Книга: Последний путь чародея
Назад: 10
Дальше: 12

11

— Союз? С тоталитаристами? Шеф, они же поддерживают все самое худшее, что мы ненавидим!
— Верно — но они могут быть полезны. — Шеф–агент положил свиток и выглянул за окно в сад. — И похоже, они поступили точно так же, как и наш будущий Центральный Комитет — отправили назад по времени того шефа группы, который допустил провал после первого появления здесь Гэллоугласа.
— Если б не его вмешательство, то вам бы удалось совершить дворцовый переворот. — Молодая женщина знала официальную историю БИТА. — И тогда было б лишь делом времени, чтобы аристократы принялись воевать друг с другом.
— Равно как и ликвидация Пересмешника и его банды. — Шеф–агент кивнул, снова поворачиваясь к ней. — Мы тогда не понимали, что лорд–чародей больший враг для каждого из нас, чем мы — друг для друга.
— Он засадил вас в тюрьму, шеф Дюрер.
— Да, а Пересмешника — в соседнюю камеру. — Взгляд Дюрера обратился к воспоминаниям — для него всего лишь трехмесячной давности. — Первую неделю мы конечно провели переругиваясь сквозь прутья решёток, но на вторую неделю начали обмениваться впечатлениями. К тому времени, когда у нас было все готово к побегу оттуда, мы оба поняли, кто наш настоящий враг.
— В смысле лорд–чародей.
— В то время он не был ни лордом, ни чародеем, — уведомил её Дюрер, — по крайней мере, насколько знал любой из нас — включая его самого.
— Вы хотите сказать, — уставилась на шефа молодая женщина, — что он не знал о своих ЭСП-силах?
— Знай он про них, то воспользовался бы ими. — Дюрер пододвинул к себе том и указал на открытую страницу. — Согласно журналам моих преемников, к нему нанёс довольно продолжительный визит один монах, после которого он проявил широкий диапазон талантов.
— Брат Алоизий Юэлл, — кивнула Диэдри, вновь демонстрируя знакомство с недавней историей.
— Я отправил в штаб–квартиру просьбу разузнать о нем побольше, — сказал Дюрер. — Как я подозреваю, он–то как раз и научил лорда–чародея, как быть достойным своего титула. — Он вздохнул, перелистывая книгу. — После меня сменилось трое шеф–агентов, и всем повезло ничуть не больше, чем мне — но теперь я располагаю их нелегко добытыми знаниями, помогающими мне, и лучше представляю себе, на что способны Гэллоугласы.
— Сейчас, когда лорд–чародей бродит сам по себе, он возможно более уязвим.
— Дети его могут мигом телепортироваться к нему, — покачал головой Дюрер. — Нет, сперва нам надо устранить их. Вот тогда мы сможем позаботиться и о моем старом враге. — Глаза его блеснули.
Этот блеск вызвал у Диэдри холодок — и удивил се; старик обычно казался таким милым.
Дюрер снова обратился к книге, перелистывая страницы и хмурясь.
— От предательницы здесь не многое.
Он имел в виду Финистер, последнего шеф–агента перед тем, которого сменил.
— Она не очень долго была шеф–агентом, прежде чем сменила имя и переметнулась на другую сторону, выйдя замуж за самого младшего Гэллоугласа. — Тон Диэдри сделался резким от злости.
— Не понимаю, что такое нашло на Льюиса, заставившее его назначить перед самой смертью своей преемницей эту ведьму.
На Грамарии термин «ведьма» мог быть всего лишь описательным, означающим особу с экстрасенсорными та–лантами — но Дюрер предпочитал интерпретировать его как оскорбление.
— Думаю, у него тут не было большого выбора, — сказала резидент. — Мы все знали, что Финистер — сильная телепатка, но и не представляли, насколько сильная.
Дюрер нахмурясь повернулся к ней.
— Ты хочешь сказать, что она околдовала Льюиса?
— Более чем в одном смысле, — подтвердила резидент. — Признаться, он использовал её для собственных… развлечений… и поэтому она возможно сочла себя вправе в свою очередь использовать его.
— В каком смысле использовать его?
