Глава 8

— Алеа Ларсдаттер! У тебя есть жених? — задал вопрос староста.

Алеа вспыхнула, но вовремя сдержалась, чтобы не бросить ему в лицо обидные слова. Ей полагалось проявлять к собранию уважение. Ведь девушке грозила опасность, и любое слово, любой неверный шаг с ее стороны мог стоить ей в будущем немалых унижений.

— Нет, мастер Сенред, жениха у меня нет.

Можно подумать, он сам не знает!.. Словно вся деревня не знает! Но староста тем не менее вынудил ее сделать это унизительное признание — вслух, громко — перед всеми односельчанами.

Староста удовлетворенно хмыкнул и принял самодовольный вид.

— Будь ты замужем или обручена — что ж, тогда все было бы иначе. Или, на худой конец, ухажер...

Сенред сделал паузу, словно подыскивая слова, и Алеа неожиданно поняла, что, возможно, он сам не рад тому, что вынужден делать. Может, в душе он надеется, что какой-нибудь молодой человек сейчас поднимет руку и заявит, что имеет на нее виды. Нет, нечего даже рассчитывать — кто захочет взять в жены такую высокую и крупную женщину, почти великаншу, которая потом наверняка родит гиганта...

Но Сенред, казалось, ждал, что произойдет чудо.

И тут вмешался стюард барона.

— Будь ты замужем, Алеа Ларсдаттер, никаких трудностей не возникло бы. Имущество твоего отца — и дом, и земля, — все просто перешло бы твоему мужу.

Алеа с трудом сдерживала себя. Она даже опустила глаза и сцепила пальцы, чтобы казаться еще скромнее.

— Мне двадцать восемь лет, сэр, и отец сделал меня своей помощницей во всех делах, что касается содержания нашей фермы. А мать обучила меня выполнять работу по дому. Я полагаю, дух моего отца может гордиться мною — я сумею справиться с нашим хозяйством!

— Это женщина-то? Что за глупость! — презрительно фыркнул стюард.

Даже Сенред скривился.

— Если твой отец обучил тебя столь неженским обязанностям, то тем самым он оскорбил не только всю нашу деревню, но и богов!..

Не веря собственным ушам, Алеа посмотрела ему в глаза.

Внутри у нее все похолодело. Нет, он действительно был уверен в собственной правоте!

Неожиданно Алеа почувствовала, как внутри нее волной поднимается злость. Но она потупила взор, чтобы не выдать своих истинных чувств. А вот дрожь сдержать никак не могла.

— Знаю, знаю, дело это не из приятных, — продолжал Сенред, слегка смягчившись.

Знай он, почему она вся дрожит, наверняка бы выбрал слова пожестче.

Но и такая мягкость старосты вызвала раздражение у стюарда.

— Ни одна женщина не может взять на себя заботы по управлению фермой и справляться с ними наравне с мужчиной! Тем более та, чье чрево в будущем способно расплодить среди нас великанов! Кто из вас хотел бы, чтобы ферма на границе с Ётунхеймом когда-нибудь перешла в руки к гнусному гиганту? Чтобы среди нас вдруг завелись лазутчики наших злейших врагов? Нет, этого мы никогда не позволим!

— Но я ведь не великанша! — воскликнула Алеа и залилась слезами. — Я такая же, как все другие обитатели Мидгарда! Как можно отнимать у меня доставшееся мне от отца наследство?

— Барон имеет право делать все, что пожелает! — сурово напомнил ей стюард. — Дом и земля должны перейти в руки того, кому доверяет барон!

— Но это же несправедливо! — вырвалось у несчастной девушки, и слезы потекли еще сильнее. — Ведь это жестоко! Что мне остается?

— Как ты смеешь обвинять барона в жестокости! — Стюард вскочил на ноги и, схватив молот Тора, застучал им по столу. — Барон делает только то, что должно и верно!

Произнеся это, стюард обвел взглядом собравшихся.

— Кто из вас питал ненависть к ее родителям?

