2
Алеа мигом освободилась от амортизационных ремней и оказалась рядом с ним, не отставал от него ни на шаг, когда он шёл к шлюзу. Когда они вошли в него, она схватила два прислонённых к стене посоха и сунула тот, который подлиннее, в руку Магнусу.
— Для чего мне это? — воззрился на него Магнус. — Мне не требуется быть готовым к бою — я же дома!
В среднюю часть фразы она не поверила, не могла поверить, глядя на него, но сказать об этом тоже не могла.
— Я, знаешь ли, не калека, — уведомил он её. — И опора мне не нужна.
В это она тоже не поверила, но сказала лишь одно:
— А мне нужна. Ты ведь не хочешь смущать меня, не так ли?
Магнус похоже удивился и едва пробормотал «нет», как наружная дверь открылась, и перед ними вытянулся сходной трап, блеснув серебром при лунном свете, открывавшем взорам стоявшую внизу кучку людей.
Магнус задержался на миг, набираясь решимости, хотя, как подозревала Алеа, заметила это наверное только она, а потом, казалось, совершенно расслабился и вышел на мост, ведущий к родному дому — шагая все быстрей и быстрей, до тех пор, пока с улыбкой и радостным криком не сгрёб в медвежьи объятия троих встречающих.
Алеа последовала за ним помедленней, давая ему время, давая время им, отчаянно надеясь, что они ответят на его явственную приязнь тем же.
Когда она сошла с трапа, одна из фигур прекратила висеть у Магнуса на шее и сумела высвободиться из его рук, после чего широко улыбаясь произнесла, глядя на него сияющими глазами:
— С возвращением, брат.
Девушка была невысокой, стройной и фигуристой, она была прекрасной, и у Алеа ёкнуло сердце. «Это всего лишь его сестра, — неистово подумала она, — всего лишь Корделия, его сестра». Но теперь она знала, какой стандарт красоты Магнус видел перед собой с самого детства, знала, что стандарт этот являл собой все, чем не была она, и в сердце у неё поселилась тоска.
Затем из объятий брата высвободились и двое других встречающих и отступили на шаг, с такими же широкими улыбками, как у Корделии. Эти оказались двумя юношами, один — широкоплечий и поджарый, а другой — стройный и большеглазый, но окружённый аурой силы.
Магнус повернулся к более худощавому юноше в длинном балахоне, и Алеа увидела, что он удерживается от так и просящихся на язык слов.
Грегори тоже увидел это.
— Давай, скажи это! — рассмеялся он. — «Как ты вырос!»
— Я оставил тебя совсем подростком, — дипломатично произнёс Магнус, — а нахожу тебя мужчиной в расцвете лет. — Он повернулся к более мускулистому юноше в камзоле и шоссах. — И тебя, Джефри, тоже несколько больше чем было, когда я отбыл.
— И тебя. — Джефри ухмыльнулся во весь рот старшему брату усмешкой, в которой сквозил оттенок вызова. — Ты в той же мере набрался и умения биться?
На лицо Магнуса набежала тень.
— Я повидал много боёв, брат, слишком много — хотя не могу утверждать, будто исход их решило моё умение.
Джефри удивлённо воззрился на него, и на мгновение возникло неловкое молчание. Этой паузой воспользовался подошедший к Магнусу коренастый юноша, повыше Джефри, но намного ниже Магнуса. Он сжал обеими руками свободную руку Магнуса со словами:
— И впрямь с возвращением тебя, шурин.
Но что это такое? Как мог этот могучий великан, этот неукротимый воин, этот Магнус, её Магнус, кланяться и говорить:
— Мой государь.
Лицо блондина скривилось, как от боли.
— Слава Небесам, я тебе ещё не король, Магнус. Полно, встань и будь мне другом, каким был всегда.
Так значит это принц Ален, сообразила Алеа. Она обвела взглядом трёх других встречающих, определяя их имена по тем сведениям, которые узнала только за последние несколько недель. Грегори оказался не таким худеньким, каким она считала его со слов Магнуса — десять лет и впрямь сотворили чудеса. А вот Джефри был точь–в–точь таким, каким она его себе представляла, мускулистым и кажется рвущимся с поводка в драку даже здесь с родными — но Корделия выглядела ещё прекрасней, чем Алеа считала её по описанию Магнуса.
