Воскресенье, 23 декабря
– Тоня, у кого есть ключи от квартиры? – Чай Коля заваривал прямо в чашке, Дима Колосов был бы шокирован.
– У тебя, – улыбнулась Тоня.
Она не поверила, что кто-то намеренно пытался ее отравить, и Корсун хорошо Тоню понимал. Он бы тоже не поверил, что кто-то может желать ему смерти, поскольку никакими опасными чужими тайнами не владел, нетерпеливых наследников собственного имущества не имел и никого в роли своего кровного врага представить себе не мог.
По-хорошему, надо бы заявить в полицию. Где-нибудь в тихой Европе или улыбчивой Америке законопослушные граждане так и поступили бы, но Тоня только поморщилась, когда он об этом заикнулся. Это для него выводы заводских химиков были авторитетнее любых иных экспертиз, а она сомневалась. Настаивать он не стал, потому что ясно понимал – полиция всерьез заниматься этим не будет. Если бы был труп или, по крайней мере, тяжелое отравление – тогда другое дело.
– Про это я помню, – засмеялся он. – А еще у кого? У родителей? У Даши? Цветы полить во время твоего отъезда или что-нибудь в этом роде.
– Ни у кого. У меня нет цветов. Я их не люблю. То есть люблю, но ленюсь за ними ухаживать. Ой, – вспомнила Тоня. – У мамы есть, точно. Я родителям один комплект отдала, когда замок меняла.
– Где лежат запасные ключи? – Корсун старался выглядеть очень умным и сильным, хотя впервые за долгие годы не чувствовал себя ни тем, ни другим.
– В тумбочке, – вздохнула Тоня. – В прихожей.
Запасных ключей в выдвижном ящике тумбочки не оказалось. Их мог взять кто угодно. Любой, кого она пустила на порог.
– Обычно к замку прилагаются три комплекта ключей, – напомнил Корсун. – Сколько их было у тебя?
– Четыре – у меня, у родителей и два запасных. Один раз я думала, что потеряла ключи, и сделала запасные, а потом нашла их в старой сумке. Я все собираюсь Даше комплект отдать, но все время забываю. Знаешь, – задумалась Тоня. – Когда я давала тебе ключи, последнего комплекта не видела, лежал только один. Точно. Я еще пожалела, что ключи куда-то подевались, там брелок был очень забавный.
Брелок был отличный – большая янтарная капля, Тоня очень его любила и раньше носила с собой. Потом у брелока ослабла цепочка, капля стала периодически отваливаться, починить не доходили руки, и Тоня оставила комплект дома.
– Будем менять замки.
Поменять замки Корсун попросил заводского слесаря. Вообще-то одалживаться Николай терпеть не мог и у себя замки бы поменял сам, а у Тони не рискнул, побоялся испортить новенькую, обшитую дубом дверь. Все-таки инструменты в руках он держал не часто и на профессионального слесаря не тянул.
Вызывать же совсем незнакомого человека Корсуну тоже не хотелось, хоть и невелика вероятность, но может случиться, что останется у этого незнакомого слесаря дубликат ключей, а это уж совсем ни к чему.
Посмотрел в Интернете, сколько стоит такая работа, и решил увеличить сумму вдвое, понимая, что испортил человеку выходной.
Слесарь Михаил Васильевич все сделал быстро и аккуратно, ненужных вопросов не задал, попил чайку на Тониной кухне и отбыл, без лишних разговоров взяв предложенную сумму. Корсуну показалось, что они расстались вполне довольные друг другом.
Запасной комплект новых ключей Коля заставил Тоню убрать подальше от случайных глаз.
Правильнее всего было поехать в институт, но задремал Колосов только под утро, не выспался, и выходить куда-то из дома ему совсем не хотелось. Если бы Ася делала вид, что ничего не произошло и их жизнь не изменилась, уйти пришлось бы, поскольку притворяться у него не было никаких сил. Но жена тихо прибирала на кухне, потом так же тихо делала какие-то зарисовки, что-то кроила, подбирала ткани, и он почти перестал ее замечать.
Попробовал читать, завалившись с книжкой на диван, но смысл прочитанного до него не доходил, он уговаривал и почти уговорил себя, что ему лично любое развитие событий катастрофой не угрожает, даже при самом худшем варианте – если Ася попадет под суд – он успеет с ней развестись, и никто из коллег не свяжет его имя ни с каким криминалом. Если Ася попадет под суд, пообещал себе Колосов, он сделает все, чтобы облегчить ей жизнь. Впрочем, несмотря на злость, он всегда знал, что не сможет быть счастлив, если Ася будет страдать.
