ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
С гневным лицом Ртуть устремилась к костру. Корделия, вначале в полном замешательстве уставившаяся на это зрелище, пришпорила коня и поскакала за ней с криком:
— Нет, леди! Не вмешивайтесь, пока мы не узнаем их истинных целей!
— Тут и так все ясно, — откликнулась Ртуть, и склонилась, хватая за плечо женщину с краю толпы, которая наблюдала за происходящим.
— Говори, негодница! Что вам здесь надо и зачем собрались в такой час?
Женщина вскинула испуганный взгляд на всадницу. Однако, как оказалось, глаза ее блестели вовсе не от испуга, а от какого-то дикого вожделения: на губах ее были заметны следы пены. Она медленно сфокусировала взор на лике воительницы, и казалось, даже не удивилась внезапному появлению постороннего. Она была в трансе, как и все прочие участники оргии.
— Мы чествуем здесь монстров, которые посещают наши сны, — проговорила она заплетающимся языком. — Если мы предложим им еду и питье у нашего костра, то они пощадят нас, когда пройдут нашествием по этим краям.
Все окружающие находились в том же исступлении, совершая разнузданную пляску под дикие песни.
— И это вы называете гостеприимством? Вы предлагаете дружбу монстрам? — возмущенно воскликнула Ртуть. — Простофили! Болваны! Олухи! Пешки в чужой игре! Все вы — весь ваш народ — просто тупицы, пляшущие под чужую дудку! Огры и прочие злыдни придут к вам, коль вы их об этом просите, но они не оставят вас в покое, пока полностью не опустошат ваши земли!
— Нет! Не говорите так! — взгляд женщины несколько прояснился, и в голосе ее прорезался страх. — Они не тронут нас, если мы ублажим демонов.
— Пощадят вас? Дура! — Ртуть ухватила ее за плечи и крепко встряхнула. — Единственная услуга, которую они могут вам оказать — это первыми прибрать к рукам, а потом поработить, истязать и пожрать живьем!
— Да нет же, — умоляющим голосом воскликнула женщина со слезами на глазах. — Не говорите таких страшных вещей. Они так не поступят! Они добры к своим друзьям!
— Мы. Никогда. Не. Были. Друзьями. — Отчетливо и раздельно произнесла Ртуть, чтобы до женщины дошло раз и навсегда. — Мы и монстры — не друзья. Мы — их добыча. И только.
Ртуть повернулась к подругам:
— Быстро! Мы должны остановить этот дикий ритуал!
— Давно уж пора! — Пришпорив коня, Алуэтта рассекла толпу, прорываясь к костру, в то время как Корделия уже скакала следом за ней, а Ртуть замыкала шествие с проклятиями взгромоздившись в седло.
Раздался жуткий кошачий вой, полный страха и боли: двое мужчин подняли вертел, к которому было привязано бедное животное. Еще один мужчина занес над котом окровавленный нож. Алуэтта развернула кобылу, сбивая палача, кубарем покатившегося в сторону, куда последовали и его подручные. Вертел упал и вонзился в землю острым концом: привязанный к нему кот истошно заорал. Ртуть проворно выпрыгнула из седла и рассекла веревки, причинявшие боль несчастному зверьку. Кот метнулся во тьму — только промелькнуло мутно-рыжее пятно, словно головешка, выскочившая из костра.
— Ах ты нахалка! — заорал один из подручных, упустивший вертел, поднимаясь на ноги. — Ты нам все испортила!
— Нет. Не испортила! — успокоил его палач, показывая в пламя костра. — Смотрите! Она уже близко!
Над языками костра дым стал собираться в причудливые очертания, образуя фигуру странной формы, грозной и призрачной. Это была гигантская черная кошка с длинными ушами, походившая на Сфинкса, обвившего себя хвостом. Хриплое урчание призрака было подобно треску костра, в глазах пылали угли.
Люди вокруг костра замерли, уставившись на это зрелище. Даже Корделия вместе с Ртутью почувствовали тянущую пустоту в желудке — верный призрак леденящего страха. Алуэтте пришлось собрать всю белую кипящую энергию ненависти, чтобы противостоять панике и сдерживать конвульсии страха, опутывающего и ее как щупальца осьминога.
Привидение открыло пасть, показывая бесконечные ряды зубов, каких не было ни у одного представителя семейства кошачьих.
— Не позволяйте им остановить вас, верные други Занплока! Будьте настойчивы — проявите упорство! Продолжайте Тагхаирм! Не слушайте трусливых голосов.
— Трусливых? — Ртуть очнулась от транса. — Ах ты несчастная шмакодявка, — последние слова мгновенно вывели Ртуть из транса, и она быстро оправилась от потрясения, вызванного появлением призрака. — Мерзкое создание, если ты из плоти и крови, то сейчас ответишь за оскорбление. — Меч ее полыхнул при свете костра, поймав на себе отблеск языков пламени.
Большеухое создание повернулось и оскалилось на нее с высоты своего изрядного роста. Блеснула слюнявая пасть:
— О, как я хочу этой встречи, мой храбрый лакомый кусочек!
— Ах, кусочек! — вне себя закричала Ртуть. — Сейчас я покажу тебе кусочек! Этот кусочек металла окажется тебе не по зубам!
