Книга: Последний путь чародея
Назад: 19
Дальше: 21

20

Когда Алеа вернулась в их покои, Магнус уже ждал — и протянул ей корзинку:
— Если б ты и так чересчур не нагулялась в лесу, мы могли бы попробовать устроить пикник.
Алеа мгновение непонимающим взглядом смотрела на него, а затем рассмеялась, взяв корзину и поворачиваясь к выходу:
— Как будто мы с тобой не ели чаще всего как раз у бивачного костра! Не сидится тебе в четырёх стенах, верно, Гар?
— Приятно вновь услышать это имя, — улыбнулся Гар. И пригнулся, выходя за дверь. — Ты как всегда проницательна, Алеа. Фактически меня начинают утомлять города, а не просто пребывание в четырёх стенах! Давай найдём себе укромную тень в каком–нибудь обыкновенном лесу.
Алеа подождала, пока они не вышли за ворота и не пересекли пол–луга, прежде чем спросить:
— Разговор со старыми друзьями твоих родителей дался тебе настолько нелегко?
Лицо Магнуса на мгновение скривилось.
— Просто они хотят, чтобы я проверил кое–какие полученные ими разведдонессния — потому что я-де достаточно изворотлив.
— Я бы выразилась иначе, — медленно произнесла Алеа, — но, полагаю, они правы. Тебе определённо доводилось представляться тем, кем ты не был.
— Да, рыцарь, выдающий себя за солдата, — криво усмехнулся Магнус, — или сумасшедшего, или мудреца.
— Или скитальца, взявшего раненую девушку под свою опеку. — Алеа коснулась его руки. — И никогда не навязывающегося ей, даже когда она сама того желала.
Магнус бросил на неё поражённый взгляд. Алеа рассмеялась, возможно слишком уж быстро, и убрала руку.
— Однако ты обычно работал в одиночку, Гар, или лишь с одним сотоварищем. Можешь ли ты действительно приспособиться к роли шефа шпионов?
— Это как раз не так уж и сложно. У нас здесь на Грамарии есть целая армия шпионов, и все они в обязательном порядке преданны моей семье. Уверен, донесения от них поступят достаточно скоро. — Магнус остановился под дубом и огляделся кругом. — Это место подойдёт?
— Идеально. — Алеа достала из корзинки скатерть, встряхнула, разворачивая её, и расстелила на траве.
Магнус помог ей расправить ткань, а затем выложил еду.
— Как твоя прогулка?
— Очень взбодрила; лес всегда взбадривает меня, — Алеа села и достала кинжал нарезать хлеб. — Я дала мыслям разбрестись и отбросила все заботы — никаких обещаний, которые надо выполнять, никаких дел, которыми нужно заняться. Утро вышло приятное. — Она нахмурилась и остановилась, прежде чем нарезать мясо. — Хотя где–то по пути я случайно услышала, как кто–то говорил о попавшей в беду молодой паре. — Она наморщила лоб. — Ну–ка, кто же это говорил?
— Ты дала своему мозгу расслабиться? — спросил Магнус.
— О, да! Именно это больше всего и взбадривало — не нужно сохранять своё представляемое всем лицо, не нужно следить за своими словами — и за своими мыслями.
Магнус кивнул.
— Значит твой мозг сделался открытым и восприимчивым. Вероятно ты случайно услышала мысли каких–нибудь живущих неподалёку крестьян, когда те обсуждали слухи — или купца на ближней дороге. Что за беда приключилась с этой молодой парой?
— Его поймали на браконьерстве, а она ехала на его казнь, через повешенье, — медленно, словно вспоминая, произнесла Алеа.
— Лесные законы! — гневно проговорил Магнус. — Ну, прежде чем я смогу поработать на их отмену, мне понадобится приобрести здесь некоторое влияние. Крестьянина полагается повесить, если он подстрелит куропатку! Просто возмутительно.
— Не крестьянина. — Алеа наморщила лоб, стараясь вспомнить подробности. — Он сквайр — и застрелил он не куропатку, а оленя. Нескольких оленей.
— Сквайр! — расширил глаза Магнус. — Он ещё мог бы как–то выкрутиться, подстрелив куропатку — но не оленя! Вероятно, до этого он был вполне законопослушным! Страшно хочется чем–то помочь прямо сейчас! Где этот молодой человек?
— На юге, — медленно произнесла Алеа, подробности всплывали из какой–то скрытой части её мозга. — Его жена должна ехать в замок Логайр и увидеть там, как его повесят.
