – чтобы Митька был связан с ней всю оставшуюся жизнь.
Так и будет. Нужно еще чуть-чуть подождать.
Ася посмотрела на часы – ехать к Коряге было рано. Легла, включила тихую музыку, постаралась расслабиться и думать о приятном.
Глеб был недоступен. Даша переписала компромат в планшет, получилось компактно и доходчиво: снимки, письма. Можно выбирать на любой вкус. Подумала и один снимок распечатала. Для жены, если единственный так и не ответит на звонок.
Картридж был на исходе, снимок получился с полосой посередине, но Дашу это не смутило, супруга Глеба рядом с голой девкой всяко разглядит.
А переписка была убийственной, из нее четко следовало, что единственный предоставлял институтскому дружку очень выгодные заказы, заранее сообщая о готовящихся тендерах. Факт отката из переписки не следовал, но любому дураку был понятен.
Даша сунула планшет и фотку в сумку и поехала к бабкиному дому. Какая разница, где ждать, дома или в машине.
Мимо бабкиного подъезда спешили люди. Даша уселась поудобнее, не сводя глаз с темной коричневой двери. Если бабуля решит выйти на улицу, вполне может заметить Дашину машину, стоит заранее заготовить объяснение собственного присутствия, но объяснение на ум не приходило.
Когда им с Тоней было лет по пятнадцать, они отпросились погулять во время очередного семейного застолья и, пока взрослые вели за столом неинтересные разговоры, тайком курили, со страхом поглядывая на дверь подъезда. Почти рядом с ними маячил какой-то парень с тремя розами в руках, топтался у выхода из метро, смотрел на часы, и было видно, что ждет он кого-то давно и с нетерпением. Они тогда купили по мороженому, не столько потому, что хотелось, сколько для маскировки запаха табака, и ели его как раз там, где сейчас стояла Дашина машина. Парню надоело ждать, он повернулся, заметил девушек и протянул им по розе, одну Тоне, другую Даше, а третью разломал пополам и выбросил в урну. Парень исчез почти мгновенно, а сестры с розами поднялись в квартиру к бабушке, и взрослые долго им выговаривали, что нельзя ничего брать у посторонних мужчин, даже безобидные цветочки. Как будто они сами этого не знали.
Даша опять набрала Глеба, и он опять оказался недоступен.
Жену его она в первый момент не узнала. Из подъезда выползла неопрятная тетка, шаркая ногами, направилась к угловому магазину. Если бы не знакомая дорогущая шуба до пят, она приняла бы ее за старуху.
Даша почти не колебалась. Выскочила из машины, чувствуя, как затекли ноги, и рванула за приметной шубой. Женщина ходила между прилавками, подолгу застревая у полок с продуктами. Снимок нужно отдать ей в подъезде, не в супермаркете же этим заниматься и не на улице. Даша ходила за женой Глеба, не прячась и не боясь попасться на глаза. Хватит, отбоялась.
Когда-то на месте этого супермаркета стоял обычный гастроном. Даша уже не помнила, как получилось, что она пошла в него за хлебом для бабули, обычно та лишними просьбами внучек не обременяла. Когда она возвращалась, навстречу ей попалась невысокая женщина, вышедшая из метро, и Даша сразу ее узнала. Это была нищенка, которая стояла в подземке с табличкой «Помогите ребенку на операцию», и Даша не более получаса назад отдала ей последние деньги. Последние в буквальном смысле, у нее осталось несколько копеек на обратную дорогу. Тетка, которая теперь вовсе не походила на нищенку, встретила знакомую и теперь громко смеялась. С тех пор Даша никогда не подавала милостыню.
Жена Глеба застыла у очередного прилавка, Даша едва не в упор ее разглядывала, и только теперь заметила то, что должна была увидеть раньше. Женщина плакала, и, видимо, уже давно, глаза совсем заплыли, нос распух, и выглядела она древней старухой. Слезы катились по щекам, но она их не вытирала, смотрела вокруг непонимающими глазами и, кажется, не вполне понимала, что и зачем делает.
Даша развернулась и, выбегая из магазина, впервые подумала, что она, эта женщина, в общем-то не сделала ей ничего плохого. Наверное, она знала, что Глеб до нее встречался с Дашей, но на свете мало мужчин, которые женятся на первой и единственной любви. Эта женщина не уводила его из семьи, от детей, она даже не была Дашиной подругой.
Машина успела выстудиться. Даша включила печку, посидела, тупо глядя в окно, погрела руки о теплый воздух, достала мобильный. На этот раз он ответил.
– Здравствуй, Глеб. Это… Даша.
– Я тебя узнал.
– Мне нужно с тобой поговорить. Минут десять, не больше.
– Чайную у Красных Ворот знаешь? – легко согласился он.
– Знаю.
– Через час?
– Годится.
Даша подумала, не пройтись ли ей пока по магазинам, но так и не пошевелилась. Сидела и ждала, наблюдая через стекло за суетящейся толпой.
Психологом Корсун был плохим, и почему он так уверен, что деньги Колосова сообщнику еще не передала, объяснить бы не смог. Тем более не смог бы объяснить, почему уверен в другом – что деньги она передаст до Нового года. То есть с минуты на минуту.
