Глава вторая

В верховьях, где-то над хребтами, гулял сильный порывистый ветер, пришедший в горы, видимо, с Каспия. Обычно ветер там и проходит, чуть севернее республиканской столицы, через открытые просторы. А то и совсем издалека, из туркменских пустынь, где ветер — дело обычное и почти постоянное. Пересек ветер море, напитался влагой, а потом на горы накинулся.

Эмир Малик посмотрел на вершины хребтов, прикрывающие ущелье от ветра, проводил глазами пылевое облако, сорванное с восточного хребта и перенесенное на западный, и от этого вида почувствовал себя спокойнее и увереннее.

Вот он со своим джамаатом только что выдержал неравный бой со спецназовцами, имеющими отличное оружие и значительно превосходящими его отряд численно. Джамаат потерял семь моджахедов в ущелье, а потом погибли еще двое, что были не в состоянии идти, потому что получили ранения в ноги. Но они сами изъявили желание остаться в боковой галерее и огнем прикрыть отступление джамаата. Причем, по замыслу эмира, засели не в той галерее, куда ушел джамаат, чтобы сбить преследователей с толку. Они оба погибли в огне, не успев открыть стрельбу по спецназовцам и нанести им ущерб.

Может быть, и самому эмиру еще суждено погибнуть точно так же, но и этот ветер, и эта пыль, переносимая ветром с хребта на хребет, — все это останется и после эмира Малика. Так он звал себя на сирийский и иракский манер, хотя в родных горах к имени обычно добавлялась еще и фамилия. Но срабатывала привычка последних лет. Как звали его там, так он мысленно звал себя и здесь.

Но его жизнь или смерть ничего не меняют, понимал эмир. Жизнь все равно будет продолжаться, и даже без него, как продолжается без тех людей, которых он убивает. Только само слово «убивает» он не произносил даже мысленно, предпочитая говорить себе обтекаемо «наказывает». Он наказывает тех, кто не пожелал думать и поступать, как он сам. Но это было и неважно, понимал Малик Абдурашидов. Люди умирают, а жизнь продолжается. Он сам, как и все люди, живет в собственном мире, большей частью придуманном. А жизнь в целом — это несравненно больше. Больше чем первые семеро погибших. Больше, чем двое, погибших потом. Но они оба, двое последних, и без того были обречены. Им все равно было невозможно уйти вместе с джамаатом. До пещеры их донесли на руках, поскольку в джамаате даже носилок не было. Но были они оба настолько тяжелы, что у моджахедов руки отваливались от такого груза. Даже известный богатырь Эльдар пожаловался на усталость. А если уйти невозможно, значит, не стоило и других задерживать, не стоило другим мешать. Другим еще жить и воевать, а эти двое свое отвоевали и сами прекрасно это понимали. Найти им врача и госпитальную палату в полевых условиях невозможно. Без операции раны загноятся, наступит гангрена, и все равно они погибнут, уже в мучениях и без толку. Они погибли бы, а жизнь продолжалась бы. И они оба были готовы показать последнюю свою доблесть — решили остаться с оружием в руках, чтобы другим было легче уходить.

Они оба погибли, хотя эмир и не видел их смерти, а ветер и пыль над горами остались и будут существовать всегда. Ветер и пыль останутся и тогда, когда сам эмир Малик погибнет или умрет под одеялом, чего он сам себе от всей души не желал.

Когда они спрятались в пещеру, никто из моджахедов не знал, какое оружие использует спецназ. Спецназовцы и без того превосходили моджахедов в вооружении. У них были и тепловизионные прицелы, показывающие, за каким камнем спрятался противник, и не позволяющие безнаказанно подняться над камнем, чтобы дать очередь навстречу бегущему врагу или просто перебежать на более удобную или безопасную позицию. Когда тепловизор показывает местонахождение человека, его караулят, ждут, пока он из-за камня высунется, чтобы послать смертоносную пулю.

Были у спецназа и глушители на каждом стволе, а глушитель одновременно является и пламегасителем, и потому не видишь, откуда в тебя стреляют. Даже очередь не слышишь. Изредка ухо улавливает стук затвора, когда спецназовцы оказываются уже опасно близко, и все… А потом вообще пришел все поглощающий ужас пламени, выжигающий кислород вокруг, сжигающий и оплавляющий даже камни в пещере.