Отчего–то при слове «Логайр» в мозгу Магнуса сработала сигнализация.
— Там герцогом брат Алена Диармид — по праву королевского сына.
Алеа, нахмурясь, подняла взгляд.
— И кого же он заменил?
— Своего дядю, — ответил Магнус, — которого лишили прав наследования за измену — но он старший брат Туана, и поэтому Туан заступился за него перед Катариной. Это случилось ещё до того, как они поженились, однако Туан как раз привёл армию крестьян помочь её солдатам разгромить мятеж, и поэтому она сохранила его брату жизнь, но не титул. Пока Диармид не достиг совершеннолетия, Туан назначил заниматься делами управляющего.
— Во время твоего отсутствия, конечно.
— Да, — нахмурился Магнус. — Я многое пропустил, не так ли?
— О, ты также и многое нашёл, — небрежно обронила Алеа.
— О да, — улыбнулся глядя на неё Магнус. — Безусловно.
Алеа улыбнулась ему в ответ, лицо у неё запылало, и она опустила взгляд. Затем начала медленно укладывать мясо между двумя толстыми ломтями хлеба.
— Вот, — предложила она, — добавь к этому немного сыра и будет тебе обед. Я тоже возьму немного сыра, если ты не против.
Магнус уже клал на хлеб ломтик, когда чей–то голос осведомился:
— Как жизнь, волшебник?
— Когда выясню, дам тебе знать, — с улыбкой поднял голову Магнус, а затем увидел недоуменный взгляд сбитой с толку Алеа. — Алеа, разреши представить тебе настоящего шефа здешних шпионов. Его зовут Робин Добрый Малый, но он проходит под именем Пак.
Сконфуженная Алеа отвела взгляд, а затем с улыбкой снова посмотрела на Пака.
— Рада с тобой познакомиться, Пак. Извини, что я так на тебя вытаращилась; ты мне напомнил одного моего знакомого.
— На самом–то деле, нескольких. — Магнус уловил всплывший у неё в голове и снова утонувший образ карликов с её родной планеты.
— Рад знакомству, леди, — улыбнулся и Пак.
— Шеф шпионов, — нахмурилась Алеа. — Не говори мне, будто тебе уже известно о мятеже!
— И впрямь известно, — подтвердил Пак и повернулся к Магнусу. — Мужики со всей страны и впрямь идут походом на Раннимид, с косами и цепами на плечах. Именно так все было за год до твоего рождения, волшебник.
— Тогда давай надеяться, что нам удастся направить их в другую сторону, прежде чем дойдёт до битвы, — сказал Магнус.
— Столько народу мне никаким способом не задержать, — мрачно отозвался Пак.
— Погоди, речь не об этом. Не сможет ли Крошечный Народец узнать, кто у них вожаки, а, Пак?
— Мы скоро представим тебе весь список, — пообещал Пак, — но думаю, вам было б разумнее просто отслеживать их передвижения и готовиться к битве.
— Никогда б не стал спорить с древнейшим из Древних, — медленно проговорил Магнус, — но сперва я должен попробовать действовать убеждением.
— Тебе придётся помериться силами с мастерами подобных дел.
— О, он и сам не слабый умелец, — заверила Пака Алеа.
Пак в удивлении повернулся к ней.
— Надеюсь, вы знаете сие по собственному опыту, леди!
Алеа на мгновение уставилась на него, а затем опустила взгляд, снова покраснев.
— Боюсь, что нет — но я определённо видела его старания. Этот человек способен зачаровать даже целый клубок змей!
— Будем надеяться, — мрачно отозвался Пак, — что он способен зачаровать целое поле рассерженных крестьян.
* * *
Тем же вечером после ужина и до начала обычных развлечений Магнусу удалось отозвать Корделию в сторону и поговорить с ней несколько минут. Выслушав восторги по поводу успехов малютки–принцессы, он пожелал вслух:
— Будем надеяться, что она останется такой же весёлой и радостной, даже если у неё будет младший брат.
— Что, одного для Алена, и одну для меня? — улыбнулась, немного удивившись его словам, Корделия. — Надеюсь, детей у нас будет побольше двух!
— Да, я лично всегда считал правильным числом четыре.
— Потому что нас было четверо? И все же мне всегда хотелось иметь сестру — как теперь!
— С Ртутью у тебя определённо полное родство душ, — пошутил позабавленный Магнус.
