Глава 8
Царь и князь
В честь большого церковного праздника и возвращения крестника Алексей Никифорович закатил торжество, пригласив на него множество знатного люда. Рассказ Николая о его жизни в Англии и Ирландии, встрече с медведем, морских боях и посольских караванах занял несколько часов. Его многократно переспрашивали, удивленно ахали и охали, да просили рассказать еще что-нибудь про жизнь в заморских землях, про их обычаи и про их англицкую королеву. Между делом гости ели всякие угощения, от которых просто ломился стол боярина Остафьева. Здесь была и всяческая белорыбица, и жареные молодые фазаны, и фаршированные молочные поросята, не говоря о различных кашах, всевозможных пирогах да разнообразной закуси. Наливали не только медовуху, сбитень, но и фряжские виноградные вина. Их привезли друг хозяина дома, глава посольского приказа, да еще и думский дьяк Андрей Яковлевич. Он сидел по левую руку от хозяина дома, а по правую от него – Николай Бельский. Алексей Никифорович намеренно посадил Марфу прямо напротив своего крестника. За год, пока Николай улаживал государственные дела в холодном и туманном Альбионе, девушка из угловатого подростка превратилась в ладную стройную девицу. Она так похорошела, что теперь Николай даже против своей воли часто останавливал на ней взгляд. Ее огненно-золотые волосы были собраны в тугую длинную косу и лежали поверх высокой груди. В лучах солнца, проникающих сквозь многочисленные окна огромной светлой гостевой, они будто бы полыхали огнем, одновременно переливаясь всеми цветами радуги. Марфа лишь изредка, тайком поднимала свой большие зеленые глаза и будто бы ненароком посматривала на Николая, а когда их взгляды встречались, то у обоих щеки вспыхивали легким румянцем. Острый глаз Алексея Никифоровича не упускал эти короткие моменты. Он лишь усмехался в густую рыжую бороду, да слегка подталкивал своего друга локтем и указывал взглядом на ладную пару. Крестный был весьма доволен своим выбором. Все шло так, как он и задумал. Скоро Покров, но успеть со свадьбой еще вполне возможно. Люди его поймут. Жених был в долгой дороге, только что вернулся – оттого и естественная поспешность. Хозяин дома подмигнул жене и как бы невзначай воскликнул:
– А что, уважаемая Евдокия Порфирьевна, ведь верно говорят, что встреча осени и зимы – самое время для добрых свадеб! Ты как разумеешь, уважаемая супружница, нет ли у нас на примете какой-нибудь ладной пары, которой на Покров будя в самую пору крепкую семью сотворить да деток поболе завести, чтобы к старости было кому свое наследство передать?
– Разумею, что имеется у нас на примете такая пара, уважаемый Алексей Никифорович! – с хитрой улыбкой ответила жена крестного и многозначительно посмотрела на свою дочь, а затем и Николая, которые как по команде разом взглянули друг на друга и покраснели.
Гости одобрительно загудели, а Алексей Никифорович лишь от удовольствия крякнул и громко крикнул слугам:
– Наши добрые гости ужо всякой едой вдоволь пресытились, а где же наши знаменитые праздничные блины да вкусные оладьи?! Да мед и варенья нонешние, самые свежие. Давайте немедля мечите все на стол, добрым людям уважение! Праздник у нас ведь сегодня двойной, если даже можно сказать, и тройной! Крестник мой вернулся на самый праздник Рождества Пресвятой Богородицы, да и пора мне наконец о грядущей свадьбе Николая и Марфы во всеуслышание заявить, а Пресвятая Богородица будет у наших молодых доброй покровительницей для их семьи. Лучшего мне и не придумать, да и желать не надобно! А ты, мой друг дорогой, Андрей Яковлевич, будь ласков – стань свидетелем моему твердому слову да посаженым отцом для Николая! Его бы батюшка, князь Иван Федорович, радовался бы такому сыну, как Николай, да судьба не сложилась!
– Помянем его душу светлую! Пусть на небесах за своего сына порадуется! – прогудел низким басом Андрей Яковлевич.
Гости встали и не чокаясь помянули сгоревшего в великом московском пожаре князя Ивана Федоровича, а Николай поблагодарил их за то, что помнят и величают его родителя. Алексей Никифорович откашлялся, посмотрел на молодых и продолжил.
– А теперь позвольте мне сказать о более приятном. Прошу тебя, уважаемый Николай Иванович, встань, и ты, моя дочь Марфа, тоже подымись! Слово важное к вам имею!