— Она всегда проецировала очень прекрасный и чувственный образ, и как мы порядком уверены, Финистер также и телепатически манипулировала его эмоциями. Отчего ж ещё ему отдавать подобный приказ, делать её своей преемницей? А учитывая, что на следующий же день он умер…
— Вскрытие?
— Не показало никакой причины для смерти — у него просто остановилось сердце.
Даже Дюрер ощутил зловещий холодок.
— Как я понимаю, эта Финистер владела также и телекинезом?
— Она обладала всеми ЭСП-талантами, за исключением левитации и телепортации, — подтвердила резидент.
— Надо будет встретить её — с самым передовым оружием, какое у меня найдётся, — с улыбкой промолвил Дюрер.
— Возможно, вам желательно перед тем подумать о небольшом тихом убийстве этой предательницы.
— О нет! На первом месте у нас стоит месть наследникам Гэллоугласа, — отказался Дюрер. — А уж потом я займусь своей личной местью этой молодой женщине, которая узурпировала власть и предала наше Дело. — Его взгляд затуманился в мечтах о будущем, а глаза вспыхнули. — Моя месть этой Финистер—Алуэтте будет приятной и продолжительной.
Диэдри уставилась на лицо старика и содрогнулась, увидев его выражение. И как она только могла считать этого человека добряком?
Быстрым жестом Дюрер прогнал плававшее у него перед глазами приятное видение.
— А когда я насыщусь, то проявлю щедрость и подарю ей быструю смерть. — Он повернулся обратно к Диэдри, снова сделавшись чисто деловым. — В конце концов, она ведь одно время была шеф–агентом, неважно, сколь недолго, и к какому мошенничеству прибегла, добиваясь этого поста. Мы обязаны проявить к ней некоторое уважение.
* * *
Солнце уже восходило, когда Корделия поднялась на стену, где по словам слуг она могла найти Магнуса. И верно, он оказался там, прогуливался по восточной стене останавливаясь немного поболтать с каждым из караульных, а затем стоя неподвижно в центре парапета, наблюдая за тем, как подымается большой оранжевый диск.
Корделия подошла и остановилась позади него.
— Это как, брат — ты сделался зороастрийцем, раз должен молиться свету, когда он возвращается?
— Вовсе нет, сестричка, — посмотрел на неё с нежной улыбкой Магнус. — Просто оно прекрасно, и служит обещанием, что по крайней мере какая–то часть мира не загажена более грязными деяниями человечества.
Корделия гадала, что же случилось с весёлым, оптимистичным старшим братом её детства, а затем напомнила себе, что среди взрослых двухлетняя разница в возрасте не так уж много значит.
— Ты так рано встаёшь только ради этого мига созерцания?
— Он бы стоил того. — Магнус повернулся снова посмотреть на солнце. — Но я сейчас просыпаюсь рано без цели. В своих путешествиях я привык подыматься с солнцем, и моё тело продолжает это делать независимо от моего желания.
— Ты так себе насчёт поспать подольше, да? — Корделия тоже обратила взгляд к большому пылающему шару. Она подождала несколько минут, набираясь решимости для предстоящей конфронтации, а затем спросила: — И ты намерен стать для нас, домоседов, солнцем, ожидая, что все мы будем вращаться вокруг тебя?
— Едва ли, — пожал плечами Магнус, подавляя смех.
— Я серьёзно, брат. — В голосе Корделии зазвенела сталь. — Ты мало знаком с тем, что произошло в этом мире за эти последние десять лет. И твоё положение не позволяет тебе приказывать, чего бы там ни сказал папа — и ни Ален, ни я не подчинимся тебе, если ты прикажешь!
— Папа не говорил приказывать. Корделия в удивлении расширила глаза.
— Он велел мне позаботиться о стране и народе Грамария, — продолжал Магнус. — И не говорил, что занимаясь этим, я должен командовать офицерским составом.
— Ты ведь наверняка не думаешь, будто способен справиться с любым вызовом в одиночку!
— Если возникнет чрезвычайная ситуация, на которую я должен буду откликнуться, то со мной возможно решит отправиться и Алеа.