Корделия заговорила было об Алуэтте, но вовремя спохватилась.
— У тебя теперь также есть и ещё один брат, — напомнил ей Магнус, — хотя с Диармидом ты, как я подозреваю, видишься редко.
— Действительно редко, поскольку его отправили управлять герцогством, — признала Корделия. — И все же, с ним достаточно приятно пообщаться, когда он бывает здесь, коль скоро привыкнешь к его сдержанным манерам.
— Наверняка ведь для тебя это не внове, раз уж ты росла рядом с Грегори, — нахмурился Магнус. — Или Диармид сделался ныне ещё более сдержанным, чем когда–либо раньше?
— Если б мы увидели его сейчас, то именно так и подумали бы, — высказала предположение Корделия, — ибо как я понимаю, он впервые будет судить за тяжкое преступление и довольно расстроен из–за этого. Какого–то молодого человека поймали на браконьерстве — он застрелил королевского оленя, да не одного. Диармид не горит желанием выносить приговор. К тому же ему как герцогу придётся присутствовать при повешении.
— Он же так всеведущ, мог бы порыться в каких–то старых книгах, найти выход, лазейку!
— Возможно, — согласилась Корделия, — но вердикт кажется достаточно ясным, и сомневаюсь, что какие–то замшелые старинные тома подскажут ему какой–то предлог простить того молодого человека.
— Бедняга!
— Кто, — уточнила Корделия, — Диармид или преступник?
— Оба. Надеюсь, Диармид сможет отложить это дело на несколько месяцев.
— Увы, не сможет, — покачала головой Корделия. — Молодого человека должны повесить через четыре дня. — Она содрогнулась и отвела взгляд, помолчав, а затем снова посветлела лицом. — Смотри, жонглёры вот–вот начнут! Давай посмотрим и подумаем о более радостных событиях!
Магнус пошёл с ней, неотступно размышляя над тем, как бы ему сгонять в Логайр и выступить на суде в защиту молодого браконьера, пытаясь в то же время найти способ предупредить крестьянское восстание.
* * *
Достаточно широкая поляна позволяла Роду увидеть между верхушками деревьев несколько звёзд. Он разбил палатку в центре поляны, чтобы вовремя заметить, если кто–то — иди что–то — нарушит его покой. Однако пока ночь оставалась тихой, слышалось лишь гудение насекомых вокруг него, да иной раз вой или визг ночной охоты.
Род пощипывал струны арфы, глядя на языки пламени бивачного костра и размышляя о причине своего смутного беспокойства. Конечно оно могло быть вызвано просто причудой его мозговой химии, но он как–то сомневался в этом. Лучше исключить случайности в королевстве. Он мысленно вновь просмотрел недавние происшествия, а затем дал им рассортироваться в затылочной части мозга, покуда пробовал сыграть старинную народную песню; может, возникнет какая–нибудь неожиданная корреляция, если он не будет пытаться найти ответ при помощи логики.
— Когда я шёл однажды майским утром,
Послушать, понимаешь, пенье птиц…

Он оборвал песню, насторожённый переменой в ночных звуках. Кто б там ни приближался, у него это получалось отлично — Роду вообще не удавалось расслышать его шагов, он отслеживал его передвижение только по умолкающим вокруг него насекомым, начинающим затем свой концерт вновь, когда он проходил дальше. Род открыл мозг просканировать окружение и насторожился вдвойне, обнаружив только пустоту, отсутствие ментальной активности экранированного мозга.
Бренча на арфе, он самую малость повернулся влево и различил загораживающий звезды силуэт, абрис чьей–то головы. Кого б там ни принесло сюда, он или она отличался высоким ростом. Он улыбнулся, дав струнам умолкнуть. И все верно, из темноты раздался знакомый голос:
— Новая песня, пап.
— Да, сынок, для тебя новая. Полагаю, я не пел её с тех пор, когда ты был ещё карапузом.
Гвен сидит на расстеленном на луговой траве одеяле, рядом с ней корзинка для пикника, она протягивает руки к светловолосому карапузу, который страшно веселится, упорно отказываясь идти к ней...
Род скривился от причинившего боль воспоминания о счастье и отложил его в сторону, уверенный, что всегда сможет вновь вызвать его, когда захочет. И сосредоточился на живом сыне, который был здесь, смягчая боль тоски по жене, которой здесь не было.
— Ты теперь лучше подкрадываешься; получается у тебя превосходно.
— Какое там, если ты узнал, что я здесь. — Магнус вышел на свет костра.