Что такое «шайтан-труба», эмир Малик Абдурашидов знал уже давно. Еще его родной брат, самый старший из семерых детей, тогда как сам Малик был младшим, вернувшись из Афганистана, рассказывал, какая это страшная вещь. И никому не желал попасть под удар пламени. Брат давно уже умер, а «шайтан-труба» все еще стоит на вооружении русской армии. Конечно, модифицированная, другая. Да и заряд несколько другой, более мощный.

Что такое пламя термобарического взрыва, Малик Абдурашидов видел еще в Ираке, где воевал до Сирии. На вооружении иракской армии стоят тяжелые огнеметы ТОС-1 «Буратино», стреляющие ракетами с термобарическим зарядом. От этого пламени нет спасения, оно растекается всюду, проникает в каждый окоп, в каждый блиндаж.

Но в этот раз пламя съело только двоих, а джамаат спасся. И все произошло благодаря предусмотрительности эмира Малика.

Их сейчас осталось только семеро. Пусть! Но это все равно джамаат. Это сплоченные бойцы, много прошедшие вместе и много испытавшие.

Малик Абдурашидов предвидел возможное появление спецназа. И готовился к этому по-своему. Эмир видел по лицам, как были недовольны моджахеды, когда он заставлял их копать черный ход в сложной породе. Да еще копать не по прямой линии, а по параболической кривой, которую высчитал эмир, по гражданскому образованию горный инженер. Но это еще ничего. Намного злее они смотрели на него, когда он заставлял их делать ложную дверь в подземной галерее с озером. Но все это сработало. Сначала ложная дверь, потом и черный ход. И теперь никто не посмотрит на эмира косо, теперь все понимают, что спаслись они только благодаря его предусмотрительности и хитрости.

Что произошло и почему спецназовцы сразу не начали заливать галереи пламенем огнеметов, эмир, говоря честно, не понимал. Он догадывался, что спастись им во многом помогло и это, однако причину задержки не понимал. Что-то, видимо, сдерживало спецназ. Главное было в том, что спецназовцы время потеряли и он с остатками своего джамаата успел уйти в соседнее ущелье. И хорошо, что никто не остался рядом с выходом, когда оттуда вылетело огненное облако высочайшей температуры. Вылетело и даже с дистанции метров в пять обдало огнем лица стоящих рядом моджахедов. Даже показалось, что завоняло палеными волосами. Но это показалось.

Эмир посмотрел на своих моджахедов. Никто не обгорел, никто не пострадал от летящего пламени. Даже сапер Омахан, который сидел на два шага ближе других к выходу из пещеры и готовил взрывное устройство с радиоуправляемым взрывателем, не пострадал. Взрывное устройство было выставлено с тем, чтобы завалить камнями как можно больше преследователей. Стена над выходом была неустойчивой, и свалить ее можно было бы без труда. Необходимо было только дождаться, когда на площадку выйдет побольше спецназовцев.

Зная силу своего джамаата еще по Ираку и Сирии, эмир Малик был уверен, что спецназовцев пришло много, никак не меньше роты. Говорят, это обычное соотношение сил в местных условиях. С ротой справиться джамаат, конечно, не мог, русский спецназ — это не сирийские ополченцы. Глушители на автоматах не позволяли определить количество нападавших. Но эмир Малик предпочел увести своих моджахедов уже после первых потерь в джамаате. Он ставил перед собой большие задачи, растянутые на много лет вперед, и потому людей берег. Конечно, в Дагестане всегда можно набрать себе новый состав. Но новички не могут заменить закаленных в боях собратьев. Они смогут только слегка разбавить общий состав — а это всегда будет ослабление. Пройдет еще много времени, пока новички обретут необходимый опыт. Но это все будет потом. Пока необходимо было объяснить спецназу, кто в горах хозяин!

Однако, чтобы это объяснить, требовалась наглядность. Тогда можно будет спокойно сказать, что девять моджахедов погибли не зря. Каждый из них отмщен.

Взрывное устройство было установлено классическим образом — в щель среди камней. Чтобы найти его, надо знать, где оно установлено. Взрыв развалит на две части стену, и это обязательно вызовет обвал на головы спецназовцев, что станет для них наглядным уроком. Эмир Малик любил учить людей еще с молодости и когда-то, работая инженером горноспасательного отряда, сожалел, что не выбрал профессию педагога, как его мать. Но она учила детей, а он сейчас хотел научить и одновременно проучить взрослых и опасных парней. И уверен был, что это у него получится. У него обычно если не все, то многое получалось. Как раз по той причине, что Малик умел и любил все просчитывать.

