Глава девятая

Когда король Артур вошел в свои покои, Гиневра ожидала его. Ее пеньюар был расстегнут, золотистые волосы рассыпались по плечам.

Было время, когда один лишь вид жены вызывал у короля отчаянное желание опрокинуть ее на меховую постель. По правде говоря, даже когда он узнал то, что узнал, он все равно продолжал ее хотеть. Тем более его удивило, что впервые при виде юного тела его мужское естество не затвердело мгновенно, как столбик полога у кровати. То есть его естество вообще не шевельнулось.

Когда же он перестал испытывать страсть к супруге? Когда перестал отчаянно любить ее? Пожалуй, тогда, когда подтвердились его подозрения. Но сначала он пытался вернуть ее, занимаясь с ней любовью и романтически ухаживая.

Однако ее ответ был слишком очевиден. Она уже не хотела его так, как прежде. Но сегодня его куда сильнее потрясло, что он сам ее не хочет. В голове застрял образ светловолосой женщины с голубыми глазами, умной речью и умными советами. Он не в силах был выбросить Изабель из своих мыслей.

Гиневра подошла к нему. От нее пахло сексом, и ему захотелось отшатнуться и предложить ей искупаться.

— Где ты был, Артур? — спросила она.

— Обсуждал кое-что с графиней, — ответил король, решив, что в этом нет лжи, — Нам нужно было основательно поговорить о наших землях.

И это тоже было своего рода правдой. Артур был гак заинтересован мыслями Изабель о законах и правилах в разных местностях… Неплохо бы отправиться в Дюмонт и посмотреть, как она управляет своими владениями.

А ложь состояла в том, что он мечтал быть с графиней… быть с ней, а не только разговаривать. До сих пор ему всегда хотелось быть с женой после долгого дня. Если не говорить об этом вслух, будет ли это ложью? Это еще один вопрос, который надо бы задать графине, когда им в следующий раз выпадет возможность обсудить столь интересные темы. Королю не терпелось продолжить изучать ее мысли. И, по правде говоря, изучить и саму графиню.

Король начал раздеваться, Гиневра остановилась за его спиной.

— Велеть принести воды для купания? — спросила она.

Обычно ее прикосновения доставляли ему такое наслаждение… Но сейчас он предпочел бы сбросить ее руку со своего тела. Он подумал о словах Изабель, и решение созрело у него в одно-единственное мгновение.

— Гвен, я все знаю.

— Не понимаю. Ты знаешь что?

Он повернулся лицом к ней.

— О тебе и Ланселоте.

Ее рот сам собой раскрылся.

— Артур, о чем ты говоришь?

Он сверху вниз пристально смотрел на женщину, которую некогда любил всем своим существом.

— Отрицать это глупо и бесполезно. От тебя до сих пор пахнет его телом. Ты и правда хотела пригласить меня искупаться вместе с тобой? Куда подевалась твоя верность, Гвен? Где твоя любовь? Прошу, если в тебе осталась еще хоть искра прежнего чувства, не лги мне, жена!

Ее серебристо-голубые глаза наполнились слезами.

— Ох, Артур, мне так жаль…

— Жаль, что я обо всем узнал?

— Клянусь, я не хотела, чтобы так случилось!

Умом и сердцем он ей верил, действительно верил.

Гвен была самой заботливой, самой любящей из всех женщин, кого он когда-либо знал. Она бы не могла намеренно причинить вред никому — ни человеку, ни цветку, ни животному. И он любил ее. Просто он уже не был влюблен. Страсть понемногу угасла — сначала из-за подозрений, потом благодаря точному знанию. И это как раз и было самым печальным.

— Я покончу со всем этим. Обещаю.

— Сердцу не прикажешь, оно хочет того, чего хочет. Ты точно так же не сможешь покончить с этим, как не смогла бы растоптать свои любимые пионы.

— Но я так люблю тебя, Артур! — воскликнула Гиневра, сжимая пеньюар на груди.

— И я люблю тебя, Гвен, — Король вздохнул, — Но, прошу, не надо делать вид, что ты хочешь меня, когда хочешь другого, Я готов защищать тебя даже ценой собственной жизни. Но я не стану притворяться в постели. И мне невыносимо видеть, как притворяешься ты. Это нечестно и по отношению ко мне, и по отношению к Ланселоту. Мне и в самом деле хочется помыться. Но не в этой ванне, где мы вместе купаемся. Я уже распорядился. Для меня наполнили ванну в другой спальни, напротив. Там я и буду спать.

— Артур!

— Ты, моя дорогая супруга, приготовила постель, в которую теперь и ляжешь. А моя единственная просьба — нет, требование таково: осторожность и благоразумие! Я не смогу защитить тебя, если ты сама не позаботишься об этом.

— А… а что будет с Ланселотом?

Одно лишь имя его доверенного рыцаря, произнесенное ею, было подобно вонзившемуся в сердце кинжалу. С кем бы ни совершила прелюбодеяние его жена, это невыносимо. Но Артур знал, с кем она разделила постель, и это едва не убило его.

— Я пригласил Ланселота сюда, Гвен. Я взял его под свое крыло, приблизил к себе. Он был для меня как сын. Его предательство очень трудно вынести.

— Значит, ты его накажешь?

В глазах Гиневры не было и намека на мольбу, лишь печальное осознание того, каким может быть решение.

— Нет.

От удивления она резко откинула голову.

— Прости, не поняла? Я, наверное, не расслышала?

— Ты все расслышала правильно. Он нужен мне, ради процветания и безопасности Камелота. Я не могу заставить себя простить, но я понимаю. Только не забывай, что на его месте был я. И был готов сделать для тебя что угодно.

— Ты говоришь в прошедшем времени, и это так ранит… хотя я понимаю, что лишь мои собственные ошибки привели к этому.

— От него я требую того же, чего и от тебя, Гиневра. Осторожности и благоразумия. Потому что если вас поймают, я не смогу защитить. Это понятно?

Гиневра положила руку ему на грудь.

— Это я тебе обещаю, обещаю от всего сердца. Мы прекратим… то, что было между нами. Ланселот так же любит тебя, как и я. Мы не хотели бы опозорить и обесчестить тебя.

Резкий смех короля напугал ее.

— Боюсь, прелестная Гвен, что ворота конюшни уже широко распахнулись и лошади давно умчались из замка.

— Прости, не поняла?

— Слишком поздно.