Глава третья
1
Зрители с криком бросились к дверям кинотеатра. Ужас охватил Пино и Миммо, стиснутых стремящейся к выходу толпой, когда с оглушающим грохотом взорвалась бомба и задняя стена кинотеатра обрушилась, полетели камни и осколки, изорвавшие экран в клочья. Свет погас.
Что-то больно ударило Пино по щеке, вспороло ее. Он почувствовал пульсирующую боль, кровь потекла по щеке и подбородку. Теперь уже состояние паники сменилось шоком, он задыхался от дыма и пыли, пробираясь к выходу. Глаза и ноздри у него жгло от попавшего в них песка. Наконец они с Миммо выбрались из здания и, согнувшись пополам, зашлись в кашле.
Снаружи выли сирены, бомбы продолжали падать, бомбардировка еще была далека от своего пика. Пожары бушевали на улице по обеим сторонам от кинотеатра. Грохотали зенитки. Трассирующие снаряды описывали красные дуги в небе. Они взрывались с такой яркостью, что Пино видел силуэты бомбардировщиков «ланкастер», которые летели крыло к крылу боевым клином, словно стая темных гусей в ночи.
Бомбы падали и падали, издавая звук, похожий на жужжание шмелей, и взрывались одна за другой. В небо устремлялись языки пламени и маслянистого дыма. Некоторые бомбы падали так близко, что взрывной волной братьев чуть не сбивало с ног.
– Мы куда бежим, Пино? – воскликнул Миммо.
Пино был слишком напуган, чтобы подумать об этом, но все-таки ответил:
– К Дуомо.
Пино повел брата к единственному сооружению в Милане, которое было освещено не пожаром. Вдали лучи прожекторов высвечивали собор, который казался неземным, чуть ли не ниспосланным Провидением. Пока они бежали, жужжание шмелей в воздухе и взрывы прекратились. Больше не было ни бомбардировщиков, ни зенитного огня.
Только вой сирен, вопли и крики людей. Впавший в отчаяние отец, держа в одной руке фонарь, другой разгребал гору кирпичей. Рядом рыдала его жена, держа на руках мертвого сына. Другие плачущие люди с фонарями стояли вокруг мертвой девочки, которой оторвало руку, она смотрела на людей остекленевшими глазами.
Пино никогда прежде не видел мертвецов и теперь сам заплакал. Ничто не будет таким, как прежде. Он чувствовал это с такой же очевидностью, с какой все еще слышал жужжание и взрывы. Ничто не будет таким, как прежде.
Наконец они добрались до Дуомо. Вокруг собора не было воронок, оставленных взорвавшимися бомбами. Не было ни развалин, ни пожаров. Если бы не крики, доносившиеся издалека, то здесь казалось, что никакой бомбежки и не было.
Пино слабо улыбнулся:
– План кардинала Шустера сработал.
Миммо нахмурился и сказал:
– Наш дом недалеко от собора, но и не очень близко.
Парни пробежали по лабиринту темных улиц, который вывел их к дому номер три по Виа Монтенаполеоне. Магазин сумочек и их квартира наверху стояли целыми и невредимыми. После того, что они видели, это казалось чудом.
Миммо открыл дверь, и они стали подниматься по лестнице. Пино шел следом, слыша вздохи скрипок, игру на рояле и пение тенора. Почему-то эта музыка привела Пино в ярость. Он обогнал Миммо и постучал в дверь квартиры.
Музыка прекратилась. Дверь открыла его мать.
– В городе пожары, а у вас музыка? – прокричал Пино Порции, которая испуганно отступила. – Люди умирают, а вы играете?
В коридор следом за матерью вышли люди, среди них его тетушка, дядя и отец.
– Музыка помогает нам выжить в трудные времена, Пино, – сказал Микеле.
Пино увидел, что и остальные в переполненной квартире кивают. Среди них была и скрипачка, которую Миммо чуть не сбил с ног сегодня днем.
– Что с тобой, Пино? – сказала Порция. – У тебя кровь.
– С другими случилось кое-что намного хуже, – сказал Пино со слезами на глазах. – Извини, мама. Это было… ужасно.