В отчаянии она обратила взор к двум молодым женщинам, стоящим, молча глядя на происходящее, но вид новобрачных жён братьев не принёс никакого облегчения. Рыжая нетерпеливо шевельнулась, и её юбка колыхнулась, разойдясь и открыв на миг затянутое в шоссы бедро — значит это воительница, одетая так, чтобы юбки не мешали ей, когда она будет вскакивать на коня. А это означало, что та, волосы которой казались при лунном свете белыми как снег, никто иная… Алеа подобралась, пытаясь сдержать нарастающий гнев.
Магнус выпрямился и обнял своего старого друга–принца. Алеа сообразила, что он высказал свою точку зрения, проявив при этом большое и нелегко добытое умение, но дипломатическое, а не боевое. Когда он отступил на шаг, разжав объятия, Корделия подхватила Алена под руку и прижалась к нему со словами:
— Да, Магнус, обними его как брата, а не как принца.
— Прилети я годом раньше и мог бы успеть на ваши свадьбы, — подосадовал Магнус. — Но по крайней мере…
Возникло неловкое молчание, когда все добавили оборванное им окончание фразы: «По крайней мере мать до этого дожила». Эта мысль омрачила радость, вызванную возвращением Магнуса. Затем Корделия выдавила из себя улыбку и сказала:
— Теперь меня совсем не так сильно превосходят в численности, Магнус. У тебя теперь три сестры. — Она повернулась к двум другим женщинам. — Та, у которой огненные волосы и такой же характер, это Ртуть.
Рыжая шагнула вперёд, по–собственнически беря за руку Джефри, но другую протянула Магнусу.
— С возвращением, брат.
Магнус торжественно взял протянутую руку и поцеловал её. Глаза у Ртути расширились от удивления, а у Джефри — потемнели, но прежде чем он успел возразить, Магнус выпустил руку и отступил на шаг, окидывая их взглядом с головы до ног и улыбаясь все шире.
— Я б сказал, вы отлично подходите друг к другу — и впрямь отличная пара. Надеюсь, небо благословит вас дочерьми, так как они будут образцом красоты.
— Что, брат? — вознегодовал Джефри. — Ты не желаешь мне иметь сыновей?
— Столько, сколько сумеет тебе подарить твоя леди, Джефри, — заверил его Магнус, — так как они несомненно будут столь же буйными, сколь и красивыми.
— Да пусть будут хоть настоящим наказанием господним! — улыбнулась Ртуть. — Думаю, я смогу справиться по меньшей мере с полудюжиной.
Джефри с удивлением посмотрел на неё, но тут Грегори кашлянул, и Магнус поднял взгляд, а затем казалось внутренне одеревенел, и его улыбка сделалась немного более жёсткой, даже застывшей, и Алеа, гадала понял ли кто–нибудь кроме неё, что он весь подобрался.
— Брат, — серьёзно произнёс Грегори, подводя к нему ошеломляющее видение с облаком золотых волос вокруг головы, — познакомься с моей женой, Алуэттой.
Та нерешительно шагнула вперёд, очень нерешительно, казалось готовая чуть ли не броситься бежать, глядя на Магнуса широко раскрытыми в испуге глазами.
— Тебе незачем разговаривать со мной если не желаешь. Мы уже знакомы.
«Ведьма!» — Алеа плотно сжала губы, не давая вырваться этому слову. Эта была она, та самая мучительница её Магнуса, та, которая терзала его сердце, которая унизила и опозорила его. Алеа порадовало, что она не знала, как именно эта женщина искалечила его, поскольку ей и так было достаточно трудно удержаться от порыва броситься вперёд и сразить эту волчицу на месте.
— Знакомы? Я никогда тебя не встречал. — Магнус пожал ей руку, хотя и несколько напряжённо, и его пальцы держали её ладонь словно безжизненные — но его улыбка, хотя и неподвижная, все же оставалась на месте, и он действительно сумел вызвать у себя во взгляде какую–то теплоту. — Никогда не встречал тебя в каком–либо ином обличье, кроме твоего собственного, и должен сказать, оно куда красивей любой проецируемой тобой иллюзии.
