ПОЛВЕКА
Мужу к нашей золотой свадьбе
Полвека унеслось в небытие.
Мы сгорбленные стали и седые.
А помнишь, как мы были молоды?
И чем-то сердце ты привлек мое,
А я твое, сама не знаю, чем.
Не голосом ли? Помнишь, как я пела,
Смеялась? Жизнь тогда еще кипела,
Война прошла, все было нипочем.
Дымилися руины вокруг нас,
Погиб один, другой пришел из плена,
У белых девушек (не впрок) рождалась смена
От пестрых оккупантов разных рас...
Ты помнишь, как разбитая страна
Пыталась встать хотя бы на колени
Пред войском из заморских поселений,
Чтоб голод не сгубил ее сполна?
Родителей бы можно пощадить,
Но мы упрямо на своем стояли,
По юности своей не понимали,
Как много им пришлося пережить!
А может, мать, так много пережив,
Нам первая дала благословенье,
Поставив пред собою на колени,
На головы нам руки возложив?
Не помню, чтоб прощения просили,
Но были ими все же прощены,
О, если б их вернуть из той страны,
Откуда никогда не приходили!
Наш брак скрепила первая беда.
Ты помнишь, как обнявшись, мы дрожали,
Когда до срока нужного рожали?
Ты побежал за помощью... Куда?
А я одна зимой в холодном доме,
Еще не понимая, что со мной,
Момент рожденья первого святой
Пережила, наитием ведома.
В послевоенный хаотичный год
Добраться до больницы было сложно,
А без такси и вовсе невозможно,
А ты за помощью летел бегом.
Найдя на мотоцикле акушерку
(И врач явился тоже под конец),
Ты, как врасплох захваченный отец,
Исполнив долг, глядел в дверную створку.
Ребенок умер. Прибежала мать...
А дальше все мелькало, как в тумане...
Речь пастора – бальзам на свежей ране –
И где-то гробик ты сумел достать.
Твердила мать про Божию любовь
И средства привлечения вниманья…
Я ж далеко была от пониманья
Любви, карающей за твердость лбов.
Уехала родня за океан,
Остались мы одни с своей кручиной.
Я голову ломала над причиной
И смыслом нанесенья слез и ран.
Но вскоре Бог в любви открылся мне,
И я познала самоосужденье,
Как Иов древний, после рассужденья
Над Божиим величьем в тишине.
Тебе был непонятен мой восторг,
Ни сам процесс в дом Отчий возвращенья,
Ни смысл покаянья и прощенья –
Лишь через десять лет ты понял то.
Опять настал период ожиданья,
Опять момент рожденья наступил.
Здорового ребенка подарил
На этот раз Создатель мирозданья!
Но год спустя транзитная пора
Настигла нас, и заболел ребенок,
И голосок, что был недавно звонок,
Умолк до наступления утра.
Я не смогла над гробиком стоять
И забежала в дальний угол сада,
А ты стоял, как в первый раз, где надо,
За нас двоих. Ты был отец и мать...
Далекий путь наш начался в тот день:
На поезде до Бремена. Там лагерь.
Все матери с детьми, я ж, бедолага,
С пустой коляской и без слез, как пень.
Окаменевшая, тоску укрыв свою,
Втащилась я на пароход по трапу
С одной мечтой: увидеть маму, папу
И двух сестер уже в чужом краю.
Взволнованный приятным «зовом моря»,
Ты на борту знакомился с людьми.
Ты был с мужчинами, а женщины с детьми
В каютах разместилися, но вскоре,
Найдя знакомую, примкнула к ним и я.
Там был ребенок – девочка-малютка.
Мать знала обо мне и очень чутко
Решила пригласить к себе меня.
Полмесяца морской болезни, качки,
И вот пред нами Новый Орлеан!
Америка! Из трюма поднял кран
Пожитки жалкие, изгойские подачки...
Быв встречены миссионерской парой,
В их обществе весь день мы провели,
А к вечеру они нас привезли
На станцию, сказавши: «С легким паром!»
Три дня спустя остановился поезд.
Лос-Анджелес! Конец и цель пути!
В толпе встречающих там удалось найти
Своих родных... Как описать такое?
Я не берусь. Уж слишком много чувств
Слились в тот миг, давно предвосхищенный.
Ты скромно в стороне стоял, смущенный,
Рукою поправляя русый чуб.
Малюсенький «апартменчик» дворцом
Нам показался после тех бараков,
Где образ жизни всех был одинаков,
Все были сжаты беженским кольцом.
Трехлетье брака праздновали здесь,
Уже в уютном этом уголочке.
