18

Род внутренне затрепетал, но призвал на помощь всю свою смелость и отмёл арбалет в сторону.

— Кто ты, и почему пытаешься вызвать у меня эпилепсию?

— Не падучую болезнь, а одностороннюю недвижность, — уведомил его скрежещущий, дрожащий голос.

Огр пригляделся к нему слезящимися подслеповатыми глазами.

— Паралич? — Род содрогнулся при мысли об этом. — Но почему?

— Потому что ты заехал в мои владения, — ответил огр–эльф. — Ты достиг возраста, в котором многие в сей стране умирают, и у тебя нет желания жить.

— И значит в меня можно пускать эльфийскую стрелу, насылающую болезнь? — нахмурился Род. — Только потому, что мне шестьдесят и я скорблю? Я знаю, что в средние века большинство умирало лет в сорок–пятьдесят с гаком, но это не означает, что их должен хватить удар!

— Они быстро стареют, — напомнил ему дух. — Жизнь тяжела для смертного в мире, где вся работа выполняется руками и лошадьми, а войны ведутся мечами и копьями.

— Ладно, допустим, но я-то вырос далеко отсюда, в мире, где у людей было прекрасное питание и их своевременно лечили, а всю работу кроме умственной выполняли роботы! Мне полагается ещё лет двадцать прожить в добром здравии!

— Логика может и говорит об этом, — сказал огр. — Но твоему сердцу лучше знать. — И снова навёл арбалет.

— А ну прекрати! — Род отбил наведённое оружие. — Посторонись и дай мне проехать! Иначе придётся причинить тебе вред, а я этого не хочу.

— Не могу сказать того же. — Существо попятилось, снова подымая арбалет. — Такова уж моя природа — пускать свои стрелы в твоих соплеменников.

— Погоди! — поднял руку Род, выставив перед собой ладонь. — Не забудь, ты создан из ведьмина мха — а я большой мастер по части переплавки этого материала.

Существо разбухло, голова его поднялась ещё на двадцать футов над землёй, а тело расширилось, заполняя собой всю дорогу.

— Ты истинно думаешь, будто можешь расплавить все сие? — прогремело оно.

— Разумеется, но зачем утруждать себя? — Род снова вскочил на коня и пнул пятками по бокам Векса. — Если ты растягиваешь массу эльфа до объёма великана, то значит сделал себя таким разрежённым, что и пичугу остановить не сможешь. — И с этими словами проскакал прямо сквозь огра.

Существо истошно завопило, когда Векс пробороздил себе дорогу сквозь его ноги. У Рода возникло такое ощущение, словно он скачет сквозь завесу из паучьих сетей — неприятного липкого материала, который ему пришлось стряхивать с себя.

— Холодное Железо! — провизжало существо.

— Лишь на шестьдесят процентов, — откликнулся не оборачиваясь Род. — Он также из магнезия и вольфрама — не говоря уж о массе соединений углерода.

Он выехал с другой стороны, и вой существа делался все выше тоном, пока он не стал казаться писком болотной птицы. Обернувшись, Род увидел, что оно снова уменьшилось до размеров эльфа — но также увидел и подымаемый арбалет, и услышал звон тетивы когда существо выстрелило. Он упал на шею Вексу, но недостаточно низко; боль пронзила ему лоб, и вся его правая сторона онемела.

— Скачи, — приказал он Вексу — или попытался приказать, но слова получались неразборчивыми. — Как можно быстрей!

К счастью, программа распознавания голосов у Векса была способна воспринимать суррогаты речи и почти немедленно соотносить их со звуками, которыми им полагалось быть. Он рванул с места в карьер и помчался сквозь лес, и через считанные минуты был уже далеко от стреляющего эльфа.

Джорди взвалил на плечи оленя и направил стопы домой — но не прошёл и десятка шагов, как на тропу перед ним шагнул из листвы мужчина в зелёной тунике и ко–ричневых шоссах, с луком в руках и стрелой на тетиве, но не натянутой.