— Ну… и я тоже, если дойдёт до этого. — Корделия снова обратила взгляд к солнцу. — Но это будет по выбору, Магнус, а не по приказу.
— Это будет твой выбор, Корделия, а не мой, — кивнул Магнус.
Корделия нахмурясь метнула на него острый взгляд.
— Тут звучат обертоны эмоционального шантажа, или мне послышалось?
— Если ты их слышишь, то они только в твоём воображении, — улыбнулся сестре позабавленный её словами Магнус. — Может ты и находишь их, но я их не вкладывал.
Корделия с миг пристально глядела на него сведя брови. А затем сказала:
— Значит ты будешь без подготовки срываться с места в ответ на какой–то воображаемый вызов и ожидать, что Алеа и все остальные бросятся следом за тобой.
— Этого ожидать я не буду. — Магнус сцепился с ней взглядом. — Я вообще ничего не буду ожидать.
Корделия нахмурилась, пытаясь разгадать эту загадку.
— Думаешь, ты в силах противостоять всем угрозам в одиночку?
— Да вообще–то нет. Но я не имею права командовать никем, кто не избрал меня для этого. Я обладаю властью только над самим собой, и поэтому буду отправляться навстречу всякому вызову сам по себе.
— Вот так ты и свергал правительства, когда носился среди звёзд?
— Нет, — ответил Магнус. — Начинал я в одиночку, все верно — на Меланже, а потом вновь на Мидгарде. А на всех других планетах меня сопровождал товарищ, Дирк Дюлен, а потом Алеа. И уверяю тебя, это были грозные бойцы.
— И вы вдвоём оказывались неодолимыми для всего, с чем ни столкнётесь? — Корделия и не пыталась скрыть звучавшего в её голосе откровенного скептицизма.
— Нет, не одни. — Магнус снова обратил взгляд к солнцу. — Мы как правило находили местного беглеца–другого, способного посоветовать нам, а потом постепенно наращивали группы недовольных и находили для них какой–то способ связываться друг с другом. Дважды восстание вспыхивало из–за какого–то события, какого–то необычно резкого проявления высокомерия со стороны местных лордов, и мы восставали вместе с недовольными и гарантировали их победу. А чаще мы ставили отдельные ячейки сопротивления на путь, ведущий к конечной победе, и оставляли их расти и расцветать.
Корделия была в шоке.
— Вы так никогда и не узнаете, обрекли ли их на поражение или гарантировали им победу?
— Подтверждения мы, полагаю, так никогда и не получим, — признал Магнус, — но мы никогда не улетали, пока не минует кризис и не сложится механизм, гарантирующий их конечное торжество. В конце концов, системе правления, скорее, лучше вырастать, чем быть привитой; так у неё больше шансов на выживание.
Корделия нахмурилась, разглядывая его профиль.
— Здесь, брат, никакая революция не нужна.
— Да, — согласился Магнус, — хотя БИТА и ВЕТО возможно все ещё сеют раздоры и пытаются устроить потрясения, каждая на свой лад. Если им удастся чего–то организовать, то я сделаю все, что в моих силах, для срыва их планов, так как желаю увидеть, как тоталитаристы навязывают нашему народу диктатуру, не больше того, чем если бы папа втюхивал ему демократию, когда б та не годилась для него.
— Но демократия для него годится! Позабавленный её словами Магнус повернулся к ней.
— И это говорит будущая королева? Корделия сжала губы в тонкую строчку.
— Конституционная монархия, Магнус, может стать формой демократии. И ты это знаешь!
— Да, знаю. — Магнус снова встретился с ней взглядом. — Разделение власти между парламентом и короной — это промежуточная станция на пути к демократии, и я нисколько не желаю преграждать этот путь. Фактически, я сделаю все возможное для гарантирования его открытости для народа. — Он нахмурился, внезапно став настойчивым. — Но она должна быть живой, эта демократия — она не может быть трупом, оживляемым, словно марионетка. А для этого она должна произрасти сама собой и принять ту форму, какая для неё естественна.
— Я только этого и желаю, брат, — сказала захваченная врасплох его настойчивостью Корделия.
