Седьмое октября, понедельник

Оперативка у директора была, как всегда, напряжённой, потом Бородина дёргали телефонными звонками, и он не сразу вспомнил, что Катя просила починить компьютер. За последние полгода он приучил себя забывать о жене, находясь на работе. Здесь у него была Ирина.

Глеб достал ноутбук из сумки, отнёс к компьютерщикам, напомнил себе не забыть купить им бутылку коньяка и, отпирая кабинет, опять услышал звонок.

– Я подала заявление, – тихо произнесла в трубке Ира. – Я увольняюсь. Ты ведь этого хотел?

– Но… – Ему не верилось, что жизнь может так легко снова наладиться, что больше не придётся краснеть перед коллегами и прятать глаза от Кати. – Я тебя не тороплю, просто хочу, чтобы ты не мешала мне работать, не лезла в мои дела. Я не имел в виду увольнение. Ты новое место нашла?

– Нет. Но это не имеет значения.

По-хорошему, её давно надо было уволить, инженер из неё никакой, но за это не увольняют.

– Я к тебе загляну? – попросила она. – Можно?

– Приходи.

Было и ещё кое-что помимо чувства вины, что не давало ему с облегчением радоваться её уходу. Она стала ему не чужой, не такой необходимой для жизни, как Катя, но всё-таки не чужой, и ему не безразлична её судьба.

Она появилась быстро, почти мгновенно, села сбоку, куда садились все, приходящие к нему в кабинет, покачала ногой, глядя в сторону, как примерная студентка, которой экзаменатор ещё не задал вопроса.

– Я ничего у тебя не прошу, Глеб.

Бородин промолчал, он ничего не мог ей предложить, да и не хотел предлагать. Больше всего он хотел невозможного: чтобы она опять стала для него чужой, а его жизнь простой и понятной.

– Знаешь… я просто хочу, чтобы ты знал – у меня никого нет, кроме тебя.

– Я знаю, – мягко сказал он.

– Нет. – Она покачала головой. – Не знаешь. Я имею в виду совсем не то. Мне даже поговорить не с кем, кроме тебя.

– Ира…

– Я всё понимаю, Глеб, – перебила его она. – Не говори ничего. Я знаю, что ты на мне не женишься, и ни на что не претендую. Я тебе уже сказала. Не бойся.

– Я не боюсь, – соврал он.

Конечно, он боялся, ещё как. Он не мог больше видеть несчастных Катиных глаз, он давно чувствовал себя мерзавцем и не хотел так жить.

– Зайди сегодня, – попросила она, наклонившись к нему. – Пожалуйста. Меня очень скоро здесь не будет.

Он отшатнулся, в кабинет в любой момент мог кто-то заглянуть.

– Хорошо, – обречённо сдался Глеб и трусливо добавил: – Только ненадолго.

Она встала, молча вышла из кабинета.

Ему до боли было жалко Ирину, он отдал бы всё, чтобы сделать её счастливой. Всё, кроме счастья Кати. И кроме своего счастья, которое без Кати невозможно.

За окном ярко светило солнце, создавая блики на экране компьютера. Бородин встал, опустил жалюзи. До смерти не хотелось ехать к Ирине.

Давно, когда между ним и Катей толком ещё ничего не было, но юный Глеб уже понимал, что без неё жизни ему не будет, Илья, встретив его перед лекцией в университетском коридоре, грозно на него надвинулся.

– Я за свою сестру горло перегрызу, – прошипел он, стараясь, чтобы никто не слышал.

– Я тоже, – зло ответил тогда Бородин, стоя в нескольких сантиметрах от Ильи.

Он и сейчас готов был на всё ради Кати и с тоской отгонял мысли о предстоящем вечере с Ириной. Если бы он мог вернуться назад, в цветущую казахскую степь, близко бы не подошёл к Ирке, но вернуться туда невозможно.

Она уволится, и всё кончится, успокоил он себя, поправил идеально ровно висевшие жалюзи и вернулся к столу.