— Стой, сквайр.

Джорди с замиранием в сердце уставился на преградившего ему путь. А затем призвал всю свою смелость и улыбнулся.

— Брось, парень, я не желаю причинять тебе вреда. Посторонись.

— Ты несёшь свою вину на плечах, сквайр. И должен ответить теперь перед ривом. Положи оленя и вытяни руки перед собой.

— Если я сложу с себя груз, он навалится на тебя, — ответил ровным тоном Джорди, — а если протяну руки, то в них будут меч и кинжал. Посторонись — у меня есть люди, коим понадобится сие мясо.

— Придётся им найти его где–нибудь в другом месте.

Кровь бросилась в голову; дружелюбная улыбка Джорди превратилась в жестокую усмешку.

— Ты истинно думаешь, будто сможешь справиться со мной один?

— Мне это и не нужно.

Зашуршали ветки; с обеих сторон на тропу вышли ещё двое, Джорди понял, что дорога назад тоже перекрыта. Волосы у него на загривке встали дыбом, но он продолжал нагло выкручиваться.

— Вы не имеете права арестовывать сквайра, особенно знатного происхождения!

— Они имеют. — Ветки раздвинулись и позади первого лесничего на тропу вышел мужчина в чёрном камзоле и шоссах с алым галуном. — Но даже если б и не имели, то уж я-то наверняка имею. Как рив этого шира, я арестовываю тебя именем королевы!

Джорди уставился на рива и почувствовал, как душа у него ушла в пятки.

Векс замедлил бег, и Род соскользнул с его спины — но правая нога у него подогнулась, и он упал. Попытался снова встать, но нога отказывалась сотрудничать. Он повернулся ухватиться левой рукой за стремя, а затем титаническим усилием поднял себя в стоячее положение. И начал было падать, но судорожно ухватился за седло, вцепился в луку и сумел сохранить равновесие, стоя на левой ноге.

— Это всего лишь проецирующая телепатия, Род, — твердил ему Векс. — Мускулы твои несомненно ничуть не хуже, чем всегда. Лишь твой разум убеждён, что это паралич, силой мифа, создавшего кажущееся тело.

— Может быть, — отозвался Род, но сам услышал свои слова как хриплое карканье, звучавшее вроде как «Мошитить»; он содрогнулся. И направил Вексу мысль. — Пора опять помедитировать.

И дал себе впасть в транс — трудное дело при таком неустойчивом положении, но на сей раз крайне необходимое. Когда он понял, что его задний мозг достиг состояния наибольшей внушаемости, то принялся в медленном и равномерном ритме переносить свой вес на правую ногу и убирать его с неё, словно прогуливаясь. Совершая эти движения, он представлял себе, как парализованный участок его мозга оживает, начиная вновь отращивать нейроны, а синапсы заработали все нормальней, пока мозг полностью не восстановил рабочее состояние. Когда его правая нога снова почувствовала вес, он понял, что нейроны действительно отросли вновь, его мозг починил нанесённые повреждения — если такие действительно наличествовали. Ведь это вероятно было, как сказал Векс, всего лишь очень убедительной телепатической иллюзией — но если и так, то она сумела убедить его нейроны, что их выжгли. А теперь они перезарядились, перезарядились и гнали нервные токи при каждом псевдошаге, все больше и больше, пока он, сильно осмелев, не отпустил наконец седло и остался стоять без опоры.

Нога выдержала.

Род снова ухватился за седло и принялся размахивать ногой так, словно делал шаг при каждом перемещении веса. Сперва она отказывалась шевельнуться, затем дёрнулась, потом немного качнулась, потом взмахи стали делаться все шире и шире. Когда он достиг нормальной длины шага, то принялся в конце взмаха вперёд переносить на неё свой вес, а затем убирал его при обратном движении. Когда нога сделалась способной выдержать весь его вес, он выпустил луку и принялся шагать на месте, а затем отошёл от Векса и вернулся к нему, потом отступил подальше и обошёл его кругом.