Люди примолкли и пугливо заозирались по сторонам. Но тут со своего места поднялся Вигран Вентод.

— Я презирал Ларса. Какое право он имел на столь богатые земли, на дом и овин?

— Но он построил их собственными руками! — встала на защиту отца Алеа.

— Тихо! — взревел стюард и громко стукнул молотком.

— Ферма переходит в твои руки, достойный человек! Эта женщина тоже твоя! — И стюард злобно посмотрел на несчастную. — Кто дал тебе право обвинять барона в жестокости?!

— А что это, как не жестокость! Отнять у меня все нажитое нашей семьей добро, а меня отдать в руки того, кто нас всегда ненавидел! И подобное ты называешь справедливостью?!

— Пусть это послужит хорошим уроком для тех, кто посмеет воспротивиться воле барона и богов! — Лицо стюарда побагровело от гнева. — И тебя пусть это научит, как покоряться своим хозяевам. Ты не только почти что великанша, но и упрямая строптивая баба. И если тебя не поставить на место, то в один прекрасный день ты, того и гляди, набросишься на своих соседей с кулаками, или же, что еще хуже, — с топором. Вот почему место тебе среди рабов: большего ты не заслуживаешь!

Стюард посмотрел на Виграна.

— Смотри, научи ее послушанию! Я как-нибудь проверю.

— Обещаю, милорд, за мной не заржавеет. — И Вигран расплылся в противной ухмылке.

Алеа почувствовала, как мир вокруг нее рушится.

По крайней мере она не досталась Альфу.

Если это, конечно, можно считать утешением.

Но на безрыбье...

У Вентодовой жены, Бирин, было круглое лицо, которое всякий раз, когда Алеа попадалась ей на глаза, принимало кислое выражение. А надо сказать, что первый раз это случилось, как только несчастная девушка переступила порог их дома.

— Немедленно бери метлу и подметай, бездельница! Пыль отовсюду смахни! И смотри, ничего не разбей!..

Алеа прикусила язык и пониже склонила голову.

По щекам ее катились горючие слезы, но она послушно достала из угла метлу и принялась подметать. Правда, ее так и подмывало стукнуть ненавистную Бирин рукояткой метлы по голове или загнать в ее луженую глотку все прутья. Но Алеа тотчас напомнила себе, что ее печальный удел — не иначе как воля богов. Это Норны сплели для нее такую нить судьбы. Остается только покориться их воле. И если она будет стараться и чисто мести в этой жизни, то после смерти ее ждет сияющая Валгалла, где она и пребудет до самого Рагнарека.

Алеа старалась не обращать внимания на ехидные шутки Виграна, его сына Силига и дочери Ялас. Все семейство собралось посмотреть, как она будет подметать пол в их доме. Особенно Алеа старалась не смотреть на Силига. Вигранову сыну было уже почти двадцать, ростом — чуть ли не с отца, хотя еще по-юношески жилистый и подтянутый.

От взглядов, которые хозяйский сынок бросал в ее сторону, Алеа была готова провалиться сквозь землю.

— Ты что, первый раз держишь в руках совок? Столько прожила, а не умеешь мести пыль? — придиралась к ней Бирин.

И вновь Алеа промолчала. Как будто ее хозяйке неизвестно, что, как ты ни старайся, невозможно сразу подмести весь мусор!..

Не говоря ни слова, девушка аккуратно, хотя и не с первого раза, замела на совок всю пыль.

— И как это мать не научила тебя! — не унималась Бирин.

Услышав, как эта противная бабища осмелилась критиковать ее мать, Алеа вспыхнула и уже приготовилась ответить дерзостью на хамство, но внутренний голос в последнее мгновение велел ей одуматься, и девушка, не произнеся ни слова, застыла на месте.

В этот момент здоровенная лапища Бирин хлопнула ее по лицу.

— Подметай, неумеха, ишь, разинула рот! Пошевеливайся, кому говорят!..