Проблема заключалась в Тоне. Умом Колосов понимал, что Тоня никогда никому из их общих знакомых не расскажет ничего очерняющего его жену, как сам он никогда никому не рассказал бы, если бы знал о Тоне что-то, не предназначенное для чужих ушей. Умом понимал, но беспокойство в голове сидело.
Ася опять ушла на кухню, судя по звукам, занялась обедом. А ведь если бы она всегда была такой, если бы не устраивала ему сцен на пустом месте, их брак вполне мог стать абсолютно счастливым. Конечно, Ася из другой социальной среды, она никогда не поймет его так, как понимает Тоня, но чтобы чувствовать себя вполне довольным, ему это и не слишком нужно. Своей социальной среды ему хватает на работе, а дома он был и чувствовал себя благодетелем Аси, он жалел ее и гордился собственным благородством, и нравился себе, и в общем-то не желал никакой другой жизни. Собственно, если бы это было не так, он давно бы развелся, несмотря на жалость.
Ненависть, которая душила его двое суток, иссякла окончательно, хотя он и понимал, что жить с Асей никогда больше не станет, как бы ни развивались события.
Ему даже опять стало жалко жену, но не как раньше, словно подобранную из милости дворняжку – с некоторой долей умиления к ее глупости и невзрачности, а совсем по-другому, как несчастного щенка, который еще не знает, что его хотят усыпить. Колосову даже захотелось сделать для жены что-то хорошее напоследок.
– Митя, ты есть хочешь? – робко спросила Ася, показавшись в дверях.
– Да, – поднялся он с дивана. – Давай обедать.
– Митя, я говорила с Толиком, – жена хлопотала у плиты, и он не видел ее лица.
– Ася, – поморщился Колосов. – Давай закончим эти разговоры. Говорить будешь, когда я спрошу.
Он не сомневался, что она разговаривала со своим подельником. Она со вчерашнего дня была успокоенной, почти довольной. Она не вела бы себя так, если бы сомнения, которые он в ней посеял, не представлялись ей уже решенной проблемой.
– Митенька, – она повернулась к нему, посмотрела ласково, он даже не знал, что она умеет так смотреть. – Все будет хорошо.
– Надеюсь. – усмехнулся он. – Я последний раз говорю, сейчас не желаю ничего слышать.
– Ладно, Митя, – опять отвернулась к плите Ася.
Ей будет чем удержать Колосова. Он этого еще не понимает, но она ему объяснит.
Одежду Даша выбирала долго, придирчиво, бабка любила, когда в гости к ней приходили при полном параде, с макияжем, кольцами на пальцах и обязательным ароматом от волос.
Покрутившись перед зеркалом, она осталась собой довольна – новый брючный костюм был в меру нарядным, в меру строгим и сидел отлично.
К бабуле ехать было рано, и Даша поехала к матери, не слишком надеясь уговорить ту все-таки явиться на семейный сбор, и обомлела от удивления, увидев направляющегося туда же дядю Гошу.
– Привет, – обрадовалась Даша, догнав его. – Привет, дядь Гоша. Хочешь маму уговорить к бабуле поехать?
– Не уговорить, – улыбнулся он. – Не уговорить, а заставить.
– Думаешь, удастся? – засомневалась Даша.
– Не думаю, а знаю. Поедет как миленькая. Знаешь что, Дарья, – Георгий Михайлович замедлил шаг, потом остановился, посмотрел на племянницу. – Езжай-ка ты к бабушке. Езжай, а с матерью я сам поговорю. Один.
– Да ну, – Даша сморщила нос. – Не хочу. Она меня запилит, пока вы все приедете.
– Потерпишь, – усмехнулся он. – Иди, Даша.
Она хотела возразить, но почему-то не посмела. Старый дядька показался ей сегодня почти незнакомым, новым, и она какое-то время растерянно смотрела ему вслед.
Татьяну Георгий Михайлович застал непричесанной и даже, как ему показалось, заспанной.
– Ты что, Гоша? – удивилась она.
– Не догадываешься? – хмыкнул он, раздеваясь.
– Не поеду! – отрезала Татьяна Александровна. – Даже не начинай!
– Поедешь, – отмахнулся он. – Я с тобой про другое поговорить хочу. Про Дашку.
– Не поеду я никуда! Старуха спятила совсем, хоть бы за неделю предупредила!
– Налей мне чаю, на улице холодно. Я замерз. – Георгий Михайлович прошел на кухню, сел за стол. – Поставь чайник и иди собирайся.
– Да у меня билеты во Дворец съездов.
– Ну и что? – поморщился он. – Пропустишь один раз, не такая уж ты меломанка. В крайнем случае перед матерью извинишься и уйдешь пораньше. Начало-то в семь? А у Зои мы собираемся в четыре. Посидишь два часа и уйдешь. И хватит! У нее характер не простой, но в обиду я ее не дам.