— Отлично проделано, Род, — одобрил робот. — Ты за какой–то час прошёл весь курс двухлетней физиотерапии.

— Неужели это продолжалось так долго? — Когда Род пребывал в трансе, время, казалось шло по–иному. — А теперь давай разработаем руку. — И услышал, как его голос произнёс: «Атепедавахазхаботамхуку».

— А потом начнёшь работать над своей речью?

Род взглянул на солнечные лучи, там где они легли на тропу, просачиваясь сквозь листву, с плавающими в них пылинками.

— До темноты не хватит времени. Придётся закончить это завтра.

К закату он полностью вернул в рабочее состояние правую руку и пальцы и совершенно неразумно гордился тем, что смог приготовить рагу из вяленого мяса и сушёных овощей.

Однако на восстановление речи понадобилось больше времени. Это требовало намного более точной координации мускулов, и поэтому после ночного сна и утренних упражнений Род лишь к полудню согласился сделать перерыв, залил костёр и поехал дальше через лес. Час спустя он снова принялся упражняться в ворочании языком и, когда вечером разбивал лагерь, говорил уже совершенно нормально. Для практики, он обсуждал с Вексом того эльфа–снайпера.

— Я не заметил возле его ног, Род, никаких необычных кочек ведьмина мха.

Род кивнул.

— Вероятно вес брался изнутри — он был намного тяжелее, чем имел какое–то право быть любой тип такого размера. Даже если он и поглотил какой–то добавочный ведьмин мох, когда рос, в нем и с самого начала должно было быть много этого материала. Это был очень плотно упакованный эльф.

— Но ты знал, что какой бы там массой он ни обладал, увеличившись за считанные минуты на двадцать футов, этот эльф, скажем так, растянувшись, сделался тонким?

— Тонким как паутина — и именно такое ощущение он вызывал, когда я проскакал сквозь него. — Род содрогнулся, вспомнив об этом, и зачерпнул ложкой ещё рагу — действие, которым он в данный момент неразумно гордился. — Он стал, извиняюсь за выражение, очень нематериальным эльфом.

Когда Алеа приблизилась к надвратной башне, часовой неуверенно посмотрел на неё.

— Вам нужно сопровождение, миледи?

Алеа вся ощетинилась, но сумела это скрыть, сверкнув улыбкой, и гадала, почему у него расширились глаза, — но сказала:

— Нет, спасибо, солдат. — Она помахала своим посохом. — Мне другой защиты не нужно — если в том лесу не водятся дикие львы, о которых мне никто не говорил.

— Нет, миледи. — Расширенными глазами или нет смотрел на неё караульный, похоже, он все же сомневался. — Есть волки и медведи, хотя их мы вот уж год или два не видели.

— Тогда рискну выйти одна, — пошутила Алеа. — Иногда нужно просто немного побыть одной, понимаешь?

— Да, миледи. — Молодой ратник явно не понимал. Алеа знала, что не обязательно объяснять, но всё равно попыталась.

— Я здесь чужая, солдат, и иногда чувствую себя очень одинокой — но только не в то время, когда гуляю по лесу сама по себе.

— Просто позовите, если понадобится помощь, миледи.

— Позову, и как можно громче. — Алеа подарила ему сверкающую улыбку, поворачиваясь к выходу из замка. — И я не дочь лорда, так что тебе незачем называть меня леди.

— Прошу прощения, миледи, но если вы спутница сэра Магнуса, то вы леди.

Алеа вздохнула, признавая, что этой битвы ей не выиграть. И лишь поблагодарила:

— Спасибо, солдат.

После чего повернулась и прошла через туннель и под опускной решёткой за ворота.

Лес подействовал на Алеа именно так, как она и ожидала — как только вокруг сомкнулась листва, она почувствовала, как бремя с неё спало. И гадала, почему ей здесь так тяжко — она ведь уже бывала на планетах, где никого прежде не знала. А здесь у неё были по крайней мере братья и сестра Магнуса.