Алеа на мгновение окаменела от боли и унижения. Ей показалось, будто происходящее — лишь дурной сон и достаточно проснуться, чтобы вернуться к прежней, нормальной жизни...

Не сказав ни слова, девушка покорно вернулась к своему занятию. Правда, теперь слезы застилали ей глаза и она плохо видела все, что происходило вокруг...

Тем не менее Алеа разгадала уловку Бирин — для той главное было найти предлог, к чему придраться, чтобы потом можно было распускать руки. Еще бы! Ведь Вигран лично пообещал стюарду барона, что научит ее покорности.

Хозяин дома тяжело опустился на стул у очага.

— Эй, служанка, живо сними мне башмаки!

Алеа вновь почувствовала, как внутри ее нарастает волна возмущения, но в который раз промолчала. Покорно опустившись на колени, девушка принялась расшнуровывать Виграну башмаки.

И снова Бирин отвесила ей пощечину.

— Я разве не сказала тебе, шлюха, что нужно подметать!..

Алеа едва не задохнулась от обиды и гнева, но послушно встала и вновь взялась за метлу.

В тоже мгновение Вигран, развалясь на стуле, с силой пнул девушку ногой в спину.

— Один. А кто будет снимать второй башмак?

Алеа отлетела к стене. Гнев душил ее. Краска заливала лицо.

В ушах стоял злобный хохот Виграновых отпрысков. Однако она нашла в себе силы подняться и замахнулась метлой на обидчика.

Вигран никак не ожидал от несчастной девушки такой смелости. Удар застал его врасплох и пришелся аккурат по лысине. Однако на помощь ему моментально пришли остальные члены семейства. Вопя от злости, Вентоды в полном составе набросились на Алеа с кулаками.

Первым к девушке подскочил Силиг и больно ударил ее кулачищем в живот, а затем второй раз — прямо в лицо. В следующее мгновение рядом с братцем оказалась Ялас — ее рука отпечаталась у бедняжки на левой щеке, ручища Бирин — на правой. Пришел в себя и Вигран. Ревя как бык, он вскочил на ноги и принялся потрясать пудовыми кулаками. Вскоре Алеа уже перестала считать удары.

Так прошел первый день. Что бы несчастная девушка ни делала, за что бы ни принималась, все было не так. Вентоды едва не довели ее до белого каления еще пару раз, причем неизменно дело заканчивалось ее избиением. Наконец Бирин приказала сыну:

— Привяжи-ка ты ее к столбу.

— Нет, только не это! — в ужасе воскликнула Алеа, но папаша с сыном уже волокли ее к столбу, который подпирал одну из поперечных балок потолка.

Вигран со злобной ухмылкой на лице держал девушку за руки, в то время как Силиг связал их веревкой.

— Ну-ка, Ялас, задери ей юбку! — приказала Бирин. — А вы, мужики, отвернитесь.

Понятно, что отворачиваться те никуда не стали, а похотливыми глазами продолжали следить за тем, что же будет дальше.

Ялас резким движением разорвала девушке сзади черное платье — единственное, какое у несчастной оставалось. В следующее мгновение в тело девушки больно впилась розга.

Алеа вскрикнула от неожиданности, но затем стиснула зубы, поклявшись про себя, что ни единым криком не выдаст собственных страданий. Ивовая розга впивалась ей в ягодицы снова и снова, обжигая тело пронзительной болью. Алеа слышала позади себя глумливый мужской хохот. Казалось, ее молчание еще больше раззадоривало Бирин, потому что с каждым ударом розга хлестала все беспощаднее. Наконец истязательница сама выбилась из сил.

— Развяжите ее, — устало бросила она мужчинам.

Вифан с Силигом отвязали девушку. Алеа изо всех сил старалась не разрыдаться. Повернувшись в сторону Бирин, она увидела, что та массирует правую руку, злобно поглядывая на свою жертву, как будто это бедная служанка виновата в том, что хозяйка так перетрудилась, размахивая розгой.

