Глава десятая
Некоторое время в наушниках слышались только посторонние шумы – это сначала майор Абдусалямов шлем снимал и дышал при этом в микрофон, потом шлем надевал майор Николаев, который в тот же микрофон даже пару раз легко кашлянул, словно проверял наличие связи. Потом, зажав микрофон рукой, Николаев что-то спросил у нашего начальника штаба. Ответа я не расслышал. Наконец раздался хорошо мне знакомый голос майора ФСБ:
– Майор Николаев. Слушаю тебя, старлей…
Я коротко передал Николаю Николаевичу странную, на мой взгляд, историю с татуировкой на предплечье убитого бандита. Сделал я это потому, что мне показалось, что майор ФСБ тоже заинтересовался татуировкой на руке эмира Абумуслима Манапова.
– Еще раз перескажи, что тебя в татуировке заинтересовало. И почему твой старший сержант обратил на это внимание? Мало ли на людях татуировок! Да на любой вкус сделают, любой рисунок в салон принеси, тебе на кожу переведут.
– Он видел, товарищ майор, как я фотографирую татуировку Манапова. Арабским языком Тихомиров не владеет. Но сразу определил, что это другая надпись. Зрительная память у старшего сержанта отличная. Первую надпись он визуально запомнил. Но заинтересовало старшего сержанта другое. И Манапов, и этот бандит, согласно документам, оба родом из села Джаба Ахтынского района. Они – земляки, могли друг друга хорошо знать, возможно, представляли какую-то собственную бандитскую силовую структуру, скорее всего, террористического характера. О чем говорит схожая по характеру татуировка.
– Я понял, Геннадий Васильевич. У меня к тебе просьба будет. Сфотографируй и вторую татуировку и пришли майору Абдусалямову. Он мне передаст.
– Я уже попросил Тихомирова сфотографировать, он переправил мне фотографию. Сейчас отправлю ее Камалу Мунасиповичу. Фотографию первой вам не нужно?
– У меня есть. Наш сотрудник сделал снимок в морге.
– Значит, товарищ майор, я правильно понял, что вы тоже татуировкой заинтересовались?
Николай Николаевич недовольно хмыкнул, тем не менее все же ответил мне, хотя я этого и не ждал. Кто я – только исполнитель конкретных приказов, который не обязан знать, чем они мотивированы. Так уж повелось даже среди старших и младших офицеров спецназа. А ФСБ вообще не любит своими данными делиться. Тем не менее Николаев поделился, возможно, разглядев во мне будущего помощника:
– У меня есть подозрение, что именно из-за татуировки и хотели похитить тело убитого эмира Манапова. Я, признаться, слегка владею арабским языком и на татуировку эмира внимание сразу обратил. Понимаешь, старлей, – снизошел он даже до детальных объяснений. – В древней арабской традиции обозначение географических координат давалось в четырех измерениях. Каждое обозначение – это линия. Чаще всего ломаная. В пустынной местности это было связано с расположением оазисов и караванных троп, отсюда и ломаные линии – от одного оазиса до другого. Место пересечения четырех линий – нужная точка. Сейчас даже арабы все упростили, и точку обозначают, как европейцы, пересечением двух прямых линий. Но в древности арабы могли вести линии к точке с любого места, и потому линии оказывались кривыми, ломаными. Эту древнюю систему сейчас используют курды, для криптографии, когда шифруют конкретные боевые точки. Правда, у курдов используется чаще всего три линии. У арабов три линии встречаются редко. Чаще четыре. Так вот, на предплечье Манапова я увидел одну из, предположительно, четырех частей зашифрованного указания. Они не имеют порядковых номеров, но всегда соотносятся с местом, в котором линия берет начало, но никогда не показывается точное место окончания линии. Показываются только промежуточные пункты. В целом это достаточно сложная система. Я знаю человека, который защищал по этой системе докторскую диссертацию – большой специалист, профессор, хотя еще и молодой. Это я к тому говорю, что могу что-то объяснить не совсем доходчиво. Для доходчивого объяснения требуется несколько часов и не условия радиосвязи. А пока нам следует искать еще две татуировки. Может быть, одну, но, скорее всего, две. Только я ума не приложу, где их искать и координаты чего указаны в татуировках. Может быть, это клад, может быть, что-то еще. Честно говорю, не могу даже предположить. Но я обе татуировки направлю на расшифровку специалисту.