Порция оттаяла, раскинула руки и обняла своих перепачканных, исцарапанных мальчиков.
– Теперь все кончилось, – сказала она, целуя их по очереди. – Не хочу знать, где вы были и как ушли из дома. Я счастлива, что вы вернулись.
Она сказала сыновьям, чтобы они умылись и переоделись – среди гостей есть доктор, он осмотрит рану Пино. Пино вдруг увидел в матери то, чего не видел никогда прежде: страх. Страх, что в следующий раз им при бомбардировке может и не повезти.
Страх не сходил с ее лица и когда доктор зашивал рану на щеке Пино. Когда доктор закончил, Порция посмотрела на сына осуждающим взглядом:
– Мы с тобой поговорим об этом завтра.
Пино опустил глаза и кивнул:
– Хорошо, мама.
– Поешь что-нибудь, если тебя, конечно, не очень тошнит.
Он поднял взгляд и увидел, что мать насмешливо смотрит на него. Он должен был продолжать делать вид, что у него по-прежнему болит живот, и отправиться в постель на голодный желудок. Но его мучил голод.
– Мне стало лучше, – сказал он.
– А я думаю, тебе стало хуже, – сказала Порция и вышла.
2
Пино мрачно пошел за ней по коридору в столовую. Миммо уже наложил себе полную тарелку еды и оживленно рассказывал об их приключении нескольким друзьям родителей.
– Да, похоже, невеселый был вечер, – сказал кто-то у него за спиной.
Пино повернулся и увидел красивого, безупречно одетого человека лет двадцати с небольшим. Под руку его держала поразительно красивая женщина. На лице Пино появилась улыбка.
– Туллио! – сказал он. – Я слышал, что ты вернулся!
– Это моя подруга Кристина, – сказал Туллио.
Пино вежливо поклонился ей. У Кристины был усталый вид, и она, извинившись, вышла.
– Когда ты с ней познакомился? – спросил Пино.
– Вчера, – сказал Туллио. – В поезде. Она хочет стать моделью.
Пино отрицательно покачал головой. С Туллио Галимберти такое происходило постоянно. Успешный торговец одеждой, Туллио в общении с привлекательными женщинами становился волшебником.
– Как тебе это удается? – спросил Пино. – Все хорошенькие девушки твои.
– А ты не знаешь как? – спросил Туллио, отрезая сыр.
Пино хотел чем-нибудь похвастаться, но вспомнил, что Анна его обманула. Приняла приглашение, лишь бы он отвязался.
– Очевидно, не знаю. Нет.
– На обучение могут уйти годы, – сказал Туллио, подавляя улыбку.
– Да брось ты, Туллио, – сказал Пино. – Наверно, есть какой-то трюк, о котором я не…
– Никаких трюков, – всерьез сказал Туллио. – Первое: слушать.
– Слушать?
– Слушать девушку, – раздраженно сказал Туллио. – Большинство парней не слушают. Начинают болтать о себе. Женщин нужно понимать. Поэтому слушай, что они говорят, хвали их внешний вид или пой что угодно. И если ты будешь это делать – слушать и говорить комплименты, – ты будешь впереди восьмидесяти процентов парней на Земле.
– Но если они неразговорчивы?
– Тогда шути. Или льсти. Или и то и другое.
Пино подумал, что он шутил с Анной и льстил ей, но, вероятно, недостаточно. Потом он подумал еще кое о чем.
– Так куда сегодня ходил полковник Рауфф?
Дружеские манеры Туллио мигом исчезли. Он крепко ухватил Пино за руку и прошипел:
– Мы не говорим о людях, подобных Рауффу, в таких местах. Ты понял?
Такая реакция друга расстроила Пино, но, прежде чем он успел что-либо ответить, снова появилась подружка Туллио. Она подошла к нему и что-то прошептала ему на ухо.
Туллио рассмеялся, отпустил руку Пино и сказал:
– Конечно, милая. Вполне.
Туллио снова обратился к Пино:
– Я, пожалуй, подожду, пока твое лицо не перестанет быть похожим на разрезанную сосиску, может быть, после этого ты сможешь шутить и научишься слушать.