Николай никак не ожидал подобного поворота событий и был, наверное, впервые за многие годы растерян и даже не знал, как и поступить. Он только сейчас понял, что эта гордая красавица из далекого прошлого для него стала небезразлична. Коротко взглянув на нее, он встал, а глядя на него, встала и Марфа.
– Теперь подойдите поближе друг к дружке и встаньте напротив образа Пресвятой Богородицы.
Молодые повиновались. Теперь они стояли рядышком. Николай с некоторым внутренним волнением поглядывал на притихшую Марфу. Девушка стояла ни жива ни мертва. Ей никак не верилось, что наконец-то исполняется ее мечта.
– Вижу, что вы любы друг дружке, и это даже хорошо. Моему сердцу будет легче, что не супротив вашей воли я действую, да и лад в вашей семье будет лучше, коли отношения взаимные и забота друг о дружке будут искренние и душевные. Это весьма даже хорошо! Так сподобилось, что Господь Бог спас тебя, Николай Иванович, в младенчестве от татарского страшного огня, что почти всю Москву спалил, а потом и привел в мой дом. О лучшем зяте, чем ты, я и мечтать не могу, а оттого с чистым сердцем и во всеуслышание перед святой иконой Пресвятой Богородицы и при моих уважаемых гостях объявляю о вашей помолвке, и пусть Бог будет свидетелем моим словам. Полагается, конечно, в церковь сходить для порядка, но это мы сделаем завтра. Сегодня в Успенском соборе и так прихожан много, а завтра – вот в самый раз и будет. Вечерком, после визита к царю, все вместе и отправимся в церковь!
Алексей Никифорович троекратно перекрестил молодых и смущенно крякнул.
– Вроде как по вековому старому обычаю с подарками за невестой нужно приезжать, да как к себе самому с подарками поедешь? Для меня Николай такой же родной сын, как и Марфа – моя дочь. Вот такая вот оказия у нас тут получается! Так что извиняйте меня, гости дорогие, что коротко у меня все выходит, да и не все по старинным правилам. Но все в воле Божьей! Так что обещаю вам, что остальная часть свадьбы будет сыграна по всем старинным правилам и обычаям, а вас, гости мои дорогие, приглашаю на свадьбу моего крестника и моей дочери со всей душою и желанием! Будьте добрыми гостями на нашем празднике!
Крестный поклонился одобрительно загудевшему люду в пояс, а Николай встрепенулся и тихо произнес виноватым голосом:
– Во, пустая голова! Так обрадовался, что домой вернулся, что совсем забыл про подарки! Подожди, пожалуйста, Алексей Никифорович!
Николай чуть ли не бегом припустил на второй этаж, в свою комнату. Достал большую кожаную суму и стал спешно выкладывать из нее содержимое. Здесь кроме его личных вещей были и подарки для всех близких теперь ему людей: и для крестного, и для его жены, и для Андрея Яковлевича, и, конечно же, для Марфы. Спустившись вниз, он первым делом подошел к крестному и с поклоном протянул ему кинжал, инкрустированный дорогими каменьями.
– Прими, Алексей Никифорович, в благодарность за доброту твою и ласку! За то, что ты для меня сделал столько хорошего и от чистого сердца! Без твоей помощи и пригляда мне действительно было бы трудно и одиноко в Москве.
Крестный поцокал языком и с почтением принял подарок. Поблагодарил крестника, а затем гордо посмотрел на гостей. Николаю даже вдруг стало как-то тепло и радостно на душе. Действительно, как дома у родителей. Ему было приятно ощущать искреннюю радость крестного. Ведь дарить подарки многократно приятней, чем их принимать.
Для друга Алексея Никифоровича и фактически своего начальника – главы Посольского приказа он припас другую дивную вещицу – парусный корабль, сделанный из золота и янтаря. В те времена янтарь был весьма дорогим украшением. Все, даже самые мелкие детали на кораблике, были выполнены со знанием особенностей конструкции парусников. На носу у него была укреплена фигура царя морей Посейдона, выточенная из крупного изумруда, а на корме – ночной фонарь из золота, с рубином в качестве огня. Андрей Яковлевич в не меньшей степени, чем крестный, был рад и горд. Он поднял его над головой так, чтобы всем многочисленным гостям тот был хорошо виден. Послышались вздохи восхищения, но Николай уже доставал из сумы следующий подарок. Это были три платка, вышитые золотыми и серебряными нитями. Один – из тонкой шерсти, второй из легчайшего шелка, а третий из желтой парчи, разукрашенной дивными, красными цветами. Жена крестного, практичная Евдокия Порфирьевна, тоже была горда и довольна подарками, и не меньше мужчин, а то, что ее уважили прилюдно, было для нее дороже самого подарка.
