Глава двенадцатая
26 апреля 1944 года
1
Пино разбудили какие-то тренькающие звуки. Почти два с половиной месяца прошло с тех пор, как он вывел синьору Наполитано и семью Д’Анджело в Швейцарию. Он сел, благодарный отцу Ре, который дал ему выспаться после очередного путешествия в Валь-ди-Леи. Затем встал и отметил про себя, что не испытывает никаких болей. Теперь мышцы у него не болели после путешествий. Он чувствовал себя хорошо, чувствовал в себе силу, какой не помнил прежде. Да и почему нет? Он совершил не меньше десятка переходов, после того как синьора Наполитано играла на скрипке для него и Миммо.
Он снова услышал позвякивание и выглянул в окно. Семь волов с колокольчиками на шеях толкались и бодались, пытаясь добраться до выложенных для них охапок сена.
Насмотревшись на волов, Пино оделся. Он входил в столовую, когда снаружи до него донеслись мужские голоса, крики, вопли, угрозы. Встревоженный брат Бормио вышел из кухни. Вместе они пошли к дверям «Каса Альпина». Они увидели отца Ре, который стоял близ маленького крылечка и спокойно смотрел на направленный на него ствол ружья.
Тито, на шее которого был теперь новый красный шарф, смотрел на священника в прорезь прицела. Те же самые три шавки, которые были с Тито на Новый год, стояли за его спиной.
– Я всю зиму говорил твоим парням, чтобы они перестали ходить через Эмет, если ты не будешь платить взнос на освобождение Италии, – произнес Тито. – Я пришел за деньгами.
– Угрожать священнику… – сказал отец Ре. – Ты далеко пошел, Тито.
Тот смерил отце Ре свирепым взглядом, щелкнул предохранителем и сказал:
– Это на помощь Сопротивлению.
– Я поддерживаю партизан, – сказал священник. – Девятнадцатую бригаду имени Гарибальди. И я знаю, что ты не из их числа. Нет среди вас партизан. И шарфы вы носите только потому, что это подходит для ваших целей.
– Дай мне то, что я хочу, старик, или, хочешь верь, хочешь нет, я сожгу твою школу, а потом убью тебя и всех твоих сволочных ублюдков.
Отец Ре помедлил.
– Я дам тебе деньги. И еду. Убери ружье.
Тито секунду-другую смотрел на священника, его правый глаз подергивался. Он облизнул уголок рта. Потом улыбнулся, опустил ружье и сказал:
– Делай, что я сказал, только не скупись, или я войду внутрь и посмотрю, что у тебя есть на самом деле.
– Жди здесь, – сказал отец Ре.
Священник повернулся, увидел Бормио и Пино за ним.
Войдя внутрь, священник сказал:
– Дайте им трехдневный рацион.
– Отец? – переспросил повар.
– Сделай это, брат, пожалуйста, – сказал отец Ре и пошел дальше в дом.
Брат Бормио неохотно развернулся и последовал за священником, оставив в дверях Пино. Тито увидел его, лукаво улыбнулся и сказал:
– Нет, вы посмотрите, кто у нас здесь. Мой старый приятель с новогодней гулянки. Чего ты там топчешься – выходи. Поздоровайся со мной и ребятами.
– Я, пожалуй, не стану этого делать, – сказал Пино, слыша злость в своем голосе, но не пытаясь ее скрыть.
– Пожалуй, не станешь? – сказал Тито и прицелился в него. – У тебя ведь нет выбора.
2
Пино окаменел. Он по-настоящему ненавидел этого типа. Сойдя с крыльца, он остановился перед Тито и с застывшим лицом уставился на него и его ружье.
– Я смотрю, ты все еще носишь ботинки, которые украл у меня, – сказал он. – Что ты хочешь на сей раз? Мое нижнее белье?
Тито облизнул уголок рта, посмотрел на ботинки и улыбнулся. Потом он сделал шаг вперед и, размахнувшись, ударил Пино прикладом в пах снизу вверх. Пино упал на землю, чуть не взвыв от боли.