— Радиосигнал сквозь камни будет проходить? — поинтересовался Малик, хотя отлично знал ответ как человек, много проработавший со взрывчатыми материалами.

Омахан только сдержанно улыбнулся. И ответил так же сдержанно, но с объяснениями:

— Метров с пятисот — семисот, эмир, должен доставать напрямую — сигнал устойчивый, как спецы это называют. Если расстояние будет больше, поймает отраженный сигнал. Так приемник взрывателя настроен. Если требуется, я могу антенну установить. Это, конечно, надежнее. Но у меня только медный провод. Он будет блестеть и выдаст фугас. Спугнет спецназовцев…

— Это не годится. Спугнуть их нельзя. Проверить сам радиосигнал возможно?

— Возможно. Отойти и нажать кнопку. Но тогда взрыватель сработает. А у меня это последний. Не последний радиоуправляемый, а вообще последний. Коробку со взрывателями ты приказал бросить при переходе границы. Моей вины в недостаче нет, эмир…

При переходе границы, чтобы не принимать бой с пограничниками, пришлось многое бросить во время переправы через пограничную реку. Бросили, надеясь найти то же самое в старом схроне, местоположение которого эмиру указали. Но схрон оказался разграбленным и уничтоженным. Должно быть, до него добрались спецназовцы или менты. Но тогда, при переходе границы, на этот схрон возлагались большие надежды. Потому и избавились от мешающего в тот момент лишнего веса. И коробку со взрывателями, и еще одну коробку, большую, где были упакованы пластины с «составом С» , и два специальных рюкзака для переноски гранат к «РПГ-7». Остался целым только один рюкзак. Его второй номер гранатометного расчета попросту не успел снять с плеч. Джамаат быстро бежал через реку, и снять рюкзак на бегу у второго номера не получилось. Ему требовалось остановиться, но тогда он попался бы на глаза пограничникам. Виной всему была не неуклюжесть моджахеда, а не зажившее до конца ранение в плечо. Однако плечо не помешало ему быстро бежать.

Позже эти запасы пригодились. Хотелось надеяться, что два выстрела осколочными гранатами достали хоть кого-то из назойливых спецназовцев. К несчастью, был убит пулей снайпера сам гранатометчик. Но тот же второй номер расчета вынес с поля боя сам гранатомет «РПГ-7» с единственной оставшейся гранатой. Вынес, положил на землю рядом с эмиром и тут же упал, сраженный автоматной очередью. Остальные гранаты утонули в реке, как коробки со взрывателями и пластитом. Правда, коробки, содержащие внутри много воздуха, проклеенные скотчем, сначала поплыли по реке. Но картон быстро намок, и они утонули.

Тем не менее это было лучше, чем вступать с пограничниками, которых было всего-то шесть человек и собака, в бой. Даже лучше, чем пограничников уничтожить, а их, несомненно, уничтожили бы вместе с собакой. Но тогда переход джамаата через границу был бы зарегистрирован и охота на него началась бы гораздо раньше. А так у эмира Малика был в запасе целый месяц, чтобы обустроить себе базу, наладить связи и начать действовать продуманно, с толком.

Как федералам удалось вычислить ущелье, оставалось загадкой. Может быть, с помощью беспилотников, которые время от времени пролетали в вышине. Вели, надо полагать, оттуда съемку.

Некоторые моджахеды, правда, опасались, что их выдал кто-то из тех двоих, что погибли в первой, неудачной операции. Предполагали, что один или оба были только ранены, захвачены и дали показания. Но эмир Малик сам видел, как они падали, сраженные очередями ментов. Падали, как падают только мертвые. Кроме того, он хорошо знал и того, и другого и уверен был, что они ни при каких обстоятельствах не расколются на допросе, даже если их, раненых, будут пытать. Но все же лучше было бы, чтобы оба погибли. Так надежнее…

Джамаат ушел по тропе, ведущей по узкому выступу в стене в сторону ворот ущелья. Скоро тропа круто пошла вниз и стала настолько узкой, что продвигаться по ней пришлось боком, вцепившись чуть ли не зубами в камни стены. При этом рюкзаки и оружие, висящие на спине, тянули вниз. Но, слава Аллаху, никто не сорвался, а тропа вскоре снова стала нормальной, проходимой и вывела на сильно потрескавшиеся скалы, прижавшиеся к той же стене ущелья. С этих скал легко было спуститься пусть по крутой и неустойчивой, но все же наклонной стене. Там даже упасть было нестрашно. Высота не достигала трех метров, хотя падать пришлось бы на камни. Проще спрыгнуть, что двое и сделали, преодолев только половину спуска.