Наступила пора одаривать Марфу. Николай в очередной раз залез в суму и вынул оттуда красную бархатную коробочку. Когда он убрал ладонь с ее крышки, то Марфа увидела шитую серебряными нитями королевскую корону. Она удивленно подняла на него глаза и непроизвольно ахнула. Ее отец недоуменно переглянулся с другом. Они никак не ожидали увидеть в руках Марфы настоящий королевский подарок. Среди гостей пронесся шелест удивленных вздохов.
– Возьми, пожалуйста! – предложил Николай.
Марфа выжидающе посмотрела на отца. Без его разрешения она не могла пока принять подарок даже от Николая. Алексей Никифорович все еще был немного растерян, но затем взял себя в руки и важно произнес:
– Не каждой невесте суженый королевский подарок преподносит. Знать, действительно люба ты ему, дочка. Прими его, дочь, как знак уважения и серьезности помыслов твоего жениха!
Девушка осторожно взяла в руки изящную коробочку, открыла крышку и снова удивленно посмотрела на Николая. Там лежал перстень с рубином. Но не это ее так удивило. Сам рубин удерживался ажурным переплетением золотых нитей, которые символизировали королевскую корону. Ей было не только боязно его одевать, но даже притрагиваться к нему ей было страшно.
– Одевай смелее! Это мой подарок для тебя, и теперь сей перстень твой, Марфа! – улыбнулся Николай.
– Но откуда он у тебя? – недоуменно спросила девушка, продолжая держать в руках коробку открытой.
Все гости затихли, ожидая услышать рассказ Николая. С не меньшим интересом его ожидали услышать крестный и Андрей Яковлевич. Тот-то прекрасно понимал – чья именно корона изображена на коробке. Николай не стал томить людей и коротко поведал историю спасения репутации человека, который был дорог английской королеве. Перстень был символом благодарности за то, что посол Московии сумел найти настоящего убийцу Маршала Ирландии и в присутствии членов Тайного Совета доказать невиновность друга детства и фаворита королевы. Ведь по слухам, которые устойчиво гуляли во дворце, он был единственным человеком, которого она действительно любила. Королеве было крайне важно, чтобы его невиновность подтвердил иностранец, никоим образом не причастный к дворовым интригам английского двора, но обладающий навыком сыска. И именно этим человеком оказался он сам – посол царя Ивана Грозного. Когда Николай закончил свой рассказ, собравшиеся дружно заахали и вновь одобрительно загудели. Алексей Никифорович важно оглядел гостей и приказал Марфе:
– Одевай, дочь! Видишь, через какую отвагу и подвиги твой суженый сей подарок для тебя добыл. Так что носи его с гордостью и уважением к своему будущему мужу!
Девушка зарделась от смущения, а Николай вынул кольцо из изящной коробочки и надел ей на безымянный палец правой руки.
– Вина всем гостям и здравицу Николаю Ивановичу за его подвиги во имя нашего царя Ивана Васильевича и на благо нашего любимого Отечества! – прокричал Алексей Никифорович.
Собравшиеся по случаю праздника бояре и дьяки снова сели за стол. Они ели и пили, закусывая самыми разными разносолами. Славили хозяина, чествовали Николая и прочили ему многие лета, множество детей и будущую счастливую семейную жизнь с Марфой.
Наутро Николая подняли ни свет ни заря. Ему так не хотелось вставать, но крестный и Андрей Яковлевич были уже на ногах. Бодрые и веселые, как будто вчера и не было ничего. Они только посмеивались над помятым видом Николая. Крестный приказал прислуге принести «лекарства», а затем заставил своего крестника выпить этого горько-кислого пойла. Отнекивания не принимались. Николай морщился, охал-ахал, но – пил.
– Давай-давай, пей, крестничек! Как ты собираешься на глаза нашего царя-батюшки показываться в таком затрапезном и помятом виде? – приговаривал Алексей Никифорович, бдительно следя за тем, чтобы ни одна драгоценная капля целебного напитка не пропала даром. – Вот и молодец! Давай сюды кувшин. Теперь иди мойся холодной водой и одевайся в парадные одежи!
Парадная одежда, которую Николай год назад поспешно шил перед визитом к царю, была заранее прислугой вычищена, выглажена и теперь лежала аккуратно сложенной на огромном комоде недалеко от его кровати.