– Ты спрашиваешь, что я хочу? – спросил Тито. – Как насчет хоть самой малости уважения к человеку, который пытается избавить Италию от нацистского дерьма?
Пино корчился в талом снегу, стараясь сдержать рвоту.
– Ну, говори, – сказал Тито, стоявший над ним.
– Что говорить? – выдавил Пино.
– Что ты уважаешь Тито. Что Тито – партизанский командир, который доставляет грузы через Шплюген. А ты, парень, подчиняешься Тито.
Невзирая на боль, Пино отрицательно покачал головой. Сквозь сжатые зубы он проговорил:
– Здесь только один главный человек. Отец Ре. И я подчиняюсь только ему и Господу.
Тито поднял ружье прикладом над головой Пино. Пино понял, что тот сейчас раскроит ему череп. Убрав руки от паха, он сжался и защитил ими голову от удара, который так и не последовал.
– Остановись! – раздался крик отца Ре. – Остановись, или, клянусь тебе именем Господа, я позову немцев и скажу им, где тебя искать!
Тито вскинул ружье к плечу и прицелился в отца Ре, который сошел с крыльца.
– Выдашь нас? Ты это хочешь сказать? – спросил Тито.
Пино резко ударил Тито ногой в колено. Тито согнулся. Ружье выстрелило. Пуля прошла мимо отца Ре, врезалась в стену «Каса Альпина».
Пино в один прыжок приблизился к Тито и с силой ударил его по носу, услышал хруст, увидел, как хлынула кровь. Потом он выхватил ружье, встал, передернул затвор и навел ствол на Тито, целясь в голову.
– Прекратите это, черт побери! – сказал отец Ре, сходя с крыльца к Пино и становясь между ним и двумя людьми Тито, которые уже изготовились стрелять в Пино. – Я сказал, что дам тебе деньги на твое дело и еды на три дня. Не делай глупостей. Забирай, что я даю, и уходи, прежде чем не случилось чего похуже.
– Убейте его! – закричал Тито, утирая кровь рукавом и с ненавистью глядя на Пино и священника. – Убейте их обоих!
Нескольких мгновений тишины им хватило, чтобы принять решение. Потом люди Тито один за другим опустили оружие. Пино облегченно вздохнул, поморщился, все еще чувствуя боль в паху, и отвел ствол от головы Тито. Он отсоединил магазин и вытолкнул последнюю пулю из ствола.
Пино ждал, пока люди Тито брали деньги и еду. Двое из них ухватили Тито под мышки, игнорируя проклятия и оскорбления, которыми он их осыпал. Пино протянул ружье Тито третьему «партизану».
– Заряжай! Я убью их! – бушевал Тито, а кровь сочилась из его губы и стекала по подбородку.
– Оставь, Тито, – сказал один из них. – Он ведь священник, бога ради.
Двое «партизан» набросили руки Тито себе на плечи, чтобы увести его от «Каса Альпина». Но главарь банды оглянулся и проревел:
– Еще ничего не кончено! В особенности для тебя, парень. Не кончено!
3
Потрясенный Пино стоял рядом с отцом Ре.
– Как ты? – спросил священник.
Пино долго молчал, прежде чем ответить.
– Отец, скажите, это грех, если я задаю себе вопрос: правильно ли я поступил, не убив его?
– Нет, это не грех, – ответил священник. – И ты поступил правильно, что не убил его.
Пино кивнул, но его нижняя губа дрожала, и он изо всех сил подавлял эмоции, которые рвались из груди. Все произошло так быстро, так…
Отец Ре похлопал Пино по спине:
– Веруй. Ты поступил правильно.
Пино кивнул еще раз, но остерегся встречаться со священником взглядом – боялся заплакать.
– Где ты так научился обращаться с ружьем? – спросил отец Ре.
Пино отер глаза, откашлялся и сказал хрипловатым голосом:
– Мой дядюшка Альберт. У него охотничье ружье, «маузер» кажется. Он меня научил.
– Не могу решить, что ты проявил – отвагу или безрассудство.
– Я не мог позволить Тито убить вас, отец.