— А, ну, ты забываешь, что я превосходный часовой. — Род подвинулся на бревне. — Садись перекуси. — Он кивнул на висевший над костром котелок с тушёным мясом.
— Спасибо. — Магнус достал из вещмешка Рода миску и положил в неё доверху мяса, а затем вернулся к бревну и присел рядом с отцом, помешал ложкой в миске, затем попробовал еду и одобрительно кивнул.
Позабавленный, Род улыбнулся; он знал свои кулинарные возможности, а в частности их пределы:
— Кто–то научил тебя хорошим манерам.
Гвен, тридцати двух лет, с улыбкой показывает своему мальчику, как держать ложку, пока его новорождённая сестра дремлет в колыбели…
Низкий грудной голос взрослого Магнуса извлёк его из пучины воспоминаний.
— Ты знаешь, я случайно оказался поблизости…
Род пригляделся к огромному темноволосому мужчине, который каким–то образом вырос из того двухфутового блондинистого карапуза, и моргнул.
— Да, как я понимаю, у тебя как раз в этой стороне проживают друзья.
— На самом–то деле, родственники. — Магнус нахмурясь перевёл взгляд на пламя костра. — Да, теперь, когда Корделия вышла замуж, полагаю, они родня.
— Родня? — непонимающе нахмурился Род, а затем вспомнил про дядю Алена и улыбнулся. — Ну, король возможно и доводится твоей сестре свёкром, но я не уверен, что это делает его брата Ансельма твоим дядей по брачным узам.
— В таком случае, он родственник друга семьи?
— Да, но уверен, он ко мне испытывает чувства совсем не дружеские.
— Потому что ты сыграл ключевую роль в разгроме его мятежа? Или потому, что посоветовал пощадить его?
— По обеим причинам. — Род присмотрелся к сыну повнимательней. — Правда, ты и не направляешься к нему в гости — или возникли неприятности на юге?
— Неприятности возникли на всех концах страны, пап, — вздохнул Магнус, — но всего лишь неясный недовольный ропот — ничего такого, за что я мог бы действительно уцепиться.
Поэтому ему нужно с кем–то поговорить об угрозах короне. Род был странно польщён этим, хотя и немного разочарован тем, что сын разыскал его не просто из желания пообщаться.
С другой стороны, приятно знать, что Магнус явился не с целью проверить, как там дела у его бредящего родителя.
Или все же для того?
— Значит ничего конкретного. Алеа уловила какие–то слухи, не дошедшие до тебя?
— Нет, — нахмурясь повернулся к нему Магнус. — С чего бы ей?
— Мужчины не всегда посвящаются в женские пересуды — или не достаточно интересуются ими, чтобы обращать внимание. — Род взял палку и поворошил угли; тут же затрепетали языки пламени. — И потом также, она как новоприбывшая на Грамарии может заметить какие–то вещи, мимо которых мы с тобой прошли бы даже не взглянув на них.
— Настолько привыкли к ним, что не видим в упор, — задумчиво кивнул Магнус, следуя взглядом за палкой в пламя костра. — Мы постоянно разговариваем, и уверен, она б упомянула, если бы ей что–то показалось странным.
— Тогда она должна каждый вечер упоминать о разных странностях.
— Ну, в общем да, — улыбнулся позабавленный Магнус. — Она не привыкла к эльфам, равно как и к стольким людям с псионическими талантами. И мне–таки приходится успокаивать её по поводу многого, что считается здесь самым обычным делом.
—Уж она–то определённо такой считаться не может.
— Что? Ты имеешь в виду её рост, что отличает её от других? — Магнус нахмурясь повернулся к нему; вот с этой темой он был знаком даже слишком хорошо.
— Нет, я говорю о её восприимчивости и чувствительности. — Род отложил палку и посмотрел на своего мальчика. — Очень умная женщина, сынок.
— Да. Она такая. — Магнус позволил себе чуть улыбнуться.
— Просто бездомная, последовавшая за тобой к тебе на родину?
Магнус рассмеялся.
Род удивлённо моргнул, заслышав этот редкий для Магнуса звук, а затем улыбнулся, думая, что Алеа может быть ещё важнее для Магнуса, чем он думает.
— Наверно бездомная. И определённо беглянка — но едва ли последовала за мной.
— Что сделало её такой пугливой?