Именно в этом месте, на повороте ущелья, эмир Малик остановил свой джамаат. Сам джамаат по приказу эмира спрятался и стал невидим с каменной террасы, на которую выходил черный ход пещеры, куда должны были вскоре выйти спецназовцы. Сам эмир вместе с сапером Омаханом залег среди камней на повороте. И в бинокль наблюдал, не появятся ли преследователи.

Вскоре из выхода вместе со звуком взрыва вылетело пылевое облако. Эмир понял, что значит этот взрыв. Спецназовцы вошли в галерею с подземным озером, нашли в стене фальшивую дверь с замком и взорвали ее. И сделали это только ради того, с удовольствием констатировал эмир Малик, чтобы убедиться, что за камнем выхода нет. То есть спецназовцы теряли время понапрасну. Но, при их дотошности и скрупулезности, как эмир понимал, они обязательно найдут и настоящий выход. Тем более возможности закрыть его за собой у джамаата не было.

— Подождем… — сам себе сказал эмир. — Недолго осталось…

Ждать, в самом деле, пришлось недолго. Но Малик расслабился и реже уже поднимал бинокль к глазам. А у молодого сапера Омахана, как оказалось, зрение прекрасное. Ему и бинокль не потребовался, чтобы увидеть преследователей.

— Там кто-то вышел, эмир… — сообщил Омахан.

Малик снова поднял к глазам бинокль и увидел, что на краю террасы стоят трое солдат, смотрят вниз, но, похоже, без страха — высоты не опасаются, хотя высота там метров в пятьдесят, если не больше. Эмиру подумалось, что будет, если за спиной этих солдат сейчас произойдет взрыв? Их просто сметет с террасы взрывной волной. Такого пинка под мягкое место получат, что долго будут лететь, руками размахивая. Интересно, что они будут во время своего полета ощущать? Вспомнилась фраза старого кровельщика: «Падать с крыши — не страшно. Страшно приземляться».

Но смерть всего троих спецназовцев Малика Абдурашидова совершенно не устраивала. Он потерял девять моджахедов! И потому, когда Омахан спросил, держа в руках пульт дистанционного взрывателя:

— Активировать?

Эмир ответил резко:

— Не торопись. Мне нужно, чтобы не меньше девяти человек вышло. Девять на девять — это будет хотя бы равноценно. За девять наших бойцов следует уничтожить не менее девяти спецназовцев. Сейчас еще выйдут. Командира своего обязательно позовут, чтобы посмотрел. Командир может за троих сойти. Или хотя бы за двоих.

— А там есть они, девять человек? — с непонятным вызовом спросил сапер.

— Там больше. Пока они по галереям разбрелись, но скоро на выход подтянутся. Там не меньше роты. Неужели ты думаешь, что против нас взвод пошлют? Я был бы не против положить в ущелье взвод спецназа.

Эмир Малик продолжал наблюдение, не убирая бинокль. Он был высокого мнения и о себе, и о своем джамаате. И у него в голове не укладывалось, что его джамаату противостоит меньше роты солдат. Раньше в джамаате, еще в Ираке, воевало четверо чеченцев, прошедших две войны с Россией. Но помнили лучше они, естественно, первую чеченскую войну, когда свою силу ощущали. И были плохого мнения о российской армии, несмотря на то что во вторую чеченскую войну эта армия их раздавила. Раздавила и выбросила за пределы России.

Эти четверо моджахедов собирались вернуться в родные горы, чтобы продолжать войну там. Но все они погибли в Ираке, так и не попав в Сирию. А в Сирии воевали лучшие. С сирийцами драться было несравненно труднее, чем с иракцами. В то время, когда джамаат эмира Малика был в Ираке, иракская армия была полностью деморализована и сдавала город за городом. Казалось, что так будет всегда, что так будет до победы, полной и окончательной.

