Глава 12
Заговорщики
Хозяин таверны «Три карася» встретил Николая как доброго старого знакомого. Когда-то тот помог ему разобраться с местными рэкетирами. Федор чуть не бросился обниматься с Николаем, но вовремя заметил, что на нем одежда иностранного покроя. Вспомнил о прошлом визите, когда Николай уже изображал чужеземца, а поэтому лишь уважительно поклонился и сделал вид, что они совершенно не знакомы. Из кухонной двери показался Ванюша. Он в прошлом розыгрыше иноземцев играл роль связного. Мальчишка, завидев старого знакомца, радостно улыбнулся. Николай ему незаметно подмигнул и указал глазами на камзол. Ванюшка все понял, тут же сделал серьезную рожицу и занялся протиркой столов в обеденном зале.
– Я у вас есть встать постоять и быть сильно довольный! – страшно коверкая русский язык, заявил «французский» гость.
Затем придирчиво посмотрел по сторонам и подошел к столу. Вытащил из-за обшлага на рукаве платок. В это время в таверну зашел невзрачный мужичок и, не говоря ни слова, сел к столу у окна и с любопытством стал следить за иностранцем и хозяином таверны. Но Николай даже не взглянул на него. Повертел перед всеми его чистой стороной и демонстративно провел им по столу. Белая ткань платка тут же стала желтовато-коричневой, и «француз» брезгливо скривил физиономию.
– Фи! Я есть просить reduction! Как это называть на ваш варварский язык? А, вот – дать дешевле жить и жрать! – с гордым видом произнес Николай и поднес к лицу владельца таверны запачканный платок. – Вы есть понимать, что я вам есть говорить, что ваш кабак есть грязь?!
– Что тут не понять, мил человек? – заметив чужого человека в своей таверне, стал подыгрывать Федор. – Мы в Московии люди с особым понятием! Раз надо господину иноземцу подешевле, мы это с превеликим удовольствием! Все сделаем, как ему нужно и даже еще подешевле, чем у других!
– Это есть правильно! Вы есть правильный варвар! Я тут намерен постоять! Где тут мой комнат?
– Ванька, проводи господина иноземца в его комнату! – крикнул Федор мальчонке.
– Я мигом! – ответно подмигнул Ванька и обратился к Николаю. – Пойдемте, господин хороший иноземец! Сюда идите, на лестницу! Как раз наверху ваша комната свободна!
– Слугу иноземца в отдельную комнату напротив господской определи! – крикнул вдогонку хозяин таверны и, посмотрев на одиноко сидящего гостя, всплеснул руками и укоризненно произнес. – Человек ждет и ждет, а мы тут со всякими иноземцами совсем завозилися! Привередливые они уж больно – эти черти заморские!
Федор не торопясь подошел к новому гостю, который был одет в одежду простого небогатого московского ремесленника, и спросил:
– Так что изволит мил человек? Ночевать али есть чаво?
– Мне есть надо покусать! – спотыкаясь через каждое слово, негромко ответил странный московит.
– Ну, покусать так покусать! – усмехнулся Федор и крикнул половому. – Подь сюды! И спроси у этого бусурманина, кого он тут у нас покусать хочет?!
Николай расположился в своей старой комнате, в которой некоторое время жил после прибытия в средневековую Москву. Плюхнулся прямо в одежде на топчан и даже на короткое время какая-то ностальгия овладела им. «Всего год с небольшим, как здесь, а гляди-ка – воспоминания в голову полезли! Так, а сколько ждать-то придется, пока эти господа басурманы назначат день собрания своего тайного сообщества иноземцев? Тоже мне – масоны нашлись!» – усмехнулся Николай и сел писать Андрею Яковлевичу записку, а затем отправил ее с Ванюшкой. Михаила было посылать нельзя. Иноземные «топтупы» сразу увяжутся за ним, а мальчонка особых подозрений у них вызывать не должен. Мало ли куда хозяин таверны его может отправить. С главой Посольского приказа у Николая уже были заранее обговорены средства связи, и мальчика беспрепятственно пропустили к нему. Андрей Яковлевич написал в ответной записке лишь одно слово: «Завтра». Николай попросил Ванюшу раздобыть ему бумагу и пишущие принадлежности и незаметно принести к нему в комнату. Теперь Николай со спокойным сердцем мог начинать осуществлять задуманное. Он рисовал карты Москвы и… Пскова. По памяти, вспоминая то время, когда там находился по служебной необходимости и по последним поездкам в Псков по пушечным делам.