Ну конечно — именно поэтому. Она чувствовала себя постоянно проходящей проверку, постоянно рассматриваемой на предмет пригодности сопровождать Магнуса. А здесь в лесу судить о ней могли только звери и птицы, да и то лишь в том плане, угроза ли она или интересное добавление к их миру.

Она неторопливо шла по тропе, давая мыслям постепенно исчезнуть, радуясь птичьему пению и шороху листьев. Она подошла к полянке и, увидев большой камень, уселась насладиться игрой света и тени.

— «Тебе потребовался довольно долгий срок для выхода из той уродливой каменной скорлупы», — сказала Незаметная.

Алеа подняла взгляд и с удивлением увидела кошкоголовую инопланетянку, а затем нахмурилась.

— Делу помогло бы, если б ты постоянно не стирала мои воспоминания после каждой нашей встречи. Как мне узнать, что ты хочешь поговорить, если я даже не помню о твоём существовании?

— «Ты могла бы спросить меня, как мне нравится этот новый мир».

— Ты могла бы спросить меня о том же.

— «Отлично». — Незаметная улеглась, сложив передние лапы под грудью. — «Как тебе этот Грамарий, Алеа?»

— О, сам по себе мир этот прекрасный и замечательный, — ответила Алеа. — Трудности у меня возникают не с миром, а с людьми.

— «В самом деле?» — заинтересовалась инопланетянка. — «С какими людьми?»

— Только с братьями и сестрой Магнуса, — вздохнула Алеа. — Отец его отправился искать приключений на свою голову — к большому сожалению, так как он казался очень милым человеком. Есть ещё слуги и солдаты, они относятся ко мне по–дружески. Ведут себя чуточку сдержанно, поскольку, похоже, считают меня аристократкой.

— «А разве ты не считаешь себя леди?»

— Я дочь фермера, — отрезала Алеа. — Знай я, что Магнус знатен, то нипочём не стала бы с ним связываться!

Незаметная чуть склонила голову набок, обдумывая данное заявление, а затем спросила:

— «Разве человек стоит не больше, чем его звание?»

— Да, полагаю больше, — признала Алеа. — Просто меня немного расстраивает мысль о службе при нем оруженосцем.

— «Люди ожидают совсем не этого». — Незаметная говорила как чтица мыслей, ничуть не чурающаяся ментального подслушивания.

— Да, не этого. Похоже все они ожидают, что я выйду за него замуж — и неважно, что он меня совсем не любит!

— «Или ты его?» — спросила Незаметная. — «Как я замечаю, об этом ты не упомянула».

— Не упомянула и не упомяну, — отрезала Алеа. Незаметная вздохнула и нетерпеливо шевельнулась.

— «Это чувство, которое вы, глупые двуногие, называете «влюблённостью», довольно несносное».

— Мне ли этого не знать, — от души согласилась Алеа. — Но почему тебя это беспокоит?

— «Только потому, что все вы, кажется, так сильно хотите испытать его, но так неохотно говорите о нем друг другу», — объяснила Незаметная. — «Вы настолько сильно боитесь пострадать из–за него?»

«Да!» — подумала Алеа и удивилась силе собственного чувства. Вслух же она ответила пространней:

— Именно при этом нас можно легче всего и глубже всего ранить. Магнус все ещё не оправился от тех травм, которые нанесла ему не один год назад та хищница Финистер.

— «Точно так же как и ты не оправилась от своего… как это у вас называется? Разбитое сердце?»

— Именно так, — процедила сквозь зубы Алеа.

— «Самая что ни на есть бессмысленная фраза», — заметила Незаметная. — «Сердца ведь в конце концов не разбиваются, хотя и могут перестать работать — да и в любом случае чувство это испытывает не сердце, а мозг!»