Сегодня Катя работала в первую смену и уже в начале третьего оказалась дома.

Хотелось по привычке залезть в Интернет, почитать новости, послушать музыку, но её компьютер Глеб отнёс на работу чинить дисковод, а как подключить Интернет к Ольгиному, она не знала.

Ольгин ноут давно надо отдать Перовскому, но Катя тянула, как будто комп до сих пор связывал её с Ольгой, и ей было больно рвать эту последнюю связь. Неожиданно припомнилось, что в последнее время Ольга стала не такой жизнерадостной, как обычно. Она была чем-то озабочена, но Катя не обращала на это внимания. Ей хватало проблем с Глебом, она всё время помнила, что больше нет мамы, её не волновали чьи-то ещё проблемы, даже Ольгины. Сейчас её захлестнуло такое острое чувство вины, что она быстро включила компьютер, раскрыла первую попавшуюся Ольгину фотографию и долго смотрела на экранное изображение, пока не взглянула на часы и не заторопилась.

Повезло, машина Глеба стояла внизу, муж решил добраться до работы на метро. Катя, опасаясь попасть в начинающие собираться при выезде из города пробки, опять поехала к Ольгиной даче.

Заезжать в дачный посёлок не стала, оставила машину на обочине, почти провалившись правым колесом в канаву. Вошла на территорию посёлка через скрипучую решётчатую калитку и сразу увидела маленький магазинчик, неприметно расположенный рядом с поселковой конторой.

Народу в лавке почти не было, только две совсем маленькие девочки никак не могли выбрать себе мороженое. За прилавком молоденькая продавщица читала книгу в мягкой обложке.

Девочки наконец выбрали мороженое, продавщица отложила книжку и улыбнулась Кате. На обложке было нарисовано розовое сердце, и от этого Кате почему-то стало жаль девушку.

– Бутылочку воды, пожалуйста. Без газа, – попросила она и решилась: – Вы давно здесь работаете?

– Год уже. – Девушке явно было скучно, хотелось поболтать.

– У меня подруга погибла, – призналась Катя. – Ольга Перовская. Может, знали её? Вы, наверное, всех в посёлке знаете.

– Знала, – вздохнула девушка. – Жалко, хорошая женщина была.

– Жалко, – подтвердила Катя. – До сих пор поверить не могу.

– Знаете, – девушка перегнулась к ней через прилавок. – Напасть какая-то в этом году. Сначала Таня утонула, правда, она наша, местная, не из дачников. Потом Стас, он из дачного посёлка. Теперь вот Ольга. Её машина сбила, да?

– Да, – кивнула Катя. – На моих глазах.

– Ужас какой! Как думаете, найдут водилу?

– Не знаю. Хотелось бы.

– Пьяный, наверное. Расстреливать таких надо, – возмущалась девушка.

– Вы про Стаса упомянули, – напомнила Катя. – Кто это?

– Парень здесь жил на даче. Но он со мной даже не здоровался, – вздохнула продавщица. – Всё равно жалко. Такой молодой и умер.

– А что с ним случилось?

– Сначала думали, у него отравление. – Девушка вышла из-за прилавка, кивнула Кате, приглашая на крыльцо, закурила. Катя подумала, достала сигареты и тоже закурила. – Мать его к нам ругаться приходила, а что с нами ругаться, у нас всё свежее, никто ни разу не жаловался. Потом оказалось, у него аппендицит. Вот ведь ужас, от простого аппендицита умереть.

– Наверное, поздно операцию сделали, – предположила Катя. – Раньше надо было «Скорую» вызывать.

– Наверное. А может быть, просто судьба у него такая. Вы в судьбу верите?

– Как-то не задумывалась, – призналась Катя, достала телефон и, найдя на экране изображение парня в лодке, протянула девушке. – Этого молодого человека знаете?

– Нет, – внимательно посмотрела та. – Кто это?

– Не знаю, – вздохнула Катя. – Нашла у Ольги в компьютере.

– Лицо вроде знакомое, – задумалась девушка и улыбнулась проходившей мимо женщине лет семидесяти: – Здравствуйте, Вероника Антоновна.