Священник улыбнулся и сказал:
– Да благословит тебя за это Господь. Сегодня я не был готов умереть.
Пино рассмеялся, содрогнулся и сказал:
– И я тоже.
Они вернулись в здание школы. Отец Ре достал лед для Пино, а брат Бормио приготовил ему завтрак – Пино мигом его проглотил.
– Ты все растешь. Скоро нам будет тебя не прокормить, – проворчал Бормио.
– А где все? – спросил Пино.
– Ушли кататься на лыжах с Миммо, – сказал отец Ре. – Ко второму завтраку они вернутся.
Пино ел вторую порцию яичницы с колбасой и черным хлебом, когда в комнату нерешительно вошли две женщины, четверо детей, а за ними мужчина лет тридцати с еще двумя мальчиками. Пино сразу же понял, что это беженцы. Он узнал загнанное выражение на их лицах.
– Ты сможешь завтра сходить на перевал? – спросил отец Ре.
Пино пошевелился на стуле, почувствовал тупую боль в паху, но сказал:
– Да.
– Хорошо. А ты можешь оказать мне услугу?
– Что скажете, отец, – ответил Пино.
– Поднимись в часовню и понаблюдай за сигналом из Камподольчино, – сказал отец Ре. – Можешь взять книги, позаниматься.
Двадцать минут спустя Пино опасливо поднялся по приставной лестнице в башню часовни. При нем была сумка с книгами; боль в паху все не проходила. От лучей солнца в башне стало удивительно тепло, слишком тепло для той одежды, которая была на нем.
Он стоял на узеньких мостках, которые вели внутрь шпиля часовни, взглянул туда, где должен был висеть колокол. Отец Ре пока еще не установил его. Пино приоткрыл узкие ставни, посмотрел сквозь просвет в скалах, позволявший ему видеть домик священника в Камподольчино приблизительно в километре внизу. Потом снял с плеча сумку с книгами, вытащил бинокль, который дал ему отец Ре, посмотрел в окуляры и в очередной раз удивился, как сильно приближают линзы дом священника. Он посмотрел на два верхних окна. Занавески задернуты. Это означало, что на перевале Шплюген находится один из немецких патрулей. Они обычно проезжали по дороге вниз, а потом вверх приблизительно в середине дня, в одно и то же время – плюс-минус час.
Пино посмотрел на часы. Они показывали без четверти одиннадцать.
Он постоял, наслаждаясь теплым весенним воздухом, глядя на птиц, летающих среди елей. Он зевнул, тряхнул головой, прогоняя неимоверное желание снова уснуть, и опять посмотрел в бинокль.
Тридцать минут спустя шторы, к его облегчению, поднялись. Патруль проехал, направляясь по долине к Кьявенне. Пино зевнул, подумал, сколько еще беженцев придет сегодня. Если их будет слишком много, придется разделить группу. Одну часть поведет он, другую – Миммо.
Его брат сильно вырос за последние несколько месяцев. Миммо уже перестал – почти перестал – быть мальчишкой, стал сильным, как и любой человек, живущий в горах. Пино впервые понял, что видит в младшем брате и лучшего друга, более близкого, чем Карлетто.
Но он подумал о Карлетто, о том, как поживают мать Карлетто и синьор Белтрамини. Он посмотрел на мостки, глаза у него слипались. Он мог бы прилечь, убедиться, что не свалится, и вздремнуть сладким, приятным…
Нет, решил он. Он может свалиться и сломать позвоночник. Он спустится и приляжет на одной из скамеек. Внизу не так тепло, но у него есть куртка и шапка. Всего на двадцать минут…
Пино понятия не имел, как глубоко и на какое время погрузился он в сон без сновидений, но что-то заставило его проснуться. Он открыл заспанные глаза, пытаясь понять, что его разбудило. Оглядел часовню, поднял взгляд на башню и…
Услышал далекий звон. Что это было такое? И откуда он доносился?