Но потом что-то пошло не так. Вмешались другие государства. А самые боеспособные части были переброшены из Ирака в Сирию, где требовалось проявить себя и добиться поворота в военной кампании. Такого же поворота, какой к тому моменту чувствовался в Ираке.

Джамаат Малика и в Сирии проявил себя хорошо, показал свою боеспособность и даже боевую дерзость, часто атакуя и побеждая численно более сильного противника. К тому моменту силами международной коалиции ситуация в Ираке была кардинально изменена. Следовало торопиться, добиваться своих целей хотя бы в Сирии, где президент с международной коалицией откровенно не находил общего языка.

А потом и в Сирии началось такое же обратное движение, как в Ираке. Там тоже казалось, что вопрос о победителе в войне решен. Но вмешалась Россия. И джамаат Малика решено было перебросить в Россию, как и многие другие джамааты, чтобы он уже здесь доставлял как можно больше беспокойства, которое не позволит России отвлекаться на сирийские события.

Малик прекрасно знал, что такие джамааты, как у него, перебрасываются в Россию сотнями. По крайней мере, готовятся для переброски. Часть уже здесь, часть в Турции, часть в Грузии или в Азербайджане, часть в Ираке и Сирии. Все вместе, если их собрать, они будут представлять грозную силу. Но всех вместе и уничтожить проще. А разбитые на многочисленные джамааты, смешавшись с населением России, они могут наносить острые и болезненные удары. И готовятся их наносить. Конечно, здесь, в своей республике, работать было бы проще. Здесь условия хорошо знакомы. Здесь есть клановые связи и связи в высоких кругах республиканской элиты. А в Центральной России следует еще устраиваться.

Но именно такую задачу поставили перед Маликом. И он взялся ее выполнить. Его делом было осесть в Центральной России, устроиться и дать о себе знать. А потом наносить точные удары тогда, когда их никто не ждет. И при этом как можно дольше не открывать себя. Но для этого требовалось сначала прочно обосноваться хотя бы в Дагестане. Не в горах, не в пещере, а в цивильной обстановке. А потом уже можно будет и в Москву перебираться…

Эмир Малик наблюдал за спецназовцами в бинокль. И ждал. Увидел еще две солдатские головы в одинаковых шлемах, с одинаковыми большими очками на шлемах и с одинаковыми глушителями на автоматах. Эти солдаты подошли к трем первым. Но Малик, никогда не служивший в российской армии, откуда-то знал, как складываются уставные отношения, и понимал, что там, на каменной террасе, нет офицера. Солдаты чувствовали себя слишком вольно. Это было заметно даже по походке. А уничтожить офицера хотелось больше всего.

В роте, помимо командира, должно быть еще несколько офицеров. Это обязательно, считал эмир Малик. И если солдаты вышли на террасу, обнаружив выход, и сразу не отправляются в преследование, то они ждут офицера, который должен принять решение.

Пусть будет всего пять солдат и один офицер. Эмир был даже на это согласен. Он готов был посчитать одного офицера даже за четверых солдат.

Но офицера все не было. Первые трое вернулись в тоннель. А им на смену пришли двое других. Внешне офицера можно было определить только по отношению к нему других. Иначе никак, бинокль не дает возможности рассмотреть погоны. Над террасой никто не догадался установить зеркало. Тем более погоны были, как полагается, прикрыты бронежилетом и разгрузкой. Впрочем, разгрузки, как таковой, эмир даже на солдатах не увидел. Карманы и подсумки висели прямо на обшивке бронежилета. Это была, видимо, какая-то новая форма российской армии. Форма, с которой эмир Малик был незнаком. Он видел российских военнослужащих в Сирии. Но там они, как и все, носили форму песочного цвета, и даже бронежилеты у них были с обшивкой такого же цвета.

Но сейчас это было неважно. Скоро край террасы скрыл от наблюдателей, находящихся уровнем ниже, всех солдат спецназа. Отошли они от края или ушли совсем — это было неясно.

— Взрывать? — спросил, сгорая от нетерпения, Омахан.