— Запомню твое обещание. — Большеухая кошка повернулась к поселянам — участникам оргии. — Так же как и ваше предательство, если вы перебежите на другую сторону. Продолжайте заклинать Тагхаирма, а если вы откажетесь, найдутся другие, готовые сделать это за вас — и мои хозяева, которые намного страшнее меня, вспомнят ваше вероломство, и спустятся к вам сюда, чтобы учинить грабеж, мучение и избиение!
Толпа в ужасе застонала.
Человек с ножом, исполнявший здесь функции палача и верховного жреца, обернулся к Алуэтте с криком:
— Смотри, что ты натворила! Хочешь сделать из нас поживу для чудовищ?
Он повернулся к толпе:
— Не слушайте эту стерву! Помните о клятве тем силам, которые обещали встать на защиту!
Он выхватил вертел из огня и к нему прибавил другой — обе его руки ощетинились жалами — одна пустым черным, а другая раскаленным добела.
— Большие Уши, приди к нам на радость всем! Наша деревня — твоя! Не так ли, соседи?
Толпа ответила утвердительным воплем.
— Приди, Большие Уши! — прокричал это человек, затем снова и снова повторяя этот клич. Толпа подхватила его, скандируя:
— При-ди, Большие Уши. При-ди!…
— Вы расписались под собственным приговором! — воскликнула Алуэтта, но голос ее потонул в общем реве.
— Вы ей нужны лишь для забавы! — кричала Корделия, но даже ее вопль остался неуслышанным за стеной дружных голосов.
— Боль-шие У-ши, при-ди! Боль-шие У-ши, при-ди!
При-ди! При-ди! — та-та-тара-ра! — раздавалось эхо по холмам.
И по мере того как они пели, гигантская кошка становилась все более плотной, словно рождаясь из сгустков дыма.
Ртуть обернулась к ней, с мечом в руке, взяв поводья и готовая броситься в атаку.
— При-ди, при-ди, при-ди!
— Я принимаю ваше приглашение! — торжественно взвыла кошка по имени Большие Уши. Она спрыгнула на землю, мигом превратившись из облака дыма над костром в черное чудовище, усатое, мохнатое и глазастое. Зубы его оскалились в недоброй усмешке.
Люди одобрительно приветствовали это появление призрака — и когда радостный гул стих, чудовище развернулось к человеку с ножом, воскликнув:
— А теперь ты узнаешь, что чувствовали эти коты!
Толпа завопила в унисон, кто-то пытался отвернуться, чтобы избежать страшной картины расправы, кто-то закрыл глаза в ужасе.
Кошка-сфинкс подняла голову от кровавого пиршества, кровь капала с ее клыков.
— Дурни, вы зазвали в гости того, кто жаждет вашей крови!
— Но мы же звали тебя, чтили тебя, умоляли тебя! — в ужасе закричал один из помощников палача — подносчиков вертелов. — Разве ты не пощадишь нас за это?
— Пощажу, а то как же! — ответила кошка-Сфинкс. — Вы будете первой трапезой на моем столе. О какой милости еще можно желать смертным отродьям? Знаете, как мой хозяин Занплока почтит вас? О, вы еще не знаете, вся радость впереди. Ваша смерть будет быстрой, вы даже не успеете почувствовать, какой она будет мучительной! Но пока еще рано! Он придет с визитом, когда все будет готово, во главе страшной армии людоедов и воинственных призраков. Продолжайте церемонию, глупцы и бедолаги, или же вы умрете медленной смертью и успеете проклясть своих родителей за то, что они способствовали вашему появлению на свет!
Люди дружно застонали, сгрудившись в кучу перед этим порождением кошмара.
— Не слушайте эту тварь! — воскликнула Корделия. — Не верьте монстру! Все, что ему нужно — это ваш испуг. Ей нужны не ваши плоть и кровь — а ваш страх — оттого-то она вас так и запугивает. Она питается вашей болью и вашим ужасом. А мучает и убивает лишь постольку поскольку! Отвернитесь от этого исчадия ада!
— Отвернитесь немедленно, — подхватила Алуэтта. — Ибо у нее нет силы иной, кроме той, что дает ваш страх!
— Вы не проживете долго, надоедливые девки! — ощерилась Длинные Уши и подобралась для прыжка. — Хотите сорвать мой Тагхаирм? Закрыть мне вход в ваш мир? За это вы будете следующими, жирненькие и сочненькие мои кусочки!
— Ах, жирные кусочки? — возмутилась полноватая Корделия.
— Смотри, не пообломай себе зубы! — поддержала Ртуть.
— Дрянь такая! — вне себя от ярости закричала Алуэтта. — Тебе сильно не повезло, что ты встретилась со мной.
— Охо-хо! Да кто ты такая?
— Увидишь!
— Посмотрим!
— Давай!
И Алуэтта сощурила глаза.
Всякий, кто знал Алуэтту или встречался с ней на узкой дорожке, был в курсе, как опасен этот взгляд, и бежал бы немедленно, не оборачиваясь. Впрочем, такого монстра трудно было испугать одними посулами — ему надо было недвусмысленно продемонстрировать силу. И стойкость.
Кошка-Сфинкс поджала уши, как перед атакой — и вдруг заорала по-кошачьи.
— Какая боль! Что это пронзило мои внутренности!
Что со мной происходит?
— Кто-то приходит, а кто-то уходит — вот что с тобой происходит!
— Да как ты посмела, дрянь, дерзкая девчонка. Мои кишки словно проткнули раскаленным вертелом!
— То ли еще будет!
— Ах так? Ну, сейчас ты узнаешь, что такое настоящая боль!!! — прошипела она.