– В обиду! Да она сама кого хочешь обидит! – возмутилась Татьяна, наливая ему чай. Положила на стол коробку конфет.
– Спасибо. Зачем нужно ехать к старому человеку и терпеть его капризы, я тебе объяснять не буду, все равно не поймешь. Потому что плохая дочь. Я вот другое понял, плохая дочь не может стать хорошей матерью. Что-то не то с нашей Дашей, Таня. Я это чувствую, а ты – мать, не понимаешь!
– Что не то? – оторопела Татьяна Александровна. – Все у нее в порядке.
– Она зациклена на деньгах.
– Ну и что? Ты тоже деньги любишь. И я люблю. И совершенно этого не стесняюсь.
– Я деньги люблю, – согласился Георгий. – Но людей я люблю больше. Тебя вот, например.
– С чего ты взял, что Дашка людей не любит?
– Не знаю. Ты приглядись к дочери, Таня, приглядись.
– Да ну тебя. Я свою дочь знаю, и нечего на нее наговаривать.
– Ладно, – вздохнул он. – Собирайся. Опоздаем.
Татьяна скрылась в комнате. Георгий Михайлович поднялся, взял с полки красивые каминные часы. Вкус у Татьяны есть, этого не отнимешь. Сначала ему показалось, что часы старинные, но оказался новодел.
Может, и вправду все в порядке с Дашкой, а у него просто старческие страхи.
К бабкиному подъезду Даша подходила с замиранием сердца. По иронии судьбы, ее единственный, женившись, оказался бабулиным соседом. Впервые Даша столкнулась с ним примерно через полгода после того, как стала для него «никем». Рана тогда еще сильно кровоточила, Даша едва смогла выговорить «Привет», вбежав за молодой парой в лифт. Она совсем не ожидала увидеть здесь единственного, она просто спешила в закрывающиеся двери за чьей-то исчезающей спиной и, скорее всего, не отважилась бы увидеть незабытую любовь, если бы допускала такую возможность. Единственный на ее «привет» лениво опустил веки, а его жена Дашу просто не заметила – как смотрела куда-то в стену, так и продолжала смотреть.
Потом Даша изредка встречала его, кивала ему и старалась не встречаться взглядом, и каждый раз после такой встречи надолго теряла с трудом обретенное равновесие.
Успокоилась она, когда поняла, как будет мстить.
– Привет, бабуль.
Бабка не отпирала долго, Даша даже заволновалась.
– Почему так рано? – нахмурилась Зоя Степановна, наконец открыв дверь внучке. – Я же просила к четырем.
– Неудачно освободилась, – соврала Даша, помянув недобрым словом дядю Гошу. – Я была у клиентки, домой ехать поздно, к тебе рано. Давай я помогу, бабушка.
– Я пока еще не нуждаюсь в помощи.
Даша разделась, поправила перед зеркалом волосы.
– Ну хорошо, – сменила бабка гнев на милость. – Доставай посуду.
Даша доставала из буфета, ставила на стол тарелки, приносила привезенные из ресторана закуски.
– Тебе давно пора найти нормальную работу…
– Я думаю над этим, бабушка, – машинально врала Даша.
Жаль, что сегодня не удалось встретить единственного. Пожалуй, уже можно его подразнить, намекнуть на существование фоток. Бабке осталось жить совсем немного, не так давно Даша застала у нее участкового врача, и та шепнула Даше в прихожей, что у Зои Степановны лейкоз, а ложиться в больницу она отказывается. Впрочем, насколько понимала Даша, никто особенно и не настаивал, у нас не заграница с их хосписами.
– У тебя нет возможности познакомиться с достойным человеком. Тебе пора иметь семью. – Сегодня старуха двигалась совсем медленно, тяжело дышала, вряд ли врач ошиблась.
– Наверное, ты права.
Сначала нужно как следует попугать единственного, а испугается он сильно, так как трусоват. Ну а потом каким-то образом ввести в курс дела жену. Когда Даша станет жить с ней в одном подъезде, это будет несложно.
– Подвинь блюдо к центру, к нему неудобно тянуться.
– Так, бабушка?
В том, что жена выгонит единственного к чертовой матери, Даша не сомневалась. Все-таки она хороший психолог и дело свое знает. Слишком по-барски вела себя его супруга, она не допустит, чтобы кто-то посмел над нею смеяться. К тому же при таком папаше найти другого мужа не проблема.
Наконец-то прозвенел звонок, Даша побежала открывать дверь первым гостям.
Бабушка выглядела совсем старой, дряхлой, странно, что еще недавно Тоня этого не замечала. Сегодня многое было не так, как обычно бывало на нечастых семейных сборах. Дядя Гоша казался озабоченным, не балагурил, не рассказывал смешных анекдотов, как раньше. Даша не веселилась, хмурила лоб и почти не участвовала в общей беседе.