Пино наклонил голову, неопределенно улыбнулся, а потом заскрежетал зубами – швы на его щеке натянулись. Он увидел, как ушли Туллио с подружкой, опять подумал о том, как бы ему хотелось быть похожим на него. Все в этом парне было идеально, изящно. Хороший парень. Человек безупречного вкуса. Отличный друг. Умел искренне смеяться. И в то же время была в нем некая таинственность – он почему-то всюду сопровождал полковника гестапо.
Жевать было больно, но Пино так проголодался, что положил себе добавки. Он ел, слушая разговор трех гостей-музыкантов, двух мужчин и скрипачки.
– С каждым днем в Милане все больше немцев, – сказал коренастый валторнист из Ла Скала.
– Хуже того, – сказал ударник. – Не просто немцев – эсэсовцев.
Скрипачка сказала:
– Мой муж говорит, что ходят слухи о готовящихся погромах. Раввин Цолли советует нашим римским друзьям бежать. Мы собираемся уехать в Португалию.
– Когда? – спросил ударник.
– Чем скорее, тем лучше.
– Пино, пора в постель, – резко сказала ему мать.
Пино взял тарелку с собой в комнату. Он сидел на кровати, ел и думал об услышанном. Он знал, что эти три музыканта – евреи, а еще он знал, что Гитлер и нацисты ненавидят евреев, хотя и не мог понять почему. У его родителей было много друзей-евреев, в основном музыкантов или из индустрии моды. Пино считал, что евреи умны, забавны и добры. Но что такое «погром»? И почему раввин советует всем евреям бежать из Рима?
Он закончил есть, снова посмотрел на свою заштопанную щеку и лег в кровать. Выключив свет, он откинул шторы и глянул в темноту. Здесь, в Сан-Бабиле, пожаров не было, ничто не говорило о разрушениях, которые он видел в других районах. Он старался не думать об Анне, но, когда положил голову на подушку и закрыл глаза, обрывки этой встречи стали мелькать перед его мысленным взором вместе с кадрами из фильма, на которых Фред Астер прижимался щекой к щеке Риты Хейворт. И обрушившаяся стена кинотеатра. И девочка с оторванной рукой.
Он не мог уснуть. Он не мог забыть все это. Наконец он включил радио, покрутил верньер, нашел станцию, передававшую скрипичную музыку, которую он сразу узнал, потому что его отец всегда пытался играть ее: Никколо Паганини, Каприс № 24, ля минор.
Пино лежал в темноте, воспринимал неистовый темп скрипки и ощущал бешеное настроение этой вещи как свое собственное. Когда музыка закончилась, он почувствовал себя измочаленным и опустошенным. Наконец он уснул.
3
На следующий день около часа пополудни Пино отправился на поиски Карлетто. Из окна трамвая он видел дымящиеся руины в некоторых районах, другие районы оставались нетронутыми. Произвольность разрушений беспокоила его не меньше, чем сами разрушения.
Он сошел с трамвая на Пьяццале Лорето, большой городской развязке со сквером посредине, а по периметру – с магазинами и деловыми конторами. Он посмотрел на Виа Андреа Коста по другую сторону площади, а перед его глазами возникли боевые слоны. Ганнибал провел боевых слонов через Альпы и вниз, чтобы завоевать Рим, двадцать один век назад. Отец Пино говорил, что все армии завоевателей приходили с тех пор в Италию через Милан.
Он прошел мимо бензозаправки «Эссо», балочная ферма которой возвышалась на три метра над насосами и емкостями. По диагонали от бензозаправки за развязкой он увидел бело-зеленый тент магазина «Свежие фрукты и овощи Белтрамини».
Магазин работал. Бомбежка не нанесла ему никакого видимого ущерба. Отец Карлетто находился на улице, взвешивал фрукты. Пино ухмыльнулся и ускорил шаг.
– Не беспокойтесь, у нас есть секретные бомбостойкие сады у реки По, – говорил мистер Белтрамини пожилой женщине, когда подходил Пино. – А потому у Белтрамини всегда будут лучшие продукты в Милане.