Сверлила его еще одна неприятная мысль, когда он ставил себя на место вымогателя, но мысль эта казалась настолько ужасной, что он старался ее отогнать.
Николай караулил Колосову давно, стало смеркаться, и он решил уже, что время теряет зря, когда проклятая девка вышла из подъезда, прошествовала почти перед капотом его машины, поскользнувшись на высоких каблуках, и двинулась в сторону метро. После теплого салона автомобиля на улице было зябко, он заставлял себя идти помедленнее, выдерживать расстояние. Правда, предосторожности были ни к чему, Колосова ни разу не оглянулась.
Он вошел в тот же вагон, боясь ее упустить. Она села на свободное место, а он встал у соседней двери, стараясь смотреть в сторону.
Скоро стало очевидно, что он прав, Колосова направлялась на вокзал. Он купил вслед за ней билет в соседней пригородной кассе, не выпуская ее из виду. Она вошла в вагон, села у окна по ходу поезда. Войти за ней он не рискнул, остался в тамбуре.
От вокзала электричка отошла почти пустой, но через несколько остановок сидячих мест не осталось, за спинами шапку Колосовой он уже не видел и забеспокоился, что может упустить ее, если она, не доезжая до городка, направится к другому выходу.
– Здорово! – легко толкнул его кто-то в плечо.
– Привет, – он узнал Федора Косякина, с которым его свела бывшая Севина пассия Надька.
– Опять того мужика навещаешь? – усмехнулся Федор.
– Опять, – кивнул Корсун.
– Никак не угомонится?
– Не угомонится, – согласился Коля. – Поговорить с ним хочу. По душам.
Постепенно вагон пустел, на последней остановке в тамбуре никого не осталось, кроме них двоих.
– Слушай, Николай. Не мое дело, конечно, но сдается мне, что тебя там дамочка одна интересует, – Федор кивнул головой в сторону салона вагона.
– Интересует. Хочу ей объяснить, как деньги надо зарабатывать. И ей, и тому мужику.
– Она тоже у твоей… подружки деньги вымогает?
– Да, – кивнул Корсун. – Только та женщина мне не подружка. Просто знакомая.
– И много денег? – внимательно посмотрел на него Федор.
– Много. «Лимон».
– Прилично, – хмыкнул Федор. – Я за такие бабки долго пахать должен. А у твоей знакомой, значит, лишний «лимон» имеется?
– Что-то было. А еще она взяла кредит. У нее имеется сын семи лет. Или восьми, что ли.
– Если помощь нужна, ты скажи.
– Спасибо. Сам как-нибудь…
– Ну как знаешь.
– Глянь, – попросил Корсун. – Она там еще?
Федор вошел в вагон, постоял, вернулся.
– Там. Я ее знаю. Морда знакомая, в смысле. Мы все друг друга знаем, городок маленький.
За окном вагона была уже сплошная темень.
– Ты бы поаккуратнее, Коля. У нас чужие в глаза бросаются. Это тебе не Москва, – сказал Федор.
– Заметно, что я не просто так сюда повадился? – усмехнулся Корсун.
– Заметно. Знаешь что, – решил Федор. – Я тебя провожу.
– Спасибо, – не стал отказываться Николай. – Ты город лучше знаешь. Я боюсь, улизнет от меня девушка. А поговорить мне с этой парочкой хочется. Только разговаривать я буду сам. Один. Ясно?
– Ясно, – кивнул Федор. – Чего ж непонятного.
Темнота за окном наполнилась огнями приближающегося города. Поезд затормозил, медленно поехал вдоль пустой платформы.
Даша вошла в чайную за пять минут до назначенного времени. Глеба не было, конечно. Он и тогда, когда был ее единственным, на свидания опаздывал. И Даша терпеливо ждала, вспыхивая от счастья, когда видела наконец любимое лицо.
Помещение было наполнено ароматом свежей выпечки. Даша взяла кофе, пирожное, села так, чтобы видеть входную дверь.
Он появился через несколько минут. Раньше Даша подолгу его ждала, один раз даже больше часа. Они собирались в кино, она приехала пораньше, купила билеты и пряталась от нудного осеннего дождя на троллейбусной остановке. Когда Глеб наконец приехал, фильм уже начался, и Даша давно выбросила неиспользованные билеты в урну. Глеб приехал, сразу прекратился дождь, и даже выглянуло редкое холодное осеннее солнце, и они тогда долго гуляли по Замоскворечью.
– Привет, – улыбнулся ей Глеб сейчас, садясь напротив. – Аппетитное пирожное, я бы не отказался.
Сто лет назад она немедленно кинулась бы к стойке ему за пирожным.
– Я хочу, чтобы ты кое-что посмотрел, – вздохнула Даша, доставая планшет из сумки.
– А ты изменилась, – глядя на нее смеющимися глазами, констатировал он.
– Еще бы, – удивилась она. – За столько-то лет.
Раньше он тоже смотрел на нее смеющимися глазами, как не умел никто другой.
– Взгляни, – она хотела подняться, показать ему нужные файлы, но не стала, протянула планшет и пояснила. – В папке «Глеб».