– Я понял, товарищ майор. Только вопрос по поводу поиска татуировок следует передать всем частям спецназа ГРУ и другим силовым структурам. Может, кто-то встречался с такой штукой. Необходимо одновременно отправить запрос по «зонам», где отбывают сроки бандиты. Особо стоит обратить внимание на тех, кто был перехвачен при пересечении границы. Насколько я знаю, таких больше пятнадцати тысяч. На «зонах» в индивидуальной документации существуют описания татуировок каждого заключенного. У меня старший брат на «зоне» служит начальником отряда. Он мне рассказывал. Это входит в «особые приметы». Что касается двух первых… Я же специально эти татуировки не искал. Они сами меня, можно сказать, нашли. Дело случая. Может, и другие найдутся…
– Хорошо. Но пока про вторую находку не говори никому. У нас есть некоторые подозрения, и их следует проверить. Предупреди своих солдат о режиме неразглашения. Мы с майором Абдусалямовым пока займемся поиском вертолета для твоего взвода. Пересылай фотографию. Передаю связь твоему начальнику штаба.
– Понял, товарищ майор.
В наушниках повторились прежние звуки, только теперь уже в обратном порядке. Вздыхал в микрофон майор Николаев, а Камал Мунасипович только дважды коротко кашлянул. Но в разговор включился сразу.
– Значит, так дела обстоят, Геннадий Васильевич… Пока ты с майором Николаевым беседовал, я связался сначала с нашим авиаотрядом – «Ночной охотник» прилетел только что, он только заправится, укомплектуется боезапасом и сразу вылетит. Потом я позвонил оперативному дежурному по ФСБ. Он обещал узнать насчет вертолета и позвонить мне. Сейчас жду звонка. Как только будет информация, я тебе сразу дам знать. Будь готов. Лететь до вашей точки не долго. Обеспечь место для посадки, если готового нет, и подготовь взвод к перелету. Вот, подожди, звонит кто-то…
Для разговора по телефону начальнику штаба потребовалось снова снять шлем, отложить его в сторону, о чем мне сообщил характерный стук, а потом снова водрузить на голову, чтобы передать информацию мне.
– Это из штаба Росгвардии. С ними связался какой-то младший сержант с местной фамилией, что вывел из ущелья троих бойцов. Двое других погибли на минном поле. Есть такой?
– Есть младший сержант. Фамилию я не спросил, может, и местная, но по-русски он говорит чисто, без акцента. Внешность имеет скорее кавказскую, хотя я принял его за казака. Но это не важно.
– Это не важно. С этим младшим сержантом пытается связаться его командир, но не получается. Он в другом конце ущелья. К выходу сможет подойти в течение часа. Пусть младший сержант командира с группой встретит. Ему уже дана такая команда из штаба. Ты только продублируй и посмотри, чтобы выполнил.
– Не буду же я его, товарищ майор, под стволом автоматов в ущелье загонять. Впрочем, я уже предлагал ему такой вариант, младший сержант не возразил. Проход в минном поле мы сделали и обозначили направляющими знаками.
– Тогда у меня все. Жди вертолеты. «Ночному охотнику» я дам координаты ущелья с базой бандитов. Пусть проводит разведку. Он тебе сообщит результат. Как только что-то решат в авиаотряде ФСБ, я доведу до тебя. Конец связи…
– Конец связи, товарищ майор.
Младший сержант Росгвардии издали, от сгоревших бронетранспортеров, наблюдал за мной. Должно быть, понимал, что я без видимых причиндалов, без громоздкой рации осуществляю связь со своим командованием – видел микрофон на моем шлеме. Я, завершив разговор, сразу направился в его сторону.
– Сколько погибших?
– Пятнадцать бойцов взвода, три мехвода и три оператора-наводчика.
– Двадцать один человек! Очень большие потери. Недопустимые…
– С погибших не спросишь… – развел руками младший сержант.
– Но можно спросить с командира взвода. Вы получили приказ встретить его?
– Так точно.
– Выполняйте. Только сначала скажите, как вы связь со своим штабом осуществляете?
– Со штабом только по сотовой связи. Через открытый канал. Внутри взвода через переговорные устройства. Они у каждого бойца есть.
