Книга: Последний путь чародея
Назад: 3
Дальше: 5

4

Род положил руку жены на одеяло и поднялся с улыбкой радости и приветствия, растягивающей морщины у него на лице, улыбкой при виде своего старшего сына — но приглушённой, пытающейся пробиться сквозь печаль, какой его сын никогда не видел. Род Гэллоуглас раскрыл объятия, и Магнус наклонился обнять отца.
Через несколько минут Род разжал объятия; отступив на шаг, он с гордостью окинул взглядом сына.
— Ты явился, — тихо произнёс он, — ты явился вовремя.
— Хвала Небесам. — Магнус удивился, обнаружив, что его голос дрожит. — Ты… ты здоров, папа?
— Настолько, насколько можно ожидать, — с печалью в голосе ответил Род, и повернулся подвести Магнуса к постели. — Присаживайся, сынок, и скажи ей, что ты дома.
Магнус сел. Ему снова на миг показалось, будто он смотрит на незнакомого человека; но затем увидел под следами губительной болезни знакомые черты и взял мать за руку. Но такую неправдоподобно невесомую руку, такую исхудалую! Её глаза открылись; она озадаченно нахмурилась, подняв взгляд на массивного незнакомца у её постели. А затем узнала сына, и улыбка преобразила её лицо. На мгновение минувшие годы отлетели прочь, и она сделалась такой, какой он её запомнил при расставании.
— Ты здесь, — проговорила знакомым голосом. — Ты вернулся. — С огромным усилием она приподняла руки на несколько дюймов.
Магнус быстро просунул свои руки под её и нежно наклонился, чтобы заключить в самые нежные объятия.
Род парил рядом, беспокойство в нем боролось с радостью, когда он глядел на первенца и жену. Глаза его на мгновение затуманились, когда он вспомнил шумного златовласого карапуза, отскакивающего от стен, обучаясь левитировать, и обеспокоенную молодую мать, бросившуюся поймать его. Затем реальность настоящего вытеснила воспоминания, и он поглядел с нежной заботой на них обоих.
Когда Магнус выпустил мать из объятий и мягко уложил её обратно на подушку, она радостно улыбнулась, с гордостью глядя на него, и тихо попросила:
— А теперь расскажи мне. Расскажи обо всем, чем ты занимался.
— Но ты же это знаешь, — возразил он. — Грегори должен был вам все передавать.
— Нет, расскажи, где ты побывал и чем занимался. — Она, казалось, устала от одного усилия произносить слова. — Конечно, он сообщал нам многое. Но не мог рассказать нам ни о том, какие чувства ты испытывал, ни о том, какие люди заполняли твою жизнь.
И тогда Магнус заговорил — не о жителях Меланжа, или Олдейры, или Мидгарда, а о тяжёлых эмоциональных испытаниях, которые он пережил там, о своём лишившемся иллюзий собрате–холостяке Дирке Дюлене, об их общих переживаниях и победах, о том, как Дирк влюбился и остался на одной из планет; когда корабль Магнуса улетал на поиски других миров, где требовалось освободить угнетённых, и наконец об Алеа, об их растущей дружбе.
Мать слушала, не убирая своей ладони из его руки, открывая время от времени газа встретиться с ним взглядом при каком–нибудь особенно выразительном замечании, но всегда с той лёгкой улыбкой спокойствия и радости от его присутствия — и Магнус знал, что она в тaкoй же мере прислушивается к теснящимся у него в голове эмоциям и образам, как и к произносимым им словам. Увидев однако, как сильно она устаёт, он сказал:
— Ну, хватит пока. Завтра я снова поговорю с тобой; будет ещё время рассказать.
— Возможно. — Глаза её снова открылись, глядя прямо на него, и он на мгновение почувствовал прежнюю силу, власть этой изумительной женщины, которая выносила, родила и вырастила его. — Приведи её, — приказала она. — Эту свою боевую подругу, эту Алеа. Я должна встретиться с ней.
Магнус знал, что она, должно быть, переутомилась.
— Завтра…
— Завтра для меня может и не быть, сынок. — Ей пришлось приложить немало сил для того, чтобы произнести эти слова. — Приведи её сейчас.
Магнус уставился на неё, чувствуя новый прилив горя, но затолкал его поглубже и кивнул, закрывая глаза, а затем мысленно потянулся к Алеа.
