15

Сэр Оргон несколько секунд смотрел Ансельму прямо в глаза и ждал, когда эта мысль полностью дойдёт до него — про Ансельма Логайра никто не сказал бы, будто он быстро соображал, — а затем продолжил:

— Вашему сыну полагалось в свой черёд унаследовать герцогство Логайр. А что ему достанется теперь? Только этот бедный замок или усадьба, в которой он ныне проживает!

Глаза Ансельма вспыхнули едва сдерживаемым гневом.

— Джорди и его любезная жена, Элейн, кажется, вполне довольны своей усадьбой. Поля его процветают; крестьяне благоденствуют.

— Действительно, — кивнул сэр Оргон. — По слухам они постоянно бывают среди своих арендаторов, заботятся, исцеляют и присматривают за тем, чтобы все шло хорошо — чем следовало бы заниматься управляющему. Я даже слышал, что когда собирают урожай, они тоже выходят в поле.

— Именно так они и поступают, хотя Джорди поставлен сенешалем, — грубо бросил Ансельм. — Он любит землю и простой народ.

— Это хорошо, — кивнул с мудрым видом сэр Оргон. — Хорошо, что они довольны столь малым.

Ансельм сидел, прожигая его взглядом, так как даже он сообразил, что именно оставлено недосказанным: что ничего большего Джорди и не видать. Ненависть Ансельма к королеве и негодование на брата были написаны у него на лице; наверно и хорошо, что видел это сейчас только сэр Оргон. Но тем не менее Ансельм сказал:

— Напоминаю вам, сэр Оргон, что королева доводится мне невесткой и что мне не хотелось бы причинять вреда брату.

— Разве? — спросил с притворным удивлением сэр Оргон. — Но вот он не замедлил напасть на вас тридцать лет назад!

— Ничего подобного, — отрезал Ансельм. — Туан защищал королеву от мною же поднятого восстания, ничего более — и правильно сделал, так как я нарушил закон.

— Так ли? — не замедлил с контрдоводом сэр Оргон. — Или вы лишь стремились защитить свои вековые права и привилегии, кои она пыталась узурпировать? Назначение священников во владения лордов, отправка собственных судей разбирать дела вместо вас — и впрямь прискорбное попрание древних обычаев! Неудивительно, что вы возглавили восставших против сего лордов.

— И вот к чему привела сия измена, — отрезал сэр Ансельм, — к сему манору и к сей тихой жизни, а не к топору палача и тесной могиле. Я никогда не выступлю больше против короны, сэр Оргон. — Но его явно пожирали изнутри зависть и ненависть.

Род выехал из леса на гребень высокого холма и натянул узду, окидывая взглядом долину. Далеко внизу располагалась чистенькая деревня, окружённая холмами с террасированными склонами, на которых возделывались поля. Поля эти зеленели; маис там уже порядком вырос, а поскольку утро давно наступило, то Род ожидал увидеть по крайней мере нескольких человек, вышедших на прополку — но там никого не было, и по деревенским улицам тоже никто не передвигался.

— Здесь что–то не так, Векс.

— А в хижинах люди есть, Род?

Векс был в состоянии передавать на определённой частоте волны человеческой мысли, но не мог читать мыслей, если они не были направлены именно ему. Род мысленно прозондировал деревню и ничего не обнаружил.

— Ни одной живой души — да и дыма над трубами я тоже что–то не вижу.

— Если остыли очаги, то никого нет уже порядочное время, — отметил Векс.

Растопить очаг в средневековом обществе было не так–то легко; крестьяне сохраняли тлеющие угли на всю ночь и раздували их утром.

— Их что–то спугнуло, — кивнул Род, — и прошло уже немало времени.

— Ты собираешься съехать туда и все узнать, не так ли, Род?

— Ну разумеется, — усмехнулся Род, начиная снова чувствовать себя прежним собой — ну, может быть, молодым собой. — Если там кто–то лежит в коме, то мы, возможно, сумеем помочь — а если деревню охраняет то, от чего они убежали, то у нас должно получиться выманить его из укрытия…

— … чтобы оно могло наброситься на нас всеми силами. — Векс выдал шум помех, служивший ему вздохом. — Раз надо, Род, значит надо.