— А Ален? — требовательно спросил он, все с тем же упорством.
— Он тоже, — заверила Корделия. — Как ты можешь думать иначе?
— Потому что я мало знаю о происходившем здесь за эти последние десять лет. — Магнус расслабился и повернулся лицом к взошедшему теперь солнцу. — Мало знаю, и не буду настолько глуп, чтобы пытаться действовать не зная. Будь уверена, сестричка, я пойду своим путём и никого не стану беспокоить — если не возникнет вооружённый конфликт.
— Никого? — нахмурилась Корделия. Магнус пожал плечами.
— Возможно я поброжу по стране, попробую узнать характер народа и порассказывать истории- сказки о героях, свергающих деспотов, или о миротворцах, которые примиряли враждующие стороны — но ничего более.
Однако Корделия была более проницательной, чем большинство из тех, с кем ранее имел дело Магнус.
— Снова создавая свои ячейки?
Магнус радостно улыбаясь повернулся к ней.
— Вижу, ты ничуть не утратила своей сообразительности. Да, возможно я насажу по нашей стране ячейки — но все они будут уважать корону и общее благо.
— Воля народа и бремя, несомое сообща? — догадалась Корделия и неохотна сказала: — С этим я не могу спорить.
Магнус кивнул, снова поворачиваясь к востоку, но не говоря ни слова.
Наблюдая за его лицом, Корделия увидела, что на самом–то деле он глядит на подымающийся с луга лёгкий туман.
— Магнус… — проговорила она после нескольких минут молчания, — когда Ален станет королём, а я королевой…
— Надеюсь быть первым, кто преклонит перед тобой колено во время коронации — и не сомневайся, я подчинюсь любому приказу, отданному моими сюзеренами.
— Если он не будет противоречить твоей совести.
— Такого приказа я и помыслить не могу, — заявил Магнус без задержки.
По этому ответу Корделия поняла, что он уже тщательно обдумал этот вопрос. Подразумевалось, конечно же, что если они с Аленом когда–нибудь все ж таки станут тиранами, то Магнус будет бороться с ними, не жалея сил — и она не питала ни малейших иллюзий насчёт того, насколько грозным он мог быть врагом. Однако она тоже не могла представить ни себя, ни Алена превратившимися в деспотов, и поэтому данная братом клятва верности согрела ей сердце. Она постояла рядом с ним, глядя, как солнечное тепло выжигает туман, и через некоторое время вложила ладонь в его руку.
* * *
Джефри всегда любил выбраться в город. О, в замке жилось распрекрасно, после произведённой его родителями реконструкции, но в плане общения замок по–прежнему мог вызывать клаустрофобию из–за постоянного нахождения день за днём среди одних и тех же людей — и человеку, пребывающему в своей стихии находясь в поле или в лесу, решительно не по душе быть всегда окружённым стенами. И поэтому, если под рукой не было ни полей, ни лесов, то для разнообразия обстановки отлично подходил город на нижних склонах холма, на котором стоял замок.
Подъехав к таверне, он натянул узду, спрыгнул с коня и жестом подозвал стоявшего поблизости конюха.
— Придержи моего коня, парень, и когда я выйду, будет тебе монета.
Конюх подошёл и взял коня за узду.
— Его нужно почистить скребницей, милорд?
— Только «сэр», — поправил его Джефри. — Я рыцарь, которому нечего надеяться когда–нибудь стать лордом.
— Ах, да — ибо теперь, когда вернулся ваш старший брат, титул унаследует он, не так ли?
Джефри нахмурясь посмотрел на этого малого повнимательнее. Он и не представлял, что горожане столь пристально следили за происходящим в замке.
— Титул верховного чародея не наследственный, любезный. Отцу он дарован лишь пожизненно.
Конюх кивнул, поглаживая коня по шее.
— Однако когда не станет вашего отца, его зять наверняка присвоит сей титул одному из вас — и столь же наверняка им будет самый старший.
— Сие тоже не обязательно. — Джефри нахмурился ещё сильнее. — И нет никаких оснований ожидать сего.
— Ведь не хотите же вы сказать, что в лорды могут возвести вас! — притворно удивился конюх.