– Скажу тебе по секрету, – начал Алексей Никифорович, – пока ты был в Англии, мне удалось все-таки уладить спор за московские земли твоего отца. Теперь у тебя в Москве будет свой большой дом, как у всякого порядочного боярина, и приличный участок при нем имеется. Вот только прислуги в доме пока еще нет, но это не бяда. Съезди в поместье, что тебе государь в Тверском уезде выделил. Набери себе хоть немного челяди, а я тебе в Москве еще достойных людей присмотрю.
– Так мы можем по дороге заехать и на дом посмотреть, а то я даже не знаю, где у меня теперь в Москве дом-то находится? – обрадовался Николай.
– Не-е! Всему свое время! Погоди трохи! – усмехнулся крестный и подмигнул Андрею Яковлевичу. – Вначале тебе наш царь Иван Васильевич выдаст все полагающиеся бумаги на него, а потом ужо будем приводить дом в порядок! Наш царь как раз из успешного Ливонского похода вернулся и имеет желание всех своих достойных приближенных людей подарками одарить. Так что, полагаю я, что он сегодня добрый будет! Поэтому собирайся, крестничек, и подарок царев не забудь надеть! А то увидит государь тебя без своего перстня – может и как кровную обиду для себя воспринять!
Николай растерянно посмотрел на крестного, бросил застегивать ферязь и кинулся к сундуку.
– Я его дома оставлял, когда в Англию собирался! Не захотел в дальнюю дорогу с собой брать. Потерять побоялся. Как-никак, а царский подарок. Мало ли что в дороге может случиться, – стал торопливо объяснять Николай, откидывая одну за другой аккуратно сложенную в сундуке одежду.
– Ежели в нем что оставил, то там и найдешь! – указывая на сундук, пробасил Алексей Никифорович. – Давай, крестничек, поскорее ищи царский подарок! Нам еще за твоим новым англицким знакомым на Варварку, на Английский двор, заехать надобно. Царю сам представишь королевского посла, со всеми, как полагается для такого случая, церемониями. Ты же теперь по царскому указу как-никак московский посол в этой же самой Англии. Так что тебе нашего заморского гостя и представлять царю!
Томас Грешем вез для Ивана Грозного целый сундук с подарками. Весь такой черный, лакированный, разукрашенный золотыми рисунками, да на изящных ножках и с серебряными замками, а по бокам вычурные золотые ручки для переноса. Он все выспрашивал о предпочтениях русского царя и не маловато ли подарков заготовил. Николай всю дорогу успокаивал Томаса и говорил, что ему кажется, что подарков как раз вполне достаточно. Сам он вез царю огромную шкуру убитого им медведя и еще кое-что, но своему английскому другу он решил сей подарок не показывать. Крестный и Андрей Яковлевич ехали с ними вместе, а во второй карете ехала свита англичанина.
Кареты остановилась у ворот Кремля, и дальше все пошли пешком. Николай шел в сопровождении своего крестного и его друга, посольского дьяка. Томас Грешем шел впереди всех. За ним его небольшая свита, а позади них два английских моряка несли тяжелый сундук с подарками. Впереди английского посла шел специальный человек и нес на синей бархатной подушке посольскую верительную грамоту. Чтобы все присутствующие на церемонии видели, что к царю идет не самозванец какой-то, а полномочный посол ее величества королевы Англии. Делегация шла вдоль выстроившихся в шеренгу стрельцов, одетых в красные кафтаны с белой перевязью, с бердышами на плечах. Англичане с настороженностью и любопытством оглядывали русское воинство. Гости, согласно этикету, оставили свое оружие на Английском дворе, а недобрыми слухами про нравы правителя Руси полнились все столицы Европы, и Лондон не был исключением.
Николай шел на некотором расстоянии позади англичан. Ему и самому было немного неловко и странно от такой торжественной встречи. В прошлые разы, когда он приходил на прием к царю, все было намного проще. Николаю вспомнились телерепортажи о встрече иностранных президентов. «Что-то вроде того, но со своей средневековой спецификой!» – усмехнулся впервые вернувшийся из «командировки» молодой посол Ивана Грозного.
В этот раз ожидать аудиенции царя долго не пришлось. К ним подошел казначей, и в его сопровождении они все вместе прошли в Грановитую палату. В глубине зала на троне восседал государь в золоченых одеждах и в шапке Мономаха, да со всеми положенными атрибутами власти. Послов царь принимал при полном параде. Вошедшие прошли до середины зала, остановились и все разом поклонились. Затем вразнобой стали здороваться. Царь молчал. Он с легким прищуром, с любопытством разглядывал Томаса Грешема, перед которым стоял человек, держащий подушечку с грамотой, но Николай взял руководство сим действом в свои руки. Вышел на пару шагов вперед и снова поклонился властителю.