– Понятно, выполняйте приказ штаба, но выставьте в воротах скрытый пост. Вы общались открытым каналом, неизвестно, есть ли у бандитов средства прослушивания. Поберегитесь… – Я двинулся в сторону своего взвода, что устроился на отдых в стороне. Мои бойцы уже были предельно измотаны участием в двух подряд операциях. Причем первая операция была ночной. И что бы ни говорили о том, что ночь – это время спецназа, пусть даже я сам так говорю постоянно, все же ночная операция сильно утомляет. В несколько раз сильнее, чем дневная. А когда после ночной сразу начинается дневная, утомление накладывается на утомление и наступает изматывающая усталость.
При моем приближении старший сержант Тихомиров хотел поднять взвод, но я остановил его жестом.
– Всем отдыхать до особого распоряжения. Мой короткий инструктаж можно выслушать даже лежа, но не теряя при этом внимания. Итак, все вы слышали про татуировку на руке убитого ночью эмира Абумуслима Манапова. И также слышали мой разговор со старшим сержантом Тихомировым о второй татуировке, на этот раз на руке местного бандита. Объяснять вам суть я не буду, но в этих татуировках зашифрована важная информация. Представитель республиканской ФСБ просит личный состав взвода забыть о татуировках на руках бандитов. Приказ – строгое соблюдение режима неразглашения. Это мое объяснение на популярном языке. Вопросы есть?
– Никак нет, товарищ старший лейтенант. Можем для надежности рты скотчем залепить, – за всех ответил сержант Мослаков.
– Себе залепи. Ты у нас самый говорливый… – предложил старший сержант Тихомиров.
– Все! Отдыхать… – дал я приказ и отошел в сторону.
Меня вызывал на связь начальник штаба майор Абдусалямов. Я ответил, отойдя от взвода уже на пятнадцать шагов:
– Слушаю вас, Камал Мунасипович…
– Геннадий Васильевич. Вертолет есть. Экипаж готовят. Пилоты, к сожалению, уже дома были. К счастью, все трезвые. По словам дежурного, вылетят через полчаса. Это значит, через сорок минут, не раньше. Но лететь недалеко. Одновременно прибудет следственная бригада Следственного управления Следственного комитета. Но это уже забота росгвардейцев. К ним прибудет, их и будут допрашивать. Если будут к тебе вопросы, пусть к нам в городок обращаются. Тебе пока не до них…
– И хорошо, товарищ майор, что вертолет еще не вылетел. Взвод успеет хоть немного отдохнуть, пока вертолета нет. Сорок минут им на отдых хватит с лихвой.
– Только тебе самому отдыхать не придется. «Ночной охотник» уже вылетел. Жди и поддерживай с ним постоянную связь. Борт «триста пятьдесят шесть». Командир экипажа майор Рудаковский. Опытный офицер, часто с нашими взводами вылетал, может и огнем поддержать, и самостоятельно отработать, и совместно с тобой. Что ты думаешь с БМП делать?
Этот вопрос застал меня врасплох.
– Еще не думал, товарищ майор. В «Ми-8» они никак не поместятся. Сначала мелькнула мысль отправить на них остатки Росгвардии. Но сразу спохватился, что выстрелы башенных орудий могут нам самим пригодиться. Стреляют они вполне прилично. Нас, по крайней мере, сильно выручили. Отправлю сейчас же своим ходом к искомому ущелью. А дальше посмотрим, куда им выдвигаться.
– Согласен с тобой. С вертолетом они скоростью сравниться не могут, потому отправь их вперед заранее, прямиком к базовому ущелью банды. Только в само ущелье пусть не заходят. Стоянка хотя бы в километре от ворот. Даже если на виду у бандитов встанут, тоже не страшно. Можешь отправить с ними кого-то из своих, толкового, кому доверяешь, чтобы и связь поддерживать, и что-то предпринять в случае нестандартной ситуации. Тогда и ты по планшетнику их контролировать сможешь.
– Да, товарищ майор. Своего заместителя в машину посажу. Он – толковый, грамотный. Сейчас сразу и отправлю. Если вертолет вовремя прилетит, мы к ущелью приблизительно в одно время прибудем.
– Работай. Конец связи…
– Вертолет летит. «Ночной охотник». Вижу его на горизонте. Конец связи, товарищ майор…
«Ми-28Н», в просторечье называемый «Ночным охотником», стремительно приближался, хищно опустив нос. Показывать ему площадку для посадки необходимости не было. Второй вертолет – «Ми-8», который еще не вылетел с аэродрома приписки, мог сесть на ровном участке земли неподалеку от места отдыха взвода.
– Борт «Триста пятьдесят шесть», – позвал я по связи.