Честно говоря, Джефри никогда не задумывался над этим вопросом, но вежливое предположение конюха, высказанное им как нечто само собой разумеющееся, уязвило его.
— Возможно. Если случится война, я вполне могу заслужить такую честь в битве.
— Полноте, милорд! — усмехнулся конюх, показав жёлтые зубы, с одним сломанным. — Вся страна знает, что командовать будет ваш брат, раз он теперь вернулся домой!
— Значит вся страна знает не то! — Джефри вырвал узду обратно и снова вскочил на коня. — Мой брат мне не указ, и я ему не подчиняюсь!
— Разумеется, сэр рыцарь. — Но улыбка конюха говорила, что уж кто–кто, а он не такой дурак и не поверит столь очевидной неправде.
Теперь уж действительно рассердившись, Джефри повернул коня к дороге обратно в замок.
— Но как же таверна, милорд! Ваша пинта эля!
— Выпей её сам! — Джефри выудил из кошеля монету и не оглядываясь бросил её через плечо.
Конюх оставил её валяться в пыли, с усмешкой глядя вслед скачущему обратно к замку Джефри.
* * *
Джорди вышел на утреннее солнышко, наслаждаясь прохладой и ощущением чистоты, которое всегда приходило вместе с рассветом. Землю исполосовывали длинные тени, роса ещё не сошла с травы, а арендаторы уже повсюду работали. Джорди сделал глубокий вдох и порадовался. Он был молод, лет так двадцати пяти, управлял половиной отцовского имения и, самое важное, имел прекрасную, умную, пылкую жену, и они очень сильно любили друг друга. И неважно, чего там неладно в мире, — когда он придёт домой, к ней, все будет ладно. Жизнь была хороша.
И для его арендаторов похоже тоже хороша. Земля зеленела от ростков нового урожая, а дети гнали коров на пастбище.
Но их родители спешили из домов к амбару, когда им следовало отправляться на поля. Джорди нахмурясь ускорил шаг; что там ещё стряслось?
Через каких–то несколько минут он уже проскальзывал через толпу крестьян к теням амбара, освещаемым сквозь неплотно пригнанные доски полосками солнечного света; тень Джорди прошла, намного опережая его, когда он сказал:
— Подвинься, Уилликин, вот молодец… Доброе утро, Корин, и пропусти меня…
Крестьяне расступились, открыв ему проход в прохладу амбара — но аромат в нем стоял не тот; вместо сочного запаха хранимого зёрна он уловил аромат чего–то кислого, острого.
— То запасённое зерно, милорд, — молвил старый Адам. И поднял руку давая зёрнышкам сыпаться сквозь пальцы — но посыпалась только пыль, и она была намного темнее, чем ей полагалось быть.
— Что за гниль поразила зерно? — уставился на труху Джорди.
— Я такой никогда не видывал, милорд… — пожал плечами старый Адам.
— Не называй меня так, — попросил его Джорди усталым тоном человека, знающего, что подобные просьбы все равно бесполезны. — Мой отец был лишён права на титул.
— Все равно вы лорд по тому, как ходите и держитесь с другими, — вздохнул старик, — и никакие слова и действия короля этого не изменят.
Толпа крестьян наверное уж в пятидесятый раз забормотала, выражая согласие, и одобрительно закивала.
— Но если вам так больше нравится, я буду называть вас сквайром, — сказал старый Адам, — ибо вы именно таковы, по тому вниманию, кое уделяете вашим землям и заботам о ваших людях.
— И я как раз озабочен, — нахмурился Джорди, — так как прежде чем поспеет новый урожай, нам ещё надо как–то прожить лето. Все запасённое зерно такое же?
— Все, милорд, — доложил коренастый поседелый Тавус, — окромя последнего слоя зёрен, покрытых им — а их я не смею есть.
— Да, конечно их нельзя есть. — Джорди наморщил лоб, усиленно соображая.
— Что же мы будем есть, милорд? — спросил тихим и тяжёлым голосом один из крестьян.
— Через несколько недель поспеет первая морковь и репа, — ответил Джорди. — А до той поры нам придётся протянуть на том, чего сможем добыть в лесу.