4
Пино встал, зевнул, и тут звон прекратился. Но тут же возобновился, словно молот ударял по металлу. И снова прекратился. Пино вспомнил, что оставил сумку с книгами, бинокль и фонарь на мостках. Он поднялся по лестнице, взял сумку, потянулся было к ставням, чтобы закрыть их, и тут опять послышался звон. Пино понял, что это звонит колокол церкви Камподольчино.
Он посмотрел на часы – сколько же он спал? Одиннадцать двадцать? Колокол обычно отбивал часы. А теперь звонил снова и снова…
Пино схватил бинокль, навел на окно. Штора слева была закрыта. В правом окне мигал свет. Пино уставился на него, пытаясь понять, что это значит, потом заметил, что свет загорается и гаснет через неравные промежутки времени. Он гас и снова загорался. Пино понял, что это сигнал. Азбука Морзе?
Он взял свой фонарик и мигнул им два раза. Ему ответили таким же двукратным миганием. Потом стало темно. Прекратился и звон. Затем свет замигал снова – короткими и более долгими вспышками. Когда он погас, Пино вытащил из сумки карандаш, лист бумаги и стал ждать. Когда свет замигал снова, он стал записывать сигналы в их последовательности – короткие и долгие, пока мигание не прекратилось.
Пино не знал азбуку Морзе и не мог понять, что хотел сообщить наблюдатель из Камподольчино. В любом случае Пино догадывался, что новости тревожные. Он мигнул фонариком два раза, убрал его, второпях спустился по лестнице и бегом бросился к школе.
– Пино! – услышал он крик Миммо.
Его брат несся на лыжах по склону к школе, бешено размахивая палками. Пино проигнорировал его, вбежал в «Каса Альпина», нашел отца Ре и брата Бормио – они разговаривали с беженцами в холле.
– Отец! – выдохнул Пино. – Что-то случилось.
Он рассказал про колокол, шторы и мигающий свет. Показал свою запись священнику. Отец Ре недоуменно посмотрел на точки и тире.
– Они что думают – я знаю азбуку Морзе?
– Вам не обязательно, – сказал брат Бормио. – Ее знаю я.
– Откуда? – спросил отец Ре, передавая ему бумагу.
– Выучил в… – сказал повар, и тут его лицо побелело.
Миммо бросился в комнату, услышав слова брата Бормио:
– Немцы идут к Мотте.
– Я видел их сверху! – закричал Миммо. – Четыре или пять грузовиков в Мадезимо. Солдаты обходят дома один за другим. Мы мчались со всех ног.
Отец Ре оглядел беженцев:
– Мы должны их спрятать.
– Они обыщут дом, – сказал брат Бормио.
Одна из женщин-беженок задрожала от страха:
– Нам бежать, отец?
– Они вас выследят, – ответил отец Ре.
Пино вдруг почему-то вспомнил про волов, которые разбудили его утром.
– Отец, – медленно сказал он, – у меня есть одна мысль.
5
Час спустя Пино, страшно нервничая, поднялся в башню, посмотрел в бинокль отца Ре и увидел немецкий армейский «кюбельваген» – машина вывернула с лесной дороги из Мадезимо, колеса джипа перемалывали и отбрасывали за собой грязь со снегом. Секунду спустя следом появился немецкий грузовик, но Пино не смотрел на него, а пытался увидеть, что там в первой машине за заляпанным грязью лобовым стеклом.
«Кюбельваген» чуть не упал набок, и Пино вгляделся в лицо человека в офицерской форме на переднем пассажирском сиденье. Пино узнал его даже издалека. Он видел прежде этого человека очень близко.
Охваченный ужасом, Пино спустился по лестнице, выскочил из часовни через дверь за алтарем. Не обращая внимания на звяканье колокольчиков, он вбежал через заднюю дверь в «Каса Альпина» – сначала в кухню, потом в столовую.
– Отец, это полковник Рауфф! – выдохнул он. – Глава миланского гестапо!
– Откуда ты?..
– Я когда-то видел его в мастерской моего дяди, – сказал Пино. – Это он.