Он смотрел долго, внимательно. Некоторые тексты перечитывал, некоторые снимки изучал повторно. Даше надоело ждать, она обвела взглядом небольшой зал. Две старушки в углу, радостно что-то обсуждавшие, и совсем молоденькая парочка. Впрочем, для отнюдь не юной Даши молоденьких становится с каждым годом все больше.
– Хорошо потрудилась, – наконец похвалил Глеб, возвращая ей планшет.
Странно, но он не испугался. Даша бы обязательно это заметила.
– Глеб, я хочу только одного, чтобы ты убрался из моего дома. Я не желаю тебя там встречать. Разводись, переезжай, делай что хочешь, но чтобы я тебя больше никогда не видела. Иначе снимки появятся у твоей жены, а переписка у тестя. Он же борец за справедливость, если я не ошибаюсь. Он выступает против коррупции.
– Угу, – согласился Глеб и сделал неожиданное, протянул руку через стол и погладил ее пальцы.
Даша отдернула ладонь, он усмехнулся.
– Это все ерунда, Даня, – вздохнул он. Ее никто не звал Даней, кроме него. – Ты зря старалась. Я больше не живу в доме твоей бабушки. Я ушел от жены, и мне плевать на тестя. Это он должен теперь меня опасаться.
– Новая выгодная женитьба? – всерьез заинтересовалась Даша.
– И да и нет, – покачал он головой. – Женюсь я снова, это верно, но и сам поднялся высоко, тестю меня не достать.
Врет, поняла Даша. Врет не в том, что взлетел высоко, а в том, что это произошло не благодаря новой женитьбе. Как содержанка.
– Включай почаще телевизор, надеюсь, буду там появляться. А из дома я правда уехал, больше в лифте не встретимся.
– Ну что же, Глеб, – заключила Даша. – Желаю счастья.
– Подожди, – он опять протянул руку, накрыл ее пальцы.
Даша выдернула ладонь, под столом вытерла ее о колено.
– Я много о тебе думал. Понимаешь… меня никто не будет любить так, как ты.
– Ты ошибаешься, – усмехнулась Даша. – Я не любила, я тебя ненавидела. Раньше. Теперь мне, в общем-то, все равно. Правда.
– Ты ошибаешься, Данечка, – ласково улыбнулся он. – Это и есть любовь. Настоящая, если столько лет ты не можешь от меня оторваться. Не спорь.
Она и не собиралась спорить. Пусть думает что хочет, какая ей разница.
– И я подумал… Знаешь, давай начнем все сначала. Жениться я на тебе не смогу, зря обещать не буду, но другом стану верным. Поверь мне.
Даша отвела глаза, уставилась на щебечущих старушек. Еще чуть-чуть, и она разрушила бы свою жизнь, Сева уехал бы в Америку, и она не узнала бы, что такое настоящее счастье. Счастье – это когда Севка не разрешает ей никому мстить.
– Прощай, Глеб, – поднялась она и совершенно искренне пожелала: – Будь счастлив.
Выезд загородило светлое такси. Даша подождала, когда водитель подаст назад, и направилась к дому, по дороге заглянув в «Иль де Ботэ» за подарками сестре, маме и бабушке.
Поезд подходил к станции. Ася натянула перчатки, еще раз напоследок полюбовавшись новым кольцом, сошла с платформы и направилась вдоль железнодорожных путей к парку. В последнее время его благоустроили, расчистили от мусора, проредили деревья. Стало почти как в Москве, даже еще лучше, потому что воздух в городке все же почище московского. Чего не хватает, так это освещения, дорожка под редкими фонарями еле угадывается, в стороне от нее сплошная темень.
Парк Ася с детства не любила, она вообще не любила природу и не верила, что кому-то может в лесу с комарами нравиться больше, чем на берегу моря. Врут. Денег на поездку нет, вот и придумывают себе оправдание.
Если Митя ее бросит, она тоже будет утверждать, что нет ничего лучше родного Подмосковья. Думать об этом было страшно. Ася остановилась под фонарем, сняла перчатку, покрутила кольцо с бриллиантом. Стал бы Митя дарить его, если собирается разводиться? Шут его знает. Она бы на его месте точно не стала.
Раньше ей казалось, что она знает мужа как облупленного, но сейчас Ася очень в этом сомневалась. Если Толик ее кинет, возьмет деньги, а от Невзоровой не избавится, у нее никакого оружия против Мити не останется, так и будет страдать всю жизнь от ревности, бояться каждой молоденькой девки. Конечно, можно ребенка родить, но и это вряд ли сработает, недавно мама рассказывала, что бывшую Асину подружку Ольгу муж с двумя детьми бросил. Конечно, Митя ребенка без обеспечения не оставит, это уж точно, но одинокая жизнь Асю по-любому не привлекает.
Когда-то она Ольге завидовала. Не тому, что та удачно замуж вышла, Ася-то в этом плане получше устроилась, просто Ольга была красивая, по-настоящему красивая, как модель, а это, ясное дело, никому нравиться не может. Потом завидовать перестала, после двоих детей красоты в Ольге поубавилось, растолстела, второй подбородок появился, волосы поредели и перестали виться. А когда-то кудри у подружки были такие, какие никакая химическая завивка не обеспечит.