– Здрав будь, наш государь Иван Васильевич! Разреши тебе представить посла ее величества королевы Англии и Ирландии Елизаветы – сэра Томаса Грешема. Сей уважаемый муж одновременно является банкиром королевского дома и полномочным представителем «Московской Английской компании», с которой мне удалось заключить новый, более выгодный для нас договор. В то же время желаю указать на неоценимую помощь сэра Томаса Грешема, которую он мне оказал, когда я, будучи в Англии, осуществлял заказы на изготовление, покупку и доставку в Московское княжество великой партии огнестрельного оружия. Сия партия включает в себя самые лучшие английские пушки, прекрасные пищали для наших стрелков, отборный порох и много чего другого. Все оружие мною проверено лично, и я ручаюсь за его высокое качество, мой государь! Если тебе будет угодно, то мы с английским послом можем немедленно показать оружие в действии.
Николай снова низко поклонился и отступил к остальным гостям царя. Все стали ожидать реакцию Ивана Васильевича.
– И тебе желаю здравствовать, боярин! С тобой мы после о делах наших поговорим, а сейчас я изволю говорить с посланником английской королевы. Что он мне может сказать? – не торопясь, произнес царь и благосклонно кивнул Томасу Грешему – одновременно в качестве знака приветствия и ожидания ответа.
Тот, хоть и ничего не понял из сказанного, но встрепенулся, видя, что обращаются именно к нему. Николай хотел перевести речь правителя Руси, но англичанин был не лыком шит – рядом с ним уже стоял его собственный толмач. Он перевел сказанное царем. Томас Грешем вышел с ним немного вперед. Поздоровался, пространно представился и передал приветствие от королевы Англии. Толмач все скрупулезно перевел. Затем Томас взял посольскую грамоту с подушки и, склонив голову, протянул ее царю. Тот взял ее, а английский посол застыл с улыбкой на устах, ожидая ответа. Иван Васильевич пробежал глазами по тексту грамоты и передал ее толмачу. Тот развернул свиток и во всеуслышание зачитал ее в переводе на русский язык. Царь добродушно и внимательно выслушал ее и одобрительно кивнул.
– Вижу, что с добром и дружбой ты к нам прибыл из дальних англицких земель, чему я искренне рад. Значит не зря я послал к вам своего посла боярина Бельского. Вижу, что вы сумели меж собой поладить и даже дружбу искреннюю завели. А добрые отношения – они для обеих сторон наших токмо на пользу пойдут и добрую дружбу между странами позволят обрести. Думаю, что и ваша «Английская Московская компания» тоже на пользу нашей дружбе будет справно и честно вести свои дела, не нарушая торговых уложений в моем царстве и не обижая при этом гостей наших.
Томас внимательно слушал перевод своего толмача и время от времени согласно кивал головой. Затем рассыпался в уверениях искренней дружбы между нашими странами, в честности торговых намерений англичан и в завершение, указав на стоящий в стороне изящный большой сундук, предложил осмотреть подарки от ее величества королевы Англии и себя лично. Царь кивнул в знак согласия. Английские моряки тут же понесли сундук к ногам московского властителя. Откинули крышку и отошли в сторону. Иван Васильевич слегка привстал с трона, заглянул в сундук и лишь благосклонно кивнул. Казначей, стоявший рядом с троном царя, тоже заглянул в сундук, и лицо его расплылось в удовольствии. Он посмотрел на царя и, увидев, что государь не выказывает недовольства, махнул рукой двоим стрельцам, стоявшим у дверей. Те тут же подошли и поставили сундук рядом с троном царя. Подарки приняты. Государь поблагодарил за них посла и сказал, что к его отъезду тоже подготовит для ее величества свои ответные подарки. После чего Томас передал Ивану Васильевичу свиток с договором от «Московской Английской компании». Толмач хотел его тоже озвучить, но царь прервал его и сказал, что ознакомится с договором сам лично, но позже. На том английское посольство и закончилось. Томас и его свита удалились, а вместе с ними по распоряжению царя палаты покинули крестный вместе с Андреем Яковлевичем. Николаю государь приказал остаться. Вместе с ними в палате осталась только лишь царская стража. Даже своим приближенным царь приказал удалиться. Те проявили роптание и недовольство. Им тоже хотелось услышать, о чем царь будет говорить с вернувшимся из Англии послом. Но царь был непреклонен и лишь зло сверкнул глазами в сторону Николая, как свита тут же удалилась.