Пино боролся с желанием броситься наутек. Полковник Рауфф организовал бойню в Милане. Если он отдал приказ расстреливать невиновных евреев в озере, то он не остановится перед убийством священника и группы мальчишек, спасающих евреев.
Отец Ре вышел на крыльцо. Пино остался в холле, не зная, что ему делать. Сработает ли его идея? Или нацисты найдут евреев и убьют всех в «Каса Альпина»?
Автомобиль Рауффа остановился в луже растаявшего снега, близ того места, где днем ранее Тито угрожал убить их всех. Полковник гестапо был таким, каким Пино его запомнил: лысеющий, среднего телосложения, щекастый, остроносый, тонкогубый, с пустыми темными глазами, которые не выдавали ни одной его мысли. На нем были черные сапоги, длинный двубортный кожаный плащ, фуражка с черепом над козырьком.
Взгляд Рауффа остановился на священнике, а когда полковник выходил из машины, на его лице появилась чуть ли не улыбка.
– До вас всегда так трудно добираться, отец Ре? – спросил полковник гестапо.
– Весной бывает нелегко, – ответил священник. – Вы меня знаете, а я вас…
– Штандартенфюрер Вальтер Рауфф, – ответил тот. В этот момент за его машиной остановились два грузовика. – Шеф миланского гестапо.
– Издалека вы приехали, полковник, – сказал отец Ре.
– Слухи о вас доходят даже до Милана, отец.
– Слухи обо мне? От кого? О чем?
– Вы помните семинариста? Джованни Барбарески? Он работал на кардинала Шустера. И кажется, на вас?
– Барбарески служил здесь очень недолго, – сказал отец Ре. – А что с ним случилось?
– Мы его арестовали на прошлой неделе, – сказал Рауфф. – Он содержится в тюрьме Сан-Витторе.
Пино сдержал дрожь. Тюрьма Сан-Витторе имела печальную славу страшного места в Милане еще до прихода в город нацистов.
– И какие ему предъявлены обвинения? – спросил отец Ре.
– Подлог, – сказал Рауфф. – Он изготовлял фальшивые документы. Большой умелец.
– Мне об этом ничего не известно, – сказал отец Ре. – Барбарески здесь ходил с ребятами в походы и помогал на кухне.
Эти слова, казалось, снова развеселили шефа гестапо.
– У нас уши повсюду, отец. Гестапо подобно Богу. Мы знаем все.
Отец Ре напрягся:
– Что бы вы ни думали на сей счет, полковник, вы не подобны Богу, хотя и были сотворены по Его несравненному подобию.
Рауфф сделал шаг к отцу Ре, посмотрел ледяным взглядом ему в глаза и сказал:
– Не заблуждайтесь, отец. Я могу быть вашим спасителем или вашим приговором.
– И все равно это не делает вас Богом, – бесстрашно сказал отец Ре.
Шеф гестапо несколько секунд выдерживал его взгляд, потом повернулся к своим офицерам:
– Рассеяться. Обыскать каждый сантиметр этого плато. А я посмотрю здесь.
Солдаты стали выпрыгивать из грузовиков.
– Что вы ищете, полковник? – спросил отец Ре. – Может быть, я могу вам помочь?
– Вы прячете евреев, отец? – резко спросил Рауфф. – Вы помогаете им переправляться в Швейцарию?
Пино ощутил острую изжогу, и у него подкосились ноги в коленях.
«Рауфф знает, – в панике подумал Пино. – Нас всех убьют!»
– Полковник, – сказал отец Ре, – я придерживаюсь католического убеждения, что любому человеку, жизнь которого находится под угрозой, необходимо выказывать свою любовь и предлагать убежище. К тому же это традиция Альп. Альпинист всегда помогает тем, кто в опасности. Итальянцам. Швейцарцам. Германцам. Для меня национальность не имеет значения.
Рауфф снова посмотрел на него удивленно:
– И вы помогаете кому-нибудь сегодня, отец?
– Только вам, полковник.
Пино проглотил ком в горле, стараясь не дрожать. «Откуда они знают?» Его мозг искал ответы.
«Неужели Барбарески заговорил? Нет». Нет, Пино не мог себе представить такое. Но как?..