А на следующий день Николай в сопровождении Михаила, который играл роль слуги «французского гостя», отправился прямиком в Кремль. Когда Николай садился в карету, то заметил крутившегося у ворот человека аптекаря. Того самого, который проверял, действительно ли Николай устроился в «Трех карасях» и как к нему отнеслись прислуга и хозяин. Поэтому приказал ехать неспешно, чтобы иноземный «топтун» мог пешком поспевать за ними. Николай еще для надежности часто останавливался, вылезал из кареты, внимательно разглядывал все более-менее серьезные каменные сооружения центра Москвы. Для порядка ахал-охал, делал пометки на листе бумаги да усердно чертил план местности. Иноземный соглядатай даже пару раз не выдерживал и, будто бы ненароком, проходил совсем рядом, чтобы заглянуть в бумаги Николая, а тот и не прятал их от него. Наоборот, даже просил «слугу» подержать их у всех на виду, громко объясняя ему, что это необходимо для того, чтобы чернила хорошо просохли. Иноземному соглядатаю, таким образом, удалось увидел карту центра Москвы с отмеченными на ней значимыми постройками. Наконец, закончив работу, Николай громко крикнул кучеру, так чтобы иноземный «топтун» снова мог услышать фразу: «В Кремль!» Карета вновь неторопливо покатила по улицам Москвы к резиденции царя. Когда подъехали к кремлевским воротам, Николай вылез из кареты и прошел на двор. Его там встречал Андрей Яковлевич. Они встали недалеко от прохода и громко заговорили по-английски. Немецкий «топтун» снова крутился рядом и внимательно прислушивался к их словам, но по его лицу было видно, что ему очень сложно. Он не понимал, о чем говорит этот московский боярин с «французом». Но когда он в их речи несколько раз уловил слово «king» и увидел, что его подопечные стали подыматься по лестнице, которая вела в резиденцию царя, то тут же поспешно побежал прочь. А Николай и Андрей Яковлевич уже через пять минут спустились вниз, во двор.
– По-моему, наш «хитрый топтун» уже побежал в Немецкую слободу докладывать о тебе! – усмехнулся глава Посольского приказа.
– Похоже на то, – ответил Николай, исподтишка осмотревшись по сторонам, но больше ничего подозрительного не заметил.
– Вот и славненько! Так что, думаю, что завтра, в крайнем случае, послезавтра, хозяева аптекаря примут по тебе окончательное решение.
– Скорей бы уж! А то надоело уже каракули на бумаги выводить! – вздохнул Николай и продолжил: – Алексею Никифоровичу и Марфе при встрече от меня нижайший поклон передавай!
– Я был у них, вчера как раз Евдокию Порфирьевну похоронили. Марфа в тот же день вечером слегла. Толком не ест, разговаривать ни с кем не хочет. Алексей Никифорович от дочери ни на шаг не отходит, осунулся, сгорбился. Бросил даже на службу ходить. Как-то постарел он за эти дни, – ответил Андрей Яковлевич и тяжело вздохнул. – Скорее бы у тебя все разрешилось. В дом вернешься. Глядишь, и Марфа придет в себя, а там и Алексей Никифорович вновь воспрянул бы духом.
Николай только сжал кулаки и скрипнул зубами. Не может он сейчас все бросить и бежать к Марфе, хотя ему этого очень хотелось. Вначале дело, и лишь потом можно себе позволить немного эмоций и личные чувства. На этом друзья и расстались.
Как в воду глядел опытный дипломат. Назавтра, уже под вечер, в дверь комнаты Николая осторожно постучались. Когда он открыл ее, на пороге стояли Ванька и незнакомый ему человек в европейской одежде. Мальчонка только кивнул Николаю на гостя и убежал.
– Месье де Бонапарт? – учтиво спросил гость.
– У Николая после рассказа Андрея Яковлевича о Марфе было, мягко говоря, противное настроение. Ему так и хотелось ответить этому надменному иноземцу, что палата номер шесть за углом на соседней улице, но он надел маску благодушия и с улыбкой на лице произнес на чистейшем французском:
– Вы не ошиблись. Это именно я, а с кем имею честь разговаривать?
– Пан Мартынек Разумовский – к вашим услугам, – надменно произнес иноземец и более тихо добавил: – Вам привет от нашего общего знакомого аптекаря! Вы не передумали?