Коряга вынырнул из темноты неожиданно, Ася даже испугалась, метнулась в сторону, чуть не упала.
– Спятил? – разозлилась она, узнав знакомую фигуру. – Что ты подкрадываешься?
– Пугливая ты очень, – засмеялся он и легонько потянул ее назад в темень. – Давай сойдем с дороги.
– Зачем? – не поняла Ася. – Нет же никого.
– Отойдем, – он опять потянул ее в тьму. – Береженого бог бережет.
– В сугроб провалимся, – проворчала Ася.
– Здесь тропинка.
Она шагнула в темноту за деревья. В слабом, еле доходящем сюда свете фонаря полезла в сумку, достала деньги.
– Толя, ты меня не обманешь? – протягивая пачку, спросила Ася.
– Да что ты заладила! – разозлился он. – Когда это я кого обманывал?
– А… как ты это сделаешь?
– Этого тебе знать не надо, – отрезал он, убирая деньги во внутренний карман куртки.
– А… когда?
Он не ответил. Двинулся к дороге, остановился, не доходя до фонаря, огляделся. Ася молча плелась за ним.
– Подожди, – он опять потянул ее за рукав на узкую тропинку.
Ася хотела спросить, какого черта снова лезть за деревья, но не успела, потому что что-то впилось в горло, и она, пытаясь оторвать от шеи то, что не давало ей дышать, отчетливо поняла, что Митя не собирался с ней разводиться. Он знал, что ее убьют.
Он велел сказать Коряге, что ее могут выследить, и Толик сделал самое простое – заставил ее замолчать. Теперь его никто не найдет. Митя все заранее просчитал, он умный.
Даша выпила чаю – обедать не хотелось совсем, подумала и полезла в горячую ванну. Ее опять знобило, то ли бессонная ночь давала о себе знать, то ли просто дома было холодно. Из-за шума воды звонок в дверь она еле расслышала, вылезла, став босыми ногами на кафельный пол, схватила халат и помчалась к двери. Она думала, что это Сева, но за дверью стояла сестра.
– Ты чего не позвонила? – пробурчала Даша. – А если бы меня не было?
– Да так, – Тоня повесила пуховик на вешалку, стянула ботинки. – Иди в ванную, простудишься. Ждешь кого-нибудь?
– Угу, – Даша опять залезла в ароматную пену и крикнула: – Севку. Я выхожу замуж.
– За него? – Тоня взяла на кухне стул, подвинула к двери в ванную.
– Да.
– Поздравляю. Когда познакомишь?
– Когда захочешь. Хоть сегодня.
– Я была у тети Веры.
– Да-а? И какого черта она нас из людей вычеркнула?
– Не знаю, – соврала Тоня. – Какая разница. Мало ли какая кошка между ней и бабулей пробежала, характеры что у той, что у другой те еще. Нас с тобой это не касается. Давай как-нибудь к ней съездим.
– Давай. А хата у нее какая?
– Даша! Кончай! Ты меня своим меркантилизмом с ума сведешь. Плохая у нее квартира, как у нас с тобой.
– Все равно денег стоит, – засмеялась Даша. – А родственников, кроме нас, у старушки нет. У деда действительно была любовница, Вера тебе не сказала?
– Не было у него никакой любовницы, – отрезала Тоня и ахнула, увидев лениво потягивающегося котенка. – Ой, какой красавец! Ты откуда взялся?
Котофей подошел, протянул острые коготки, просясь на руки. Тоня подхватила его под мягкий животик, погладила.
– Это не красавец, это красавица, – поправила Даша через дверь. – Девочка.
– Откуда она у тебя?
– Так… Подобрала. У нее еще имени нет.
– Даш, у тебя мобильный звонит, – прислушалась Тоня.
– Ой, – крикнула сестра. – Это Сева. Принеси телефон. Он в моей сумке.
Тоня метнулась на звуки незнакомой мелодии, сестра постоянно меняла варианты вызовов. В чужой сумке найти что-либо нелегко, но светящийся экранчик она увидела тут же, только не сразу протянула к нему руку, потому что на дне сумки лежало то, что никак не могло здесь находиться, – ключи от ее собственной квартиры с брелоком в виде янтарной капли.
Корсун ожидал, что от станции Колосова пойдет к автобусной остановке, но она свернула в сторону на совсем узенькую улицу.
– Не спеши, – придержал его Федор. – Увидит. Здесь мало кто ходит.
Вообще-то на местности Николай ориентировался прекрасно, но, идя за Федором по темным улицам, запутался и, как они очутились среди деревьев, не запомнил.
– Знаешь, – проинструктировал его добровольный помощник, – если что… Ты ко мне в гости идешь. Сюда ты приехал ко мне.
Ответить Корсун не успел. Откуда-то сбоку раздался сдавленный вскрик, они замерли на месте, и Николай с тоской подумал, что чего-то подобного ожидал.
Они рванули на затихший крик одновременно, но тучный Федор, как ни странно, оказался быстрее, добежал до конца тропинки и свернул на дорогу с редкими фонарями. Лежавшее на обочине тело они увидели одновременно, Корсун шагнул к темнеющей на белом снегу фигуре, потрогал шею, пульса у Колосовой не было.