– Что ж, помогите мне, отец, – сказал шеф гестапо. – Покажите мне вашу школу. Я хочу заглянуть во все уголки.
– С удовольствием, – сказал священник и отошел в сторону.
Полковник Рауфф направился к крыльцу, постучал каблуками, стряхивая с сапог грязь и снег, вытащил люгер.
– А это зачем? – спросил отец Ре.
– Быстрое наказание для нечестивцев, – сказал Рауфф и вошел в холл.
Пино не предполагал, что тот зайдет внутрь, и испугался, когда шеф гестапо внимательно посмотрел на него.
– Я тебя знаю, – сказал Рауфф. – Увидев человека раз, я никогда его не забываю.
Пино, запнувшись, проговорил:
– В мастерской кожаных изделий моего дядюшки и тетушки в Сан-Бабиле?
Полковник наклонил голову, разглядывая его.
– Как тебя зовут?
– Джузеппе Лелла, – ответил он. – А моего дядю – Альберт Альбанезе. Его жена, моя тетушка Грета, австрийка. Вы с ней говорили, кажется. Я прежде иногда работал у них.
– Да, – сказал Рауфф. – Все верно. А почему ты здесь?
– Отец отправил меня сюда, когда начались бомбардировки. И еще – чтобы я учился, как и все ребята здесь.
– Та-к, – проговорил Рауфф, помедлил, а потом двинулся дальше.
Отец Ре с каменным выражением лица посмотрел на Пино и последовал за шефом гестапо, который остановился перед широким входом в столовую.
Рауфф огляделся.
– Чистое место, отец. Мне нравится. А где остальные мальчики? Сколько их всего теперь?
– Сорок, – ответил отец Ре. – Трое больны, лежат в кровати с гриппом, двое помогают на кухне, пятнадцать катаются на лыжах, а остальные пытаются поймать волов, которые убежали с фермы в Мадезимо. Если не поймать их, пока не сойдет снег, они взбесятся в горах.
– Волы, – повторил полковник, взвешивая увиденное: столы, скамьи, столовые приборы, расставленные к вечерней трапезе. Он открыл дверь на кухню, где брат Бормио чистил картошку с двумя младшими мальчиками. – Безукоризненно, – одобрительно сказал Рауфф и закрыл дверь.
– Мы школа, сертифицированная властями округа, – сказал отец Ре. – Многие наши ученики из лучших семейств Милана.
Шеф гестапо снова посмотрел на Пино и сказал:
– Вижу-вижу.
Полковник осмотрел спальни и комнату Пино и Миммо. У Пино чуть не случился сердечный приступ, когда Рауфф наступил на незакрепленную доску в полу, под которой лежал приемник. Но мгновение спустя полковник пошел дальше. Он осмотрел все кладовки, место, где спал брат Бормио. Наконец он подошел к запертой двери.
– Что там? – спросил он.
– Моя комната, – ответил отец Ре.
– Откройте ее, – сказал Рауфф.
Отец Ре достал ключ из кармана, отпер дверь. Пино никогда не видел комнаты, в которой спал отец Ре. Никто ее не видел. Дверь всегда была закрыта. Когда Рауфф распахнул ее, Пино увидел маленькую комнату, узкую кровать, крохотный шкафчик, лампы, тесаный стол и стул, Библию и распятие на стене рядом с иконой Девы Марии.
– И вы здесь живете? – спросил Рауфф. – Это все ваши вещи?
– А что еще нужно слуге Господа? – сказал отец Ре.
Полковник на миг задумался. Потом повернулся и сказал:
– Жизнь аскета, жизнь, наполненная смыслом, отказ от благ и истинное благородство. Да вы просто образец для подражания, отец Ре. Моим бы офицерам поучиться у вас. Большей части армии Сало хорошо бы у вас поучиться.
– Я ничего об этом не знаю, – ответил священник.
– Ваш спартанский образ жизни восхищает меня, – серьезно сказал Рауфф. – Такой отказ от благ всегда создавал великих воинов. Вы в сердце воин, отец?