– Здравствуй, Танечка, – откликнулась та.

– В Москву?

– Поеду, квартиру проведаю. Через пару дней вернусь, – кивнула женщина, облокотившись на сумку-тележку, и пожаловалась: – Боюсь на электричку опоздать, а быстро идти не могу.

– Давайте я вас подвезу, – предложила Катя. – Я в Москву еду.

– Спасибо, – не отказалась старушка, внимательно её разглядывая.

Катя улыбнулась на прощание продавщице Танечке, подхватила старушкину сумку и направилась к машине.

За последние полгода Бородин бывал в Ирининой квартире множество раз, но только сейчас обратил внимание, что обстановка здесь не просто хорошая – богатая. Дорогая мебель – это было понятно даже ему, никогда не интересовавшемуся интерьерами, – очень дорогая электроника, да и сами апартаменты, расположенные в пределах Бульварного кольца, далеко не из дешёвых.

А ведь он практически ничего не знает об Ирке. Знает, что москвичка, что ещё с институтских лет живёт одна, и всё. Она не рассказывала, он не спрашивал. Ему было неинтересно. Вот про Катю ему было интересно всё с первого дня до дня сегодняшнего. А из этой квартиры ему всегда хотелось побыстрее исчезнуть, и он исчезал, быстренько приняв душ после Иркиных ласк. Зачем он впутался во всё это?

– Поужинаешь? – Ира успела переодеться во что-то почти прозрачное, села к нему на колени, прижалась. Одеяние было соблазнительное, но сегодня не соблазняло.

– Давай чайку попьём. – Он дёрнулся, держать её на коленях было ни к чему, роман остался в прошлом.

Она поняла, встала, включила чайник, полезла в холодильник, достала початый торт без крема, именно такой, какой Бородин любил.

– Если ты ещё не нашла работу, не увольняйся пока, – опять предложил он.

– Я не пропаду. – Ира ненавидела его в этот момент и знала, что унижения ему не простит, но у неё есть цель, а она привыкла добиваться своего. Цель была простая и ясная – выйти за него замуж.

Вообще-то мама права, Бородин для неё незавидный жених, он никогда не создаст ей того материального уровня, к которому она привыкла, а самое главное – он не принадлежит к тому кругу, куда она всегда стремилась попасть, к кругу людей очень богатых и известных, являющихся для всех прочих почти богами. Глеб не только не принадлежит к избранному кругу, она знала, что он и не хотел бы к нему принадлежать.

Но она знала и другое: никакие знакомства и никакие деньги не заменят ей его. А самое главное, очень хотелось, чтобы его никчёмная жена страдала так же, как страдает она, когда Бородин рвётся от неё к своей Кате.

– Ира, на что ты будешь жить?

– У меня обеспеченные родители, проживу. – Она заварила чай, подумала, взяла рюмку, достала бутылку мартини. – Выпью, пожалуй. Хочешь?

– Нет, спасибо. Если не секрет, кто твои родители? – Глеб поднялся, наполнил ей рюмку. Иркины доходы его неожиданно заинтересовали.

– У меня папа банкир.

– Поздравляю, – улыбнулся он.

– Спасибо, – усмехнулась она.

Глеб улыбнулся впервые после командировки, и она почувствовала себя уверенней. Главное сейчас – не допустить полного разрыва, нужно продержаться ещё немного, и тогда цель станет намного более реальной. Катя Бородина даже не представляет, какой сюрприз её ждёт.

– Родители развелись лет пятнадцать назад, – сказала Ирина. – Но папочка нас не забывает, и мне, и маме в деньгах не отказывает.

– Тогда зачем ты вообще работаешь? – удивился Глеб. – То есть зачем в нашем институте работаешь? Тебе же у нас неинтересно.

– С чего ты взял? – возмутилась она.

– Ну я же не полный дурак.

Людей, которые любят своё дело, от людей, которые тянут лямку, Бородин отличал сразу. Ирину работа не интересовала.