Немая пауза. Гость даже начал немного волноваться, но Николай еще совсем немного подождал, а затем неожиданно хлопнул себя по лбу и радостно воскликнул:
– Совсем забыл! У меня в тот день так болела голова! Вот все из памяти и вылетело! Аптекарь дал мне какого-то лекарства и сказал, что поможет! Точно, вспомнил – ведь он говорил мне о какой-то встрече, но, понимаете, у меня столько дел, столько дел в этой Москве, что у меня голова просто идет кругом! Я весь в хлопотах и заботах! И именно сейчас по поручению царя Ивана мне нужно составлять подробную карту Москвы, а после и всей Московии. Это такие большие труды! Вы себе этого просто представить не можете! Так что, мой пардон – у меня на все просто физически не хватает времени! Да что это я вас держу на пороге? Проходите в комнату, пан Разумовский! Правда здесь, так сказать, не вполне комильфо, не то что у меня в Париже! Но других апартаментов пока предоставить вам не могу. Может, крикнуть гарсона? Он нам принесет еды и вина?
Поляк поморщился, как будто проглотил целиком лимон, и с кислой рожей так и переступил порог. Оглядел обстановку и презрительно фыркнул. Но затем на столе Николая заметил ворох бумаг и краешек карты Москвы. Кислое выражение лица гостя вмиг сменилось на крайне заинтересованное. Ему с трудом удалось отвести взгляд от бумаг Николая, и он как можно равнодушнее произнес:
– Я никогда не ем у этих варваров! Мне готовит исключительно мой повар! И вам пробовать еду у этих дикарей не советую! Еще отравят! С них ведь станется! Они в этой Московии так не любят иноземцев! А я смотрю, вы действительно работаете над картами Москвы?
– Естественно! Это мое, так сказать, хобби и мой profession. Я просто обожаю картографию как науку на стыке географии и математики. Я много езжу по свету. Моя цель – составить карту всего мира!
– Амбициозные задачи вы себе поставили, месье Бонапарт! А в Кремле вы уже были?
– А как же! Только вчера встречался с самим царем московитов, и мы с ним долго беседовали о моих картах. Он их сильно хвалил и просил по возможности ускорить мою работу.
– А карту Кремля вы тоже будете составлять? – сощурив глаза, спросил поляк.
– Непременно. Я уже наметил себе основной план работ! – восторженно воскликнул Николай.
– Отлично! Очень даже отлично! Тогда как насчет вашего нового и весьма полезного знакомства? Как раз сегодня вечером соберется наш небольшой кружок. Так сказать, кружок по интересам!
– А вы, случайно, не масоны, пан Разумовский? Смотрю, у вас и немцы, и поляки, и скорее всего и люди из других стран у вас имеются? Прямо какое-то мировое братство!
– А вы что, что-то имеете против масонского братства?
– Нет, конечно. Профессиональные союзы, обмен опытом и товарами. То да се – это весьма полезно, – совершенно безразличным тоном прокомментировал Николай. – Но это все не мое!
– Мы решаем не только профессиональные и торговые, но и гораздо более серьезные вопросы. Я более чем уверен, что вам будет весьма интересно побывать у нас. Так как, вы едете со мной?
– Отчего же, ради любопытства можно и съездить. Так сказать, для расширения своего общего кругозора. Никогда не видел вживую масонов! Только вот мои дела… Ну да ладно! Сейчас крикну слугу.
– Мне бы хотелось, чтобы слугу вы оставили здесь, на постоялом дворе. Не волнуйтесь. Мои люди вас отвезут и привезут в целости и сохранности! – надменно произнес поляк.
– Ну что ж, тогда нет проблем! Мы можем идти? – спросил Николай.
Гость кивнул в знак согласия и уже хотел уходить, но слегка задержался на пороге. Посмотрел в глаза «французу» и вкрадчиво спросил:
– А вы не желаете продемонстрировать нашим людям свои карты Москвы? Да и, возможно, у вас есть и карты других городов Руси? Думаю, что ваши карты смогут весьма заинтересовать наших людей, а возможно, они их у вас даже купят, причем за весьма хорошие деньги?
Николай обернулся, посмотрел на разбросанные на столе бумаги и будто бы впал в задумчивость. Он вовсю изображал нерешительность и сомнения. Занятия в театральном кружке его старой московской школы с энтузиастами литературы и сценической техники явно пошли ему на пользу. Поляк, видя его сомнения, спросил:
– Так вам что, совершенно не нужны хорошие деньги и весьма полезные знакомства?