– Мы его перехватим, – без объяснений сказал Федор и опять побежал впереди Корсуна, сворачивая на еле заметных тропинках.
Темную фигуру Николай заметил, когда уже не верил, что догнать убийцу удастся. Он не понял, откуда взялись силы, бегал он в последний раз на физкультуре будучи студентом, но расстояние между ним и мужиком сокращалось. Тот обернулся, замешкавшись на секунду, опять побежал, а потом заметался – впереди сверкала огнями полицейская машина.
– Помогите, мужики! – совсем рядом крикнул Федор. – Помогите, там баба мертвая.
Убийца развернулся, кинулся куда-то в глубь деревьев, где, как оказалось, тоже была тропинка. Тут Корсуна кто-то обогнал, и он скорее почувствовал, чем увидел, что это мент.
– Стоять! Полиция! – кричал кто-то сзади.
Деревья расступились внезапно, обнажив блестевшую от пристанционных фонарей железнодорожную колею. Человек перемахнул через высокий сугроб, не обращая внимания на шум приближающегося поезда, кинулся наперерез лобовому прожектору.
Ушел, с тоской заключил Корсун, дожидаясь, когда пройдет бесконечный товарный состав. Ушел, и непонятно, как объяснить ментам, откуда он точно знает, кто убийца.
– Что произошло-то, мужики? – спросил тот, что кричал «полиция».
– Мы с электрички шли, – объяснил за спиной Корсуна Федор. – Баба крикнула, мы побежали, а там… Пойдемте, покажем.
Поезд наконец прогрохотал. Человек в форме полез на пути, прошел немного вперед, вернулся и зло выругался.
– Добегался.
Смотреть на искалеченный труп убийцы Колосовой Корсун, естественно, не стал и совсем некстати подумал, что вернуть Лиле деньги не сможет.
Кажется, он остался последним в пустом здании института. Сидеть дольше было глупо и ни к чему, если что-то произойдет, это может скорее вызвать подозрения. Все разумные люди давно готовятся к предстоящему празднику.
Запирая кабинет, Колосов огляделся и неожиданно понял, что ожидает встретить наглую девушку Машу, которая вчера все пыталась коснуться его грудью. Он ее не увидел, конечно, и это его разочаровало. Девица вполне может добиться своего, его начинало к ней тянуть.
По дороге к метро он остановился у витрины ювелирного магазина, помедлил и прошел мимо, продавщицы его больше не интересовали. Его мысли всерьез занимала девушка Маша.
В квартире было темно. Ася предупреждала, что поедет к родителям, вспомнил он, распахнул дверцу холодильника, постоял, рассматривая не слишком обильные продуктовые запасы, и понял, что аппетит пропал начисто. Сколько еще ему придется мучиться, гадая, станет ли он мужем уголовницы или останется нормальным Димой Колосовым, к которому липнут даже юные студентки?
За все время супружеской жизни он не только ни разу не изменил жене, он даже не взглянул на других женщин. Не считая Тони, конечно, но это совсем другое. И впредь бы не смотрел, Диму, если подумать, вполне устраивала его жизнь и его жена.
Он попробовал читать, завалившись на диван на Асино «место», но отбросил электронную книгу. Сейчас его совсем не занимали приключения великого сыщика Дронго.
Свет от люстры казался слишком ярким, Колосов встал, выключил верхний свет, зажег бра. Опять улегся, заложив руки за голову. Вообще-то с самого начала он считал свой брак временным. Он женился, потому что Асе очень этого хотелось, и ему было ее жалко, а еще ему казалось, что она скоро поймет, что они очень разные и никакой полноценной совместной жизни у них быть не может. Потом он все так же этого ждал, наверное, поэтому ему никогда не приходило в голову заговорить о детях. Не только заговорить – подумать. И потому же он старался не отпускать от себя Тоню, словно они с ней были заговорщиками, знающими, что его брак только временная помеха их настоящей жизни.
Может быть, он и терпел Асины выходки именно потому, что считал этот брак временным.
Нет ничего более постоянного, чем временное. Если бы Ася не перешла границу дозволенного, он прожил бы с ней до конца своих дней.
Захотелось крепкого чаю. Колосов включил чайник. Где-то негромко выла полицейская машина или «Скорая помощь», он посмотрел в окно, но мигающих огней не увидел.
Интересно, за Асей тоже приедут с сиреной? Или это происходит как-то по-другому?
Чай он заварил очень крепкий, почти черный, с удовольствием отпил, обжигаясь. Темнота за окном раздражала, не зря все кругом ругали двухчасовую разницу с астрономическим временем. Захотелось к солнцу, на море.
Отпуск всегда был для него сущим мучением. Он с удовольствием провел бы его на даче, катался бы на велосипеде, бегал на работу, если б там требовалось его присутствие. Ася представляла себе отдых исключительно за границей. Как же иначе? Они что, хуже других?