Алеа мела и скребла пол, пока тот не засверкал чистотой, что-то чистила и рубила на кухне, носила воду из колодца, готовила обед и подавала его на стол — и все это под нескончаемые придирки и оскорбления. А ведь девушка знала, что управляется с домашней работой куда лучше Бирин.

После обеда настала очередь чистить посуду, мыть и расставлять по полкам, и все это опять под град оплеух и тумаков.

После чего Алеа надо было вынести свиньям помои, и лишь только после этого ей дозволили сварить себе немудреную похлебку на голой воде и кое-как перекусить...

В конце дня, валясь с ног от усталости, девушка пошла на сеновал, где Бирин велела ей спать.

Превозмогая боль, которая до сих пор ей как огнем жгла спину, живот и лицо, Алеа вскарабкалась по лестнице на чердак и со стоном рухнула на сено. И лишь тогда дала волю рыданиям.

Вскоре рыдания перешли едва ли не в крик — это наружу рвались обида и боль. Как только ее родители могли бросить ее на произвол судьбы! Ну почему отец умер и она осталась на белом свете одна-одинешенька?! Почему Норны сплели для нее такую ужасную нить судьбы, чем она им не угодила? Зачем тогда она вообще родилась? Неужели мучения — это именно то, что ей предначертано?..

Алеа закусила губу и постаралась сдержать слезы. Что ж, коль так угодно Норнам, она постарается быть покорной, примет как данность выпавшие на ее долю страдания — если, конечно, воля богов действительно такова. Она будет молчать, она постарается сносить насмешки и унижения, она все стерпит...

Но в душе Алеа знала, что не сможет долго терпеть. Она понимала, что скоро будет отвечать криком на крик, оплеухой на оплеуху. На мгновение она представила себе омерзительную сцену — Вигран, похотливо скалящий слюнявый рот, обрадованный ее сопротивлением... Алеа приказала себе не травить душу и выбросить гнусную картину из головы, но тут же снова разрыдалась.

Ей было одновременно и противно, и жаль себя, но в следующее мгновение девушка начала укорять себя за то, что противится воле богов. Она пыталась поверить, что обязана покориться и без ропота принять все то, что принесет с собой следующая ночь. Но вскоре в душе Алеа снова вспыхнул гнев на весь мир, и в первую очередь на отца. Как он мог умереть, обрекая ее на такие мучения?..

Гнев, однако, тотчас сменился скорбью. Алеа вспомнила, как любили ее родители, как лелеяли, как переживали, что никто не хочет взять дочь в жены... Помнится, как-то раз она сильно рассердилась на мать, когда та сказала девушке, что надо выходить за любого, хоть за первого встречного, кто согласится жениться на ней.

Тогда родительская воля показалась ей жестокостью и несправедливостью, и только теперь Алеа поняла, насколько мудрым был их совет...

Вентоды заставляли Алеа готовить на них, подметать пол, выбивать половики, кормить скотину и даже работать в огороде...

Однако самым кошмарным испытанием для бедняжки стала необходимость вместе с ними ходить в бывший отцовский дом, который новые хозяева начали перекрашивать в отвратительный синий цвет.

Алеа с содроганием водила кистью, вспоминая, как каждый месяц они с матерью любовно, до блеска натирали воском деревянную обшивку стен. Единственным утешением для нее служило то, что Бирин не хотела переезжать в новый дом, пока не обустроит там все по своему вкусу, и каждое новое начинание хозяйки поднимало в душе служанки очередную волну протеста.

Правда, поскольку Бирин лично следила за тем, как идет работа в новом доме, Алеа могла не опасаться, что Вигран или Силиг попытаются надругаться там над ней. Вскоре Алеа поняла, почему хозяйка отправляет ее спать на сеновал, а не в угол кухни, на кучу золы возле очага.

И все-таки Алеа никак не могла примириться с выпавшей на ее долю участью. Она не раз срывалась на крик, ругалась на Ялас и Бирин и даже пару раз подняла на них руку. Женщина рослая и крепкая, Алеа легко могла постоять за себя и как следует всыпать обидчицам, но на их испуганные крики прибегали мужчины, и тогда хозяева набрасывались на бедную девушку вчетвером и всласть отводили душу.