Алуэтта покраснела и опустила глаза, и достаточно знающая мужчин Алеа поняла, что этот жест делал её ещё более привлекательной — но Магнус казалось его не заметил. Она подняла взгляд и посмотрела ему прямо в лицо.
— Грегори рассказывал мне, что когда логика требовала умертвить меня, ты был одним из тех, кто подал голос за пощаду. И я благодарю тебя за спасение моей жизни.
— А я тебя, за то, что ты подарила моему брату счастье, которого, как я думал, ему никогда не увидеть. — Но говоря это, Магнус все равно стоял как деревянный.
Наступило недолгое, но неловкое молчание. Затем Магнус поднял голову, обвёл взглядом маленькую группу встречающих, и спросил:
— Отец… он…
— Не отходит от мамы, — сообщила ему Корделия. — Он не покинул бы теперь её даже ради твоего возвращения домой — но я знаю, что ему почти так же хочется увидеть тебя, как и ловить каждый её вздох. Идём, брат.
Она повернулась было, готовясь уйти, но Магнус схватил её за руку.
— Нет, погоди. Вы все должны познакомиться с моим боевым товарищем. — Он обратился к Алеа с улыбкой облегчения, но в глазах у него стояло загнанное, умоляющее выражение. Она в шоке непонимающе уставилась на него, но он сказал лишь: — Как тебе удалось даже здесь найти способную укрыть тебя тень?
— При свете полной луны, когда столько вас отбрасывает эту самую тень? — фыркнула Алеа. — Какие тут могли быть трудности? — Но тем не менее она шагнула вперёд, крепко сжимая посох, чтобы не дрожали руки, глядя поочерёдно на Джефри, Грегори и Корделию, и подчёркнуто не смотря на дам. — Я Алеа, которую он принял под своё крыло из милосердия.
— Скажи уж лучше из инстинкта самосохранения! — возразил Магнус и объяснил братьям и сестре: — Она по меньшей мере десяток раз спасала мне жизнь.
— А ты — мне, — огрызнулась Алеа.
— А, — тихо произнёс Джефри, — тогда между вами уже прочные узы.
Алеа в удивлении повернулась к нему. Уже? Что он хотел сказать этим «уже»? Но Ртуть кивала, соглашаясь с мужем, и Алеа встретилась с ней взглядом. Они на мгновение посмотрели друг другу прямо в глаза, и воительница узнала воительницу. Нет, не только узнала — каждая поняла, как важна для другой её честь и что они до конца своих дней смогут положиться друг на друга в бою, как бы там они ни ссорились в мирное время.
А уж без ссор у них не обойдётся, испытывала уверенность Алеа — ссориться они будут столь же легко и естественно, как кошка с собакой. Но она никогда не будет ссориться с Алуэттой, так как стоит ей хоть раз начать, и она разорвёт эту ведьму на куски.
Ртуть рассмеялась негромким, мелодичным и каким–то очень успокаивающим смехом. И протянула руку Алеа со словами:
— Идём, воительница, ибо мы с тобой по–моему товарищи по оружию.
Алеа оттаяла и шагнула вперёд взять протянутую руку, чувствуя, как улыбка у неё на лице, о существовании которой она и не подозревала, становится все шире. И повернувшись пошла рядом с воительницей.
— Если я не ошибаюсь, этот посох из ясеня, — заметила Ртуть. — Ты его долго морила или нашла уже выдержанным?
— Я его выбрала из упавшего дерева, — ответила Алеа, и обе пустились сравнивать свой взгляд на оружие. Корделия шла следом за ними, едва скрывая улыбку, подхватив под руку Алуэтту, успокаивающе потрепав её по запястью.
Грегори повернулся к Магнусу, и лицо его сделалось серьёзным.
— Идём, брат. Мама ждёт.