Сидящая в комнате внизу Алеа почувствовала его мольбу и оборвала речь на середине фразы, глядя невидящим взором на остальных женщин, а затем поднялась и без малейших объяснений и оправданий бросилась к двери.
Женщины посмотрели ей вслед, а затем обменялись улыбками.
— Её нельзя винить за такую бесцеремонность, — высказалась Ртуть, — раз он столь сильно нуждается в ней.
— Да, но знает ли он об этом? — спросила Корделия. — Он называет её своим товарищем, но знает ли он, что она стала нужна ему?
— А знает ли она, что стала нужна ему? — ответила контрвопросом Алуэтта.
— Если и знает, то не желает признаться в этом даже самой себе. — Но говоря это, Корделия по–прежнему улыбалась.
Ртуть ответила на её улыбку своей.
— Она проделала долгий путь к исцелению, независимо от того, знает ли сама о сём или нет.
— Она готова рискнуть полюбить вновь, — кивнула Алуэтта.
— Но готов ли Магнус? — Улыбка Корделии переросла в усмешку при упоительной мысли о том, как она будет дразнить старшего брата.
Лицо Алуэтты потемнело от чувства вины.
— Будет ли он вообще когда–нибудь готов к этому?
* * *
Когда Алеа выскочила из гостиной, Джефри поднялся и прошёл с ней к лестнице:
— Первая дверь налево. Удачи тебе.
— Спасибо, — отрывисто поблагодарила Алеа и бросилась наверх, недоумевая, с чего это он потрудился пожелать ей благополучия.
Она ворвалась в комнату наверху и замерла при виде открывшейся её взгляду сцены — её друг и боевой товарищ сидел сгорбившись на слишком низком для него стуле, держа за руку лежащую на постели старуху, и на топчущегося по другую сторону постели пожилого человека. Она сообразила, что это должно быть его родители, и перестала обращать на них внимание, как на лиц второстепенных, и быстро и осторожно подошла к Магнусу.
Тот поднял на неё взгляд, почувствовав её присутствие, и в его взгляде читалась открытая мольба, даже когда он произнёс:
— Алеа, я хотел бы познакомить тебя с моей матерью, леди Гвендайлон. Мама, это моя боевая подруга Алеа, которая не раз сражалась бок о бок со мной и всегда давала мудрые советы.
— Счастлива познакомиться, миледи. — Алеа повернулась к женщине. — Ваш сын был мне… — Тут она замолчала, так как встретила взгляд старой женщины, тусклые глаза которой вдруг сделались молодыми и полными жизни и держали Алеа в оковах, так что ей полагалось бы внутренне завопить, пытаясь вырваться на волю — но в этих глазах было что–то настолько успокаивающее, такое понимание и сочувствие, что Алеа почти смирилась с таким вторжением.
А это было именно вторжение, так как Алеа почувствовала, как разум Гвендайлон сливается с её собственным, читая историю её жизни — страданий из–за бросившего её возлюбленного, горя из–за смерти родителей, ужаса и ярости из–за обращения с ней соседей, которым судья отдал её в рабство, страха и паники при бегстве от них, её насторожённости, по отношению к подружившемуся с ней молодому великану, насторожённости которая постепенно убывала во время пяти совместных путешествий, когда Алеа снова научилась доверять, но никогда полностью, никогда без страха быть преданной, даже хотя он стойко переносил её вспышки и терпеливо и разумно отвечал на её нападки и наскоки…
А затем полный жизни взгляд угас, и Алеа снова видела перед собой лишь слезящиеся старые глаза умирающей женщины — и только её цветущая улыбка согревала Алеа, как раз когда леди Гвендайлон произнесла:
— Рада, что мой сын нашёл столь хорошую спутницу — и благодарю тебя за спасение его жизни.
— Он отблагодарил меня спасая мою, — заверила Алеа с недоумением, почему её волнуют чувства этой незнакомой женщины.
Леди Гвендайлон повернулась к мужу; пальцы её дёрнулись в нетерпеливом жесте.
— Выйдите, выйдите оба, мужчины. Мы должны по говорить о женских делах.
В душе Алеа вспыхнуло неудовольствие из–за перспективы остаться наедине с этой чужой женщиной столь скоро после знакомства — но Гвендайлон снова обратила взгляд к Алеа, и та поняла: эта женщина кто угодно, только не чужая.