Работу Алеа стремилась выполнять тихо и молча, отчасти потому, что опасалась, как бы боги не покарали ее за строптивость. Но как Алеа ни старалась, как ни сжимала зубы под градом хозяйских ударов, она понимала, что долго не вынесет такую жизнь, просто не сможет ждать, пока наступит еще один день, а за ним другой, полный таких же унижений.

И тогда девушка решила, что или умрет, или вырвется на свободу.

Однажды, когда сгустились сумерки, Алеа выскользнула из дома, но на сеновал не полезла, а просто обошла овин и бросилась бегом через двор. Она заставляла себя бежать, несмотря на ломоту и усталость во всем теле, несмотря на боль от побоев. Казалось, будто ветви деревьев вдоль ручья готовы принять ее в свои объятия, и Алеа нырнула в их спасительную тень.

Там девушка немного умерила бег, тем более что уже совсем стемнело и стало труднее находить дорогу. Затем она какое-то время шла по воде вдоль течения ручья, пока не дошла до леса. Это была первая ночь ее свободы.

Когда же на востоке начала заниматься заря, Алеа отыскала среди корней древнего дуба нору и проскользнула туда, предварительно набрав пригоршню диких ягод. Вся мокрая, дрожа от холода и усталости, девушка свернулась калачиком и стала молиться о том, чтобы Норны ниспослали ей смерть. Правда, Алеа не забыла и поблагодарить их за то, что родилась на этот свет, причем недалеко от границ Мидгарда. Еще одна ночь — и она покинет его пределы, оказавшись на ничейной земле, пустынной и неприветливой, которая отделяет Мидгард от Ётунхейма.

Алеа понимала, что ей следовало бы покориться воле богов, коль скоро они сплели для нее именно такую нить судьбы, и поэтому, перед тем как уснуть, попросила у них прощения за свою строптивость, надеясь в душе, что Норны простят ее, ведь жить бедной рабыне осталось совсем недолго...

Появись она на свет дочерью потаскухи — что ж, тогда другое дело. Тогда бы Алеа выросла среди порока и унижений и не знала бы иной доли. Но ведь она родилась любимой дочерью в хорошей семье, и неожиданное падение в бездну унижения и страданий — нет, этого она просто не могла вынести.

Даже сейчас, несмотря на смертельную усталость, Алеа ощущала, как в душе ее клокочет гнев. Правда, вскоре изнеможение взяло свое, и девушка провалилась в сон.

— Теперь мне ни за что не стать девой-воительницей в Валгалле, — горько сказала Алеа, обращаясь к Гару. — Если, конечно, моей душе вообще суждено пережить тело... Тогда меня ждет вечное мучение.

— Ну, я в это не верю, — возразил Гар. — И позволь мне не согласиться с тем, что боги уготовили тебе столь тяжкую долю.

Алеа встрепенулась.

— А что тебе известно о моей судьбе?

— Ты сильна духом, у тебя есть честь, отвага и мужество, — сказал Гар. — И эти качества совсем не вяжутся с рабским уделом. Ты никогда не покоришься чужой жестокости.

Алеа в изумлении посмотрела на своего собеседника.

— Ты хочешь сказать, что Норны сплели для меня иную судьбу?

— Совершенно верно, — ответил Гар. — И если ты внимательно изучишь те знаки, которые тебе подают боги, то сама все поймешь. До сих пор ты читала плохо.

— Да нет же! Я старалась! — воскликнула Алеа. — А какую судьбу ты прочел для меня?..

Во взгляде Гара загорелось восхищение... нет, пожалуй, даже благоговение. Однако, вспыхнув, этот огонь тотчас погас, замаскированный безразличием. Но Алеа почему-то догадалась, что это лишь маска, что на самом деле огонь-то никуда не исчез и не подевался... Это открытие потрясло девушку до глубины души. Тем более что в этом самом огне не было ничего от плотского желания.