— У неё умерли родители, — рассказал Магнус, — а соседи, которых она считала своими друзьями, отвернулись от неё. На её родной планете Мидгард «нормальные» люди реагировали на вызванные инбридингом аномалии, обращая в рабство тех нестандартных, кого могли, и воюя с теми, кого не могли поработить — а она была слишком высокой, чтобы считаться нормальной.
— И поэтому её сделали рабыней? Магнус кивнул.
— Земли её родителей отдали их злейшим врагам, которые после били или секли её за малейшее неподчинение.
— Пытались сломить её дух. Но им не удалось.
— Да, но что было бы, если б она осталась там. Однако в первую же ночь, когда их сынок принялся заигрывать с ней — если можно назвать приставание заигрыванием…
— Поэтому на вторую ночь она не осталась?
— Она сочла, что быстрая смерть лучше жизни, полной побоев и насилия, — сказал Магнус, — и поэтому рискнула сбежать и надеялась скрыться от охотников за рабами. Не побоялась она и стай диких собак и великанов.
— Достаточно ужасающе, — содрогнулся Род.
— Да, но есть и ещё кое–что, — нахмурился Магнус. — Она об этом никогда не рассказывала, но уверен, тут не обошлось без жестокого разочарования — и кто б там ни разбил ей сердце, он сделал это самым жестоким образом.
Род посмотрел на него.
— Но это только догадка?
— Догадка, но симптомы не позволяют мне представить себе что–либо иное — разве только нечто ещё худшее.
— Значит, она рискнула иметь дело с лесными чудовищами вместо чудовищ в человеческом облике. — Род перевёл взгляд на пламя бивачного костра. — По–твоему, ей удалось бы уцелеть самой по себе?
Магнус помолчал с минуту, обдумывая вопрос. Рода удивило, что прежде сын похоже не размышлял на эту тему.
— Неуместный вопрос?
Магнус пожал плечами.
— Она повстречалась со мной прежде, чем столкнулась со стаей диких собак. Мне пришлось делать вид, будто я не обращаю на неё внимания, лишь оставляю еду там, где она могла взять её, она хотела иметь фору для бегства, если я попытаюсь напасть.
Род кивнул.
— В конце концов, она ведь не могла знать, что ты ничем ей не угрожаешь.
— Должно быть, она что–то такое подозревала, — высказал мнение Магнус. — В последующие несколько дней она передвигалась неподалёку от меня, пока не набралась смелости заговорить со мной — и мне пришлось быть очень осторожным и стараться не сказать и не сделать ничего такого, что могло хотя бы показаться угрожающим.
— Но ты был чужаком, слишком высоким, чтобы принадлежать к числу её соплеменников, — догадался Род, — и, как я понимаю, слишком малорослым, чтобы быть великаном?
— Хоть и раз в жизни, да, — улыбнулся Магнус.
— Значит, должна потребоваться очень большая смелость, чтобы вообще довериться тебе.
— Действительно большая смелость, — кивнул Магнус. — Именно это сперва и восхищало меня в ней — храбрость, которую она проявила в решимости самостоятельно столкнуться с опасностями лесных дебрей: дикими зверями, неизвестным, неожиданным…
— Включая тебя, — вставил Род. — Насколько хорошо она способна выжить сама по себе сейчас?
— Очень даже хорошо, — заверил его Магнус. — Она умеет драться, и голыми руками и посохом, и умеет находить в лесу пропитание. А также у неё, как оказалось, имеется некоторый пси–талант — я все ещё не уверен, насколько большой…
— А это означает, что он должно быть не маленький.
— Именно. Она достаточно научилась пользоваться своими способностями, чтобы быть грозной самой по себе — и она достаточно остра на язык для отпугивания любого скота, понимающего человеческую речь.
Род быстро взглянул на сына, выискивая взглядом признаки, что Магнус сам пострадал от остроты этого языка, но лицо задумчиво глядящего на пламя костра молодого человека оставалось спокойным и ничего не выдавало.
— Не стала ли она полным инвалидом в плане эмоций?
— С тех пор как она оправилась от шока предательства и последующих двухдневных издевательств — нет, — ответил Магнус. — Она выросла в любящей и всячески поддерживающей её семье — или во всяком случае мне так кажется, судя по обронённым ею отрывочным замечаниям о своих родителях. Очевидно она любила их потому что они любили её.
— А не потому, что жаждала одобрения? Магнус покачал головой.
— Скорей напротив, родители дали ей почувствовать себя такой особенной, что она и понятия не имела, каким жестоким может быть мир.