— Ты бы предпочла, чтоб мы говорили «разбитый мозг»? — невольно улыбнулась Алеа.

— «Полагаю «разбитое сердце» — достаточно хорошая метафора», — допустила Незаметная. — «Конечно, брак едва ли гарантия, что такого не случится. И мне забавно, что такая рослая молодая женщина как ты, способная противостоять в бою размахивающим мечами воинам, боится мужчины, который доказал свою преданность».

— Если у меня хватит глупости признаться ему в любви, то он все же может нанести мне рану, сказав, что не любит меня, — отозвалась посуровевшим голосом Алеа.

— «Именно так — а он выйдет на бой с десятью вооружёнными людьми, но все же боится заглянуть в собственное сердце», — признала Незаметная.

— Так. — Алеа нахмурясь пригляделась к ней. — Значит ты снова подслушивала.

— «А почему бы и нет?» — спросила Незаметная. — «У вас такой забавный вид!»

Алеа боялась спрашивать, но тем не менее заставила себя спросить:

— Значит ты знаешь, что он меня не любит?

— «Он боится позволить себе это чувство», — объяснила Незаметная. — «Всякий раз, когда он испытывал его раньше, оно приносило только боль. С чего ему думать, будто с тобой у него будет как–то иначе?»

— Он храбрее, чем ты его описываешь!

— «Но в чем–то — нет». — Незаметная кивнула, указывая на край поляны.

Алеа посмотрела в ту сторону, нахмурилась и увидела только сухие листья и, дальше, тёмные стволы с живой листвой — и пляшущие в луче солнечного света пылинки. Однако эти пылинки прямо у неё на глазах сгустились, удвоили свою численность, становясь своего рода залитым солнцем туманом, дымкой, которая поднялась на семь футов, а затем втянулась в себя, приобретая человеческие очертания.

Алеа оказалась лицом к лицу с крепким человечком в темно–зелёной куртке и потрёпанном цилиндре, с румяными щеками и красным носом. И уставилась на него во все глаза, тогда как он выкрикнул:

— Тряпьё! Скупаю тряпьё! — А затем обратил очень сердитый взгляд в сторону Незаметной. — Да за кого ты себя принимаешь, пробуждая меня здесь посреди леса?

— «А ты за кого себя принимаешь», — отозвалась инопланетянка, — «прячась в глубине людских мыслей?»

— Именно там я и родился, кошкомордая, — ответил пузатый человечек. — И именно там я и живу!

— В мозгу Магнуса! — уставилась на него Алеа.

— В самых потаённых его глубинах. — Человечек перевёл сердитый взгляд на неё. — Где тебе самой хотелось бы быть, так ведь? И выселить меня или вообще…

— Я… я не питаю к тебе никакой вражды, — ответила захваченная врасплох Алеа.

— Никакой вражды, говорит! Когда в моем доме становится так тесно, что я едва могу двигаться, столько места ты уже занимаешь там!

— Это… это правда? — спросила расширив глаза Алеа.

— О, нашлось бы и ещё, если б я смог открыть его сердце, — уведомил её старьевщик, — но он запер его много лет назад, да, в золотую шкатулку, и не может открыть се!

— Ах значит он его запер! — сузила глаза Алеа. — И без всякой твоей помощи?

— Я всего лишь плод его воображения, — нетерпеливо пожал плечами старьевщик, — олицетворение его страхов и желаний. Сказать, будто это сделал с ним я, все равно что сказать, будто он сам с собой это проделал!

— Ты уверен, что не обязан своим возникновением этой Финистер? — не отступала Алеа.

— О, большую часть работы проделала она, — не стал спорить старьевщик, — но она была не первой и не последней. У него был просто талант влюбляться в женщин, которые хотели использовать его, да.

— И… именно потому он и не влюбился в меня! — Алеа ощутила нарастающий гнев. — Потому что я не хочу использовать его!