— Я еще тебя плохо знаю, чтобы правильно прочитать твою судьбу, — тихо произнес Гар. — И все же мне кажется, что с твоим мужеством и силой ты могла бы перевернуть весь этот мир... если, конечно, у тебя найдется необходимый для этого рычаг. Тем более что Норны свели тебя с человеком, кто тоже замыслил совершить нечто подобное.

— Как ты сказал?.. — воскликнула Алеа, не веря собственным ушам. — Перевернуть мир?

— Ну, если не перевернуть, то хотя бы изменить, — поправился Гар. — Изменить в лучшую строну, чтобы здесь воцарились тишина и спокойствие, чтобы никто не имел права унижать и притеснять других, как эти Вентоды пытались унизить тебя.

И вновь его взгляд зажегся восхищением, и опять Гар постарался принять равнодушный вид.

— Можно подумать, ты не знаешь, что угнетателям ни за что не удалось бы сломить тебя, — продолжал он после паузы. — Сколько бы они ни пытались, сколько усилий к этому ни прилагали, они никогда не смогли бы сделать из тебя покорную рабу. Твой дух остался бы не сломленным.

Алеа смотрела на собеседника, ощущая, как ей становится немного не по себе.

— Нет, я не такая, — слабо возразила она, — совсем не такая. Я всего лишь слабая женщина.

— Что значит — «всего лишь»? — спросил ее Гар с лукавой улыбкой. — Любая женщина, как и мужчина, вносит в этот мир что-то новое, особенно, когда она дает жизнь крепким, здоровым детям и затем воспитывает их должным образом.

Женщина имеет доступ к бездонным глубинам власти над временем, чего нет у мужчины. Тот может лишь мечтать об этом.

Кто, как не женщина, наделен силой продолжения жизни?

Силой превращения небытия в бытие?

Услышав такие речи, Алеа возмутилась и перешла в наступление.

— Не все женщины колдуньи.

— Но каждая по-своему волшебница.

Гар задумался, и на мгновение на его губах заиграла улыбка.

Алеа почему-то ощутила укол ревности, но тотчас мысленно одернула себя. Какое ей дело до того, какие женщины дарили его своей благосклонностью!..

Затем Гар вновь посмотрел в ее сторону. Взгляд его снова стал серьезен.

— Были женщины, которые изменили мир сильнее, чем мужчины. Когда ты говоришь, что не желаешь безропотно сносить унижения, тем самым ты заявляешь о своем праве на уважение к себе, показываешь цельность своей натуры. Человек такой силы духа никогда не станет рабом, ни при каких обстоятельствах. Я скажу больше — никто и никогда.

При этих словах душа его собеседницы затрепетала. Но Алеа в который раз мысленно приструнила себя.

— То есть это и будет тем новым, что принесет нам изменившейся мир?

— Хочется надеяться, — ответил Гар.

Алеа отвернулась, пытаясь осмыслить услышанное. Вскоре она вновь перевела взгляд на своего собеседника.

— Но разве мир быстро изменишь?

— Нет, но главное положить начало переменам, — ответил Гар. — Хотя и на это может уйти вся жизнь. Мне, например, кажется, что и карлики, и гиганты, и рабы имеют между собой нечто общее.

— Это как? — нахмурилась Алеа и испытующе посмотрела на Гара. — Ты хочешь сказать, что у всех есть причины ненавидеть Мидгард? Только не это!

— Значит, у тебя нет причин для ненависти? — спокойно спросил Гар.

— Нет... то есть да — за те страдания, что выпали там на мою долю, а еще больше за те, которые мне пришлось бы испытать, не унеси я оттуда ноги, — задумчиво произнесла Алеа. — Но за что ненавидеть Мидгард гигантам? За что?

Однако девушка вспомнила, как добры оказались к ней великаны, какое сочувствие они проявили, и тут же устыдилась своих слов.