– Я только не понимаю, зачем и кому это нужно, – говорила мама. Разговор почему-то съехал на однополые браки. – Любому психически нормальному человеку ясно, что венчать двух придурков в церкви – значит глумиться и над здравым смыслом, и над верой.
– Так это для тебя они придурки, – засмеялся дядя Гоша. – А для них мы придурки.
– Наша церковь их покуда не венчает, – напомнила Татьяна Александровна.
– Это вопрос времени, – опять засмеялся Георгий Михайлович.
– Всерьез обсуждать вздор довольно неумно, – отрезала бабушка.
– Но ведь зачем-то это делается, – не унималась Елена Александровна и посмотрела при этом почему-то на Корсуна.
– Я согласен с Зоей Степановной, – подал голос Коля. – На маразм не стоит обращать внимания.
Даша, мотнув головой в сторону двери – давай выйдем, – выбралась из-за стола и прошипела в коридоре выбравшейся следом Тоне:
– Ты почему не сказала, что завела Колю?
– Потому что он не кошка.
– Не умничай, – возмутилась сестра. – Ты замуж собралась, а я как дура ничего не знаю.
– Я сама не знала до недавнего времени, – вздохнула Тоня. – Даш, у меня воду вроде как отравили.
– Какую воду? – не поняла сестра.
– В чайнике. Или в фильтре. Черт его знает, я сама ничего не пойму.
– Как ты узнала, что воду отравили? Тебе плохо стало?
– Нет. Я поставила чайник греть, а вода начала вонять противно так. Коля позвал химика с завода – Корсун на заводе работает, – и химик определил, что вода отравлена.
– Господи! – ахнула Даша. – Тонечка… Кто же это мог сделать?
– Самой интересно.
– Слушай, а у дедовой любовницы точно детей нет?
– Не болтай вздор! У него и любовницы-то не было.
– А как же эта Ирина, с которой ты встречалась?
– Выдает желаемое за действительное.
Мимо прошли на кухню бабушка и дядя. Георгий Михайлович традиционно приносил блюдо с горячим.
– Может, тебе у меня пожить? – предложила Даша.
– Не говори глупостей.
– Девочки, вы куда пропали? – позвала мама.
Даша, сочувствующе покачав головой, вернулась в комнату. Тоня подошла к потемневшему от старости зеркалу, вгляделась в собственное отражение.
Из кухни доносились негромкие голоса.
– Надо помянуть Сашу, – напомнил дядя.
– Слишком много лет прошло, – тихо ответила бабушка.
– Мы же с тобой его помним.
– Только мы с тобой и помним.
– Дочери помнят.
– Вот и предложили бы отца помянуть.
– Тебя боятся, – усмехнулся дядька. – При тебе все боятся лишнее слово сказать. Жалко мне тебя, Зойка. Все у тебя в жизни было, и любовь была, а ты обозлилась на весь белый свет. Саша тебя любил, тебе бы радоваться, а ты и его со свету сживала. Я ведь помню, он перед смертью к тебе на дачу не приехал ни разу, когда девчонки на лето разъехались. Я ведь с тобой тогда на даче жил, у меня в квартире ремонт был.
– Замолчи! – велела бабушка. Произнесла тихо, а Тоне показалось, что закричала.
Усевшись опять за стол, Тоня старалась и не могла сосредоточиться на общем разговоре.
– Повысить пенсионный возраст необходимо. Не понимаю, что все так возмущаются, – пожала плечами Татьяна Александровна. – Все равно никто вовремя на пенсию не выходит. И дело не в том, что на нее не проживешь.
– В этом тоже, – возразила мама.
«Почему тетя Вера перестала общаться с семьей? Неужели…» – думала Тоня.
– Да ладно тебе! Мало ты знаешь случаев, когда мужья нормально зарабатывают, а жены трудятся?..
– Имея пенсию, человек сам решает, трудиться ему или нет. А его хотят лишить выбора…
Только прощаясь с родными, Тоня осознала, что ей страшно.
На улице сильно потеплело, идти от метро было приятно, только луна казалась неправдоподобно огромной. Наверное, так и положено перед Рождеством.
– Коля, я хочу поговорить с твоим знакомым, который установил Лилиного шантажиста.
– Зачем?
– Я хочу, чтобы он нашел уголовное дело об убийстве дедушкиной знакомой. Помнишь, я тебе рассказывала? Ирины Прохоровой.
– Зачем? – не понял Корсун и ахнул. – Что?! Ты думаешь…
– Я ничего не думаю, – быстро ответила Тоня. – Я просто хочу знать.