* * *
Пока Гэллоугласы и их супруги отвлеклись на встречу после долгой разлуки, было довольно легко отвлечь их ещё чуть сильнее, спроецировав мысль, гарантирующую, что они будут замечать только друг друга, а не какое–то странное животное и уж определённо не инопланетянку — и поэтому Незаметная, «заяц» с далёкой планеты, с огромной шарообразной головой и слишком маленьким для него кошачьим телом, неслышно спустилась по сходням и рванула укрыться среди окружающего леса. Спрятавшись, она сразу повернулась направить мысль в сторону корабельного компьютера, стирая сегмент его памяти; он так никогда и не вспомнит, как она проскочила по сходням. Подымаясь из трюма к шлюзу, она парализовала по пути все сенсоры, и поэтому компьютер и так не должен знать о её выходе, но никогда не вредно добиться полной гарантии.
Сделав это, она сложила под собой короткие ноги и расположилась понаблюдать за встречей людей и вкусить смесь их эмоций. Незаметная была очень сильной телепаткой, вполне вероятно куда более мощной, чем любой из двух опекаемых ею людей, даже более мощной, чем Грегори — эта способность хорошо послужила её виду при подъёме по эволюционной лестнице. Телепатия предупреждала её сородичей о приближении врагов; телепортация и левитация предоставляли им возможность скрыться; а телекинез избавил от необходимости развивать руки. Поэтому Незаметная забавлялась, наблюдая за комичным поведением людей, наслаждаясь богатством их чувств. Какое постояйное развлечение они обеспечивали! Какими странными и замечательными были их чувства гнева и ненависти, любви и радости! Какие тонкие оттенки эмоций, переходящих одни в другие, какая замечательно парадоксальная их способность ощущать сразу несколько стремлений, какая восхитительная способность управлять ими!
На этой встрече после разлуки преобладала радость, но под ней таилось беспокойство, исходящее не от одной только Алуэтты, но и от всех Гэллоугласов — беспокойство по поводу того, что возвращение Магнуса может сместить сложившееся между ними в его отсутствие равновесие, потрясение и озабоченность тем, как сильно он постарел за десять лет, расстройство из–за тяжёлых испытаний, которые ему явно довелось пережить, таящаяся тревога, что эти испытания сделали его огромную ментальную мощь ещё сильнее, чем когда он отбыл — и озадаченность при виде привезённой им с собой высокой гибкой женщины.
Незаметная улыбнулась, позабавленная, как всегда, человеческими слабостями. Она ощутила перемену в настроении и подивилась тому, как люди могли стать столь мрачными просто из–за смерти других, поскольку её сородичи, подрастая и едва достигнув зрелости, теряли всякий интерес к своим родителям. В свою очередь, их отцы и матери утрачивали всякий интерес к своему потомству, коль скоро оно выходило из возраста котят. Они разбредались в разные стороны, и если встречались через несколько месяцев, то едва могли вспомнить, кого перед собой видят.
Поэтому инопланетянка лежала, наблюдая за людьми, заново заинтригованная странными эмоциями этих глупых человеков и дивясь силе их чувств. Они так сильно волновались друг о друге, эти глупые двуногие создания! И почему они позволяли стольким вещам так много для них значить? Разве они не знали, что жизнь коротка, и по сравнению с недолгой продолжительностью жизни ничто не имело настоящего значения? Она зондировала разум двух своих подопечных и знала ответ — они подозревали об этой незначительности, но отказывались принять её к сведению и набрасывались на жизнь с ещё большей решимостью.
Незаметная наблюдала за ними, пока самый высокий, тот самец, которого она считала одним из своих, не повернулся к космическому кораблю и не отдал приказ, после чего трап убрался в корабль, люк закрылся, а огромный золотистый диск бесшумно оторвался от земли, поднялся над вершинами деревьев, а потом устремился в небо, уменьшаясь до точки, крапинки света, а затем и вовсе исчезнув.
Люди двинулись прочь, но Незаметная лежала не шевелясь, мысленно следуя за ними, зная, что может отследить их за сотни миль. Она заметила, что владевшие их умами дурные предчувствия стали ещё сильней, когда они отъехали — дурные предчувствия из–за надвигающейся смерти их матери, но также и из–за новых отношений друг с другом, которые они должны будут выработать.
Инопланетянка решила, что ей желательно быть поближе к цели их поездки, и поднялась, потянулась, а затем повернулась, собираясь потрусить за всадниками — и резко остановилась, уставясь на преградивших ей путь существ, изумлённая тем, что совершенно не заметила, как они приблизились. Впервые за много десятилетий в ней шевельнулся червячок страха.