— А как быть тем, кто не смог убежать? — напомнил ей Гар. — Как насчет тех, кого поймали и привели обратно?

— Их примерно наказывают, чтобы другим неповадно было. — Алеа даже вздрогнула, представив себе, какие мучения ожидали несчастных беглецов до конца их дней. А что было бы с ней самой, попади она в руки прежних хозяев?

Страшно... Лучше вообще об этом не думать!

— И все-таки, что из того, что они все ненавидят обитателей Мидгарда? Какая им от этого польза? — тем не менее упрямо сказала девушка.

— Ах вот оно что... какая, значит, польза, — задумчиво повторил Гар. — В этом вся суть. Одно дело кого-то ненавидеть и совсем другое — что-то предпринимать, бороться за свои идеалы...

Алеа никак не ожидала такого ответа.

— Что-то предпринять? Но что?

— Попробовать изменить существующее положение вещей, что же еще, — пожал плечами Гар. — Но для этого карлики, гиганты и рабы должны объединить свои силы.

— Этого никогда не будет, — категорично заявила Алеа. — Как они вообще могут объединиться? Гиганты живут в Ётунхейме, к западу от Мидгарда, карлики — в Нифльхейме, на востоке, на расстоянии в сотни миль! А рабы где-то между ними, и они рассеяны по всему Мидгарду, причем всегда в пределах если не видимости, то слышимости от своего хозяина. Как могут эти три племени договориться между собой? Но даже имейся у них такая возможность, ненависть и подозрительность все равно возьмут свое, перевесят любые доводы разума.

— Ну, было бы желание, — улыбнулся Гар, словно уже знал все это по собственному опыту. — Правда, я еще не сделал окончательных выводов. Тем не менее уверен, что всегда можно убедить людей в пользе переговоров.

— Как ты можешь заявлять такое! Ведь ты еще не встречался ни с кем из них! — воскликнула Алеа.

— Потому и говорю, — спокойно отреагировал Гар. — А пока мне действительно надо все хорошенько узнать, и чем больше, тем лучше. Признаюсь, до этого браться за дело было бы рановато, да и неразумно. И все-таки в глубине души я уверен в том, что, как только познакомлюсь с представителями различных племен поближе, то обязательно найду способ, как их свести вместе.

Алеа поразилась такой самонадеянности.

— То есть ты считаешь, что способен сделать все, что захочешь?

Гар посерьезнел.

— Нет, конечно. Есть многое, чего мне не по силам совершить, и я это знаю. Это то, что многие люди делают каждый день, даже не задумываясь. Они сами не понимают, какое удовлетворение можно получить от этих повседневных забот.

И вновь Алеа поразилась услышанному. Лицо ее собеседника стало грустным, и девушка даже устыдилась своей дерзости. Но одновременно с раскаянием ощутила, как внутри нее нарастает какая-то теплая волна, заполняя царившую там до этого, пустоту.

Неожиданно ей захотелось утешить, по-женски приголубить этого сильного и благородного человека, который почему-то в это мгновение показался ей таким растерянным и беспомощным... такой же игрушкой в руках судьбы, как и она сама.

Этот душевный порыв всерьез испугал девушку. Алеа мысленно отчитала себя за подобную глупость. Действительно, нечего травить себе душу...

— Но если я не способен делать простых вещей, — продолжал Гар, — это еще не значит, что я вообще ничего не умею. Разного рода странности удаются мне лучше. Причем какие! Ими я и займусь...

— И что же ты намерен делать? — спросила Алеа глуховатым от напряжения голосом.

— Трудно сказать, — пожал плечами Гар. — По крайней мере до тех пор, пока не переговорю с представителями всех трех племен...

— А что потом? — не унималась девушка. — Допустим, ты поговоришь с ними. Но что делать потом?

— Это и есть самый главный вопрос.

С этими словами Гар поднялся на ноги и взвалил на плечи мешок.

— В конце концов, какой смысл пытаться что-то изменить, когда сам не знаешь, чего хочешь? Ведь верно?

