Глава четвертая

Подходящих скал рядом было множество, и снайпер быстро нашел то, что его устраивало. Легко, как обезьяна, забрался на вершину и начал осмотр. И уже через полторы минуты доложил мне по внутривзводной связи:

— Товарищ старший лейтенант, сержант Лопухин. Просмотрел все. Чисто. Даже сомнений никаких нет. Можем идти.

— Пока идем, могут они подойти? — спросил я.

— Да, скалы, похоже, со стороны ущелья пологие. Могут быстро взобраться. Но подготовленной позиции я не обнаружил. Правда, есть на самом краю удобные камни — их можно вместо бруствера использовать. Но таких камней мало.

Тем не менее я решил подстраховаться. Я не привык к потерям личного состава взвода. За все командировки на Северный Кавказ у меня только однажды было во взводе двое раненых. И потому я предложил сержанту:

— Оставайся, Паша, на месте. Контролируй ситуацию и страхуй нас. Как только мы в ущелье войдем, ты увидишь, да и я подскажу, спускайся и догоняй.

— Понял, товарищ старший лейтенант, работаю…

Снайпер работал, страховал переход взвода. А самому взводу работы не досталось, если не считать участия собственно в переходе, который мы завершили довольно быстро — дистанция позволяла. Но эту же дистанцию предстояло еще и самому снайперу преодолеть, чтобы нас догнать, и при этом догонять нас ему придется бегом, потому что ходим мы достаточно быстро.

Едва мы вошли в ворота, я по связи позвал снайпера:

— Лопухин! Догоняй!

Приказ был обычным и не предвещал никакого обострения ситуации.

Но в ответ наушники донесли мне выстрел. Микрофон шлема при прицеливании прижимается к ствольной коробке винтовки и выстрел улавливает. Без микрофона выстрел винтовки «Выхлоп» с двухсот метров вообще не слышен.

Выстрел был услышан не только мной, но и всеми бойцами взвода. Он мог ничего не значить, а мог… И потому секунды две только и успело пройти, как взвод, показав высокую тренированность, уже рассеялся среди камней и скал. Кто залег, кто засел за ближайшим укрытием, не зная, откуда ждать опасности. Но круговая оборона была занята правильно — взвод ощетинился стволами, как еж иголками, во все стороны. И каждый боец готов был стрелять на опережение в то, что увидит, чтобы не допустить выстрела в спину товарищу по службе, который в другую сторону смотрит.

— Кабан вышел, товарищ старший лейтенант, — доложил снайпер, оправдывая выстрел. — Здоровенный! Около метра, наверное, ростом. Зверь опасный.

Что кабан — опасный зверь, мы знали все. Кабан, бывает, чего-то или кого-то пугается и бежит, сам не понимая куда. Особенно не любит резкие звуки типа выстрела. Интуитивно не любит, чувствует, что этот звук связан со смертью. И сразу срывается с места, бежит хоть на выстрел, хоть от выстрела — одинаково шустро. Попадешься такому на пути, он и клыками порвет, и копытцами затопчет.

Только пару недель назад аналогичный случай упоминался в суточной сводке республиканского МВД, когда на окраине села посетивший человеческие огороды кабан затоптал и порвал до смерти участкового полицейского, который все же успел выпустить три пули из штатного пистолета. Но пули пистолета кабана не остановили. Хотя, скорее всего, от ран он все равно умрет. А вообще, у кабана зрение чрезвычайно плохое, и он не видит, куда бежит. Может даже в стену сослепу врезаться. Но когда встречает на своем пути преграду в виде человека или животного, то впадает в дикую ярость и преграду эту зачастую просто сносит.

Кабаны-секачи летом живут отдельно от стада. А стадо состоит из свиньи и кучи поросят. Некоторые стада, как мне говорили, достигают пятидесяти и даже больше голов. Читал я, что во Франции стада, случается, переваливают за сотню голов. Со старой семьей остаются на лето только молодые самцы, которых зовут сеголетками, а самцы постарше, еще не ставшие секачами, изгоняются матерью из стада и живут самостоятельной жизнью. Чаще всего они еще не могут составить конкуренцию секачам и избегают встречи с ними, но небольшие клыки уже имеют и умеют ими пользоваться. Такие кабаны зовутся подсвинками и весят обычно чуть больше полусотни килограммов.

Мне рассказывал офицер-пограничник, заядлый охотник, что встречал подсвинков весом и более сотни килограммов. Если бы такому еще клыки иметь соответствующие , то и некоторым взрослым секачам пришлось бы уступать им дорогу. И для человека такой экземпляр чрезвычайно опасен.