— Да. — Род знал, что Векс больше озабочен благополучием всадника, чем своим — хотя вообще–то немногое могло оставить хотя бы вмятину на стальном теле под лошадиной шкурой. Но существовало многое, от чего он мог оказаться не в состоянии защитить Рода.

Род собирался гарантировать, что его и не понадобится защищать. И приготовил арбалет со спрятанным в прикладе лазером.

— Давай–ка посмотрим, что тут творится. Векс принялся неохотно спускаться в долину.

Они медленно проехали по единственной улице селения, видя лишь несомые случайным порывом ветра листья и побеги и слыша лишь стук болтающихся ставен.

— Никаких признаков того, что всех выгнало, — констатировал Род.

— Может, в одном из домов?

— Возможно, но я не вижу никаких открытых дверей, а мне даже сейчас не очень–то хочется вламываться в чей–то дом.

— Похвальная щепетильность, Род — но есть ведь незакрытые ставни. Ты можешь по крайней мере заглянуть.

— Все равно это кажется как–то неправильно, — проворчал Род, но спешился и прошёл по утрамбованной земле к крестьянской хижине. Перед домом не было никакой лужайки, но жилец посадил там несколько цветов, и, идя к окну, Род шагал осторожно, не наступая на растения. Заглянув в дом, он увидел единственную комнату с грубо сколоченным столом и скамьями близ него, а в противоположной стене — очаг, служивший и источником тепла, и кухонной плитой.

— Что ты видишь, Род?

— Всего лишь прибранную, содержащуюся в порядке комнату, Векс. Хотя сейчас и пыльную. Мне действительно следует запереть эти ставни. — Он закрыл их, убедившись при этом, что задвижка встала на место.

— С обратной стороны хижины есть ещё одно открытое окно, Род.

— А, так я теперь должен заглянуть в спальню родителей, да? — Тем не менее, Род осторожно проследовал к той стороне дома. Здесь идти было легче, так как там цветов не было. Род прошёл к единственной хлопающей ставне, схватил её, когда она распахнулась, норовя стукнуть его по голове, распахнул пошире и шагнул к окну, заглядывая в дом.

Старая карга оскалилась при виде его, показав всего два оставшихся между загрубелых губ пожелтевших клыка. Её длинные, спутанные жёсткие волосы были бы совсем выбеленными временем, будь они чистыми. То же самое можно было сказать и о её платье. Лицо её избороздили сотни морщин, а глаза сверкали злобой.

Род отшатнулся, пытаясь скрыть своё отвращение.

— О! Извините. Не знал, что кто–то дома.

— Я не дома, — ответила старая карга. — То не мой дом — или во всяком случае не больше, чем любой другой.

Род приблизился, чувствуя себя теперь куда менее виноватым.

— Надеюсь вы не забираете что–либо, принадлежащее живущим здесь людям!

— Только их душевный покой, — ответила старуха. — Только лад и чувство безопасности, бывало, наполнявшие сей дом.

Род почувствовал дрожь страха — может ли эта особа действительно быть всего–навсего старухой? В такой стране, как Грамарий, злые духи могли принять вполне материальный облик — духи злобности, живущие в душах обыкновенных людей. Однако ему удалось оставить без внимания этот страх и отвращение, вызванное тем, как эта женщина не следила за собой, и он спросил:

— Ну и как же вы это сделали?

— Конь сей стар. — Старая карга показала на Векса. — Видишь, местами у него совсем протёрлась шкура. Тебе не приходится надеяться, что он сможет далеко тебя увезти!

Род проглотил улыбку.

— Старше, чем ты думаешь, колдунья, — но способен остаться в хорошем состоянии подольше моего.

— Да, тело твоё через год–другой начнёт отказывать, не так ли? — со злобой бросила она, а затем переключилась на Векса. — Зачем ты слушаешься хозяина, не заботящегося о твоём благополучии, конь? Разве ты не знаешь, что он будет ездить на тебе, пока ты однажды не падёшь?