И там же родились у нас три дочки
И сын единственный – отца хвала и честь!
Мы полюбили этот уголок.
Родители в том доме с нами жили,
И детки к ним свободно заходили,
Усваивая не один урок.
Там музыке училися они
И чтенье книг хороших полюбили.
А мы (ты помнишь?) их гулять возили
Туда, где деньги были не нужны.
И приобщая к красоте природы,
Мы в горы их возили и на пляж,
Йосемити божественный пейзаж
Запечатлелся в памяти на годы.
Но главное, что неподалеку,
Минутах, может, в десяти пешочком,
Был деда дом с уютненьким садочком,
Как пристань тихая на долгом их веку.
О, как туда любили мы ходить
На праздники и просто на неделе!
Там в миссии работали-потели,
А я с колясочкой детишек прокатить!
У бабушки печенье есть и чай.
Гостеприимство к ней пришло по генам.
Такая ж ей последовала смена:
Приходят люди – принимай, встречай!
Ты что-то там нередко починял.
Я чем могла в конторе помогала,
Но в основном посылки паковала,
А малыши в шатре из одеял.
Там дед тебе открыл на Свет глаза.
Через него ты принял план спасенья.
Покаявшись в минувших прегрешеньях,
Ты, помню, прибежал домой в слезах.
Но стрелки не стояли на часах,
И вдаль, как птицы, улетали годы.
И выходило старое из моды,
Америка менялась на глазах.
Дряхлели незаметно старики,
А дети подрастали и мужали.
Сбылись мечты, когда переезжали
Мы в первый дом свой, погрузив тюки.
Затем сперва покинул землю дед,
Жена за ним... И мы осиротели.
Хотя отец и мать еще были при деле,
Все поняли, что прочности здесь нет!
Не знаю, что ты чувствовал тогда.
Пять лет у нас промчались скорым ходом.
Я на работу – на ночь, ты – с восходом,
Как встречные на рельсах поезда.
Двух дочерей мы выдавали рано.
Хотелось подержать еще в гнезде.
Но счастье часто родственно беде,
И жизнь ведет себя порою странно.
Ты видишь, я не все здесь говорю.
Ты знаешь все, читай промежду строчек
Про нашу жизнь, про сына и про дочек,
Я ж дальше повесть поведу мою.
Открылся путь в приморский городок.
Моя сестра туда звала упорно.
Ты потерял работу, я проворно
Оставила свою, не скрыв восторг.
Родители, собравшись тоже в путь,
Заранее там дом себе купили,
А въехать не могли, и мы в нем жили,
Пока себе подыщем что-нибудь.
Мы поселились в райском уголке,
Который Санта-Барбарой зовется,
Потом узнали: домик продается
От домика родных невдалеке.
Родители, продав семейный дом,
Последовали год спустя за нами.
И миссия, оставленная маме,
Привезена была в один прием.
Я помню, как боялся ты долгов!
Как будем, мол, выплачивать мы ссуду?
Но я нашла работу Божьим чудом –
И за пятнадцать лет стал нашим дом!
Дочь младшая и сын, окончив школу
И став семейными, покинули гнездо.
И новый путь негаснущей звездой
Открылся нам, печальный и веселый.
Еще немного потрудился ты,
И я еще работала усердно,
Но жизнь брала свое немилосердно –
Пришла пора сворачивать листы.
Мы вышли на последний свой этап:
Отставка. Мы не ходим на работу.
И стал садовником мой постаревший Стас,
Мой работяга до седьмого пота.
Ведь ты всю жизнь работал на других,
Чтобы семья нужды поменьше знала,
Кора мозолей на руках лежала,
Что рук в кулак не мог сложить от них.
Конечно, были трудности у нас
И беды, что врагу бы не желали,
Но Бог провел, преодолел и спас.
И только мы с тобой об этом знали.
Не обо мне, как видишь, этот стих –
О нас обоих, нашем общем теле.
Пусть все плохое заметут метели,
А доброго нам хватит на двоих.
Полсотни лет осталось позади.
Германии послевоенной нету.
И я тебе признаюсь по секрету:
Я жду того, что ждет нас впереди.
Мы посетили старые места,
Где мы с тобою встретились и жили
И где вдвоем так много пережили.
Давай оставим прошлое все там.
Я вижу свет, фигуры очертанья
С улыбкою в сияющих очах
И слышу голос: «Жду вас, Вера, Стас,
Сюда ко Мне на вечное свиданье!»
Дай руку мне, пойдем вперед вдвоем
На этот свет, манящий и зовущий,
Который излучает Вездесущий.
Пойдем же, друг мой, встанем и пойдем!
Июнь 1996 г.