— Где он?

— Сразу за воротами лежит. Из-под нависшей скалы вылез. Любопытный, зараза, за вами подсматривал.

Взвод снова выстроился тремя колоннами.

Меня радовало, что у моих бойцов крепкая нервная система. Все были настроены на работу, правильно реагировали и не отвлекались на постороннее. Так, никто не стал обсуждать выстрел в кабана, как и само появление зверя.

Я же, пока взвод стряхивал пыль с одежды и строился, сделал десяток шагов назад, к воротам ущелья, и посмотрел. Кабан был в самом деле крупным и клыкастым. Такой мог бы доставить хлопот любому человеку или другому зверю. Тем более сержант Лопухин должен был догонять нас в одиночестве. И он, понятное дело, вынужден был обезопасить себя.

Практика эта для нас не нова. Снайперы обычно не подпускали кабанов ко взводу. Это было общепринято. Кабанов в здешних краях развелось много, и встречаться с ними время от времени приходилось. Правда, на охоту мы не ходим. Опасностей у нас и без кабанов хватает. А бандитская пуля ничем не хуже и не лучше клыков кабана.

Однако появление матерого зверя за нашими спинами удивило даже меня. Как правило, кабан бывает осторожным, предпочитает уходить от опасности и атакует только тогда, когда из-за своей слепоты замечает противника в последний момент.

Этот почему-то не убежал, хотя, скорее всего, спрятался под скалу рядом с воротами, чтобы пропустить нас. На близком расстоянии мы не пользовались тепловизорами и не обнаружили его. Оттуда, из-под скалы, кабан наблюдал за нашим переходом. А потом вылез, чтобы идти своим путем. И угодил под пулю снайпера. Пуля вынесла кабану затылок вместе с мозгом.

Но меня смутило не само появление кабана, а его поведение. Почему он не убежал? Может быть, он уже встречался с людьми, и они не причинили ему вреда. И потому он не стал убегать и от нас. То есть он встретился с бандой эмира Малика Абдурашидова. Мусульмане свининой брезгуют и на кабанов обычно не охотятся. Стрелять, чтобы кабана отогнать, эмир не разрешил. Выстрел привлек бы лишнее внимание, поскольку федералы находились недалеко. И кабан слегка обнаглел, почувствовав свою безнаказанность. И нас не испугался.

Однако в дальнейшем нам следовало быть осторожнее. И просматривать в тепловизор все участки, куда взвод направляется. Не кабанов, понятно, искать, а бандитов.

— Лопухин! — позвал я по связи.

— Я уже рядом, товарищ старший лейтенант. Кабана рассматриваю. Может, оттащим его в тень, чтобы потом забрать в столовую?

В наушниках послышалось одобрительное гудение бойцов взвода. Но я тут же вспомнил, что слышал как-то об американской бактериологической лаборатории, что стоит неподалеку от границы на территории Грузии. Сами американцы категорически отрицают этот факт, тем не менее из Грузии регулярно приходят на территорию России дикие кабаны, зараженные африканской чумой, а потом зараза передается на свинофермы, которых в соседнем Ставропольском крае полным-полно. И есть подозрения, что заражают их в той лаборатории умышленно. Бактериологическое оружие! Экономическая диверсия. И хотя африканская чума свиней не представляет опасности для человека, все же я категорически запретил солдатам к убитому кабану прикасаться. Мало ли какая может быть на нем зараза. А уж блох-то наверняка… целый батальон.

— Отставить всякую кулинарию! И без этого от голода никто не пухнет. Петрушкин! Возьми отделение, завалите кабана камнями, чтобы заразу не распространять. Вдруг он заражен свиной чумой… К туше не прикасаться!

Нормальная превентивная мера, как я считал.

— Есть завалить тушу камнями! — кисло отозвался старший сержант. — Первое отделение, за мной!

— Лопухин! Налюбовался делом своих рук? Ко мне!

Сержант вынырнул откуда-то из-за камня позади меня, показывая этим, что уже вернулся, и пристроился рядом.

— Пока Петрушкин возится с камнями, просмотри ущелье впереди.

Это была привычная работа для снайпера, я подстраховывал его с биноклем в руках. Но ничего похожего на «свечение» человеческого тела ни сержант, ни я не обнаружили. Как раз в это время старший сержант Петрушкин вернулся и доложил:

— Выполнили, товарищ старший лейтенант. Целую «пирамиду Хеопса» соорудили. Лет через сто — двести археологи недоумевать будут, что здесь такое странное и непонятное захоронено… Объявят, как обычно, место захоронением каких-нибудь инопланетян, что прилетели к нам с альфы Центавра, не иначе… И начнут сюда экскурсии возить, чтобы заработать себе на жизнь.