– Я еще только начал работу над московскими картами, но перед Москвой я был во Пскове и мне удалось составить подробную карту их города и крепости. Но Псков, наверное, вашим людям будет совершенно неинтересен?
– Отчего же? – тут же засуетился поляк. – Очень даже интересно будет посмотреть, ведь наши люди торгуют не только с Москвой, но и со Псковом!
– Ну, раз так, то так тому и быть. Покажу вам свою гордость! – с важным видом произнес Николай и перешел на шепот. – По секрету скажу, – мне удалось составить подробнейшую карту их новейших укреплений и точное расположение пушек. Я под видом простого псковитянина целый месяц ходил по городу и бывал там, куда иностранцев местные жители совершенно не пускают – в тайных лазах под крепостью. Деньги и связи творят истинные чудеса, пан Разумовский!
Зрачки глаз поляка слегка расширились. Он старался сохранять внешнее спокойствие, но от внимательного взора Николая этот факт не ускользнул. Он подмигнул поляку и пошел к столу. Там лежала сочиненная им карта Пскова с рядом изменений, которые неопытному взгляду совершенно не видны, но которые весьма важны для обороняющейся стороны. Свернув бумаги в рулон, Николай засунул их в дорогой кожаный тубус. Поляк хотел взять карты у Николая, но тот корректно, с широкой улыбкой на лице отвел его руку в сторону и помахал ему своим здоровенным пальчиком:
– Не-ет, пан Разумовский! Карты будут отданы только в обмен на золото!
Карета, в которой ехали поляк и Николай, въехала в Немецкую слободу, проехала мимо знакомой аптеки и остановилась у совершенно невзрачного домика, и через мгновение пан Разумовский указал рукой на открывающуюся дверь.
– Прибыли, месье Бонапарт! Не смущайтесь, что домик такой неказистый! Так нужно для конспирации! Московские соглядатаи ведь здесь тоже не дремлют. Так что нужно поступать хитрее!
– А-а-а! – многозначительно ответил Николай.
Хитрый дом только внешне казался неказистым, а внутри был отделан не хуже иного дворца. Поляку понравилось то, что, войдя в зал для гостей, Николай застыл на пороге. Он с удивлением разглядывал дорогую обстановку, позолоченные украшения на стенах, столах и комодах. Но больше всего его заинтересовало полотно картины с изображением Сикстинской мадонны.
– Вы, наверное, подумали, что это копия? Ошибаетесь! Это оригинал! Если вы знаете толк в живописи, можете подойти поближе и получше рассмотреть полотно. Так вы убедитесь в моей правоте. Там и роспись самого Санти Рафаэля имеется.
Николай пошел вдоль длинного стола. В его центре на черном бархате стоял большой золотой подсвечник с множеством рожков с горящими свечами. Николай насчитал двенадцать резных кресел с высокими спинками. Тринадцатое кресло стояло во главе стола. На вершине его спинки красовался треугольник со всевидящим оком. Николай остановился и с любопытством стал рассматривать масонский символ. Поляк с видом победителя стоял в отдалении и наблюдал за гостем.
– Вам принесут другое кресло. Вы будете сидеть на противоположном конце стола.
Пан Разумовский хлопнул в ладони, и тут же распахнулась дверь, и слуга в серой сутане внес кресло для Николая. Оно имело наполовину укороченную спинку. Торжественно поставив кресло, слуга удалился, и двери вновь закрылись. Наступила тишина, и через мгновение она прервалась звуками органа. Николай закрутил головой, выискивая источник звука, но органная музыка будто бы лилась сразу отовсюду. Внезапно все двери гостевого зала распахнулись, и в них стали заходить люди в черной одежде с капюшонами на головах. Они надежно скрывали их лица. Вошедшие не обращали абсолютно никакого внимания на гостя. Подойдя к столу, каждый из них встал рядом со своим креслом. Так они простояли, пока на тринадцатое кресло не сел человек в белом одеянии. Его лицо также скрывал капюшон. Звуки органа тут же смолкли.
– Садитесь, братья мои! – низким рокочущим басом произнес тринадцатый.
Когда люди в черных одеяниях сели, глава братства повернул голову в сторону Николая. Пан Разумовский уже стоял подле гостя. Он поклонился людям в сутанах и произнес:
– Разреши представить тебе французского картографа. По его словам, он объездил всю Европу. Составил множество карт. Близок к великим домам. Сейчас работает над картами Москвы и Московии. С собой имеет карту Пскова. Может быть весьма полезен нашему обществу. По совету брата Карла наши люди неотступно следовали за ним, и они сделали вывод, что французский картограф говорит правду. Накануне он был у русского царя и в настоящее время составляет карты Москвы и Кремля.