И Кошка-Сфинкс изготовилась к прыжку, могучая и опасная.
— Эй! — закричала Ртуть, направляя лошадь между ними и вклиниваясь. — Она не для тебя! Это наша Алуэтта!
Алуэтта так и замерла, захваченная врасплох этими словами.
— Это наша родня, и всяк, кто прикоснется к ней, узнает меня! — Корделия также направила свою лошадь галопом, затем подняла на дыбы — и копыта завертелись перед носом у монстра.
Кошка-Сфинкс отпрянула в сторону, взвыла и прыгнула, скользнув когтями по лошадиной шее. Кобыла Корделии жалобно заржала, падая наземь. Корделия попыталась выбраться, но лошадиный круп придавил ей ногу.
— Ты будешь на десерт, — пообещало чудовище и, плотоядно урча, обернулось к Ртути.
— А сейчас я отведаю тебя, моя сахарная косточка, которая о себе столь высокого мнения!
— Эта косточка встанет у тебя поперек горла! — пообещала Ртуть, вонзая меч:
— Коли, Холодное Железо!
Отведай угощеньица, бедовая головушка, ненасытная утробушка!
Меч пронзил язык в раскрытой пасти — и громадная кошка завизжала — казалось, кричат все коты мира одновременно на своем весеннем фестивале. Отпрыгивая, призрак завопил:
— Холодное Железо! — кошка произнесла эти слова, едва ворочая языком. — За это ты умрешь самой жуткой, медленной и неторопливой смертью, и участь твоя будет трагична и прискорбна. Она послужит уроком поколениям и долгое время о тебе будут вспоминать с жалостью и содроганием!
— Нет, она не умрет! — Вступилась Корделия, сверкая глазами на монстра из-под кобылы.
Большеухая кошка взвыла от боли:
— Что? Что это такое? — простонала она, и повернулась к придавленной лошадью Корделии, в замешательстве выпучив глаза. — Нет! Не может быть! Это не ты меня так ужалила? — грозно взревела она.
— Эх, если бы я могла! — прокричала Корделия, показывая пальцем в сторону.
Сфинкс снова взвыла по-кошачьи, затем метнулась в воздухе, выгибая хребет и набросилась на женщину с криком:
— Умри, и моя боль вместе с тобой!
— Ну нет, мы еще поживем! — Алуэтта вышла из оцепенения, нахлынувшего на нее при упоминании родственниками ее имени. Направив на монстра залпом всю закипавшую внутри энергию от переполнявших ее эмоций: жалости, стыда, удивления и смущения, охвативших ее одновременно, — она закричала.
И от этого крика Кошка-Сфинкс кубарем перевернулась в воздухе, заорав от внезапной и мучительной боли. Она рухнула навзничь прямиком на убитую лошадь, и Корделия закричала под ней.
Этот крик пронзил Алуэтту навылет. Она сверкнула глазами на чудовище, готовая в отчаянии растерзать его. Кошка-Сфинкс взвыла в агонии, корчась от нестерпимых мучений, а Ртуть снова и снова вонзала в нее меч:
— Оставь эту падаль мне! Мы с Корделией удержим ее, пока ты от нее не избавишься! Поговори с народом, леди!
Алуэтта замерла в удивлении — но только на миг — а в следующий она уже приняла решение. Определенно бывшая атаманша знала, что говорила: ибо она сама умела управлять толпой.
— Люди! — Алуэтта простерла руки над толпой:
— В ваших силах обернуть все вспять и отправить назад злобного монстра. Еще не поздно исправить ошибку!
Опомнитесь! Остановите кровопролитие! Все, что вы тут учудили, еще можно поворотить вспять. Дверь, открытую вами, еще не поздно закрыть, пока не случилось худшего!
Люди, павшие ниц, замерли, удивленно прислушиваясь.
— Это ты сказал? — спросил один другого-.
— Не, вроде не я. А ты?
— Да и не я. Может, он?
— Да что вы! — возмутился третий. — Я здесь вообще вот уже полчаса молчу.
— Вот она сказала, — и двое разом показали на Алуэтту Увидев, что на нее обратили внимание, Алуэтта решительно продолжала:
— Подумайте только о вашей злобе и боли. Только подумайте! — заклинала их Алуэтта. — Вспомните о том, как подло обманула вас эта «киска». Вы ждете от нее продолжения?
— Да, продолжения! — Заорал кто-то, видимо, не расслышав ее слов, но его тут же ударили чем-то и он замолчал.
— Хотите продолжения? — еще раз спросила она, риторически.
— Не-ет! — потянулся нестройный хор голосов, — нет, нет! Конечно же, нет!
— Отправьте ее обратно, леди — туда, откуда она пришла!
— Ага! Вот вы и на попятный! — сварливо начала Алуэтта. — А что получается? Мне теперь за вами убирать, что ли? Ну ладно, — смягчилась она. — Так уж и быть.
Она повернулась к павшей кошке, которая с воем каталась на прищемленной Корделии, хлеща ее хвостом. При этом кошка чудом ни разу не задела когтями Ртуть, без устали коловшую это живучее существо, никак не желавшее умирать. Погребенная под собственной лошадью, Корделия вцепилась когтями в кошачью шерсть, пытаясь добраться кинжалом до плоти, чем только усиливала этот концерт, состоявший из проклятий и диких воплей.
Алуэтта выставила обращенные вперед ладони с расставленными широко пальцами и воззвала:
— Прочь отсюда! Улетай создание, лети! Брысь, брысь, а не кис!