Род гадал, не виноваты ли они с Гвен в том же, а затем с ещё большим чувством вины вспомнил собственные вспышки ярости. Возможно им всем было б лучше, если бы он покинул их — он тогда уже думал об этом, и даже попробовал на время уйти, когда его одолели галлюцинации.
— Похоже со временем ты начал ценить её ещё выше.
— О, безусловно. — Наверняка ведь глаза у Магнуса загорелись, только отражая пламя костра. — Геркаймер раскопал достаточно материала по процессу исцеления и дал мне некоторое представление о том, чего ожидать, поэтому я смог вынести месяцы гнева и оскорблений. На одной планете за другой ясно проявлялась её смелость, а потом — её преданность, и готовность понять встречавшихся нам людей, узнавать, что именно будет лучше всего для них и трудиться для этого, и наконец всплыла её склонность заботиться о других, пытаться помочь посторонним людям. Иногда мне думается, будто она даже не сознаёт, что делает это.
Род изучал взглядом бесстрастное лицо сына, надеясь обнаружить какие–то признаки испытываемых им чувств:
— Вдобавок к тому, она ещё и красивая женщина.
— Да, особенно это стало заметно после того, как она оправилась от издевательств и пережитого в скитаниях по лесу. Как только сна смогла смыть с себя грязь и снова прилично питаться. — Голос Магнуса сделался тихим. — Действительно очень красивая. — А затем, словно и так открыл слишком многое, поспешно добавил: — Но ещё важнее, она доблестный боевой товарищ и горячо преданна.
— Возможно это ещё важнее. — Боевая подруга Рода была не только прекрасной, но и свирепой и грозной. Тут только он сообразил, что у Магнуса спутница тоже такая. — Ты не можешь и в самом деле считать её только спутницей.
Магнус с миг помолчал, а затем нахмурясь повернулся к нему.
— Я б не сказал, что быть боевым товарищем такая уж мелочь.
— Согласен, — сказал Род. — Но ты должен понимать, что она волнует тебя намного глубже.
— Конечно же я сильно волнуюсь за неё, — нахмурился Магнус, — но все же только как о самом близком из друзей.
Род изучил взглядом его лицо и решил, что попал в точку убывающей отдачи.
— Значит ты собираешься отвезти её домой.
— Она не хочет возвращаться на Мидгард. Говорит, что с тех пор как умерли её родители, у неё там нет больше родного дома.
— Значит ты собираешься найти его для неё здесь? Потрясённый Магнус отвернулся, и Род понял: его сын даже не думал о том, что Алеа полюбит кого–то другого — но тем не менее Магнус храбро ответил:
— Конечно.
— Ну, тогда тебе лучше обращать внимание не только на то, что она говорит, но и на то, что она подразумевает под сказанным. — Род проигнорировал вопросительный взгляд сына. — Только не забудь об одном: нельзя обвинять друга в нежелании давать, если сам не желаешь брать.
— Ну конечно нельзя, — согласился с ним ещё более озадаченный Магнус.
— Хорошо. — Род положил себе в миску тушёного мяса. — Не хочешь добавки?
Магнус воззрился на него, а затем рассмеялся и покачал головой.
— Нет, спасибо, пап. Хватит и одной, я и с ней–то еле справился. Мне надо вернуться в замок. — Он нахмурился, глядя на отца. — Вот собирался узнать твоё мнение по поводу настойчивых утверждений моих братьев и сестры, что я им не указ.
— Они теперь подросли, — улыбнулся Род. — А ты? Магнус снова рассмеялся, да притом громко. Он встал и кивнул.
— Ты прав — я буду относиться к ним так же, как относился ко всем другим взрослым, которых встречал в своих путешествиях.
— В том смысле, что будешь манипулировать ими уважительно, — с улыбкой на лице ответил Род и поставил миску на стол. — Вместо этого, мы поговорили о чем–то, что, должно быть, имеет для тебя большее значение. Как я понимаю, сегодня вечером ты собираешься ужинать с Алеа.
— Конечно. — Тут Магнус должно быть сообразил, что его слова звучат очень уж по–семейному, так как поспешил добавить:
— Ах, да, вот ещё что, пап — Алеа уловила слухи о небольшой проблеме в Логайре.
— Да? — с интересом посмотрел на него Род. — Что за проблема?
— Один браконьер, которого вот–вот повесят, — сообщил Магнус, — и выносить ему приговор предстоит Диармиду.
Назад: 19
Дальше: 21