Векс из вежливости повернулся к старухе, но голос его в голове у Рода произнёс:

— Я считаю, Род, что она распространяла подобную ложь по всей деревне.

— А не чересчур ли откровенно ты врёшь? — осведомился у старой карги Род. — Как мог кто–то поверить в такую явную ложь?

Глаза старухи вспыхнули гневом.

— Я не вру, старый дурень, а лишь говорю вслух и при всех те вещи, которые люди желают скрыть — даже от самих себя.

— Выдумки с зерном истины в каждой, — истолковал Род — и тут его осенило. — Но ты ведь не говорила их самим людям, не так ли? Ты говорила мужу о недостатках жены, а ей — о его изъянах. Сколько раз они насмехались над тобой? Поэтому ты выдумывала ещё большую ложь, когда преподносила её им вновь. Сколько раз тебе пришлось повторять все ту же ложь иными словами, прежде чем тебе начали верить?

— А сколько раз ты шарахался от своей истинной природы? — огрызнулась старуха. — Сколько раз ты закрывал глаза на высокомерие и произвол своего лорда? Леса должны быть открыты для всех! Олени принадлежат крестьянам, а не короне!

— Ого! — Род отодвинулся подальше от смрадного дыхания и ещё более смрадных слов. — Так ты значит не останавливалась на настраивании мужа против жены и сестры против брата, не так ли? Ты пыталась науськать их всех на корону! — Тут он нахмурился. — Или ты стремилась к этому с самого начала?

— Граф Личмер по–прежнему заставляет каждую женщину разделить перед свадьбой ложе с ним! — разбушевалась старая карга. — А граф Тарнхельм нещадно сечёт любого крестьянина, посмевшего зайти в лес! И герцог Бурбон выгоняет крестьян из их хижин, когда те слишком стары и не могут больше работать!

— Только когда они не могут больше вести хозяйство, — возразил Род. — Он тогда переселяет их в построенные им для стариков хижины с одной лишь спальней, где его люди приглядывают и ухаживают за ними.

— И лишают их тех немногих средств, какие им удалось скопить по крохам за всю жизнь!

— Это не стоит им ни гроша, — кисло улыбнулся ей Род. — На его взгляд он все равно в выигрыше, поскольку их дети могут работать, не беспокоясь о своих родителях. А хижины те может и маленькие, но чистые и хорошо обставленные; я их видел.

— О, да, покуда разъезжал, покинув жену! Скольких молодых женщин ты домогался, негодяй? Стольких же, сколько и король, когда он делает успехи без своей жены?

— А, так вот на что ты в действительности нацелилась, верно? — Род проницательно посмотрел на неё. — Натравить лордов на корону, а народ — на лордов? Но сначала тебе требовалось взрастить их недовольство дома!

— Всегда есть истины, которых люди знать не желают! — крикнула старуха. — И у тебя побольше, чем у любого!

Род отлично знал, какие у него недостатки — все, что делало Гвен несчастной и что он пытался изменить. Вос–поминание о ней ещё больше увеличило его гнев на эту женщину, которая сделала своей целью вносить разлад в семьи и разваливать деревню.

— А какие недостатки пытаешься скрыть ты, колдунья? — спокойно спросил он. — На какие изъяны характера ты сумела закрыть глаза, говоря всем прочим об их грехах?

— Я Правда, коя живёт на дне каждого деревенского колодца!

— Никакая ты не Правда, — отрезал Род, — потому что та Правда — голая, а ты посмела бы взглянуть на собственное тело не больше, чем заглянуть в собственную душу. Кто ты на самом деле? Одна из ворон Морриган, принявшая человеческий облик?

Старуха отпрянула, но тем не менее огрызнулась:

— Морриган явится за тобой, и очень даже скоро! Она раздует ярость крестьян и пошлёт их жечь и сечь всех вас, лордов!

— Откуда она знает, что ты лорд, Род? — спросил голос Векса. — Ты ведь одет как разъезжающий солдат.