– Теперь сказывай все честь по чести, как перед самим Богом, как на самом деле вся твоя поездка на английский остров свершилась! – вперив острый, ястребиный взгляд, потребовал царь от своего посла. – Но не смей ничего от меня утаивать! Прознаю – лишу своего доверия!
Николай и не собирался чего-либо утаивать от государя, поэтому абсолютно спокойно, несмотря на устрашающий вид правителя, рассказал все, как было на самом деле. Не утаивая и самой мелочи в своем рассказе. Получилось довольно долго, но царь слушал внимательно, терпеливо, не перебивал его. Только когда Николай закончил свой рассказ, тот долго молчал. Видимо, обдумывал услышанное. Потом тихо произнес:
– Так вот почему она тогда отвергла мое предложение. Значит, она его все-таки любит!
Царь снова замолчал. Теперь его вид уже не был таким устрашающим, можно даже сказать, что царь впал в некую меланхолию. Николай вспомнил, что Иван Грозный когда-то предлагал королеве Елизавете заключить матримониальные отношения, но она их отвергла.
– То, что ты англицкие орудия привез в большом количестве – это, конечно, хорошо! Значит, заменим ими в наших крепостях старые орудия, которые уже достаточно потрепались! Хвалю и за новый договор с англичанами, а особо, что не поссорился с ними и про гибель боярина Барашкова разузнал. Будет теперь, что его законной жене рассказать! Ты ведь, верно, знаешь, что пока ты в Англии с ихней королевой беседовал и отношения налаживал, я Ливонию воевал?
Иван Грозный вздернул подбородок и гордо посмотрел на своего гостя.
– Наслышан, государь, о твоих победах над врагом нашим и героизме твоих воинов, – склонив голову, ответил Николай.
– Жаль, что тебя не было на нашем пиру в Валдемаре-городе! Там я справил великое празднество по случаю своих побед и окончания осенней военной кампании. По такому великому поводу отправил намедни письмо избранному польскому королю Стефану Баторию. Хоть и неровня он мне, но я все-таки отписал ему и предложил идти под мою руку, как младшему по сословию.
– Не послушает он тебя, государь, и войной на Русь пойдет, – с грустью в голосе ответил Николай.
– А ты почем знаешь? Не посмеет супротив настоящего царя встать! Кто он такой, чтобы на меня идти?! – возмутился государь.
– Он не один будет. С ним крымский хан и шведский король придут на наши земли. Да и войско он свое по всей Европе набирать будет.
– Много ты в государственных отношениях смыслишь! Молод еще царю указывать! – язвительно ответил Иван Васильевич и хитро посмотрел на своего гостя. – Сначала в политике разберись да ума-разума по ентим делам набери, а потом уж разные советы мне давать будешь! Смотрю вот на тебя – вылитый Иван Бельский. Твои отец и дед честно несли службу на благо Отечества родного и тоже любили советы давать. Живота никогда свого не жалели за Отечество наше! Твой отец был главою Боярской думы и Главным воеводой во многих военных походах. Опора и помощь мне был, но по злобному навету своих недругов чуть было не лишился княжеской вотчины и головы. Мои люди нашли у него охранную грамоту Великого князя литовского. Тот хотел переманить тваго отца к себе на службу, так как род-то его из Гедиминовичей идет, но не поддался твой отец. Тверд был и остался верен мне вплоть до самой погибели своей. А твоя мать была правнучкой моего отца Василия, а стало быть, и в тебе есть кровь твоей матери. Так что и в тебе, Николай, есть частица великокняжеской крови. Поэтому и беседую я с тобой здесь наедине, как с ровней, и желаю от тебя откровения в разговоре нашем. Вот потому и объясни мне, а то не пойму я что-то, отчего тебя Николаем-то кличут. Ведь мне доложили, что у князя Бельского не было сыновей с подобным именем. Три сына и две дочки, но ни одного дитяти с подобным именем у князя Бельского не было никогда! Да, и, говорят, что сгорели все его дети при пожаре! Вот я и подумал, а не Гедиминовичи ли заслали тебя ко мне как своего лазутчика с подлым заданием войти ко мне в доверие, а затем и умертвить меня?