— Брысь, брысь, а не кис! — загробным голосом подхватила толпа.
— Кыш, кыш, а не мышь!
— Кыш, кыш, а не мышь, — продолжала толпа. — Убирайся на свое место и больше не показывайся.
— По ночам не буди, днем не ходи, ни со стуком, ни с огнем, и зверя во мне не буди!
— ..И зверя во мне не буди! — откликнулась толпа.
— И вообще больше не приходи!
— Не приходи!
— Громче! — размахивала она руками. — Еще громче! Вы сами должны выгнать ее отсюда! Это ваш страх, ваши эмоции, вы должны избавиться…
— Наши… че? — спросил один другого.
— Моции, — почесал в затылке товарищ.
— А че это?
— А я знаю? Раз она говорит, значит, должно помочь. Это же ведьма.
— Кто?
— Ведь-ма! Да ты пробки из ушей вынь…
— Ой, в самом деле, а я заткнул, когда у костра-то кричали. А теперь выну, выну…
— Громче! — кричала Алуэтта. — Ну-ка все вместе!
— Убирайся. Кыш!
— А ну, еще раз!
— Кыш!
— Очень плохо слышу!
— Кыш!!!
— Кто еще молчит?
— КЫШ!!! — заорали все разом.
— Еще погромче и подружней, — распорядилась Алуэтта. — Так, чтобы хозяин этой кошки, Занплока, услышал вас в своем королевстве.
— Не сметь! — простонала кошка из последних сил, взбудораженная именем хозяина. — Я должна… Я разорву вас, растерзаю, я вас замучаю, как…
— Когти коротки!
— Как мышей, как крыс, как…
И тут Ртуть добралась до ее глотки. Монстр, испустив протяжный вой, скончался, в последних приступах агонии заставив пострадать напоследок придавленную Корделию.
— Оно не может сравниться в силе с двумя слабыми девушками! — кричала Алуэтта. — Не бойтесь! Видите, оно не может одолеть даже двух слабых девиц! Посылайте ее домой.
И снова обернулась к монстру:
— Убирайся — У-би-рай-ся!
— И больше не являйся!
— Не являй-ся!
— И не приходи!
— И не приходи!
— Прочь отсюда, — взмахнула рукой Алуэтта, снова и снова заводя куплет за куплетом этой странной песни, и люди послушно вторили ей, каждый раз с новой силой.
Строчка за строчкой, громче и громче, они орали, кричали, вопили, во всем подчиняясь ей, повторяя каждое слово, шаг за шагом изгоняя монстра, которого сами призвали: изгоняя вместе со страхом, поселившимся у них в душе, и перед которым они так трусили.
Уже их крики уверенно перекрывали рев монстра, испускавшего дух, и он становился все прозрачнее, покуда не оказался легкой дымкой тумана, растворившейся над костром, полностью развеянный утренней прохладой. Пока и этот дымок окончательно не исчез из виду.
Люди онемели, потрясенные, еще не веря, что это сотворили они, и услышали смутно вдали вой гигантской кошки: злобный и мучительный.
Алуэтта смотрела на них, понимая, что битва окончена, сражение обернулось победой благодаря чистой силе эмоций, которая изливалась из этих людей, отраженная на их собственные страхи. Эта сила сломила барьеры, даже самые непреодолимые — барьеры страха, затравленности, испуга — и освободила их.
Дрожь усталости сотрясала ее. Она понимала, что сейчас гораздо важнее научить тех, кем она руководила, а не думать о себе. И повернулась к ним, объявляя во всеуслышание:
— Теперь она вернется к своему хозяину и там получит сполна.
— Но что, если она возвратится сюда? — жалобно спросила какая-то женщина.
Сдавленный стон пронесся над толпой: Алуэтта развернулась и побежала к Корделии.
Поселяне бросились за ней, причитая:
— Скажите нам, леди! Заклинаем вас! Что, если эта тварь вернется назад?
— Тогда знайте, что есть те, кто готов защитить вас, — проговорила Алуэтта из последних сил, сжимая зубы, — и на одного защитника сейчас станет меньше, если мы не вытащим ее оттуда. Вы что, не видите, что она умирает! Вы вшестером поднимите круп лошади! Она задержала монстра, пока мы отправляли его в небытие!
Шестеро поселян навалились с одной стороны и оторвали круп от земли, так что Алуэтта с Ртутью смогли извлечь Корделию. Она плакала навзрыд.
— Так больно?
— Это не боль, — выдавила Корделия сквозь слезы, — но все равно это ужасно.
Алуэтта пристально посмотрела на нее:
— Тогда что?
— Ее лошадь, — сказала Ртуть.
— Моя бедная милая кобыла! — всхлипнула Корделия. — Верная моя, всегда готовая прийти на помощь.
Такая нежная — а ведь она даже не успела родить жеребенка.
— Да, очень жаль, в самом деле, — согласилась Алуэтта. — Но мне жаль не только твою лошадь, но и тебя не меньше. Ведь и ты спасла меня, как спасла тебя твоя кобыла. Задержи дыхание и стисни зубы, я проверю, не сломана ли кость.
— Да что там проверять, я и так чувствую, что сломана, — простонала Корделия.
— Держи ее покрепче, — распорядилась Алуэтта, обращаясь к Ртути, поскольку больше никому здесь довериться не могла. Да и не позволила бы она поселянам щупать своими заскорузлыми руками будущую принцессу.