Род кивнул.

— Не догадывался, что ты узнала меня.

— Всяк узнает лорда, тиранящего своих крестьян! Но и ты в свою очередь познаешь гнёт, лордик! Давно ты всячески оправдываешь надменность и тиранию своей королевы?

— Никогда этим не занимался, — отозвался Род. — Я сражался за неё, но о своём образе беспокоиться ей, а не мне. Хотя ты и так это знаешь, не правда ли? Ну, если ты ворона в человеческом облике, то тебя должны привлекать всякие яркие и блестящие штучки. — Он выудил из поясного кошеля монету и подбросил её.

Женщина уставилась на неё, провожая жадным взглядом блеск серебра. Хватанула было, но промахнулась.

— Ты и в самом деле ворона, — тихо произнёс Род, — питающаяся падалью погубленных браков и упивающаяся вызванной тобой болью. Но оборотни на Грамарии созданы из ведьмина мха и могут быть растоплены как воск насолнце. — Он вперил в неё взгляд, представляя, как смазывается её облик, черты разглаживаются в бесформенный ком, который тает, превращаясь в лужу.

Женщина завизжала и схватилась за голову, упав на пол и катаясь от боли.

Род в ужасе уставился на дело своего ума, и образовавшийся у него в голове образ исчез. Женщина обмякла, хватая воздух открытым ртом.

— Так ты настоящая, — тихо промолвил Род, — настоящая женщина, которая по какой–то безумной причине решила выместить своё несчастье на окружающих, — но мои мысли не причинили бы тебе боли, не будь ты и сама телепаткой. — Он нагнулся через подоконник намотать на руку ворот её туники и поднять старуху на ноги.

Женщина замолотила было кулаками, но не смогла до него дотянуться; он отступил на шаг, вытаскивая её в окно.

— Пусти! — завизжала она. — Пусти, мерзавец, будь ты проклят!

— Не волнуйся, отпущу, — пообещал Род, — когда надёжно упрячу тебя в ближайшую темницу.

Женщина завыла и заизвивалась, пытаясь вырваться.

— Зверь! Людоед! Скотина! Неужто в твоём сердце не осталось ни капли жалости?

— Уйма жалости, — ответил Род, — но не для проецирующей телепатки, которая использует свой дар, чтобы приносить несчастье другим людям. По–моему, эта деревня во владениях графа Московица. Его темница удержит тебя на достаточно долгий срок, пока за тобой не явится кто–нибудь из королевских ведьм.

Старуха завизжала, сгибаясь пополам, когда он попытался отволочь её к Вексу. А затем выпрямилась и, сверкнув чем–то ярким, резанула Рода. Руку его обожгла боль, и он разжал захват на время, которого ей как раз хватило для того, чтобы вырваться. Тут она дунула по деревенской улице куда быстрей, чем, по идее, могла бежать женщина её возраста, — только чёрный плащ развевался за плечами.

— За ней! — Род вскочил на коня и схватился за узду. — Нельзя позволить подобному вирусу разгуливать на воле и распространять заразу лжи.

Векс рванул с места в карьер, ещё не закончив замечания:

— Надо позаботится об этой ране, Род.

— Всего лишь царапина, — нетерпеливо отмахнулся Род. — Просто на меня подействовала неожиданность, вот и все. Быстрей, Векс! Если она доберётся до леса, нам её уже не поймать!

Но развевающийся плащ перестал трепетать на ветру и раздался вширь, тогда как фигура женщины уменьшилась и поднялась — и над вершинами деревьев воспарила, насмешливо каркая, огромная ворона.

Род натянул узду, уставясь на неё.

— Должно быть, она всё–таки была из ведьмина мха!

— Быстрей, Род! Она уже почти в подлеске!

— В подлеске? Да она среди макушек! Разве ты не видел, Векс, как она только что превратилась в ворону?

— Я, Род, не видел ничего, кроме убегающей женщины — и она явно не так стара, как прикидывалась.