– Слушаю тебя, старлей, – отозвался командир экипажа.
– Вижу вас. С прибытием, товарищ майор.
– Я еще только прибываю. Садиться не рассчитываю. Точку работы и задание я получил. Потому просто пролетаю мимо. Что увижу, сообщу. Устроит тебя такое сотрудничество?
– Вполне, товарищ майор.
Я вдруг отчетливо осознал, что за все командировки на Северный Кавказ в общей сложности более десяти раз работал при поддержке вертолетов сводного отряда спецназа ГРУ, но за все это время ни разу не видел в лицо тех, кто нас поддерживал с воздуха. Конечно, я встречал в офицерской столовой офицеров в летной форме, они зимой и летом носили коричневые кожаные куртки на меху. И даже здоровался с ними. Но никого из них не знал по имени, хотя, наверное, с некоторыми общался во время выполнения задания. И была в этом какая-то большая несправедливость. Ведь вертолетчики, случалось порой, невзирая на усталость, раз за разом совершали боевые вылеты и многократно спасали нас в положениях, когда бандиты готовы были праздновать победу.
Конечно, это положение необходимо было исправить, необходимо было сходить к летчикам, высказать им слова благодарности. Но как человек суеверный, а все, кто постоянно находится рядом со смертью в тех или иных ее проявлениях, обязательно становятся суеверными, я предпочел не загадывать на будущее. Получится – хорошо, не получится – значит, так тому и быть.
Солдаты слышали наш разговор, потому что связь с командиром вертолетного экипажа осуществляется в общевзводном режиме. Конечно, можно было бы на словах объяснить майору, как включить на коммуникаторе «Стрелец» индивидуальную связь, чтобы не беспокоить солдат во время отдыха. Но солдаты взвода умеют слышать команду, которая к ним обращена напрямую, и не обращать внимания на посторонние разговоры. Но при этом даже в полусне контролируют окружающую обстановку. Это работало подготовленное подсознание.
А сама подготовка подсознания к таким условиям проходила во время обучения основам метода саморегуляции, иначе называемого состоянием «ключа». Конечно, солдаты проходили только первичное обучение этому методу, которым большинство офицеров спецназа ГРУ владело в совершенстве. Именно большинство, потому что многим этот метод тоже не давался.
Сложность овладения зависела от степени внушаемости человека, от его психологических личностных особенностей. Почему-то так получается, что если человек может что-то внушить сам себе, если природа наградила его таким даром, то и влияние извне он тоже воспринимает достаточно легко. Но тут существует значительное ограничение. И ограничение это касается абсолютно всех. Дело в том, что обучение методу саморегуляции проходит под воздействием легкой формы гипноза, когда человек не впадает полностью в суггестический сон, а находится в полудремотном состоянии. Слишком сильная и интенсивная доля гипноза у любого человека попросту «пробивает» психику, делая его излишне внушаемым. И потому занятия по обучению методу саморегуляции сильно ограничены по времени и интенсивности.
Тем не менее солдаты получают необходимые навыки. Они, конечно, не могут, как это делают многие офицеры, силой собственной воли и самовнушения остановить кровотечение при ранении. Но дать организму приказ о восстановлении сил за короткий промежуток времени сна они в состоянии. Также в это время «ставят» рядом с собой, спящим, «сторожа», причем самого надежного, какого только можно придумать – собственное подсознание.
Эти методы раньше применялись более широко, но в последние годы стали использоваться значительно реже. С чем это связано, я сказать затрудняюсь. Просто кто-то по неким причинам стал убирать из планов подготовки конкретные дисциплины. Скорее всего, это является следствием сокращения срока службы солдата. В самом деле, за полгода подготовить полноценного бойца спецназа невозможно. Хотя и есть необходимость готовить именно за такой короткий срок, чтобы потом, в следующие полгода, уже использовать бойца в настоящих боевых действиях. Но это только мое мнение, хотя и другие офицеры чаще всего бывают со мной согласны. А сокращенный срок службы пропагандируют только те, кто ненавидит свою страну и не желает, чтобы она имела сильную и подготовленную армию.
* * *
Я успел взять с собой старшего сержанта Тихомирова, проинструктировать его. Быстро сходить с ним к боевым машинам пехоты, на которых взвод прибыл сюда, и отправить бронегруппу под командованием старшего сержанта к базовому бандитскому ущелью. Я конкретно расписал все действия при любом повороте событий, показал на карте, где выставлять блок, если кто-то из бородатых попытается ущелье покинуть, убедился, что я правильно понят.