Затем она стала ощупывать поврежденную ногу. Корделия раз вскрикнула, затем все же сжала зубы: Ртуть держала ее за плечи, скрестив руки на груди, обняв и прижимая к себе, чтобы в случае адской боли та не вырвалась и не причинила себе большего вреда в руках опытной знахарки, владеющей наукой выправления костей.
— Колено цело, хвала Небесам, — сказала она, — однако вот тут…
И Корделия застонала вновь.
— Леди, вы сведущи в этой науке? — нервно спросил один из присутствующих.
— Не извольте беспокоиться, — ответила та. В подготовку агента входили навыки полевой хирургии, в первую очередь выправления костей и ухода за переломами.
Она еще раз ощупала это место, чтобы убедиться наверняка, и затем посмотрела в глаза Корделии. Та ответила ей молящим взором, полным страдания, каким смотрит больной на доктора, ожидая боли. Может быть, исцеляющей боли, которая принесет выздоровление…
— Потерпи, — прошептала она.
— «Потерплю» — одними губами ответила Корделия, не спуская с нее умоляющего взора.
— Еще немножко…
— «Да», — шевельнулись губы.
— Сейчас…
— «Конечно», — прочитала она по губам.
Последний раз, все проверив, она ухватилась за ногу.
— Свело?
— «Ага».
— Болит?
— «Не очень».
— Терпимо?
— «Да скорее же ты, рви — или делай что хочешь, но только быстро».
Эти слова уже передались мысленно, по ментальной связи. Алуэтта могла читать мысли раненых с таким же успехом, как и здоровых.
И тут, когда все уже было готово к финальному рывку, счастливая мысль посетила Алуэтту. Она пристально посмотрела в глаза Корделии. Другая, помогавшая ей женщина из поселян, тоже уставилась, как завороженная, и в этот гипнотический момент Алуэтта запустила руку поглубже в задний мозг и затронула сонный рефлекс. Глаза Корделии закатились; она тут же обмякла в руках Ртути.
— Что ты сделала? — испуганно прошептала Ртуть, чувствуя внезапную перемену состояния больной.
— Просто усыпила ее, и все.
— И больше ничего?
— А ты что думала? Используя природный анестетик, который есть у каждого в голове.
Затем она спокойно вернулась к ноге Корделии. Место перелома располагалось пониже колена, там, где икра. Она соединяла обломки кости, в то же время телекинетически обследуя их. Эти фрагменты должны были сложиться воедино, как части головоломки — все до трещинки должно было совпасть, и ни один осколок не остаться незамеченным. Наконец, проверив все еще раз и удовлетворенная проделанной работой, она направила энергию с обратным знаком, действующую как заживляющая раны «мертвая вода», на место перелома, в то, что в анатомии носит название малоберцовой кости или «фибулы», заставляя ее расти, стимулируя рост костной ткани и заживление, для чего был необходим приток кальция. Наконец кость достаточно скрепилась. Ментально просканировав ногу, Алуэтта убедилась в этом. Тогда она убрала руки и вздохнула.
— Похоже, все.
— Если это так, то в жизни не видела более быстрого лечения, — подивилась Ртуть.
Она пялилась ошарашено на ногу подруги, не в силах поверить, что все так просто.
— А вот спроси ее. — Алуэтта посмотрела на спящую Корделию. Веки ее задрожали и открылись, женщина смотрела на нее смущенно и растерянно, словно еще не понимая, где находится и что с ней произошло.
— А что такое… — пролепетала она. — Где я…
— Ты в долине снов, там, где совершался обряд Тагхаирм, — услужливо напомнила ей Ртуть.
— Как твоя нога? — спросила Алуэтта.
— Да как всегда, — Корделия как будто даже удивилась такому вопросу.
И посмотрела на свою ногу, лежавшую в несколько неудобном положении. Выпрямив ее и ничего не чувствуя, она вдруг всхлипнула:
— Моя… — дальше слов было не разобрать — Что? Больно? — забеспокоилась Ртуть.
— Моя… кобылка. Она упала… свалилась., на меня…
— Так как же все-таки твоя нога? — допытывалась Алуэтта.
Корделия с недоверием ощупала икру.
— А что такое? Она… цела?
— Ну, это ты сама должна теперь попробовать, — усмехнулась Алуэтта. — Тебе же ею пользоваться.
— Погоди! — воскликнула Ртуть. — Не так скоро! Это же перелом, тебе необходимо отлежаться!
Но Алуэтта утвердительно кивнула, и Корделия подогнула ногу под себя, пытаясь встать. На ее чело, где уже просохли капли пота, набежали морщинки сомнения. Она отдернула руку от протестующей Ртути и встала. Алуэтта подоспела, чтобы поддержать ее. Корделия перенесла вес на исцеленную ногу, сначала слегка, затем сильнее и сделала несколько шагов с удивленными округлившимися глазами.
— Это просто чудо, леди! Даже моя мамочка не сделала бы лучше.
— Рада видеть тебя прямоходящей, — просто ответила Алуэтта.
— Да и я рада не меньше, что снова обрела эту способность, — пылко произнесла Корделия. — Надо же! Как мы не ценим способность передвигаться и понимаем ее значение только попав в такие обстоятельства, — она горячо обняла Алуэтту.
Та замерла в удивлении и нерешительно сомкнула руки в ответном объятии. Наконец Корделия отошла, не спуская с нее восхищенных глаз. Алуэтта смущенно посмотрела на Ртуть — только чтобы перевести взгляд.