– Сидеть дома скучно. – Она выпила мартини, налила ещё. – А где мне работать? Салон красоты, что ли, открыть? Так я в этом ничего не понимаю.

– Ну… не знаю. Где-нибудь при администрации президента, например.

– Да ну, – поморщилась она.

При администрации президента таких, как она, полно. Это в их институте ни у кого нет такой машины, такого количества украшений и такой дорогой одежды. Глеб машину отметил, а всего остального не замечает, но женщины всё видят. Так что место службы Иру вполне устраивало.

Неожиданно мягко протренькал дверной звонок. Ирина недовольно поморщилась, вышла в прихожую, до Бородина донеслись тихие голоса.

– Позвонить не могла? – зло проговорила Ирина.

Незнакомый женский голос что-то ответил. Бородин воспользовался случаем, отставил недопитый чай, направился к женщинам.

– Ирочка, я пойду, – виновато выдавил он, потянувшись за плащом.

Удерживать его при подружке она не стала. Бородин криво улыбнулся незнакомой девице, стараясь на неё не смотреть, кивнул обеим на прощанье и захлопнул за собой дверь.

Ему хотелось верить, что он был здесь в последний раз.

День выдался тяжёлый. Аркадий Львович провёл две операции, не очень сложные, но устал сильно и, когда вечером к нему пришёл сын, не слишком обрадовался. Впрочем, он едва ли способен чему-то или кому-то радоваться, даже сыну. Марина сегодня не позвонила, видимо, они с Сашей решили опекать его по очереди.

– Давай в магазин схожу, – с сочувствием улыбнулся Саша.

Улыбка у сына была безупречная, как на рекламе. Аркадий Львович знал, что до сих пор услуги стоматолога Саше не нужны. Сын вообще по-настоящему красивый парень, безупречная у него не только улыбка, безупречный он весь с ног до головы.

– Спасибо, у меня всё есть. – Аркадий Львович подумал и предложил: – Выпить хочешь?

– Давай.

Разливая водку, он запоздало испугался, что Саша предложит помянуть Ольгу, ему становилось невыносимо больно, когда кто-то о ней упоминал, но сын ничего не предложил, молча выпил, поставил на стол рюмку.

– Может, съездишь куда-нибудь, пап? Ты же в отпуске не был.

– Не хочу.

Аркадий Львович потянулся, достал вилкой маринованный огурчик из банки, спросил:

– Жениться не собрался?

– Нет пока. Соберусь, приведу. На смотрины.

– Знаешь, – Аркадий Львович снова наполнил рюмки, – с кем-то из великих, с Толстым, если я не ошибаюсь, был такой случай. Пришёл к нему племянник спросить совета, жениться ему или нет. Толстой сказал – не женись. Придёт твоё время, ни у кого совета спрашивать не будешь.

Сын вежливо улыбнулся, кивнул. Безупречной у него была не только внешность, манеры тоже.

– К вопросу о совете. У меня теперь есть духовник. Кстати, тот же, что и у премьера, – сообщил Саша.

– Вот этого я совсем не понимаю, – в сердцах сказал Аркадий Львович. – Каждый человек, тем более мужик, сам должен решать, что ему делать, а не совета у духовника спрашивать.

– Это просто такие правила игры, пап, – улыбнулся сын.

– Мне такие игры не нравятся, ты же знаешь. А твой духовник лучше бы посоветовал премьеру не добивать наше несчастное здравоохранение.

Аркадия Львовича разговор утомил. Саша настроение отца почувствовал, засиживаться не стал, лезть с ненужными разговорами тоже, а прощаясь в прихожей, неожиданно быстро и крепко обнял Аркадия Львовича, чего раньше никогда не делал. Пожалуй что, с детства.

Заперев за сыном дверь, Перовский подошёл к окну. Знал, что после спиртного тот за руль не сядет, но зачем-то решил проверить. Саша направился в сторону метро, естественно. Аркадий Львович дождался, когда сын исчезнет за углом дома, задёрнул занавеску.