Взгляд царя снова стал колючим и недоверчивым. Он пронизывал им Николая насквозь, и от этого взгляда тому становилось все больше и больше не по себе. Повеяло холодом пыточных подземелий. Николай стал быстро перебирать в уме варианты правильного ответа. «Ну, прямо ЕГЭ какой-то! Выбери правильный ответ, детка!» – мысленно почесывая затылок, подумал Николай. Ему и правда хотелось его почесать, чтобы получше думалось. Но в присутствии царя это было делать как-то неловко и неприлично. Тут ему в голову пришла шальная мысль, что в те времена часто во многих семьях сыновей называли по имени отца или деда. «Эх, была не была! Бог не выдаст – свинья не съест!» – словно бросаясь в омут со студеной водой, рассудил Николай и неспешно стал рассказывать царю собственную версию детства:
– Ты прав, мой государь! Иван я, а не Николай. Это моя тетка приказала меня другим именем назвать. А еще она рассказала, что это именно она спасла меня в горящей Москве, а потом и от твоего лютого гнева, так как ты сильно зол был на отца моего, князя Бельского, потому что вроде как ты не поверил ему, что нет у него желания в Литву сбежать. Вот ты и приказал казнить его, а затем и детей, но тут пожар случился, и будто бы ты на этот пожар все и свернул! Тетка поведала, что благодаря ей только и спасся. Но я не поверил ей и, когда подрос, вначале сбежал из Литвы на учебу в Европу. Потому что на Русь сразу бы меня никто не отпустил, а на учебу в Европу не запрещали. Вот я выучился и обманом сбежал к тебе.
– Лжет твоя тетка! – возмутился Иван Васильевич. – Все ее россказни – это гнусная лжа! Коварный наговор подлых литвинов из рода Гедиминовичей и твоей глупой тетки! Князь Бельский сам задохся от дыма в подвале собственного дома! И детей его я не трогал! Мне сказывали, что князь Бельский хотел, но не сумел спасти своих чад из огня! Оттого и погибли они вместе со своим отцом! Они были дети малые да неразумные! Вот в подвале от пожара и попрятались! А князь, как узнал, что в Москве пожар лютует, то и тут же метнулся к себе домой. Пытался спасти детей, но сам сгорел вместе с ними в подвале! Да попадут они в Царство Божие, и пусть Бог будет милостив к рабам своим! А ты что это – поверил, значит, что мне удовольствие доставляет своих людей лютой смертью казнить да живьем их сжигать, аки я нехристь-католик да еретик какой-то? Что я палач своим людям какой лютый и только и делаю, что убиваю да злобно мучаю своих преданных мне ради потехи пустой?!
Николай, потупив голову стоял возле трона, не зная, что и ответить государю, но тот и не дожидался от него ответа. Ему был нужен человек, которому можно было излить душу. Ведь Иван Грозный был просвещенным правителем, пошедшим в одиночку против темной массы бояр, зажиревших от безраздельной власти и несметного богатства. Они не желали никаких изменений в форме правления государством. Поэтому царю были нужны новые люди: чистые бессребреники, государственники, не зараженные жаждой наживы, и он нутром чувствовал, что Николай именно тот человек, который сейчас ему и нужен.
– Твердая рука нашему православному государству нужна, единовластие, а не насест с самолюбивыми курами, которые только кудахчут на насесте да ищут, где бы побольше да повкуснее что добыть себе! Если сурово и непреклонно не искоренить это зло, то удельщина, местничество да мздоимство станут для нашей великой Отчизны конечной погибелью. Растащит каждый князек в свой уголок Русь по кусочкам из-за своей глупой до бесконечности жадности, а затем придет враг и добьет их всех поодиночке, и не станет тогда нашей Руси! Вот к чему приведет боярское да княжеское желание поставить свой жирный кусок выше государственной необходимости! Таких всех бездушные иноземцы поизничтожают, подобно слепым котятам, а тогда и народ наш сделают своими бессловесными рабами! Им земля наша богатая и бескрайняя нужна, а эти дурачки думают, что иноземцы им рай земной на блюдечке с золотой каемочкой преподнесут! Да разве могут иноверцы, которые уничтожили Византийскую империю и под корень в Греции выжгли православие, стать нашими добрыми друзьями? Никогда не бывать тому! Они затопчут наш православный народ в его же землю и на его трупах будут растить свой богатый урожай! Они будут царствовать на нашей земле да смеяться над глупцами, пустившими их в свой дом! Как в сказке, где глупый зайчик пустил пожить в свой дом коварную лису! Что с этим зайчиком стало, ты помнишь?! А?
