Глава десятая. На другой конец света

Менее чем через сутки мы миновали село Воздвиженск под Семиярском, окруженное выкошенными осенними полями, и скоро въезжали в ворота усадьбы Горбатое, принадлежавшее графам Кураевым.

Александр Александрович сидел под колоннами в шароварах и старой телогрейке и пил чай. Он так ждал нашей встречи, что, все рассчитав точно, уже пару часов смотрел на дорогу. И ведь не ошибся старик! Вытащил меня из дома, ничего толком не объяснив, оторвал от любимой женщины, и ведь знал заранее, что приеду! Но почему?

Не на пирушку приглашал, не к праздничному застолью! Мы болели одной и той же болезнью: незнанием, поражением. Щеки наши до сих пор горели от пощечины! И каждый час мы, умудренные опытом мужчины, ожидали удара в спину. Вот что подгоняло меня, когда мы со Степаном, пришпоривая коней, разбивали дорожную грязь под холодным октябрьским солнцем.

Мы торопились успеть!..

Едва я спрыгнул с коня, граф обнял меня, и даже слезы блеснули в его глазах, под седыми бровями.

– Здравствуйте, Петр Ильич! – расцеловал он меня. – Дорогой мой человек! Устали? Чаю, наливки?

– Все буду, Александр Александрович, и обедать буду, – ответил я. – Дорога помотала – ни от чего не откажусь.

Тотчас поднесли два фужера графской абрикосовой – мне и Степану.

– Обед через часок будет, – сообщил граф, когда мы выпили крепкой настойки. – Для вас поросенка уже зарезали – в маринаде томится.

– Уже слюнки текут, – признался я.

Но разговоры про обед, и мы знали это оба, были так, присказкой. Поэтому, едва я поставил фужер на поднос, который держал слуга, и вытер платком губы, Кураев сказал: «Поторопимся, голубчик», – обнял меня за плечо и повел в свой кабинет. Степан последовал за нами.

– Вокруг да около ходить не буду, – обойдя стол и сев в свое кресло с высокой и гордой спинкой, сказал граф. Полез в ящик, достал из него сложенную вчетверо вырезку из газеты и через стол передал мне.

Я развернул листок. Это была китайская газета, пестрившая иероглифами. На сером фото я увидел праздничную церемонию во дворце, вероятно, в столице Китая.

– Это Пекин, – сказал граф, – дворец императора. Императрица Цыси кого-то чествует…

За низким длинным столом сидела целая шеренга мандаринов с императрицей Цыси во главе. Самых почетных и приближенных к императрице было не видно – лица их расплывались. Большинство оказались не в фокусе. А вот менее значительные оказались ближе к фотографу и потому их физиономии можно было рассмотреть…

– Внизу фотографии, приглядитесь, справа, – подсказал мне Кураев.

Мощный немолодой мужчина с зачесанными назад, на маньчжурский манер, волосами, во фраке, цепко смотрел в камеру через круглые темные очки; его юная черноволосая спутница в китайском костюме, сидевшая по левую руку от кавалера, отпивала из тонкого бокала шампанское. Ее глаза были так ловко подведены, что неискушенный зритель принял бы ее за полукровку – полуевропейку, полуманьчжурку… Конечно, я уже видел эту девочку, но на другой фотографии, в другой одежде, с иной прической! Но черты, глаза!..

– Скажите как эксперт, – попросил граф Кураев, – это он?

Черноволосая девочка с дорогой прической, похожей на морскую раковину, вызывала лишь догадку. Дело было в другом. Я запоминал лицо человека до последней черточки, до выражения глаз, впрочем, как и его голос. Однажды в поезде я смотрел на Дармидонта Кабанина с расстояния вытянутой руки. И поскольку память моя была фотографической, он раз и навсегда запечатлелся в ней, остался там парадным фотоснимком!

Не стереть, не выкрасть…

– Это он, – кивнул я. – Дармидонт Михайлович Кабанин. Ваш и мой враг.