В это время майор Рудаковский снова вышел на связь:
– Старлей! Я над воротами ущелья. По пути сделал полукруг. Летели на большой высоте, чтобы увеличить обзорность. Смотрели через приборы. Им облака помешать не в состоянии. Нигде поблизости следов банды нет. Или они у себя в ущелье, или успели уйти так далеко, что найти их проблематично. Что посоветуешь? Продолжить поиск в стороне или осмотреть ущелье? Сразу оговорюсь, в стороне, не зная направления движения, поиск может дать результат только благодаря случайности.
– Я думаю, товарищ майор, лучше начать с ущелья. Не факт, что они собирались одновременно с уничтожением взвода Росгвардии провести еще одну акцию. Возможно, планируют ее на более поздний срок, когда вся банда соберется вместе.
– Договорились, старлей. Мы работаем по ущелью. Мне сказали, твой взвод отдыхает после ночной работы?
– Так точно, товарищ майор. Но он всегда готов к выступлению, как только прибудет за нами транспорт.
– Тогда не буду лишний раз беспокоить. Потом результаты сообщу, если срочного ничего не будет. Пусть ребята отдыхают спокойно.
– Спасибо, товарищ майор…
Мне осталось дождаться «вертушки» для взвода, усадить бойцов и вылететь к месту предполагаемого действия. Я вернулся к взводу, сел на неустойчивый высокий камень, внешне напоминающий яйцо, острым концом ушедшее под землю, чтобы балансировать на нем и не уснуть.
В этот момент опять пригласил меня на связь майор Абдусалямов.
– Старший лейтенант Сеголетов. Слушаю вас, товарищ майор.
– Геннадий Васильевич, «Ми-8» по твою душу вылетел семь минут назад. Уже, наверное, восемь. Площадку для посадки подыскал?
– Так точно, товарищ майор. Площадка ровная, природой подготовлена. Ни одного крупного камня рядом. Можно в футбол играть, – добавил я, зная по разговорам, что начальник штаба заядлый футболист. – Будет время, прилетайте сюда поиграть…
Футбол, волейбол и настольный теннис – это единственные спортивные игры, доступные в сводном отряде на базе военного городка. Естественно, имеется и спортзал для занятий рукопашным боем, где есть обязательные боксерские мешки и манекены. Но там, в четырех стенах, прикрывающих от посторонних солдатских глаз, тренируются только офицеры. Солдаты занимаются на улице.
Стремление офицеров спрятаться от солдатских глаз – естественное, поскольку каждый офицер имеет к рукопашному бою не только собственное отношение, но и собственные природные данные. И обязательно найдется тот, кто будет всех по очереди бить. Допустить такое на глазах солдат невозможно из-за потери авторитета командира. Для того зал и построен.
В обычных военных городках такой не всегда найдешь. За его пределы не выносится то, что происходит внутри. Кроме того, офицеров обучают и особым действиям, которые не преподаются солдатам. Например, солдат никогда не обучают сложному стилю рукопашного боя «ядовитая рука», позволяющему убивать голыми руками. Это чисто офицерская привилегия, которую постичь за год срочной службы возможно только в ущерб другим дисциплинам боевой подготовки.
Стиль этот основан на знании акупунктуры человеческого тела и требует серьезных дополнительных знаний. И потому даже не все офицеры этим стилем владеют. Многим просто времени не хватает, чтобы акупунктуру изучить. Кто-то там же проходит с инструктором обучение работе с нгивара. Она тоже основана на знании акупунктуры.
Есть и другие действия, недоступные для солдат в силу того, что они считаются в обозримом будущем гражданскими людьми, следовательно, ответственность за возможное применение ими боевых приемов может лечь на армию. Это касается и солдат контрактной службы.
Так, например, все мужчины понимают действие и неприятность удара ногой в пах и бьют в уличной драке часто именно туда. И мы не объясняем солдатам, что если нанести резкий и сильный удар противнику ногой, но не в пах, а чуть выше лобковой кости, то произойдет разрыв мочевого пузыря. Вначале это вызывает острую боль, и не больше. Но мужчина, как правило, стесняется с такой травмой обратиться к врачу. А если он не обратится и в течение суток ему не будет сделана экстренная хирургическая операция, то человек умрет в течение последующих двух-трех суток. Это и есть удар из категории «отложенная смерть».