Он был виноват перед Сашей. У ребёнка должны быть мать и отец, которые всегда рядом, защитят, помогут, отругают. Только родители, живущие вместе, в состоянии дать ребёнку нормальную картину человеческих отношений. Если бы Аркадий Львович вернулся назад в собственную молодость, к маленькому Саше, ни за что не развёлся бы с Мариной. Тогда это решение казалось ему правильным, теперь – нет.

Конечно, он старался видеться с сыном часто, следил за отметками, ходил на родительские собрания, и всё-таки фактически мальчишка рос без него. Марина ещё дважды выходила замуж, оба раза ненадолго. Аркадий Львович осторожно выспрашивал у сына, как ему с чужими дядьками, получал ответ, что всё нормально, и успокаивался.

Его такая жизнь устраивала, Марину тоже, а устраивало ли такое положение вещей их сына, никого в общем-то не интересовало.

Вероника Антоновна оказалась очень приятной в общении дамой, ненавязчивой, но и не молчаливой.

– В гости приехали? – поинтересовалась она у Кати.

– Раньше к подруге сюда приезжала. – Катя развернула машину, притормозила у переезда. – К Оле Перовской. Вы её знали?

– Знала немного, – посерьёзнела женщина. – Страшное горе. Соседка моя с Аркадием Львовичем в одной больнице работает, рассказала про несчастье. Большое горе. Такая молодая… Вы учились с Олей?

– Работала.

– Аркадия-то я давно знаю. Ещё его первую жену помню и сына. Аркадия здесь все знают, он у нас вроде участкового доктора. Как у кого кто-то заболеет, сразу его зовут. Никогда никому не отказывает и денег не берёт. Очень хороший человек.

– И Оля хорошая была. На редкость.

– Тяжело ему теперь будет.

Начал накрапывать дождь, Катя включила «дворники».

– Когда сын маленький был, Аркадий его часто привозил, – рассказывала Вероника Антоновна. – Потом перестал. Конечно, взрослому парню на даче скучно. Как у него с сыном, не знаете?

– Не знаю. – Ольга упоминала несколько раз про сына Аркадия Львовича, но толком Катя действительно ничего не знала. – Мне сейчас Танечка сказала, что здесь ещё молодой человек летом умер.

– Стасик. Его-то я отлично знала, вырос на моих глазах. Даже думать об этом страшно. – Старушка задумалась. – Живёт человек, строит планы, а жизнь поворачивает всё по-своему. Несчастливый какой-то год, скорее бы кончился.

– Стас часто сюда приезжал?

– Каждые выходные обязательно, да и в будни частенько. Дети, которые здесь выросли, дачу любят, по своим внукам знаю.

– У вас здесь хорошо, и купаться есть где.

– Да, чудесное место. Летом молодёжь с утра до вечера на озере. Несчастливый год, – опять констатировала женщина. – Никогда ничего не случалось, а этим летом девушка утонула.

– Несчастный случай? Водоворотов вроде здесь нет, омутов тоже.

– В тот день народу на озере было много, Стасик, кстати, тоже был, а толком никто ничего не видел. Кто-то крикнул, что девушка тонет, за ней ныряли-ныряли, да всё без толку.

– Ужасно, – посочувствовала Катя.

Москва встретила заметными пробками на встречном направлении и тяжёлым, особенно после свежего загородного воздуха, смогом. Катя довезла новую знакомую до дома, предложила донести сумку.

– Спасибо, – отказалась та и задумчиво добавила: – Знаете, а я пару раз Олю Перовскую со Стасом видела. Нет, вы ничего такого не подумайте, просто они стояли на улице, разговаривали. Я ещё удивлялась, между ними мало общего, Оля постарше, и вообще… Теперь думаю, не приближающаяся ли смерть их объединила.

Катя промолчала, и женщина, выбираясь из машины, виновато улыбнулась.

– Не слушайте меня. Иногда такие глупости в голову приходят.

Катя тоже улыбнулась и, простившись с Вероникой Антоновной, на удивление быстро доехала до дома.