– Воин за Христа, полковник.
– Понятно, – сказал полковник, закрывая дверь. – И тем не менее о вас и вашей школе ходят скверные слухи.
– Не могу даже и представить, в чем их причина, – сказал отец Ре. – Вы все осмотрели. Если хотите, можете даже осмотреть подвал – там у нас кладовка.
Шеф гестапо помолчал несколько секунд, потом сказал:
– Я пошлю туда одного из моих людей.
– Я покажу ему, где это, – сказал священник. – Много копать ему не придется.
– Копать?
– У двери все еще метровый слой снега.
– Покажите мне, – сказал Рауфф.
Они в сопровождении Пино вышли из дома. Отец Ре завернул за угол, когда из елового леска за часовней раздались мальчишеские крики и визги. Четыре эсэсовца уже двинулись в ту сторону.
– Что это? – спросил полковник Рауфф, и в этот момент из-за деревьев выбежал вол, он мычал, пробираясь по снегу.
Миммо и другие ребята гнали его прутьями в сторону огороженной площадки близ школы, эсэсовцы наблюдали за ними.
Миммо, тяжело дыша и ухмыляясь, прокричал:
– Другие волы все еще в лесу у скалы, отец Ре! Мы их окружили, но они не хотят идти, как этот.
Прежде чем священник успел ответить, полковник Рауфф сказал:
– Вы должны построиться клином и погнать первого, куда вам надо. Остальные последуют за ним.
Отец Ре посмотрел на шефа гестапо, и тот добавил:
– Я вырос на ферме.
Миммо неуверенно взглянул на отца Ре.
– Я покажу вам, – сказал Рауфф, и Пино чуть не упал в обморок.
– В этом нет необходимости, – быстро сказал священник.
– Да нет, это будет забавно, – сказал полковник. – Я не занимался такими вещами много лет. – Рауфф посмотрел на своих солдат. – Вы четверо – со мной. – Потом он посмотрел на Миммо. – Сколько в лесу мальчиков?
– Около двадцати.
– Более чем достаточно, – сказал полковник и двинулся в сторону елей.
– Помоги ему, Пино! – прошептал отец Ре.
Пино не хотелось, но он побежал следом за немцами.
– Где вам нужны ребята, полковник? – спросил Пино, надеясь, что дрожь в его голосе не будет заметна.
– Где сейчас волы? – спросил Рауфф.
– Их прижали к скале, – сказал Миммо.
Они почти подошли к деревьям, где храпели и мычали невидимые волы. Пино хотелось развернуться и броситься наутек, но он продолжал идти. Ситуация, казалось, взбодрила шефа гестапо. Взгляд его перестал быть тусклым и темным, глаза теперь были широко раскрыты и блестели. Он улыбался от возбуждения. Пино огляделся, прикидывая, куда ему бежать, если дела примут скверный оборот.
6
Полковник Рауфф вошел в рощу, которая имела форму полумесяца, огибающего скалу.
– Волы здесь, справа, – сказал Миммо.
Рауфф убрал пистолет в кобуру и последовал за Миммо по снегу, который нигде не был таким глубоким, как в лесу. Волы побывали здесь повсюду – где-то оставили утоптанный снег, где-то – кучи навоза.
Миммо, а за ним шеф гестапо поднырнули под несколько низких ветвей, прошествовали мимо одной из самых крупных елей. Желудок у Пино готов был вывернуться наизнанку. Солдаты шли за Рауффом, Пино замыкал шествие. Он поднял голову, но не увидел беженцев, прятавшихся высоко на деревьях. Их следы были затоптаны волами.
«Слава богу», – подумал Пино, глядя на Рауффа, направляющегося к ребятам из «Каса Альпина», рассеявшимся по леску. Они окружили шесть оставшихся волов, а те покачивали головами, недовольно мычали и искали какой-нибудь выход, кроме скалы перед ними.