Воительница широко улыбалась:
— Благодарю вас, леди. Я тоже очень благодарна вам. Крайне и бескрайне.
— Да и мы тоже, — прокричал какой-то поселянин, — безмерно рады видеть вас живой и здоровой после такого падения. И после стольких приключений. Но как же монстр, леди? Как вы защитите нас от него?
Но силы Алуэтты уже были на исходе. Всю энергию она отдала, как кровь, на исцеление и выздоровление подруги. Поэтому она вдруг бессильно зашаталась и рухнула, как подкошенная, без чувств.
— Что это? — в суеверном ужасе закричали поселяне. — Что сразило ее? Гнев Большеухой? Или Занплока? — Они видели в этом происки враждебного мага.
Или, может, им показалось, что душу девушки украло привидение. — Что сразило ее столь скоро? Она умерла?
— Просто усталость, — пояснила Корделия и присела рядом с бесчувственной Алуэттой. — Она истратила столько энергии на изгнание монстра, которого вызвали вы, — Корделия посмотрела на поселян. — Вы! И вы! — перевела взгляд на каждого поочередно. — Ну что ж, вы добились своего! А вот она теперь лежит без чувств, — с горечью и надрывом произнесла она. А потом ей пришлось еще лечить меня — и на это ушли остатки энергии. Последние жизненные силы покинули ее.
Лица присутствующих помрачнели, когда им напомнили об их вине, но Корделия не обратила внимания, просто положив руку на лоб Алуэтте, другую — ей на грудь.
— Подарком отвечу на подарок, — горячо прошептала она. — Ты поделилась со мной, — прими же и мой дар!
С этими словами она склонилась над бесчувственной Алуэтте. Со стороны можно было подумать, что девушки целуются.
Ртуть кивнула:
— В эту ночь мы все рано уляжемся спать — а может, даже и не дожидаясь ночи.
Корделия сосредоточенно нахмурилась, свела брови на переносице, пронзая взглядом лицо Алуэтты. Через минуту веки ее пациентки вздрогнули, затем глаза удивленно распахнулись. Алуэтта огляделась, морща лоб и пытаясь вспомнить, что же с ней произошло. Постепенно память всплывала на поверхность, как прошлое всплывает в настоящее, когда оно становится легким и безвредным. Лицо Алуэтты озарилось улыбкой, которую она тут же подарила Корделии. Она догадалась обо всем:
— Спасибо вам, леди. Вы так добры — вы вернули меня к жизни.
— Так же, как и ты меня, — с нежной улыбкой ответила Корделия. — Леди, без вас не обойтись. Тут у народа появился вопрос — что делать с тем зловредным духом, если он вернется и начнет беспокоить местное население? Так что вставай, товарищ по оружию. Враг еще не угомонился.
— Как это не угомонился? — в тревоге воскликнул какой-то поселянин — очевидно, самый беспокойный.
— Вы на него не обращайте внимания, — посоветовала Корделии какая-то женщина. — Он всегда такой.
Но этого поселянина унять было не так-то просто.
Он выскочил вперед, перед толпой своих соотечественников, простирая руки:
— Леди, если вы не успокоили этого духа, то что нам делать, когда он вернется?
— Этот уже не вернется, — утешила его Ртуть. — А вот его хозяин… Но вряд ли он сделает это сам. Просто если среди вас появятся фантазеры, желающие вызвать духа, вы непременно будете иметь новые неприятности. И еще добрая сотня таких же, и нестрашнее, придет сюда чтобы развеять скуку деревенской жизни.
— Да не будем мы никого вызывать! С нас хватит! — закричали из толпы. — А что, если кошка вернется без спросу?
— Это как?
— А вот так — просто вернется без наших вызовов?
— Не пляшите вокруг костров. Не жарьте кошек, не пойте разнузданных песен — и живите себе спокойно, — резонно заметила Ртуть.
Корделия кивнула, поддержав ее:
— Такие существа не берутся с бухты-барахты — они никогда не приходят просто так. Просто так приходят лишь марионетки, поднятые из мха одной силой воображения.
Беспокойный человек подошел ближе, уперев руки в бока:
— Значит, получается, достаточно не проводить ритуалов — и все будет шито-крыто?
— Это еще не все, — вдруг вспомнила Корделия. — Сердцевина Тагхаирма — это жестокость. Иногда для его вызова достаточно разгула жестокости в одной отдельно взятой деревне.
Женщина-поселянка надула губы в задумчивости.
— Значит, если мальчишки будут мучать кошек…
— Все может быть, — кивнула Корделия. — И если мужчины станут бить своих жен, и богатый начнет притеснять бедного, и жена измываться над мужем-рогоносцем — за все это придется платить. Жестокость — это пища Тагхаирма. А костры и пляски — это просто окно, через которое удобнее пролезть в этот мир, но поверьте мне, он пролезет и сквозь щели, если учует поживу. Будьте же внимательны друг к другу, будьте милосердны даже к животным, которых употребляете в пищу. Не заставляйте мучаться никого. И тогда вы не оставите ни малейшей дыры, куда бы могло проникнуть зло.
Люди обескураженно переглядывались. Они крепко призадумались. Иные чесали в голове, припоминая свою прежнюю жизнь.
— Начнем же наши добрые дела с тех, кто спас нас — с наших троих спасительниц! — неожиданно с внезапной решимостью воскликнула женщина. — Эта леди потеряла коня в бою с чудовищем — дадим ей другую лошадь. Эй, у кого есть…
Но ей не дали договорить этих слов.