В последний раз ей захотелось в Европу, и они поехали в Италию. Ася капризничала, жаловалась на невкусные завтраки, еще бог знает на что, ругать даже самый лучший сервис она считала хорошим тоном. Он тогда искренне ее жалел, потому что точно знал – ничего вкуснее она никогда не ела и вряд ли когда-нибудь попробует, если он опять не повезет ее на похожий курорт.
Темнота за окном тревожила. Колосов поставил пустую чашку в мойку, достал телефон из кармана пиджака, набрал Асю, долго ждал ответа. Он ожидал чего-то подобного и все-таки растерялся, когда ему ответил мужской голос.
Тоня открыла дверь ванной, протянула сестре замолкнувший телефон. Даша уже вылезла из воды, мазала лицо кремом, пытаясь хоть что-то разглядеть в запотевшем зеркале. Посмотрела на экранчик телефона, вздохнула.
– Точно. Сева. Ладно, я ему перезвоню.
– Откуда у тебя ключи от моей квартиры? – спросила Тоня за ее спиной.
– Мама твоя дала. Когда ты в командировке была. Я для тети Лены крем японский купила, и как раз, когда приехала крем отдать, в новостях передали, у вас в районе авария на теплосети. Теть Лена решила на всякий случай съездить, проверить твою квартиру, ну и я с ней. Она мне твои ключи и дала. Где одна авария, там и вторая, а у меня все-таки времени свободного побольше. Она мне сначала свой комплект навязывала, но я помнила, что у тебя есть другой с красивым брелком, и взяла его. Все собираюсь отдать и забываю, даже специально из сумки не достаю.
– Даша, почему ты мне соврала, что не выходила из дома, когда в меня стреляли на кладбище?
– Что? Ты?! – ахнула Даша, поворачиваясь. – Ты думаешь, это я в тебя стреляла?
– Я с ума еще не спятила, – отрезала Тоня. – Конечно, не думаю. На нашу семью хватит одной Веры.
– При чем тут Вера? – сразу зацепилась сестрица.
– Ни при чем. Это я так, к слову. Зачем ты меня обманула? Я же видела, что сапоги у тебя грязные.
– Не скажу, – Даша поставила крем на полку, протиснулась мимо Тони. Она не могла признаться даже сестре, что ездила утром наблюдать, как Глеб выходит из бабушкиного подъезда, и мечтать о мести.
– Ну и не говори, – легко согласилась Тоня. – Ты знала, что бабуля Гошу практически вырастила?
– Если у него мать умерла, когда ему всего восемь лет было, можно догадаться.
– Догадаться можно. – Тоня прошла за Дашей на кухню, прислонилась к двери. – Только я почему-то не догадывалась. Ей было всего четырнадцать, когда Гоша остался сиротой, и она его вырастила. В детдом не отдала. Представляешь, четырнадцатилетняя девочка с ребенком?
– Представляю. Давай о грустном не будем, что было, то прошло. Новый год скоро, праздник. Есть хочешь?
– Нет. Пока, я пошла.
Тоня поцеловала сестру в мокрые волосы, оделась, вышла и в который раз за сегодня спустилась в метро.
У ее подъезда негромко разговаривали пожилые соседки, стоя тесной группкой.
– Добрый вечер, – кивнула им Тоня.
– Ой, Тонечка, – ухватила ее за рукав старшая по подъезду Алла Борисовна. – Ужас-то какой! Максима полиция забирает, вроде он какую-то девушку убил. Или не убил, а просто за город вывез, и она там умерла, не поймешь. Полицейские всех опрашивали. Парень лоботряс, но чтобы такое!.. Ни за что не поверю!
– Сейчас такая молодежь, – включилась женщина, имени которой Тоня не знала, но регулярно с ней здоровалась. – Не знаешь, чего от них ждать.
– Молодежь во все времена одинакова…
Тоня метнулась в подъезд, вбежала в подошедший лифт и выскочила на этаже Максима, едва не столкнувшись с ним. Его выводили незнакомые мужчины из квартиры.
– Ты куда мои ключи дел? – выдохнула Тоня, не обращая внимания на сопровождавших полицейских.
– Отойдите, девушка! – попробовал оттеснить ее один.
– Выбросил. Догадалась все-таки, – ухмыльнулся Максим и зло прошипел: – Жаль, что не вышло ничего. И жаль, что на кладбище тебя не достал. Тебе там самое место.
– Девушка! Отойдите! – полицейский оттеснил ее к лестнице, и Тоня побрела вниз.
Она догадалась, кто отравил ей воду и пытался ее застрелить. Она бы и раньше сообразила, просто старалась об этом не думать, потому что думать было страшно. На первый взгляд ее смерть выгодна только Даше, сестра почему-то ее обманула. Тоня едва не совершила такую же страшную ошибку, как тетя Вера, усомнившись в своих близких.
Мертвую Колосову нашли не сразу. Даже Федор, отлично знавший парк, поплутал между похожими деревьями и фонарями. Колосова могла бы пролежать здесь долго, особенно если бы пошел снег и тело присыпало. Федор в который раз рассказал полицейским, как они шли себе, никого не трогали, услышали приглушенный женский крик и как гнались потом за человеком, убегавшим от трупа.
Корсуну здорово повезло, что он встретил Федора, он не смог бы внятно объяснить, что делал в чужом городе. И если бы его обнаружили рядом с трупом, не факт, что он не стал бы главным подозреваемым.