Алеа тоже встала с места.

— О каких переменах ты говоришь?

— Узнать это можно только одним способом, — ответил Гар. — Надо спросить у самих местных обитателей. Я думаю начать с карликов. Согласна?

Однажды утром, когда путники устроили привал, Алеа посмотрела на хмурое небо и задумалась.

— Такое впечатление, будто мы прошагали всего ничего. Уже шесть недель идем на север, так что ночи должны становиться все длиннее.

— Чем дальше на север, тем ночи короче, — поправил ее Гар. — Мы с тобой прошли более трехсот миль. За это время день увеличился на час или два.

Алеа перевела взгляд с неба на собеседника.

— Должно быть, ты немало путешествовал, если знаешь такие вещи.

В ее голосе прозвучала нотка зависти.

— Угадала, — кивнул Гар, возясь с костром. — Действительно немало.

Девушка посмотрела в лицо своему спутнику и неожиданно обратила внимание на его бледность.

Внезапно Алеа стала понятна причина одиночества Гара, и у нее сжалось сердце. Какое несчастье постигло этого человека? Что вынудило его бросить дом и отправиться скитаться по белу свету?..

Да все, что угодно... Алеа уже пришла к пониманию очевидной истины — насколько жестоки и как изобретательны в своей жестокости бывают подчас люди.

— Но если день стал короче, то и людей стало меньше, — тихо заметила она. — Последний раз мы видели отряд из Мидгарда десять дней назад, а гигантов — семь...

Гар вспомнил, как это случилось.

Отойдя от Алеа на приличное расстояние, он ловил в ручье рыбу. Вскоре откуда-то из рощи донесся низкий голос. Кто-то окликнул своего товарища.

В ответ донесся более высокий баритон. Видимо, это великанша перекликалась в лесу со своим отпрыском. И Гар, и Алеа сразу отступили в прибрежные заросли и какое-то время пережидали, пока голоса не умолкнут. Лишь когда стало совсем тихо, они крадучись вышли из укрытия.

— Да, последнее время было спокойно, — согласился Гар. — Может, нам теперь стоит идти днем.

От его слов в душу Алеа закралась тревога, смешанная с каким-то детским восторгом. Наверное, интересно идти и видеть, как на ладони, весь мир, а не жалкие несколько ярдов впереди себя... А если им повстречается враг?

Осторожность взяла верх.

— Лучше не стоит, вокруг полно диких собак и кабанов.

— Ну, собаки могут выследить нас и ночью, — напомнил ей Гар.

— А охотники? — нахмурилась Алеа. — Нам попались лишь три отряда, но, к счастью, никто даже не взглянул в нашу сторону.

— Наверное, думали о чем-то о своем...

Алеа подозрительно покосилась на своего собеседника. Откуда у него такой легкомысленный, такой игривый тон? Разве он может заглянуть в мысли других людей? Откуда ему известно, что творится у них в голове? Но Алеа промолчала.

— Ты хочешь сказать, что, если отряд из Мидгарда зашел так далеко на север, это не из-за нас?

— Думаю, нет, — кивнул Гар. — Пойми меня правильно — это еще не значит, что нам нечего опасаться. Наоборот, мы должны действовать с удвоенной осторожностью. Особенно сейчас, когда ночь сократилась до четырех часов и мы будем вынуждены идти и днем...

— Верно, — согласилась Алеа. — А спать придется вместе с солнцем.

— Мы постепенно перейдем на новый режим дня, — уточнил Гар. — Если судить по звездам, то мы бодрствовали шесть часов, так что сейчас вполне можем вздремнуть часок-другой, а затем будем двигаться до полудня. В полдень сделаем привал и как следует выспимся.

— Что ж, план действительно неплохой, — согласилась Алеа, — а завтра отправимся в путь как можно раньше.

Какое-то время они отдыхали, затем слегка перекусили и вновь отправились в дорогу.

Но не успели путники прошагать и нескольких миль, как им навстречу попался отряд гигантов.