— Какой ты кровожадный. Подожди. Они пошли встречать своего командира. Он обязательно примет решение, преследовать нас или нет. А для этого выйдет на край террасы, чтобы посмотреть на ущелье. Попробует нас с тобой в тепловизор увидеть. У командира роты спецназа обязательно должен быть бинокль с тепловизором. И как только он бинокль поднимет, ты нажмешь свою кнопку. Отдать приказ он не успеет.

Эмир Малик пересказывал представляемую картину, мысленно рисуя образы и веря, что спецназовцы будут поступать именно так, как он думает. Так часто случалось в действительности. Люди поступали так, как предполагал Малик. Он считал, что хорошо знаком с человеческой психологией и потому просто предвидит поступки, а не заставляет людей их совершать.

Однако время шло, но никто на террасе не показывался.

— Зря я, похоже, последний взрыватель истратил… — проворчал Омахан, посмотрев на часы и обнаружив, что они ждут уже почти полтора часа.

Теперь эмиру нечего было возразить. Он тоже посмотрел на часы, потом бросил сердитый взгляд на своего сапера, словно ища, в чем можно того обвинить, и поднялся. Поднялись и пятеро моджахедов, что отдыхали в стороне.

— Куда будем уходить? — словно советуясь, спросил Малик, хотя он уже принял решение.

Это была его известная манера: спросит, потом согласится или не согласится и обязательно обоснует свое мнение.

— Там, в верховьях этого ущелья, есть переход в маленькую расщелину, где живет шаман-огнепоклонник. Аллах завещал нам вешать таких, — высказал свое мнение пулеметчик Даниял, в результате недавнего боя оставшийся без пулемета. Пуля крупнокалиберной снайперской винтовки попала прямо в ствольную коробку пулемета, заклинив в ней затвор. Заодно и Даниял сильно ушиб плечо прикладом пулемета. Санинструктор джамаата Дибир, осматривающий плечо, уловил и правильно понял взгляд эмира Малика. Дибир вдавливал в мышцы свои тонкие и длинные, как у музыканта, пальцы, после чего твердо заявил, что кости целы, только мышцы ушиблены.

— У меня была такая мысль, — сказал Малик. — С шаманом давно пора кончать. А потом, я думал, следует уходить в Грузию, там отлежаться, зализать раны и набрать новых бойцов из числа кистинцев . Мы как раз можем выйти в места их проживания. Там грузинские пограничники редко появляются. Но потом я подумал, что потребуется возвращаться снова сюда и начинать все заново. А у нас и здесь есть незаконченные дела. И решил, что уйти в Грузию мы всегда успеем. Пополнение мы можем набрать и в Дагестане. Молодых сильных парней везде хватает. И потому решил, что лучше будет нам из этого ущелья выйти и двинуться прямиком в сторону реки. Переходить ее ночью мы не будем, а раньше ночи до реки не добраться. Там кругом заросли густых кустов. Там мы сможем отсидеться и решить, что делать дальше.

— А что у нас в планах? — спросил, глупо улыбаясь, главный богатырь джамаата Эльдар. Эльдар был высок и необычайно широкоплеч, руки имел длинные, толстые и мощные — так у некоторых людей выглядят ноги. При этом у него была отвратительная улыбка и рот, из которого всегда пахло на несколько метров. Всем своим внешним видом он походил на сказочного дива . Только диву положено иметь небольшие рожки, а у Эльдара их не было. Был только характер дива. — Я помню, ты, эмир, обещал всех нас в Махачкале устроить и даже женить.

— Это и есть наши дальнейшие планы — погулять на свадьбе Эльдара, — положив руку на плечо богатыря, сказал эмир Малик с улыбкой. Заулыбались сразу все, но шире всех улыбался, демонстрируя рот с гнилыми зубами, сам Эльдар. Эмир никогда не говорил богатырю, что у того изо рта ужасно пахнет, и не демонстрировал своего отвращения, терпеливо перенося эту вонь. — Только, чтобы эти планы выполнить, нам следует подумать, где добыть побольше денег. Того, что у нас есть, может хватить на пару приличных домов в Махачкале или на ее окраине, в каком-нибудь поселке. А нам нужно иметь побольше домов, чтобы мы для окружающих выглядели не джамаатом, а добрыми хорошими друзьями.

— Будем думать, — мрачно согласился самый возрастной боец джамаата Хасбулат. — Вопрос только в том, как быстро мы что-нибудь сумеем придумать…