— Нет, это потому, что сердце его заперто, а как отпереть его, он не знает, — весело поправил её старьевщик. — Не задирай нос, девушка. Не думай, будто ты больше, чем ты есть.

— Ты хочешь сказать, что он меня не любит! — вскипела Алеа.

Старьевщик перевёл взгляд на Незаметную.

— Твёрдо–натвердо решила верить в самое худшее о себе, верно?

— «Она перерастает этот взгляд», — ответила инопланетянка. — «Эти человеки цепляются за свои иллюзии, даже когда те разрушительны».

— Ладно, тогда, если ты так много знаешь, — сказала Алеа, — то как я могу освободить его сердце?

— Спроси ту, которая больше всего сделала для его заточения, — ответил старьевщик. — Спроси у хищницы.

— Никогда!

— «Никогда» может оказаться весьма долгим сроком», — предупредила её Незаметная.

— Мне невыносимо что–то спрашивать у неё! Я скорей умру!

— Ну, тогда значит умрёшь, — отозвался старьевщик, — одна.

— А тебя кто спрашивал? — в ярости набросилась на него Алеа.

— Ты, — ответил он. — Валяй, не слушай ответа. Для меня в любом случае лучше, если он всю жизнь проживёт один.

Алеа стояла сжав кулаки, вся кипящая, но безмолвная, подыскивая какой–нибудь уничтожающий ответ, но ничего не находя. Это заставляло её чувствовать себя беспомощной, бессильной, и её ярость все нарастала в царящем молчании.

— «Я очень хотела бы помочь тебе, будь это в моих силах», — сказала Незаметная, — «но у меня нет ни малейшего представления о том, как зародить чувство, которое вы называете «любовью».

Алеа недоверчиво воззрилась на неё.

— Неужели представители вашего вида не влюбляются?

— «Нет — мы сходимся в брачный сезон и вынюхиваем интерес другого», — объяснила Незаметная. — «А как только узнаем о наличии такого интереса, то сразу же что–то предпринимаем для его удовлетворения. Это очень приятно, покуда продолжается, но никогда не отвлекает нас надолго».

— А вам конечно же больше всего нужно отвлечься, — с отвращением бросила Алеа.

— «Конечно», — показала ей все зубы в улыбке Незаметная. — «Большинство из нас умирает от скуки, совершенно буквально. А вы обещаете подарить мне хорошую долгую жизнь, ты и твой самец».

— Он не мой!

— А ты можешь это изменить, — вмешался в их разговор старьевщик.

— А ты помалкивай! — набросилась на него Алеа. — А то можешь исчезнуть!

— Да неужели? — усомнился он и отвернулся, делаясь нечётким по краям, а потом и целиком, очертания его смазались, а затем растворились, когда он превратился обратно в пылинки, уносимые ветром. Последний шёпот пропитого голоса воскликнул: — Могу!

— «Этим мало чего удалось достичь, не правда ли, милочка?» — спросила Незаметная. — «Но полагаю, ты в любом случае узнала от него все, что нужно».

— Ничегошеньки! — отвергла это утверждение Алеа.

— «Ну конечно узнала», — уверенно заявила Незаметная. — «Ты узнала, что вовсе не твои недостатки не дают тому глупому самцу — «влюбиться», так вы это называете? Изъян в нем, а не в тебе».

— А пользы с того!

— «А, так тебе нужна польза, да?» — спросила инопланетянка. — «Ну, я с удовольствием сделаю все возможное. Ритуал ухаживания у вашего вида очень забавный — вы делаете его настолько более сложным, чем ему требуется быть, особенно вы с Магнусом».

В этом утверждении что–то отдавало фальшью. Алеа поглядела не инопланетянку сузив глаза.

— Я действительно влюбилась? Или ты просто манипулировала моими чувствами для собственного развлечения?

— «Да как ты могла подумать такое!» — Но зубастая улыбка выглядела менее чем убедительной. — «Чувства твои самые настоящие — хотя должна признаться, я нахожу их отличным источником развлечения. Нет, если б я собиралась манипулировать чьими–то чувствами, то только его — но ты только что видела, против чего я тут выступаю».