— А как в наше время еще заработаешь? — сказал сержант Собакин. — Вертятся. И молодцы.

— Молодец, Петрушкин. Сейчас бери в дополнение к первому еще и второе отделение и перебегай до следующего поворота. Третье отделение и снайпер со мной остаются. Прикрываем перебежку!

Приказ был выполнен с отработанной четкостью. Петрушкин с двумя отделениями перебежал, заглянул за поворот и там залег. После чего доложил:

— Здесь чисто, товарищ старший лейтенант. Впереди никого. Можете перебегать.

— За мной! — дал я команду и побежал первым.

Согласно карте на моем планшетнике, за поворотом следовал продолжительный прямой участок ущелья. Настолько продолжительный, что устроить засаду перед следующим поворотом можно было даже силами семи бойцов, то есть всего наличного состава банды. Устроить засаду и успеть отстрелять приближающихся спецназовцев. И потому я решил не посылать отделения до самого поворота, а выбрать место где-то посередине. Но доверять выбор места старшему сержанту я не стал, решив, что сам справлюсь с этим лучше.

— Петрушкин, остаешься вместо меня с третьим отделением. Первое и второе отделения — за мной! Слушать команду…

Я побежал. Но не по прямой линии, а зигзагами, не позволяющими прицелиться в меня. Бессистемность моих движений давала какую-то гарантию безопасности. Хотя, скажем, для опытного снайпера она не была помехой.

Первое и второе отделения во главе с сержантом Собакиным и младшим сержантом Абакумовым бежали точно так же, как я, с постоянной сменой направления.

Но встречных выстрелов не было. Примерно на половине пути я стал присматриваться, отыскивая взглядом залежи крупных камней поближе к стенам, какие встречались в самом начале продолжительного прямого отрезка ущелья, но ничего подыскать не сумел и потому продолжал перебежку.

Вот именно по этой причине я и занял место Петрушкина. Он мог бы не решиться вопреки приказу бежать до конца дистанции и залег бы на невыгодной позиции. А я взял решение вопроса на себя. Перед поворотом я сбросил скорость и приказал командирам отделений сместиться под стены, оставив центр под своим присмотром. И, только заглянув за поворот, нашел большой камень, за которым залег. И тогда передал по связи приказ:

— Петрушкин! Здесь чисто. Ко мне! Я с отделениями иду к следующему повороту.

Карта на мониторе планшетника показывала, что теперь ущелье приобретает извилистую конфигурацию и до следующего поворота всего-то метров двадцать пять. Я побежал дальше, не забыв скомандовать:

— За мной!

И два отделения побежали вдоль стен. Здесь опять было множество камней, можно удобно укрыться, но я не давал команды сместиться к более свободному центру. Если где-то и устроена засада, то не на открытом месте. Впрочем, перед последним рывком я все же посмотрел в тепловизор бинокля, но ничего подозрительного не увидел. А дистанция здесь была такой короткой, что дубляжа со стороны снайпера не требовалось. Я обошелся одним биноклем.

Естественно, я заглянул и за следующий поворот. Не удержался. И с трудом, признаюсь даже публично, подавил в себе желание продолжить бег еще хотя бы на один отрезок пути — такой же короткий, до очередного поворота. Но это уже заставило бы взвод опасно растянуться. И в случае встречи одной из частей взвода с противником могли бы произойти непредсказуемые события еще до соединения двух частей в одну.

Конечно, по большому счету я не слишком опасался семерых бандитов эмира Малика Абдурашидова. Даже если учесть их прошлый ближневосточный боевой опыт, то получается, что у моего взвода есть и опыт, и более качественная боевая выучка, и победить остаток банды, учитывая наше преимущество в вооружении и связи, мы будем в состоянии даже силами одного отделения.

Но горы Дагестана если и не всегда, то часто готовят неосторожным командирам неприятные сюрпризы. Этими сюрпризами могут стать и природные явления: камнепады, обвалы, оползни и еще что-то, и человеческие.

В последнее время, когда банды с Ближнего Востока приходят хоть и не каждый день, но как минимум одна в неделю и почти треть из них прорывается через границу, всегда есть вероятность, преследуя одну банду, нарваться на другую. За два месяца нынешней командировки даже мой взвод с таким уже встречался. При неподготовленности к подобному повороту событий это тоже чревато неприятностями. И потому мы, пребывая в горах, всегда предпочитаем соблюдать осторожность в любых ситуациях. Если есть возможность не растягивать строй, мы его растягивать не будем.