Колосова лежала, подвернув ногу, мужчины негромко переговаривались, и было во всем этом что-то оскорбительное для мертвой женщины. Пушистая шапка отлетела в сторону, Корсуну очень хотелось поднять ее и надеть на Асю. Он не поднял, стоял, стараясь не смотреть на труп.
Если у нее есть родители, они доживают последние безмятежные минуты в своей жизни.
Он думал, что в полиции их продержат до утра, и удивился, оказавшись на железнодорожной платформе еще не поздним вечером.
У Тониной двери он почему-то не полез за ключами, позвонил и, когда она открыла, устало сказал:
– Он ее убил.
– Ты ни в чем не виноват, Коля, – она прижалась к холодной с мороза куртке, осторожно гладя его по спине.
Корсун знал, что виноват. Колосова, которую он с трудом выносил при жизни и которую очень жалел после смерти, погибла в том числе и по его вине. Он своим вмешательством подтолкнул убийцу.
– Я холодный, простудишься, – он слегка ее отодвинул, кряхтя, как старый дед, разделся, снова обнял Тоню и прошептал: – Я тебя очень люблю.
Громко прозвенел звонок над ухом. Он выпустил Тоню, толкнул дверь.
– Максима арестовали, знаете? – На площадке стояла Лиля. – Его в наручниках вывели и в машину затолкали.
Она здорово сдала за эти дни, заметил Корсун. Сейчас перед ним стояла тетка без возраста.
– Знаю, – сказала Тоня у него за спиной.
– Говорят, он девушку какую-то убил. – Лиля вошла в прихожую, закрыла за собой дверь. – Тоня, я не верю, он же нормальный парень.
– Я ее видела, – тихо проговорила Тоня.
– Кого? – не понял Корсун.
– Я видела убитую девушку. Когда возвращалась из командировки, я вышла из такси и видела, как Макс девчонку в машину заталкивал. Я решила, что она пьяная, а она, выходит, была мертвая.
– У него столько пьяных девок бывало, – засомневалась Лиля. – Совсем не обязательно, что та была мертвой.
– Это была она, – уверенно сказала Тоня. – Ее показывали в криминальных новостях. То-то мне лицо показалось знакомым, я только не могла вспомнить, где ее видела.
– Тоня, зачем ему убивать какую-то девку? Зачем? Он же не маньяк, – не верила соседка.
– Он мог и случайно убить, – вздохнул Корсун. – Мог просто подсыпать девчонке какую-нибудь наркоту в расчете на райское наслаждение и ошибиться в дозировке. Или у девчонки аллергия. Или еще какая-нибудь роковая случайность.
– Интересно, как его нашли, – задумалась Тоня.
– Работают люди, вот и нашли, – пожал плечами Корсун. – Где-то он с девчонкой познакомился, кто-то их видел. Опросили знакомых и нашли.
Получалось, что Тоня стала свидетелем преступления и у Максима имелись все основания, чтобы ее отравить. У юристов это называется мотивом. У Максима имелся мотив и была возможность подсыпать Тоне яд, сосед бывал в ее квартире и запросто мог украсть ключи.
– Это он, – кивнула Тоня.
Она уже угадывала Колины мысли.
– Ты о чем? – не поняла соседка.
– Лиля, вас больше никто не потревожит. Никогда, – перебил ее Корсун. Ему не хотелось говорить, но он терпеливо рассказал, как встретил Федора, о котором подруги даже не слышали, и как нашел мертвую Колосову, и как погиб шантажист.
Женщины слушали молча, не перебивали, и он почему-то старался не встречаться с ними взглядом, даже с Тоней.
– Деньги вернуть я так и не смог, – подытожил Корсун.
– Прости, Коля, что втянула тебя во все это, – помолчав, сказала Лиля.
– Кончай ерунду говорить, – тряхнул он головой и, видя, что она собирается уходить, добавил: – Я тебя провожу.
Задать вопрос он решился только у ее квартиры:
– Лиля, Тимофей не ваш ребенок?
Она дернулась и застыла, вцепившись в ручку двери. Лиля могла не отвечать, он попал в точку.
– Как ты узнал? – Она взглянула в глубь квартиры, осторожно прикрыла дверь, выйдя на площадку.
– Не узнал, а догадался. Колосова работала в роддоме, на фотках Тимофей… Я только не понимаю, зачем ты им платила. Ты украла ребенка?
– Ты что, спятил? – возмутилась Лиля, посмотрела на него и решилась: – Тимка сын моей сестры.
– Усыновление оформлено законно?
– Конечно. Все у нас оформлено законно.
– Так зачем ты платила? – недоумевал он. – Ты всю жизнь собиралась платить?
– Я не могла допустить, чтобы Тимошка узнал. Неужели ты не понимаешь? Этот тип… сказал, что он Тимочкин отец. – Она тихо заплакала. – Что он все ему расскажет…
– Ну а ты бы сказала сыну, что дядя врет!