Степан азартно выдохнул:

– Далеко забрался наш купец! Но как же они на китайцев стали похожи! А, Петр Ильич? Вот ведь оборотни! Нашли они с Анюткой друг друга…

– Я хотел услышать это подтверждение от вас, Петр Ильич, – признался граф Кураев. – Предположительно они выдают себя за супругов Шон-Ли-Янг. Он совладелец крупного банка «Ин-Чоу» и поставщик оружия. Кажется, так. Хитрый Дармидонт Михайлович и впрямь переводил деньги за границу, и немалые, как видно теперь.

– А кто прислал этот снимок? – спросил я.

– Младший брат моего агента, которого убил Кабанин, – ответил граф. – Помните, я говорил вам о человеке, который вел для меня расследование? А потом его нашли в Клязьме?

– Разумеется, – кивнул я.

– Тоже Веригин, тоже в прошлом офицер, из разведки. Долгая история, как он отыскал след нашего вепря. Главное, дело сделано, – вымолвил Кураев: – И теперь мы знаем, кто есть кто!

– Вы же посылали за мной Степана не только для того, чтобы показать этот снимок? – спросил я. – Иначе бы фотографической копией обошлись. Есть еще что-то?

– Не только для того, – согласился Кураев. – Есть и другое. Я пригласил вас, чтобы задать вам вопрос. Готовы ли вы? Это предприятие опасное, Петр Ильич, – предупреждая мое изумление, граф не дал вставить мне ни единого слова. – Тут нет царских солдат и полиции, готовых окружить дом, где скрывается преступник. Напротив, правительство и солдаты окажутся вашими врагами. Доверять будет почти некому. Пятьдесят на пятьдесят. Я бы отправился в эту экспедицию сам, но я уже стар. Степан один не справится. Я телеграфировал о своем открытии губернатору Семиярска Порфирию Порфирьевичу Барбарыкину. Ради такого дела он пообещал мне выделить двух верных людей – кадровых военных. Может, вы кого-нибудь посоветуете?

– А с чего вы взяли, что я поеду на край света за этим зверем?

Граф Кураев закурил свою длинную трубку.

– Пройдет еще несколько лет, и Дармидонт Кабанин окажется по правую руку от императрицы Цыси. В этом можно не сомневаться. Вспомните пирата Генри Моргана: он столько награбил и такой властью наделил себя, что король сделал его, душегуба и потрошителя, аж губернатором Ямайки! Кабанин из этой же породы. Тем паче, что в Китае он чист! А когда он вернет себе могущество, то вспомнит о нас с вами. Рано или поздно это случится, дорогой мой Петр Ильич! И в этом, – граф ткнул в меня пальцем, – тоже можете не сомневаться! В России грядут социальные бури, вон, повсюду взрывают губернаторов и жандармов, царю нет и не будет дела до сбежавшего негодяя. А наши высокие чиновники его давно похоронили и не дадут ему воскреснуть ни за какие коврижки! Убрался – и черт бы с ним! Но мы-то с вами знаем, что будет, оставь мы этого человека в покое, не воздай мы ему по заслугам. Не так ли? – граф коротко взмахнул руками. – У меня не просто альтруистическая просьба, это вы и сами понимаете, Петр Ильич. В вашем случае я наниматель, и предлагаю серьезные деньги.

– В Китае сейчас восстание ихэтуаней, об этом все газеты пишут, – заметил я. – Взбесившиеся народники уничтожают иностранцев и христиан, даже императорский дом ничего с ними поделать не может.

– И об этом я знаю, – кивнул граф. – Потому и предлагаю много. Сверху уже обещанного поместья Воробьевка я заплачу вам двести пятьдесят тысяч рублей. Это большое состояние, согласитесь. Столько же получит и Степан Горбунов, – кивнул на слугу граф Кураев, – и сможет начать самостоятельную обеспеченную жизнь. Если захочет, конечно. Сколько губернатор Барбарыкин пообещал своим людям – не знаю. Это их дело. Свое слово я вам сказал.

– Полмиллиона на двоих? – усмехнулся я.

– Да, дорогой мой Петр Ильич, полмиллиона! Именно в эту сумму я оцениваю справедливую расправу над Дармидонтом Кабаниным. Счет на само предприятие неограничен. Как пойдет. Степан Горбунов согласен, – граф перехватил взгляд моего товарища по оружию, и тот утвердительно кивнул, – а вы, Петр Ильич?..