– Когда я дам команду, шесть ребят в середине отойдут и разделятся на две группы по трое, – сказал Рауфф, приложив одну ладонь к другой и раздвигая пальцы. – Нам нужно сделать вот такой клин. Когда они начнут двигаться, остальные мальчики побегут спереди, чтобы волы следовали за ними, куда нам нужно. Ребята по сторонам сохраняют конфигурацию клина. Коровы, волы – они, как евреи, следуют за теми, кто впереди.
Пино проигнорировал концовку, но слова команды прокричал мальчикам. Когда первый вол побежал, остальные в панике последовали за ним. Они неслись по лесу, мыча и ломая ветки на своем пути, а ребята по бокам не давали им уйти в стороны, сжимая клин, и волы вскоре уже бежали почти цепочкой.
– Так! Так! – кричал полковник Рауфф, который бежал за последним волом. – Именно этого я и добивался!
Пино следовал по леску за шефом гестапо, хотя и на некотором расстоянии. Волы выбежали из леса, разбежаться им не позволяли мальчики по бокам; немцы, включая Рауффа, который ни разу не обернулся, шли следом. Наконец Пино позволил себе оглянуться на большие ели. Их высота достигала двенадцати метров, и его взгляд уловил близко к вершине какие-то неясные очертания человеческой фигуры, цепляющейся за ствол.
Он медленно вышел из леска, увидел, что волы уже загнаны в огороженный участок и едят сено.
– Ух ты, – сказал полковник Рауфф. Он тяжело дышал и, когда подошел Пино, смотрел, улыбаясь, на отца Ре. – Это было забавно. Мальчишкой я часто занимался такими вещами.
– Кажется, вам понравилось, – сказал священник.
Шеф гестапо закашлялся, рассмеялся и кивнул. Потом он посмотрел на лейтенанта и пролаял что-то по-немецки. Лейтенант принялся кричать и дуть в свисток. Солдаты, обыскивавшие пристройки и дома жителей Мотты, бегом вернулись к грузовикам.
– Подозрения у меня остаются, отец, – сказал полковник Рауфф, протягивая руку.
Пино затаил дыхание.
Священник пожал руку немцу:
– Добро пожаловать в любое время, полковник.
Рауфф сел в «кюбельваген». Отец Ре, брат Бормио, Пино, Миммо и другие молча стояли, глядя, как разворачиваются грузовики. Они дождались, когда немцы отъехали на пятьсот метров по скользкой дороге в Мадезимо, и наконец разразились радостными криками.
7
– Я не сомневался: они знают, что мы спрятали вас в деревьях, – сказал Пино несколько часов спустя.
Он, отец Ре и беженцы сидели в столовой и ели.
Отец двух мальчиков сказал:
– Я видел, что полковник идет в нашу сторону. Он прошел прямо под нашим деревом. Два раза!
Они все начали смеяться, как могут смеяться только люди, минуту назад избежавшие смерти, – с сомнением, благодарностью и заразительно.
– Отличный план, – сказал отец Ре, похлопав Пино по плечу и поднимая бокал с вином. – За Пино Леллу!
Беженцы подняли бокалы, Пино сделал то же самое. Он почувствовал смущение, оказавшись в центре внимания, улыбнулся.
– Самое главное сделал Миммо, – сказал он.
Но ему было приятно, он даже пребывал в некоторой эйфории. Чувствовал себя могущественным – это надо же: так провести нацистов. Он на свой манер дал им отпор. Они все дали им отпор, стали частью растущего Сопротивления. Италия – не Германия. Италия никогда не станет Германией.
Альберто Аскари вошел в «Каса Альпина», не позвонив. Он появился в дверях столовой, держа шапку в руке, и сказал:
– Извините, отец Ре, но у меня срочное сообщение для Пино. Его отец звонил в дом моего дяди и просил меня найти Пино и передать ему кое-что.
У Пино внутри словно образовалась пустота. Что случилось? Кто-то умер?
– Что такое? – спросил он.
– Твой отец просит тебя как можно скорее вернуться домой, – сказал Аскари. – В Милан. Он сказал, это вопрос жизни и смерти.
– Чьей жизни и смерти? – спросил Пино, вставая.
– Я так понял, что твоей, Пино.