Род, озадаченно нахмурившись, опустил взгляд на голову коня — а затем понял.

— Ну конечно! Она же проецирующая телепатка! Вот и заставила меня увидеть то, чего на самом деле не происходило — и я на это клюнул!

— Какую бы там иллюзию она ни спроецировала в твой мозг, Род, та оказалась сработанной достаточно хорошо, чтобы дать ей время сбежать.

— Да, безусловно, — досадовал Род. — Ну, самое малое, что я могу сделать — это отследить покинувших деревню людей и защитить их от той телепатки — и объяснить им, кто она на самом деле такая, чтобы они больше не верили ей.

— Ты все ещё можешь вызвать Тоби и его друзей из Королевских Ведовских Сил, Род.

— Полагаю, могу. Они смогли бы выследить её — а даже если не смогут, то оставят в деревне караульного, который живо схватит её, если она попытается вернуться. Поехали, Векс, — давай посмотрим, уговорим ли мы селян вернуться по домам.

Векс двинулся к лесу со словами:

— Есть вероятность, что она была не одна.

— Ты хочешь сказать, это соркестрированная кампания? — нахмурился Род. — Я помнится и правда думал, что наши враги в последнее время что–то слишком попритихли.

— Они могли подумать, что ты теперь вышел из строя, Род, и больше не представляешь опасности.

— И они к тому же правы, — бросил Род. — Я сейчас занят своим собственным делом — своим сугубо личным делом, пытаясь снова найти Гвен. Тоталитаристов мы предоставим Магнусу.

Векс помолчал несколько шагов, а затем сказал:

— Значит ты не намерен устраивать кампанию по выкуриванию тех агентов?

— Как я сказал, — пожал плечами Род, — я предоставлю это Магнусу — мальчик более чем способен управиться с чем–то подобным. Конечно, я не стану игнорировать любого тоталитариста на какого наткнусь.

— Да, это развеет скуку, не так ли?

— Ты намекаешь, будто мне нужно чем–то заняться на пенсии? — Род покосился на своего старого друга и робота. — Вон, Векс — вон след беглецов, там, где трава только–только начала выпрямляться. Нам наверняка потребуется не слишком много времени на их поиски.

Джорди вошёл в деревню с луком и колчаном за спиной и корзиной в руке. Крестьяне завидя его отрывались от работы и здоровались с ним. Старая Лиз наклонилась вперёд, сидя на завалинке у хижины дочери.

— Добрый день, милорд.

— Сквайр, — машинально поправил Джорди. — Где ваш зять, любезная Элизабет?

Старая Лиз посмеиваясь прислонилась спиной к стене.

— Элизабет, да? Когда ты доставал мне макушкой только до пояса, для тебя сходила и «Старая Лиз».

— Теперь я немного повыше тебя, — усмехнулся Джорди. — Где Корин?

— В поле с остальной молодёжью, сквайр, копается в земле, высматривая, нет ли где пропущенной прошлогодней репы — уж не знаю зачем они вообще утруждают себя; если там что и есть, то все равно теперь уже давно сгнило.

— Или выпустило побеги. — Джорди поставил корзинку у её ног. — Ну тогда посмотри, не сможешь ли ты распределить среди семей вот это. Хорошо пойдёт с репой.

Старая Лиз уставилась на корзинку, а затем снова на Джорди.

— Ну и ну, спасибо вам, ваша честь! Огромное спасибо!

Тут подошли другие старики и старухи, удивлённые и заинтересованные, дружно добавляя к благодарностям Старой Лиз свои.

— Вы мои люди, — ответил им Джорди. — Я не допущу, чтобы вы голодали. Ешьте на здоровье.

Все пожелали ему удачного дня, когда он двинулся широким шагом прочь, несомненно, отнести другую корзинку в Северную Деревню. А затем обратились к изучению содержимого корзины. Старая Салли откинула прикрывавшие корзинку углы ткани и ахнула.

— Да то ж оленина!