Род со вздохом обошёл постель, поманив за собой Магнуса.
— Идём, сынок. Бывает, когда с твоей матерью можно спорить, но не сейчас.
— Но… но она же… — Магнус не мог заставить себя произнести слово «слабая».
— Для сего я найду довольно сил, — заверила его Гвен, и голос её снова сделался сильным. — Иди и расскажи отцу, чему ты научился.
Магнус обеспокоенно повернулся к Алеа.
— Если возникнет хоть малейшая надобность…
— Я тотчас же тебя позову, — пообещала Алеа. — Не забывай, я обучалась медицине в трёх различных культурах. Доверься мне, Гар.
— Доверюсь. — Он крепко сжал ей руку.
Она чуть не отпрянула, поскольку он, казалось, не просто поручал ей заботы о тяжело больной — но твёрдо удержалась на месте и даже сумела улыбнуться, глядя ему в плаза. А затем отец взял его за локоть и вывел из спальни. Она посмотрела им вслед, дивясь тому, что такой дряхлый старик мог породить сына на полтора фута выше него. Конечно он и сам некогда был на несколько дюймов повыше, а Гар возвышался и над братьями.
— Гар? — спросила старая женщина.
Алеа снова повернулась к ней, испытывая чувство вины за то, что позволила себе отвлечься.
— Так он себя называет, когда высаживается на какой–то планете — Гар Пайк. Зваться так он начал, чтобы запутать шпионов, своих прежних коллег.
— Да, ПОИСКа. — Улыбка Гвен, казалось, снова обняла её. — Рада, что он покинул организацию своего отца, хотя я могла бы пожелать, дабы он остался дома. Однако, тогда он бы не повстречал тебя, и поэтому хорошо, что он уехал,
— Да не такая уж я и особенная, — возразила Алеа, но уселась на освобождённый Гаром стул.
— Для него — особенная, — заверила её Гвен. — Скажи, как его душа?
Алеа уставилась на неё, пригвождённая к месту этим вопросом — и его смыслом. Она ведь ему только друг! Что там ей известно о душе Магнуса?
Однако она не могла сказать такого умирающей матери. И вместо этого ответила, тщательно подбирая слова.
— Я могу лишь догадываться, миледи, так как он едва ли тот, у кого душа нараспашку.
— Он был таким до того, как уехал отсюда, — печально промолвила Гвен, — но даже в те немногие часы перед тем как отбыть к звёздам, он стал… очень замкнутым.
Алеа нахмурясь подалась вперёд.
— Что с ним случилось, миледи?
— Ты должна услышать сие от него, — вздохнула его мать, — ибо я не могу обмануть его доверия.
— Думаю, я кое–что знаю об этом деле, — сказала Алеа, — и оно связано с той ведьмой внизу.
Гвен улыбнулась, слегка позабавленная её словами; это, казалось, потребовало большого усилия.
— В сём доме все женщины ведьмы, Алеа, по крайней мере по местному обычаю.
— Это так у вас в народе называют эсперов? Гар мне кое–что рассказывал об этом — едва ли удивительно, для людей, которые не понимают, как это можно летать на метле или читать чьи–то мысли. Однако, я-то говорю об Алуэтте.
— Не вини её за красоту, — попросила Гвен, все с той же мягкой вымученной улыбкой. — Она ныне не та, коей была тогда — убийцей по имени Финистер. Я многое узнала о её душе за несколько дней, когда приложила много сил дабы показать, ей как исковеркали её жизнь ложью.
— Я постараюсь простить её, — холодно пообещала Алеа, — как простил Гар — хотя в душе он, думаю, не извинил её.
— Он и не может, пока душа его не исцелится, — печально произнесла Гвен. — И о сём должна позаботиться ты, девушка, ибо у меня больше нет сил.
Алеа уловила невысказанное старой женщиной — что её больше не будет здесь, дабы заняться этим.
— Я не могу закончить за вас вашу работу, миледи.
— Да, но можешь закончить свою. — Рука Гвен шевельнулась на одеяле, тянясь к ней. Чуть ли не вопреки своей воле, Алеа взяла её. В этой умирающей женщине присутствовало некое качество, некая мягкая власть, которая заставляла повиноваться — почти как у её родной матери… — Я прошу тебя лишь закончить начатое тобой.
— А что я начала? — недоуменно нахмурилась Алеа.