– Нет! Ты… Ты ничего не понимаешь. Вот будут у тебя дети, тогда поймешь. Тимочка – мой сын, мой, понимаешь?! Наш с Иваном! Мы его взяли пятидневного, и дороже у нас никого нет и никогда не будет. Я не знаю, какую травму может нанести семилетнему ребенку известие, что он не родной. И знать не хочу. Я этого не допущу. Никогда!
– Значит, кто отец ребенка, вы не знаете? – надо было кончать этот пустой разговор и не лезть в чужие дела, но он не уходил.
– Нет.
Сестра училась на третьем курсе, когда выяснилось, что произошло непоправимое. Аборт делать оказалось поздно, мама непрерывно плакала, сестра молчала, уставившись в стену, перестала ходить в институт. Лиле было жалко ее до смерти, она только что вышла замуж за Ивана и вся светилась от счастья, и доказывала сестренке, что жизнь не кончена, что она, жизнь, еще повернется к ней совсем другой стороной, а сама боялась представить себя на месте сестры.
Потом Лиле казалось, что в последние полгода перед родами сестра не произнесла больше десятка слов и умерла только потому, что хотела умереть.
– Роды были очень трудные, – неожиданно призналась Лиля, в общем-то совершенно чужому мужику. – Моя тетя работала в роддоме главврачом, сама принимала роды, но ничего не могла сделать.
Мама до последнего пыталась узнать, кто отец ребенка, и тетя пыталась, и Лиля. И разговаривали они, не обращая внимания на снующих медсестер. Любая могла услышать.
– Мама умерла через несколько месяцев. – Лиля прислонилась спиной к стене. – И мы сразу сюда переехали. Я поменяла работу, Иван тоже. Не понимаю, как они нас вычислили.
– Скорее всего, случайно. Думаю, Колосова тебя видела в больнице, узнала и решила позабавиться. Вряд ли шантажист настоящий отец ребенка, он бы давно вас нашел безо всякой Аси.
Лиля скрылась в своей квартире, а он какое-то время смотрел на запертую дверь.
– Это она, – подтвердил Колосов. – Это моя жена.
Поняла ли Ася, что это он убил ее руками Коряги?.. Дмитрию очень хотелось, чтобы она умерла в неведении, без лишней боли, даже если эта боль не физическая. Чтобы она верила ему до последнего и не подозревала предательства.
Конечно, Коряга не мог поступить по-другому. Только Ася знала о шантаже, и это грозило возможным разоблачением, и он должен был избавиться от нее ради собственного спокойствия. Ну и ради денег, конечно.
Дмитрию было страшно смотреть на мертвую Асю. Это была она и не она, тело, лежавшее перед ним, казалось чужим. Колосов отвернулся, он не хотел видеть, как накрывают ее лицо белой тканью.
Потом ему задавали вопросы, он отвечал.
…Да, он знал, что жена поехала в город. Она собиралась навестить родителей.
…Он понятия не имеет, зачем она отправилась в парк.
…Он не замечал никаких изменений в ее поведении. Она была такой же, как всегда.
…Нет, жена ничего и никого не опасалась, он бы заметил…
…Он не знает, сколько денег могло быть у его жены. Обычно больших сумм она с собой не носила.
…Нет, таких огромных денег у нее точно быть не могло. Она столько за год не зарабатывала, а с его карточки снять не могла, он бы получил СМС от банка.
…Нет, он никогда не слышал об Анатолии Корчагине.
…Нет, у нее не было любовника.
– Мужья часто узнают об измене в последнюю очередь, – сочувственно покивал головой сидящий напротив человек.
– У нее не было любовника, – устало повторил Колосов. – Она держалась за меня двумя руками.
Он правильно сделал, что не поторопился, не подал на развод. Сейчас возникли бы вопросы.
– Она много раз звонила Корчагину, – объяснял собеседник.
Колосов не ответил, пожал плечами. Ему хотелось домой и было жутко возвращаться в пустую квартиру.
Еще необходимо поговорить с ее родителями, но на это у него совсем не осталось сил.
К Москве он ехал, пристроившись за грузовой «Газелью». Останавливался, когда притормаживала «Газель», трогал, когда расстояние между ними увеличивалось. Ася бы точно заставила его обогнать надоевшую машину, и он, всегда добросовестно соблюдавший правила движения, злился бы на нее и на себя, и она, чувствуя его недовольство, обиделась и ехала бы молча, что вполне его устраивало. И потом дома они еще какое-то время не разговаривали бы или отделывались незначительными фразами. А потом он обнял бы под одеялом худенькие плечи, Ася уткнулась бы ему в подмышку, и никакие слова стали бы не нужны, потому что и он и она понимали, что они есть одно целое.
Сможет ли он стать одним целым с другой женщиной, даже если она, в отличие от Аси, будет умной и чуткой и ему не придется стесняться ее, как он стеснялся Аси…
Он опять гадал, поняла или не поняла Ася, что это он толкнул ее на смерть, и снова пожелал, чтобы она ни о чем не догадалась.
Дома он оказался уже в первом часу. Звонить среди ночи было совершенно неприлично, но он набрал номер, который навязала ему новая сотрудница, и, когда та ответила, произнес:
– Маша, не выходите на работу, вы нам не подходите.
Это было последнее, что он еще мог сделать для Аси.