— Дадим! — одобрительно закричали все в один голос.
— Вот и хорошо! А кто даст? Лично у меня только телка. Она же не поедет на телке… А то я бы охотно дала. Ты, Перегринус?
— Что я?
— Ну, ты же у нас богатей.
Названный Перегринусом замялся, теребя в руках шляпу:
— Да заболели у меня обе. Им не выдержать долгого пути.
— А я вообще безлошадный, — подал кто-то голос.
— Тебя и не спрашивают! Дерби!
— Что — Дерби? Чуть что — и сразу Дерби! Других имен, что ли, нет?
— Дерби, не испытывай наше терпение. У тебя же двуколка.
— А на чем я буду возить товар на рынок? — запротестовал Дерби.
— Мы тебе сколотим новую. Всем миром.
— Да-а… От вас дождешься.
— Перестань ломаться, — пробасил какой-то мужчина, — сделаю тебе новую — лучше прежней, а то леди не на чем продолжить путешествие.
— Ну так пусть забирает твою клячу.
— Ей сейчас нужны колеса — разве не понятно? Седло ей сейчас противопоказанно.
Видя эту возникшую заваруху, Алуэтта вмешалась:
— Нет, нет, друзья, — заговорила она — но рука, едва она ее подняла, оказалась свинцовой — и тут же упала. — Я вполне удержусь и в седле, не беспокойтесь, На моей лошади.
— Да что вы смотрите, — сказала какая-то женщина, прорываясь сквозь толпу. Была она пышная и дородная, со странно белым лицом, будто обсыпанным белой пылью.
— Мельничиха! — воскликнули все. — Ну как же мы про тебя забыли!
— Да, — отрезала женщина. — Не то, что вы…
— Вы не поедете на своей лошади, — сообщила она Алуэтте.
— А что такое, — заозиралась она. — С ней что-то случилось?
— Нет, леди. Вы поедете на моей лошади. Трехлетка. Такая же юная и грациозная, как вы, и лучшей кобылы вам не сыскать в этих землях. Конечно, ее не сравнишь с боевым конем, но повозку вашу она довезет хоть на край света.
— Но это же ваше достояние! — запротестовала девушка. — Я не могу…
Рука Корделии остановила ее:
— Мы немедленно вернем кобылу обратно, как только подыщем жеребца, который сможет заменить мою лошадь, — твердо и неукоснительно сказала она. — А вместе с ней — подарки этой доброй женщине и ее односельчанам.
Алуэтта увидела улыбку на устах Корделии, и сразу все поняла — это был случай отблагодарить, не подчеркивая благодарность — и дать им урок доброты и щедрости, которой так не хватало в этом селении, и откуда, может быть, произошли все беды поселян, открыв путь нашествию монстров.
Она ответила слабой улыбкой и, обратившись к народу, сказала:
— Мне будет приятно совершать путешествие в вашей повозке. Спасибо, друзья. Мы очень ценим вашу помощь.
Люди заулыбались и захлопали в ладоши.
Так полчаса спустя коренастая крестьянская лошаденка бодро семенила меж двумя скакунами. Алуэтта откинулась в двуколке, поглядывая сквозь полог, которые смастерили ей из сосновых веток, на Корделию.
— Ты научила меня еще одному доброму делу, леди — никогда не отказываться от подарков и подношений, сделанных от чистого сердца. Правда, мне все равно жаль эту добрую женщину — ведь лошадь могла сослужить ей хорошую службу в хозяйстве.
— Мы отблагодарим ее за щедрость, — посулила Корделия. — И учти, я тоже как-то должна была отблагодарить свою спасительницу, вернувшую мне возможность ходить и держаться в седле.
— Я рада, — вздохнула Алуэтта, — что у нас есть возможность воздать им добром за добро. — Она потупилась, краснея. — Но я смущена твоим заступничеством — ведь я натворила столько злого. Я строила козни против твоего возлюбленного — конечно, это было только задание, ничего личного — но все же… это такое унижение — я понимаю тебя и страшно раскаиваюсь!
— Все это дела давно прошедшие, — успокоила Ртуть, коснувшись руки Алуэтты.
— Забудь, — Корделия взяла другую руку Алуэтты. — Мы друзья, сестры по оружию, и ты лишний раз доказала это сегодня.
Слезы заструились по щекам Алуэтты.
— Ваша доброта уязвляет меня в самое сердце! Я не заслужила!
— Вот ты все время и доказываешь свою дружбу, — заметила Ртуть. — Вот откуда берутся эти силы — от раскаяния.
— Наверное. Мне иногда кажется, что вечно не искупить своей вины! — призналась Алуэтта, шмыгая носом.
— Теперь в этом нет особой нужды, — мягко сказала Корделия, утирая ей слезы с одной щеки, в то время как Ртуть делала это с другой стороны. — Ты показала себя таким верным другом, о котором можно только мечтать — Так вы… вы доверяете мне? — всхлипнула Алуэтта. Глаза ее округлились от удивления и надежды.
— Да, — сказала Ртуть. — Насколько вообще можно доверять человеку.
— Женщине, — поправила Корделия, и они рассмеялись.
Слезы высохли на глазах Алуэтты, и она спросила:
— Эта штука… призрак… она тоже появилась из ведьмина мха?