Вовремя остановил я себя и в этот раз. И дождался, когда третье отделение во главе со старшим сержантом Петрушкиным соединится со взводом и хотя бы дыхание переведет, хотя дыхание у всех бойцов взвода устойчивое и не сбивается от бега. Тем не менее бег всегда остается бегом, и разница в дыхании во время бега и во время лежания на боевой позиции существенная. Тем более после бега учащенное дыхание еще какое-то время продолжает волновать грудную клетку. Сказывается и переход от бега к неподвижности. И это всегда мешает точно прицеливаться — не зря перед выстрелом рекомендуется задерживать дыхание, чтобы ствол оружия приобретал статичное неподвижное положение.

Только после этого, выждав пару минут, я сам во главе двух отделений двинулся дальше, не забыв выставить прикрытие. Если бы была какая-то опасность, снайпер предупредил бы по связи до того, как сделает выстрел. Хотя и выстрел тоже сам по себе служит предупреждением. Но предупреждением только взводу, поскольку винтовка «Выхлоп» имеет настолько мощный глушитель, что он полностью гасит звук.

Второй снайпер взвода у нас стреляет тоже из мощной сверхдальнобойной и сверхточной винтовки СВЛК-14С Twilight «Сумрак» производства российской фирмы Lobaev Arms и использует мощные патроны калибра 10,3х77 миллиметров . Но второго снайпера я предпочитаю использовать только тогда, когда идет открытый бой и когда не требуется скрытая стрельба. А тепловизионный прицел, вернее, его предобъективную насадку на прицел, можно использовать при страховке и прикрытии передвигающейся группы.

Второй снайпер взвода младший сержант Автандил Гарокий был среди солдат второго отделения и входил в передовую группу. Когда мы перебегали от поворота к повороту, он залегал, прижавшись к прицелу, и страховал товарищей, дожидаясь соединения третьего отделения со взводом.

Историю своей фамилии Автандил, грузин по национальности, рассказывал со смехом. Его родители жили когда-то в Душанбе, в столице Таджикистана. Когда отцу подошло время менять паспорт, он пришел в паспортный стол райотдела милиции, где ему вместо его фамилии Гарокия, написали Гарокий. А на возмущение отца женщина — старший лейтенант милиции отмахнулась:

— Э-э-э… Слушай, это ты там, у себя в Грузии, был Гарокия, а здесь ты Гарокий. И не устанавливай у нас свои порядки…

Вскоре и самому Автандилу пришло время получать паспорт. И там записали новую фамилию отца.

— Так я из грузина превратился в еврея. Но ничего, и с такой фамилией живу. По внешности меня можно и за еврея принять… — смеялся Автандил. Ему только и оставалось что смеяться…

Перед каждым переходом от поворота ущелья до поворота я просматривал карту в мониторе своего планшетника. После очередного перехода обнаружил, что мы находимся почти против той последней боковой галереи пещеры, где банда выкопала себе черный ход.

— Петрушкин! — позвал я.

Старший сержант в это время во главе третьего отделения бежал на соединение с нами.

— Слушаю, товарищ старший лейтенант, — ответил, не показывая, что разговаривать на бегу ему сложно.

— Где та терраса за черным ходом из пещеры?

— На двадцать метров вперед вас и сразу вверх.

Я поднял голову. Присмотрелся. Снизу террасу видно не было. Тем более уже начало заметно смеркаться, хотя смеркалось в основном внизу. Но выступ, на котором терраса располагалась, я взглядом все же отыскал. И сразу вспомнил, что там должен в настоящий момент находиться кто-то из группы капитана Тайгородова.

Я поднял ствол автомата и посветил тактическим фонарем, мигнув несколько раз. В ответ мне пришел точно такой же сигнал. Поскольку мы не моряки, общаться с помощью световых сигналов не обучены. Но прикрытие сверху все же как-то успокаивало, хотя ни мне, ни моим солдатам особого успокоения и не требовалось. Мы просто работали буднично, как работаем каждый день. Точно так же, как токарь или фрезеровщик на заводе работает около своего станка. И статистика показывает, что на производстве травм люди получают больше, чем у нас в спецназе, хотя у нас часто пули вокруг головы роятся как комары. Более того, на производствах в результате разного рода несчастных случаев люди гибнут чаще, чем у нас в результате боевых действий. И это, я всегда так утверждаю, заслуга офицеров спецназа, которые умеют проявлять к солдатам жесткость во время подготовки. В результате к бою солдаты оказываются готовы несравненно лучше, чем любой из возможных противников.