Народ зашептался, так как их лес был как и все леса — собственностью короны и охотничьим заповедником знати.
— Никакой закон не запрещает нам собирать орехи и ягоды, — крикнул перекрывая ропот толпы Джорди, — равно как и все прочее, растущее там из земли.
— Но лесничие сочтут нас браконьерами, мой л… сквайр, — указал Хобин.
— Мы отправимся собирать вместе, и я поговорю с лесничими, — пообещал им Джорди.
На лицах собравшихся появилось облегчение, но те, кто постарше и поопытней, выглядели по–прежнему мрачными.
— Овсюга и беличьих запасов нам может не хватить до урожая, сквайр.
— Ты прав, — согласился Джорди. — Нам придётся протянуть на овсянке и рагу.
— Для рагу нужно мясо, сквайр, — указал старый Адам.
— Также как и вам, всем вам, хотя бы по унции–другой в неделю — и да, знаю, убить даже и барсука все равно браконьерство. Однако, если звери выходят из леса, то они наши.
Крестьяне зашептались, охваченные дурными предчувствиями, и Хобин выразил их:
— Не знаю, что–то скажут на сие лесничие, сквайр.
— Насчёт лесничих предоставьте беспокоиться мне, — отмахнулся Джорди. — Возьмите детей и отправляйтесь сперва искать у живых изгородей — там мы определённо найдём достаточно еды на день. — И повернувшись, зашагал прочь.
Крестьяне смотрели ему вслед, и лица отражали беспокойство.
— Что он станет делать, Адам? — спросил Корин.
— Да что сделал бы любой хороший лорд, если его люди голодают, — мрачно отозвался Адам, — кормить их.
— Тогда его схватят лесничие!
— Обязательно, — согласился Адам, — а он больше не из знатных. Надо нам будет постоянно присматривать за мальчиком.
— Да, и не давать ему сделать какую–нибудь глупость, — поддержал Хобин.
Но все знали, насколько Джорди чувствовал себя в лесу как рыба в воде и гадали, а смогут ли они найти и уберечь его, если он не захочет быть найденным.
* * *
Проезжая через надвратную башню, Джефри все ещё так и кипел. Спешившись во дворе замка, он бросил поводья подбежавшему к нему конюху, а затем широким шагом поднялся по лестнице к двустворчатой двери донжона. Пора раз и навсегда выяснить отношения с Магнусом.
Он двинулся тем же широким шагом к лестнице, и к нему подбежал лакей.
— Чего–нибудь желаете, сэр Джефри?
— Нет, если ты не знаешь, где сэр Магнус.
— Как где — у себя в покоях, надо думать. Джефри начал было отвечать: «Да, тебе — надо», но вовремя спохватился. Он был не из тех, кто срывает дурное настроение на подчинённых. И бросив вместо этого лакею короткий кивок и «спасибо» он разве только не взбежал по лестнице.
Ему не понадобилось стучаться в дверь к Магнусу; та стояла распахнутая настежь, а его брат работал пером и чернилами за столом перед широким окном.
— Что у тебя там? — требовательно спросил Джефри, заходя в комнату.
Магнус с удивлением поднял взгляд.
— Кое–какие замётки о родине Алеа, брат. — Он отложил перо и откинулся на спинку стула. — Ты, кажется, взволнован.
— Можно сказать и так. — Джефри закрыл дверь, приложив чуть больше силы, чем требовалось.
Магнус поднял брови при виде явного гнева Джефри — и очевидного требования конфиденциальности.
— Присаживайся, чего стоишь, и расскажи, что тебя так завело нынче утром.
Джефри не собирался подчиняться даже такому приказу.
— Ты знаешь, что по всему городу ходит слух, что ты будешь всем нам господин, теперь, когда папа отправился скитаться? — потребовал он ответа, подойдя к столу Магнуса.
— Да неужто! — воскликнул Магнус. — Нет, не знаю.
— Так это неверно, брат, — отрезал Джефри. — Он может и вырвал у тебя обещание заботиться о народе нашей страны, но не давал тебе права командовать мной!
Назад: 10
Дальше: 12