Царь задохнулся от праведного гнева. Он вскочил с трона и стал порывистыми шагами нервно прохаживаться вдоль него, иногда искоса посматривая на Николая, пытаясь понять его чувства, но тот выжидал, что будет дальше. Наконец государь остановился и посмотрел на лежавшую на полу огромную темную шкуру медведя, а затем на сверток, который ярким пятном буквально светился на ней.
– Мне преданные люди нужны, на которых я могу с помощью Всевышнего положиться в своем богоугодном деле! – резко произнес царь и тут же, без перехода, подозрительно спросил. – А что это у тебя там, в свертке?
– Это мои подарки для тебя, мой государь! Шкура собственноручно убитого мною в рукопашной схватке английского медведя и редкая византийская икона, которую мне удалось выкупить у жадного английского купца.
Царь быстрыми шагами буквально подбежал к свертку и осторожно развернул дорогую ткань. На него смотрел суровый лик Иисуса Христа в сияющих золотых одеяниях.
– Вот Он, Царь Небесный! – воскликнул Иван Васильевич и с благоговением перекрестился и поцеловал икону. – Верую! Истово верую в Тебя, мой Небесный Господин!
Грозный царь с теплом и трепетом прижал к себе икону. Затем испытующе посмотрел на Николая и резко, нетерпеливо повернул к нему лик Христа.
– На колени! Клянись перед ликом Всевышнего, что сказал мне правду про себя!
Николаю ничего другого не оставалось, как встать на колени, перекреститься и поцеловать лик Христа. Государь внимательно наблюдал за действиями своего подданного. Потом внезапно успокоился, одобрительно кивнул и мирно произнес:
– Человек, подаривший своему царю икону с ликом Владыки Небесного и поцеловавший его в уста, не может обманывать своего государя! А потому дарую тебе за верную мне службу то, что принадлежало твоему отцу и твоему деду, князьям Бельским, а именно – земли в Москве-граде, где исконно жили твои предки! И звание княжеское тебе дарую! Будешь при мне служилым князем, мои поручения исполнять! Надеюсь на твою верную службу, что не будешь жалеть живота свого во имя защиты и укрепления государства нашего! Клянись сейчас же перед ликом Христа в моем присутствии, что не обманешь и не подведешь меня во всех моих деяниях на благо всея Руси!
– Клянусь быть верным и преданным тебе, мой государь! Служить честно и делать все от меня зависящее, что принесет нашему государству развитие, процветание и успех! – безропотно ответил Николай и снова перекрестился да поцеловал икону.
Он стоял на коленях ни жив ни мертв. Ему каким-то чудом удалось угадать имя сына князя Бельского. Только что его чуть ли не обещали бросить в застенок, а тут награждают землями и княжеским титулом. Но почему-то этот неожиданный поворот событий, вознесший его до князя, совершенно не радовал Николая. На душе оставалось что-то неприятное, липкое и хотелось сходить в баню, а затем и в церковь. Он обманул Ивана Грозного, чтобы сохранить свою жизнь, но царь не замечал метаний души Николая и был доволен обетом верности своего подданного. Царь трижды хлопнул в ладони, и в Гранатовой палате бесшумно возник дьяк из Поместной избы. Он молча подал царю два свитка.
– Вот тебе бумаги на твои законные владения вотчиной предков твоих! Здесь указано, что владеет ими Николай Иванович Бельский, как ты сам изволил себя представить своему царю! – несколько укоризненным тоном произнес Иван Васильевич, и щеки Николая непроизвольно порозовели. – Да в Разрядный приказ зайди. Жалованье тебе положено за все время твоего пребывания в англицких землях.
Произнося укоризну, государь не отводил взора от новоиспеченного князя, и, заметив на мгновение появившуюся легкую пунцовость на щеках, он лишь довольно усмехнулся. Для него это был хороший знак – значит, человек не растерял остатки своей совести, а это давало ему еще один повод доверять человеку. После небольшой паузы царь продолжил:
– Теперь можешь отстроиться недалеко от Кремля, на законном старом месте, где до пожара дом твоего отца стоял! Людей, что там жили, я приказал выселить в другие земли, а их постройку ты волен снести или пользовать по своему усмотрению! Помни, кто тебе вернул землю и титул. Теперь ступай! А шкуру твоего медведя я повешу в этом же зале на стену, на самом видном месте и иноземным послам ее непременно показывать буду! Пусть знают, как поступают князья Руси со своими коварными врагами! Да, пусть поостерегутся лезть к нам на Русь без нашего на то дозволения! Все, кто придут непрошеными, – непременно биты будут! Готовься к войне, князь! За разумность использования привезенных тобой англицких пушек передо мной отвечать пока будешь!