– Я вам не верю, но я люблю, когда вы шутите, – сказала она.
– Любовь и смех, – сказал синьор Белтрамини, – это всегда лучшее лекарство, даже в такой день, как сегодня.
Женщина, уходя, все еще продолжала улыбаться. Отец Карлетто, невысокий, полный, похожий на медведя, заметил Пино, и на лице его появилось еще более довольное выражение.
– Пино Лелла! Где ты пропадал? Где твоя мать?
– Дома, – ответил Пино, пожимая ему руку.
– Да благословит ее Господь. – Синьор Белтрамини уставился на него. – Ты ведь не собираешься больше расти, нет?
Пино улыбнулся и пожал плечами:
– Не знаю.
– Знаешь-знаешь, ты скоро начнешь задевать деревья. – Он показал на повязку на щеке Пино. – Да я смотрю, ты уже начал.
– Я попал под бомбежку.
Постоянное шутливое настроение синьора Белтрамини мигом испарилось.
– Не может быть! Неужели?
Пино рассказал ему, что случилось с момента, когда он вылез в окно, до возвращения домой, где он обнаружил, что все гости там музицируют и хорошо проводят время.
– Я думаю, они поступают правильно, – сказал синьор Белтрамини. – Если тебе суждено умереть под бомбой, то ты под ней и умрешь. Нельзя жить с мыслями об этом. Продолжай делать то, что тебе нравится, и наслаждайся жизнью. Я прав?
– Пожалуй. А Карлетто дома?
Синьор Белтрамини показал себе за плечо:
– Работает.
Пино направился к двери магазина.
– Пино! – позвал его синьор Белтрамини.
Юноша оглянулся и увидел озабоченность на лице торговца фруктами.
– Да?
– Вы с Карлетто присматриваете друг за другом? Как братья, да?
– Всегда, синьор Б.
Лицо торговца посветлело.
– Ты хороший мальчик. Хороший друг.
Пино вошел в магазин и увидел Карлетто, который перетаскивал мешки с финиками.
– Ты был в городе? – спросил Пино. – Видел, что происходит?
Карлетто отрицательно покачал головой:
– Я работал. А ты слышал об этом, да?
– Слышал рассказы, решил сам посмотреть.
Карлетто это не показалось забавным. Он поднял еще один мешок с сухофруктами на плечо и стал спускаться по деревянной лестнице, ведущей в подпол.
– Она не пришла, – сказал Пино. – Анна.
Карлетто высунул голову из подпола:
– Ты вчера вечером был в городе?
Пино улыбнулся:
– Меня чуть не убило, когда бомба попала в театр.
– Врешь.
– Нет, – сказал Пино. – Откуда, ты думаешь, у меня вот это?
Он сорвал повязку, и Карлетто с отвращением скривил губы:
– Ужасно.
4
С разрешения синьора Белтрамини они пошли осмотреть кинотеатр при свете дня. Пино на ходу еще раз в красках рассказал вчерашнюю историю, он приплясывал, описывая Фреда и Риту, воспроизводил голосом взрывы, которые они с Миммо слышали, когда бежали по городу.
Пока они не дошли до кинотеатра, чувствовал он себя неплохо. Над развалинами все еще поднимался дым, здесь стоял резкий, неприятный запах – Пино мгновенно узнал его: запах отработанной взрывчатки. Кто-то бесцельно бродил вокруг развалин. Другие разбирали кирпичи и балки, надеясь найти живыми пропавших близких.
Потрясенный увиденным, Карлетто сказал:
– Я бы не смог сделать то, что сделали вы с Миммо.
– Еще как смог бы. Когда тебя напугают хорошенько, еще и не то сделаешь.
– Когда на меня начнут падать бомбы? Я бы упал на пол и закрыл голову руками.
Они замолчали, разглядывая обуглившуюся и разрушенную стену. Фред и Рита танцевали вот здесь, на высоте девяти метров, а потом…
– Как ты думаешь, самолеты прилетят снова? – спросил Карлетто.
– Мы этого не узнаем, пока не услышим шмелей.