– Твое имя? – вновь пророкотал голос главы братства, обращаясь к Николаю.
– Наолеон де Бонапарт, – равнодушно пожал плечами Николай, будто бы его и не поразила торжественность обстановки.
– Подойди к нашему столу и займи отведенное тебе место!
Братья в черных сутанах повернули к нему головы, и Николай обратил внимание, что, кроме его кресла, еще одно стояло незанятым. «Может, оно предназначено для меня?» – мысленно усмехнулся Николай и сел на кресло гостя.
Сидеть на нем оказалось весьма неудобно. Само сиденье было сделано выпуклым, и Николай с него постоянно скатывался, а короткая спинка не давала возможности опереться спиной и занять более-менее устойчивое положение. Видимо, хозяева таким образом намекали своим гостям на ничтожность человека, который не принадлежит к избранному кругу людей.
– Покажи нам то, что ты принес с собой! – внезапно вновь загудел голос тринадцатого.
Николай протянул сидящему рядом с ним монаху ордена свой тубус с картами и описанием местности. Тот, не раскрывая, передал его через соседей главе братства. Человек в белой сутане раскрыл тубус и вынул из него бумаги и карты. Внимательно просмотрел их и отдал братьям. Карты пошли по кругу. Когда последний монах ордена ознакомился с ними, карты вновь вернулись главе братства. Он посмотрел сначала на братьев ордена, которые сидели с одного края стола, затем на других. Все братья подняли кверху правую ладонь.
– Согласен! – произнес глава ордена и тоже поднял правую ладонь руки и через мгновение опустил ее. – Твои карты представляют ценность для нашего ордена. Что ты хочешь взамен их?
– Я много работал над ними и желаю, чтобы мой труд был достойно вознагражден, – ответил Николай.
– Хорошо! – безразличным тоном произнес человек в белой сутане.
Неспешно взял со стола золотой колокольчик и позвонил в него. Вошел человек в серой сутане и поставил перед Николаем кожаный мешочек размером с небольшую дыню. Развязал тесемку на нем и продемонстрировал гостю его содержимое. Мешок был туго набит золотыми немецкими гульденами. Таких денег и бояре за целый год не получали. Николай удивленно посмотрел на главу ордена. Тот наблюдал за реакцией гостя.
– Это плата за карты Пскова и твои будущие карты Москвы. Если закончишь работу в срок, получишь еще столько же, – вновь прогудел под сводами гостевого зала голос тринадцатого. – А теперь можешь идти! Мы свяжемся с тобой, когда посчитаем это нужным!
Николай с удовольствием встал со своего неудобного кресла. В это время к главе ордена тихо подошел пан Разумовский. Он сложил обратно в тубус все бумаги, низко поклонился тринадцатому, а затем направился к гостю.
– Идем, месье Бонапарт, я провожу вас до кареты, а там мой человек доставит вас в вашу таверну.
Они уже вместе направились к двери, когда та внезапно тихо распахнулась и на пороге появился еще один человек в черной сутане.
– Ты? Живой?! – удивленно воскликнул вошедший, и Николай заметил, что капюшон наполовину прятал огромную бородавку на левой щеке вошедшего.
Бородавка мгновенно стала темно-красной. «Казначей! – огненной стрелой промелькнула в голове князя запоздалая мысль. – Сейчас он меня выдаст и сорвет все дело!» Но в это время дверь вновь резко распахнулась, и на пороге появился Алексей Никифорович собственной персоной с самым настоящим обрезом в руке, а за его спиной еще целая дюжина стрелков с пищалями на плечах и саблями на боку. Братия в черных сутанах вскочила с места и рванула к дверям. Вместе с ними убегал и пан Разумовский. Он прижимал к груди тубус с бумагами и картами Николая.
– Стоять! Всем оставаться на местах! – грозным басом рявкнул земский судья. – Буду стрелять на поражение!
Братия в черных сутанах замерла, а пан Разумовский под шумок проскользнул в потайную дверь и скрылся. Пара стрельцов хотели за ним припустить вдогонку, но Алексей Никифорович притормозил их.
– Эти, которые в зале, для нас важнее. Вязать их всех! – приказал он.