Все принялись дружно восклицать, собравшись вокруг, так как каждый хорошо знал это мясо — и уже израсходовал всю солёную свинину на эту неделю. А затем радость поутихла, и все с опаской посмотрели друг на друга. Вертевшийся у всех на устах вопрос огласил Старый Уилл:

— Где же он её нашёл?

— На копытах, конечно, и ты отлично знаешь сие! — бросила Старая Лиз. — Слава небесам, лесничие не нашли его!

— Не приведи небо опять ему выйти на охоту! Ведь его рано или поздно поймают!

— Кто–то должен сказать ему не делать сего, — сказала Старая Салли. Остальные хором согласились с ней и дружно повернулись к Старому Уиллу.

— Да, — сказал тот с таким видом, словно это слово было неприятным на вкус. — Охотиться–то научил его я, стало быть, мне же учить его не охотиться. Ну, я пошёл.

Ворона опустилась, описывая спираль, к явке в близлежащем городке верхом на помеле самого жалкого вида, какой кто–либо и когда–либо видел. Часовой поднялся на ноги и уставился на всадницу.

— Где ты нашла такое барахло, Ворона?

— Пришлось сымпровизировать из ветки дерева и нескольких пучков травы, — отрезала женщина, — после того как за мной погнался верховный чародей.

Караульный воззрился на неё — частично в тревоге, а частично потому, что даже растрёпанная и расстроенная Ворона все равно была чудо как хороша собой. Морщинки около глаз и по углам рта не могли испортить её красоты.

— Как он прознал о твоей миссии?

— По чистому невезению — надеюсь. — Ворона похромала к лестнице, прижимая ладонь к пояснице. — Метлы стали ещё неудобней, чем бывало. Где шеф?

— У себя в кабинете. — Часовой открыл для неё дверь. — Удачи тебе.

Ворона спустилась по лестнице, страшась предстоящей встречи.

Когда она увидела, что дверь открыта, у неё тоскливо засосало под ложечкой; отступать было некуда. Она вошла в кабинет, и Пересмешник поднял голову:

— Провал!?

— Неудача. — Ворона пожалела, что не может присесть. — Я думала, Гэллоуглас уполз в какую–то нору и жалеет себя.

— Он снова на ходу — известие пришло уже после твоего отбытия. — Пересмешник прожёг её взглядом. — Не говори мне, что ты позволила ему прогнать тебя!

— «Позволила» тут неподходящее слово — он собирался упрятать меня в тюрьму для эсперов. — Ворона со–дрогнулась при мысли о наблюдавшей бы за ней круглые сутки команде телепатов, пусть даже камера у неё была бы хорошо обставленной и просторной.

— Ты убежала!

— Большого выбора не было, босс, — и он вычислил, что я закладывала основы для крестьянского восстания!

— Дура! — разъярился Пересмешник. — Ты открыла свои карты! Как ты могла проявить подобную глупость!

— Я не знала, кто вмешался, пока не разглядела его, — пожала плечами Ворона. — А потом уж было слишком поздно притворяться, что я тут ни при чем.

— Ты сообщила ему!

— Я пыталась сбить его со следа, говоря ему, что все лорды — тираны, — оправдывалась Ворона. По мере того как она излагала свой доклад, он представлялся ей все хуже и хуже. — А остальное он довольно быстро вычислил сам.

— И поэтому ты удрала! Куда он отправился?

— Он сказал что–то о желании найти крестьян и сказать им, мол, можно спокойно возвращаться.

— Найти их! — Пересмешник вскочил на ноги. — Он же встретит только детей и стариков и помчится следом за остальными! И отговорит их выступать против своего лорда!

— Может он забудет, — высказала слабую надежду Ворона. — Как мне передавали, его мысли нынче заняты совсем иным.

— А что если не забудет? — прожёг её взглядом Пересмешник. — Весь план строится на том, что сотни крестьянских отрядов соединятся и выступят в поход на Раннимид!

— Это ведь только один…

— Но он отыщет и другие! Хуже того, он сообщит этим своим отродьям, а те приведут целую армию эмиссаров, которые встретят мелкие отряды прежде, чем те успеют собраться воедино, и уговорят их забыть о своих обидах!