— Нет, и это меня беспокоит больше всего, — взгляд Корделии мгновенно стал сосредоточенным и обеспокоенным. — Я пыталась разорвать ее на части изнутри, как всегда поступала с подобными «изделиями» природы и человеческой фантазии, но результат был нулевой. Из чего бы не состояла, эта субстанция непроницаема для мысли — как будто эта штука была скроена из плоти и крови.
Три женщины замолчали, погружаясь в раздумия.
Каждая пришла к своему логическому заключению, но не решалась с ним поделиться. Наконец Ртуть сделала это первой:
— Если она была реальной, против нас работает не просто чародей с телекинетическими способностями, создающий армию монстров для нашествия.
Алуэтта посмотрела выразительно на обеих товарок:
— А вам не кажется, что туман, породивший на свет первых чудовищ, является на деле вратами в какой-то другой мир?
— Если это так, — продолжила Ртуть, — то это голодный и истощенный мир, откуда монстры выходят со зверским аппетитом. Чтобы пожирать и истреблять здешние края.
— В том числе и людей, — мрачно закончила Корделия. — Достаточно было увидеть эту кошку в действии, чтобы понять это.
— Что это на самом деле — жадность или голод, не имеет значения, — заявила Ртуть. — Хватит того, что они прибирают к рукам земли и делят между собой наших людей, как рабов.
— Да, — сказала Корделия, — и среди них есть эсперы, которые проходят сквозь портал в этот зловещий мир и поднимают монстров из ведьмина мха, чтобы пугать каждого встречного и поперечного.
— Они не просто пугают, — заметила Ртуть, — но добиваются, чтобы люди сами вызвали чудовищ в этот мир. Что мы и видели наглядно в последнем случае.
— Точно! — воскликнула Алуэтта сама не своя. Она заметно побледнела, уже не от усталости. — Вот чего они хотят — чтобы люди сами позвали их сюда!
Корделия недоуменно уставилась на нее:
— Но почему?
— Разве ты, — она обернулась к Ртути, — и ты, Корделия, — разве вы никогда не слышали о вампирах, которые никогда не входят в дом, пока их не пригласят?
— В самом деле, — пробормотала Корделия. — Но среди них не было вампиров.
— Откуда ты знаешь, как может выглядеть вампир из другого мира? — и этим вопросом Алуэтта сразила Корделию наповал.
— Да, да…
— Но им нужно не только приглашение, — напомнила Ртуть, — Занплока еще добивается от людей зла и жестокости.
— А кошки? Вспомните про кошек!
Все вспомнили про кошек и поежились от отвращения и негодования.
— Зачем эта бессмысленная жестокость?
— Как раз жестокость вполне осмысленна — для хозяев того, другого мира.
— Но если так, — у Корделии даже перехватило дыхание, — то наша битва при Тагхаирме ровным счетом ничего не значит. Это ложка воды в костер! Кто может бороться с жестокостью, которая повсеместна? Есть же и другие деревни, где царят не менее буйные нравы и обычаи. И если в одном месте додумались до того, чтобы поджаривать на костре кошек, то в другом способны и на большее!
— Я поняла! — воскликнула Алуэтта. — Наверное, те же кошмары, которые причудились мне…
— Что? Что? — склонились над ней соседки.
У Алуэтты перехватило дыхание, в этот момент ее словно ударило. Она схватилась за сердце.
— Что это? — с тревогой посмотрела на Корделию Ртуть. — Что с ней происходит?
— Видимо, она проспективный медиум, и поймала какую-то верную информацию из внешнего мира.
— Да, — тяжело дыша, с трудом проговорила Алуэтта, — это значит… что каждый житель Грамария, будь он рыцарь или поселянин, или даже властитель земель, видит те же кошмары, что и я!
Обе подруги замолчали, как громом пораженные.
— Мы должны закрыть этот портал, — говорила Алуэтта. Несмотря на слабость, слова ее были исполнены железной решимости. — Должны запечатать его, леди, пока не поздно!
Они смотрели на нее, не в силах ни отвести глаз, ни смотреть дольше. Лицо Алуэтты напоминало маску — бледную маску, предвестник гибели и мрачных событий.
Наконец Ртуть осторожно взяла ее за локоть и произнесла с улыбкой, в которой не было ни тени страха:
— Я на вашей стороне, леди! Мы заглянем за этот портал, за туман и увидим, что он скрывает. Может быть, это лишь тонкая завеса между мирами?
— Стойте! — воскликнула Корделия.
Приученная лошадь Ртути остановилась как вкопанная — она чуяла опасность за версту. Ртуть подняла руку предупреждающим жестом. Взгляд ее был тревожен.
— Что это? — в смутном беспокойстве спросила Корделия, уже заранее предчувствуя ответ. — Птицы замолкли!
— Кто-то в кустах, — шепнула Ртуть. — Это засада.
— Смотрите! — дернулась в телеге Алуэтта. — Видите, ветки качнулись.
— Да, и, видимо, не ветер тому причиной, — Ртуть достала меч. — Враг хочет сделать нам сюрприз, но еще не знает, какой сюрприз поджидает его!
Корделия широко открытыми глазами уставилась в пространство, телепатически сканируя местность.
— Нет, воин, — предупредила она! — Это…
Однако было уже поздно. С диким воплем, на который способно только привидение. Ртуть атаковала кустарник.
Ее победный клич разнесся над лесом и отразился от неба:
— Кто против меня, тот враг самому себе! Идущий на меня от меча и погибнет!