Завершали маршрут мы уже в полной темноте, пользуясь каждый на свое усмотрение кто тепловизионными, кто инфракрасными приборами, кто очками ночного видения, которые при передвижении лично мне кажутся более удобными, чем оптический прицел автомата. Особенно если они работают на короткой дистанции.

Так мы добрались до самого конца ущелья. В своем завершении ущелье круто поднималось вверх и потом плавно переходило в горное плато, за которым проходила граница с Грузией. Где-то там лежали районы Горной Тушетии, места, где снимался любимый мой фильм «Мимино».

К сожалению, я не имел связи ни с подполковником Соликамским, ни с капитаном Тайгородовым. И даже не знал, покинули они соседнее ущелье или нет. По времени должны были бы уже покинуть. Разве что капитан Тайгородов оставил часть своей группы прикрывать подземный черный ход из пещеры. Сигнал фонарика сверху вроде бы говорил мне об этом. Но отсутствие связи не давало никакой уверенности, как не давало возможности узнать, есть ли какие-то новости о банде эмира Малика Абдурашидова. Впрочем, если бы новости появились, на связь обязательно вышел бы наш начальник штаба майор Арцегов и снял бы взвод с поиска, который заведомо не даст результата. Но раз не снимал, значит, никаких новых данных пока нет.

В ущелье банды не оказалось. Это все, что я знал точно.

При этом было неясно, куда она ушла. Она могла выйти из ущелья, чтобы повернуть налево или направо, хотя поворот направо маловероятен, потому что там была опасность встречи сначала с нами, потом со спецназом ФСБ. Ни та, ни другая встреча не обещала бандитам распростертых объятий, в чем они уже сумели убедиться. Бойцы спецназа ФСБ тоже, насколько я понимаю, ни для какого бандита подарком не являются.

Банда могла пойти прямо, через холмы до речки, и по кустам, окружающим русло, двинуться как вверх по течению, так и вниз.

Но было и еще два варианта. Согласно первому, банда эмира Малика Абдурашидова могла подняться на плато, миновать его и уйти в Грузию через плохо охраняемые районы. Там, насколько я знал, только с определенной периодичностью проходят вдоль границы наряды из трех пограничников и служебной собаки. Уйти в Грузию не слишком сложно. Даже если собака найдет след, будет уже поздно, потому что бандиты спрячутся в селениях кистинцев, и достать их там, на территории другого государства, будет невозможно даже при помощи грузинских пограничников, поскольку грузинские пограничники в селения кистинцев предпочитают не соваться, зная, что там радушный прием им не обещан.

У меня в голове возникал законный вопрос: зачем бандитам это нужно? Если они с таким трудом и риском для жизни, может быть, даже с боем пробились в Дагестан, то какой смысл им убегать опять в Грузию? Нет, этот вариант казался мне самым маловероятным. Перед эмиром Маликом была поставлена конкретная задача, и он будет стараться ее выполнить.

Оставался еще вариант, согласно которому банда могла свернуть в расщелину, не доходя до горного плато. Туда, где в гордом одиночестве жил старик, огнепоклонник и шаман. Это тоже было не слишком вероятно, поскольку бандиты, скорее всего, знали, что выхода оттуда нет, если они, конечно, загодя не прокопали еще один подземный ход. Но, если судить по словам капитана Тайгородова, там сплошные монолитные камни и копать там чрезвычайно сложно. К тому же бандитам пришлось бы убить самого шамана. Впрочем, за этим у них дело не станет.

Однако при всей маловероятности такого варианта проверить расщелину все равно следовало. Проход туда мы нашли неподалеку от выхода на плато. Этот проход представлял собой простую трещину, разлом в горной породе. И при первом поверхностном осмотре могло показаться, что он никуда не ведет. Но карта спутниковой съемки точно показывала и очертания самой большой расщелины, напоминающей верхним контуром корпус гигантской лодки, и ту трещину, что соединяла расщелину с ущельем.

Внешний вид трещины еще раз намекнул на то, что бандиты сюда сунуться не должны. Таких трещин в стенах полным-полно. Не обследовать же каждую… Но меня какая-то сила тянула в расщелину, и я не мог даже точно охарактеризовать эту силу. Я думал о том, что бандитов там нет и быть не должно. Но посетить расщелину все равно хотел. Даже не для того, чтобы проверить наличие там банды. Рассказ капитана Тайгородова подталкивал меня взглянуть на странного шамана, что лечит на расстоянии.

Я ощущал в себе какое-то трепетное мистическое предчувствие…