МЫСЛИ ПЕРЕД КОНЦОМ ВЕКА
Я не искала для себя эпохи,
Не знала, как в двадцатый век попала
На площадь, где плясали скоморохи,
Где публика смеялась и рыдала.
Где нищие просили «Христа ради»,
Слепые завывали под гармошку,
Сновали воры спереди и сзади,
Все время норовя подставить ножку.
Где еще дымом пахло от восстаний,
И колокол церковный пал, расколот,
А крест был сорван... Вздернулося знамя:
На красном фоне НАКРЕСТ – серп и молот.
Где новый «бог» засел в Кремле напрочно,
И мы ему поклоны отбивали,
А Богу своему молились ночью,
Да так, чтоб и соседи не слыхали.
Я не искала для себя эпохи,
Но надо же? В двадцатый век попала!
Могла б родиться при царе Горохе,
Пожалуй, и беды б поменьше знала.
Но Бог сулил родиться в этом веке
В стране «великого эксперимента»,
Где жалкие духовные калеки
Себя и всех обвили алой лентой.
Зло поощряли, за добро сажали,
Приветствовали ложь как добродетель,
И тут же рядом пели и плясали,
Убийцу называя «благодетель».
Войны кровавой волны накатились.
Мы всей семьей в ее водовороте
Шесть лет метались, плакали, молились,
А смерть ждала на каждом повороте.
На площади все ширилось, смешалось,
Мерещились далекие просторы...
Толпа, как прежде, плакала, смеялась,
А нам – дорога за леса и горы.
Двадцатый век, событий важных полный –
Прогресса, роста, небывалых темпов, –
Зачем ты выпал мне, неугомонный,
Не избранный, а суженый мне Кем-то?
Менялась площадь, и менялись лица –
Нет многого и многих и в помине.
Двадцатый век к своей кончине мчится,
А с ним и я лечу к своей кончине.
Глотаю слезы, приглушаю вздохи,
В конце пути все помня от начала.
Я не искала для себя эпохи,
Все ж не случайно в этот век попала.
Ноябрь 1996 г.