Застывший, как изваяние, казначей, отошел от шока, схватил со стоящего рядом комода тяжелую золотую статуэтку и хотел втихаря ударить Николая по виску, но тут прогремел выстрел. Тяжелый заряд разворотил грудь несостоявшегося убийцы, и тот как подкошенный упал на пол. Капюшон спал с его лица. Алексей Никифорович опустил обрез и удивленно посмотрел на убитого.
– Тю-ю, казначей! Ну, раз с подлыми шакалами сумел связаться, то и умирать по-подлому пришлось!
Алексей Никифорович отвернулся от нелицеприятного зрелища и не торопясь подошел к Николаю, усмехнулся и произнес:
– Ну, давай свои руки, «французская» твоя отъевшаяся морда! Вязать тебя буду! А это что такое?
Земский судья взял у Николая туго набитый золотом мешок и незаметно подмигнул ему.
– Басурманские небось? А тяжеленный, зараза! Ну-ка, стрелец, подержи мешочек, пока я этому «французу» руки вязать буду!
Николай с удовольствием подставил запястья будущему тестю, чтобы тому было удобнее его связывать. Тринадцатый, одетый в белую сутану, так и остался с недоуменным видом сидеть в своем кресле за столом, пока к нему не подошли стрельцы и подхватили под руки. Вскоре всех членов тайного ордена связали и выволокли на улицу. Оказалось, что дом был окружен со всех сторон стрельцами, а дисциплинированные жители Немецкой слободы попрятались в своих домах и даже позакрывали все двери и окна. Арестантов-масонов построили в шеренгу и под конвоем повели в Земский приказ. Алексей Никифорович же стоял рядом с Николаем, и они вместе наблюдали, как те уходят прочь. Позади людей в черных сутанах шел тринадцатый – в белом одеянии. Он хорошо выделялся на фоне черных одежд своих братьев по ордену. Тринадцатый часто оборачивался и оглядывался на Николая.
– Хорошо он тебя запомнил, этот бусурман, «француз»! Только не долго жить ему теперь осталось! – усмехнулся «крестный», забирая у стрельца мешок с золотом.
– А пан Разумовский где? – забеспокоился Николай.
– Да где же ему быть? Бежит к своему любимому Стефану Баторию с твоими картами! Мои люди проводят его до границы Московии, дабы с ним ничего не стряслось. Надеюсь, что он благополучно доберется до своего хозяина.
– Тогда это хорошо, скатертью ему дорога! – усмехнулся Николай.
– Стрелец! Чего стоишь, глазки выпучил от удивления?! – рявкнул на стоящего рядом с ними воина Алексей Никифорович.
Тот во все глаза смотрел то на господ, то на тяжеленький кожаный мешок, который держал в руках боярин.
– Давай быстрее развязывай его светлость князя Бельского!
Стрелец еще больше округлил глаза, когда узнал, что перед ним в чудной заморской одежде стоит самый настоящий московский князь, да еще и без бороды и усов. Когда стрелец развязал руки Николая, Алексей Никифорович дружески хлопнул «крестника» по плечу и с улыбкой на лице произнес:
– Ну что, пойдем в твою карету! Прокатимся, по дороге расскажешь, как ты докатился до жизни такой, что аж «французом» стал.
– А ты что, теперь разве не в обиде на меня? – подозрительно спросил Николай.
– А ты думаешь, что друзья из-за каких-то сумасшедших дур ссориться должны? Тогда ты ошибаешься! Слишком пьяным да и горем убитым я был в день гибели своей жены! Так что прости, если чем тебя сумел тогда обидеть! Да и сам воевода, боярин Дмитрий Сергеевич Мыский, ко мне вчера пожаловал. За тебя все радел, объяснял да растолковывал под медовуху. Больно ты ему по сердцу пришелся! Я даже не ожидал, что человек ради такого случая из самой Твери в Москву поедет. Но для него твоя честь, как видишь, так же важна, как и своя. Вот так-то, «крестничек»! – усмехнулся Алексей Никифорович. – Кстати, твоего Антипа он не хочет от себя отпускать. Больно уж хорошо он там работает, да и твой Антип там, видно, и сам хорошо пригрелся!
– А Марфа? Как она?
– Как узнала, что ты ни в чем не повинен, так сразу на поправку пошла твоя Марфа! Главное, при ней никаких разговоров о матери не заводить. Пройдет время – утихнет боль. Так что не волнуйся за нее! Со временем все у нее наладится! Ждет она тебя да сильно кручинится! Так что садись скорее в карету и поехали домой! Ждут там тебя!