— Делать для него то, что он сделал для тебя, — просто сказала Гвен.
— Да, он в значительной мере исцелил меня, — ответила Алеа, поборов неразумный страх, — но он это сделал обращаясь со мной как с равной, обучая меня всему, что знает.
— Только ли так? — спросила Гвен голосом, едва тянущим даже на шёпот.
Алеа поняла, о чем спрашивала старая женщина, но не хотела говорить об этом.
— Он был мне другом, надёжным другом, и в какой–то мере вернул мне чувство собственного достоинства … — Она оборвала фразу.
— Обращаясь с тобой так, словно ты очень ценна для него? Ты дала ему понять то же самое?
— Он ведь наверняка должен…
Но старая женщина снова слабо покачала головой из стороны в сторону.
— Мужчинам требуется сказать, девушка, иначе они будут отрицать то, что видят и слышат.
Ну, Алеа пришлось признать, что в этом есть доля истины.
— Я ему друг, — упорствовала она. — Ценный друг, и ничего более.
— Следуй, куда тебе сердце подскажет, — прошептала Гвен, — иначе никогда тебе не познать полного счастья.
— Моё сердце ничего мне не подсказывает, — отрезала Алеа.
— Только потому, что ты не прислушиваешься к нему. — Глаза Гвен устало закрылись; она слабо вздохнула. — Ты должна научиться слушать.
Алеа ощутила гнев и желание сопротивляться при таком приказе, но ей было невыносимо выразить это умирающей женщине. Гвен поняла, о чем она думает; губы её тронула слабая улыбка, а веки затрепетали, она бросила знающий взгляд на Алеа.
— Кто сказал, будто я должна? — с вызовом спросила Алеа.
— Судьба, — выдохнула Гвен, а затем произнесла беззвучно, про себя: «Прости, но я очень устала и должна теперь отдохнуть».
Как же Алеа поняла?
Наверно преподанные Магнусом уроки телепатии сработали — или одно лишь присутствие старой эсперши увеличило силу талантов Алеа. Так или иначе, она поняла, что наступает время помолчать — но и оставлять этого ковообретенного друга тоже не собиралась. И поэтому осталась сидеть около постели, держа руку старой женщины в своей, цепляясь за неё ради сообщаемой ею силы и тепла в те немногие оставшиеся часы, прежде чем Гвен заберут у неё.
* * *
Закрыв за собой дверь, Магнус тихо прошептал своему отцу:
— Почему она не в самом современном госпитале на Земле?
— Потому что её бедное тело не выдержит ускорения при взлёте, — печально ответил Род. — Таково мнение двух самых лучших врачей на Грамарии.
Магнус на мгновение озадаченно нахмурился, а потом спросил с оттенком насмешки:
— Ты имеешь в виду Корделию и Грегори?
— Да, но из монастыря приехал брат Эскулапий и подтвердил диагноз, — сказал Род. — Также как и мать–настоятельница ордена кассет.
— Я думал, сестра Паттерна Теста отказывалась от этого звания.
— Да, но теперь женский монастырь приобрёл официальный статус, и поэтому ей тоже пришлось соответствовать. — Род покачал головой. — При данных обстоятельствах, её диагнозу я доверяю больше, чем его.
— Что? Женщине, которая специализируется на психических расстройствах? — Магнус нахмурился. — Ведь не будешь же ты утверждать… — А затем он уловил смысл сказанного и поднял голову, с расширившимися от ужаса глазами. — Дело в её нервной системе!
— Частично в ней, — согласился Род, — но в действительности — во всем её теле. Оно просто изнашивается, сынок.
— Как такое может быть!
— Потому что она на четверть эльфесса, — ответил Род и подождал.
Мозг Магнуса яростно заработал перебирая, цепочку фактов в попытке нагнать то, на усвоение чего у отца ушёл не один месяц. Да, он знал, что его дед (который никогда не признавался в родстве, но все равно был самым любимым дядей его детства) наполовину эльф, и поэтому его дочь принадлежала на четверть к Древней Крови — что на Грамарие означало одну четвёртую ведьмина мха, странной местной субстанции, способной принимать форму под воздействием мыслей проецирующего телепата. Какая–то не подозревающая о своём даре телекинетичка давным–давно рассказывала сказки о Крошечном Народце, и комки древесной губки в ближайшем лесу собрались воедино, сформировались в существо, способное стоять и ходить, а затем все больше и больше превращавшееся в эльфа, того, который мог воспроизводить свой вид, того, который…
— Гены! — Магнус уставился на отца. — Эльфы способны к воспроизводству, значит их формирование разработано на таком глубоком уровне, что телепатически чувствительная древесная губка сформировала даже цепочки ДНК!