— Против смешного человечка и какой–то там золотой шкатулки? — непонимающе нахмурилась Алеа. — Едва ли это страшные противники.

— «Не были б ими, будь они реальными», — ответила Незаметная, — «но когда они погребены в глубине души, то это уже совсем другое дело».

Алеа тяжело вздохнула и присела на пенёк.

— Это действительно бывает? Я имею в виду не просто то, что люди влюбляются — я имею в виду, что остаются влюблёнными даже после того, как поженятся!

— «Ну, я знаю одну пару, которая вероятно сумеет оставаться влюблённой, пока смерть не разлучит их», — отозвалась Незаметная, — «хотя, как я подозреваю, они жульничают, заставляя смерть явиться раньше. Ей всего двадцать шесть, а ему двадцать восемь, но его скоро повесят за тяжкое преступление в виде усилий прокормить своих людей. Она любит его больше, чем когда–либо, и поэто–му мне думается, они пронесут свою любовь через всю жизнь — во всяком случае, его жизнь».

— Но это же ужасно! — Алеа снова поднялась на ноги. — Кто они? Где? Чем я могу им помочь?

— «Они на юге», — ответила Незаметная. — «Она направляется в замок Логайр подать последнее прошение сохранить ему жизнь. Однако дело его выглядит ясным. Он не отрицает, что убил всех тех оленей».

— Бедная женщина! — прониклась сочувствием Алеа. — Как её зовут? Скажи, как мне её найти!

— «Тебе нужно всего лишь проехать по лесной дороге, идущей с запада к замку Логайр, и следовать туда, где слышатся рыдания», — сообщила ей Незаметная. — «В конце концов бедняжка в отличие от тебя не обучалась воевать».

— Мы должны найти способ помочь ей! — Алеа повернулась кругом, беспомощно глядя на лес. — Но как? Должны же на этой планете быть адвокаты! — Она оглянулась на пустую поляну и какой–то миг недоумевала, откуда ей известно об аресте молодого человека. Ну, именно такое и происходит, когда практикуешься на других людях, пытаясь определить, насколько далеко она способна читать мысли. Она до последней капельки заслуживала всего того беспокойства, которое ощущала.

Но ей надо найти способ помочь! Она повернулась и двинулась обратно к тропе, ведущей в замок Гэллоуглас, ни на миг не думая, что узнала о плачевном положении молодой пары каким–то иным образом, кроме собственной телепатии — поскольку конечно же вообще не помнила о встрече с Незаметной, и не было даже ни единого намёка на их разговор.

По мере того как Род ехал дальше, лес все редел. К полудню Векс вывез его из последних лесных зарослей на длинный травянистый склон — но по мере того как они подымались по нему, трава росла все реже и реже и делалась все более жёлтой до тех пор, пока Род не поехал по нагорью, поросшему кустами и пучками травы.

— Мы попали на вересковую пустошь, Векс.

— Да, Род, но это наверняка самая бесплодная вересковая пустошь, какую я когда–либо видел.

— Да они в общем–то и не особо славятся как весёлые края. — Род вздрогнул, когда внезапный порыв ветра вызвал у него холодок. — Ну, если она бесплодная, то намного меньше всего может загореться, если мой бивачный костёр будет выбрасывать искры. — Род спешился. — А если тут холодно, то мне не помешает немного погреться. Пора готовить обед.

— А где ты найдёшь дрова для костра, Род?

— Хороший вопрос — но как я помню, на вересковых пустошах попадаются торфяники. — Род поразведал кругом. — Хотя возможно нам придётся проехать немного дальше, прежде чем мы… Эй!

Векс подошёл поближе.

— Грязь, Род?

— Грязь, которая не выпустит из своих когтей. — Род лихорадочно пытался вытащить увязшую ногу — И засасывает все глубже!