— Я смогу отправиться обратно и снова настропалить их. Натравить мужа на жену, жену на мужа, заставить детей встать на чью–то сторону, и они захотят найти кого–то, кого можно обвинить во всем, потому что их жизнь станет отвратной. Я могу заставить их думать, что им живётся хуже, чем когда–нибудь.

— О, ты заставишь, обязательно заставишь! — Пересмешник ткнул в неё дрожащим пальцем. — Не будь у меня на счёту каждый агент, какой только есть, ты провела бы неделю в карцере на хлебе и воде, чтоб лучше осознать свой долг — но поскольку я не могу освободить тебя от работы, ты отправишься в горы и скажешь тамошним жителям, что жить в лесу вдали от лордов — их единственное спасение, что лорды преграждают им путь к действительно хорошей жизни! А теперь — иди!

Ворона поморщилась, застрять где–то в глуши, посреди леса, где высились столетние деревья и нет ни дюйма ровной земли, было достаточным наказанием. Но она знала, что могло быть хуже, намного хуже, и пошла.

Пересмешник кипел от злости, пусть даже и зная, что Ворона, возможно, права. Ворона! Какой идиотский выбор кодового имени! Но она знала обстановку и положение дел, надо отдать ей должное — правда, он, конечно же, не собирался говорить ей этого. И память, и объём внимания Гэллоугласа убывали, и были все основания надеяться, что он просто забудет об этой стычке — но Пересмешник не мог рисковать. Он взял со стола колокольчик и позвонил. В кабинет поспешил войти один из агентов постарше.

— Что такое, шеф?

— Гэллоуглас, — отрезал Пересмешник. — Ворона только что столкнулась с ним в деревне на юге. Отправьте пятерых своих лучших убийц с самым лучшим отслеживателем отыскать его и устроить засаду. Он нужен мне мёртвым!

— Сделаем, шеф! — с расширившимися глазами отчеканил агент, а затем поспешил выйти.

Пересмешник откинулся на спинку стула и десять минут кряду клял Рода Гэллоугласа, клял его и его предков, клял его, обзывая дураком, не знающим, когда пора завязывать. Ему следовало уйти на покой, пока у него был шанс! Но такая возможность минула, и он теперь поплатится за то, что сорвал революцию Пересмешника тридцать лет назад — тридцать лет для него, но лишь считанные недели назад для самого Пересмешника. Девять лет трудов, перечёркнутых за несколько месяцев! Ну, больше такого не случится. Об этом позаботятся лазерпистолеты, а если Гэллоуглас сумеет каким–то образом привести их в негодность, то всегда есть отравленные стрелы.

Пересмешник улыбнулся, чувствуя себя благодетелем. Если Гэллоуглас так жаждал присоединиться к своей жене, то Пересмешник будет более чем рад помочь ему!

Селяне оставили за собой широкий след, то тут то там попадались мелкие предметы из домашней утвари, выпавшие по пути из их вьюков. Род подобрал множество, включая несколько деревянных ложек, сальных свечей, катушек ниток и почти пустой куль. Он схватил этот последний, а остальное побросал в него, затем пошёл дальше по следу пешим, собирая по пути всякую всячину — предметы немногочисленные, но определённо важные для людей, которые их потеряли. Катушки цветных ниток представляли в средневековой культуре большую ценность, особенно те, в которых имелись ещё и иголки; должно быть, крестьяне отчаянно торопились, раз не остановились подобрать даже такое ценное имущество.

Они ушли в лес, нисколько не пытаясь скрыть свой след. Род сел на коня и последовал дальше верхом, все ещё высматривая, нет ли где выпавших сокровищ — и, поскольку он шарил глазами по земле, выискивая следы, то не получил никакого предупреждения о том, что сейчас что–то обрушится ему на плечи, вышибив из седла. Он кувыркнулся на землю, а затем поднял голову и увидел, как на него набросилось с полдюжины крестьян, а позади них стоял ещё десяток с мрачными лицами и сжатыми кулаками.