— Да, — тихо промолвил Род, — и когда это создание взаимодействовало с настоящими человеческими генами, оно только модифицировало их, так что они становились крайне долгоживущими…
— Но эльфы же живут вечно! Разве мама не должна тогда… — голос Магнуса стих, когда в голову ему пришло страшное подозрение.
Род внимательно наблюдал за ним, увидел по его глазам, что он понял, и кивнул.
— Когда гены из ведьмина мха превосходятся в числе два к одному, то похоже, что они в конечном итоге распадаются. Можно сказать, что они сокрушаются действительностью.
Магнус уставился на него, все ещё размышляя.
— Но разве Корделия не могла… — проговорил наконец он. — Я хочу сказать, если гены стали повреждёнными, то разве она не могла бы…
— Воссоздать их? — Род кивнул. — Мы думали об этом — но к тому времени, когда мы до этого додумались, эльфийские ДНК уже так сильно разрушились, что мы не могли уже знать наверняка, как они выглядели прежде.
— Значит надо скопировать человеческие! — Но ещё не успев закончить фразу, Магнус уже начал понимать, каков будет результат.
Род снова кивнул.
— Какие человеческие — гены её матери или её бабки? В любом случае, получившееся существо возможно будет жизнеспособным, но оно не будет твоей матерью.
— Да, я понимаю. — Взгляд Магнуса сделался блуждающим. — Значит выбор у неё — умереть или жить, но не быть собой.
— И ты возможно будешь тем, кто отыщет философа и спросит у него, чем это последнее отличается от смерти. — Род покачал головой. — Я лично знаю лишь одно: я теряю женщину, которую люблю — но по крайней мере она честно предупредила меня заранее.
— Как будто у неё был какой–то выбор!
— А разве нет? — Род сцепился взглядом с сыном, и на мгновение в его глазах запылала прежняя отцовская власть. — Думаешь это случайность, что она оказалась ещё живой, когда ты приземлился?
Магнус похолодев уставился на него в ответ. А затем медленно произнёс:
— Она ждала меня.
Род кивнул, не отрывая взгляда от сына. Магнус с тяжёлым усилием отвернулся.
— Значит я заставил её дольше страдать?
— Нет, никакой боли она похоже не испытывает, — успокоил его Род, — просто сильно устаёт — а этому может помочь частый и долгий сон. Хотя меня это всегда пугает, потому что я никогда не знаю наверняка, проснётся ли она… — Его взгляд набрёл на дверь спальни. — Она сейчас бодрствует страшно долго…
Взгляд Магнуса устремился в пространство, его мысль соприкоснулась с мыслями Алеа.
— Нет. Она снова спит, и Алеа ни на секунду не выпустит её руки.
— Вполне понимаю её чувства. — В улыбке Рода сквозила почти нежность. — Ты хорошо выбираешь себе спутников, сынок. Однако, идём — нам лучше сменить её. — И двинулся обратно к спальне Гвен.
Магнус последовал за ним, зная, что отец спешит взять другую руку жены.
* * *
Дверь открылась — и Алеа, подняв голову, увидела, как в спальню вошёл карлик. Она уставилась на него во все глаза, так как у этого карлика были голова и верхняя часть тела рослого мужчины, но очень короткие руки и ноги.
Он встретился с ней взглядом и степенно кивнул.
— Добрый вечер, девушка.
Алеа осознала свою грубость и встряхнулась.
— Вечер добрый, сэр. Я — Алеа, боевой товарищ Магнуса.
— А также его спутница, если верить словам Грегори. — Коротышка уселся напротив неё. — Я — Бром О'Берин, давний друг сей семьи.
— Для меня большая честь познакомиться с вами, сэр.
— Для меня тоже. — Но Бром посмотрел на спящую женщину, и лицо его покрылось виноватыми морщинами.
— Моя вина, — негромко произнёс он.
— Как такое может быть? — нахмурилась Алеа. Бром бросил на неё раздражённый взгляд.
— Да потому что вся её жизнь — моя вина!
Назад: 3
Дальше: 5