Книга: Охота на Вепря
Назад: 1
Дальше: 3

2

Он все выполнил так, как было велено. А еще через год Иоанн Грозный бросил Москву – обиделся на свой народ! – и уехал в Александровскую слободу. Уехал из столицы в свите государя и Басманова и его слуга Антон Кураев. Скоро москвичи позвали Иоанна назад: как без царя жить? Неправильно это. А царь сказал: хочу полной свободы, кого казнить, а кого миловать. Без суда и следствия, по одной моей воле! Господа принимаете таким, каков Он есть, любящим и карающим, и меня таковым примите. Москвичи ответили: согласны, только вернись! И царь вернулся: сжалился над подданными своими. Но вернулся преображенным! С черной стаей опричников, готовых карать и мучить свой народ люто, с дьявольской силой. И был среди одетых в черный кафтан, да на черном жеребце, да с песьей головой у седла и острым посохом в руке и Антон Кураев. Стал он опричником, но не по своей воле стал, затянуло его туда, как и многих других, смерчем, царской силой и властью затянуло, против которой идти не было никакой возможности. Как бороться с ураганом, с роковой стихией? Убей или будешь убит. Многие именитые роды, боярские и дворянские, стали опричниками и поднялись именно в те годы, чтобы дальше идти по дороге истории в будущее, но с черной тенью за спиной.
Много сотворив бед, в 1569 году Иоанн Грозный двинулся с опричным войском на Новгород. За опричниками тянулся кровавый след, широкая полоса пепелища, вой человеческих голосов. В Твери, старом недруге Москвы, Грозный велел сотни людей посадить на кол и двинулся далее на север. Но многие опричники расходились отрядами и в стороны, наказывая земщину только за то, что она таковой стала по воле царской. Беззащитной, брошенной, обреченной на погибель.
И вот на окраину Твери пожаловал отряд. Им командовал опричный сотник, один из любимцев своего государя, Антон Кураев. Его правой рукой был Матвей Кабанин, левой – Григорий Сивцов. Отряд остановился перед усадьбой боярина Шереметева и ждал приказа своего командира:
– Грабить, но не убивать попусту! – крикнул Антон Кураев. – Просить пощады будут – милуйте! А коли сопротивляться станут – рубите, не жалейте! Два десятка мужиков приведите мне! Вперед, псы государевы!
И отряд налетел на усадьбу. Но ее сторожа, прослышав о страшном нашествии, накануне сбежали. Это было время великого исхода русского народа на окраины смертельно больного государства – уходили на Дон и на Волгу, на Русский Север и в Пермь Великую, бежали в Литву. Страшен был государь со своей волчьей армией, страшны были новые порядки, точно писанные в аду для пыток и мук народных. Долго опричники отлавливали по округе мужичков, но спустя пару часов привели к хозяину два десятка до смерти напуганных пахарей, плакавших, крестившихся и готовившихся в лютой смерти. Привели и старожила усадьбы – бородатого старика.
– Как звать? – спросил Кураев.
– Федором, – ответил тот.
– Есть у вас тут колодец, Федор, камнями заваленный? – спросил Антон Кураев.
– Есть такой, боярин, – ответил тот.
– Где он – показывай.
– А почто тебе, боярин? Дурное место там…
– Да ты, старик, дерзок, – прорычал Кабанин.
– Я не боярин, – усмехнулся Кураев. – Слуга я царев, его пес цепной. А почто, не твоего ума дело.
– Там, я слышал, кладбище, в колодце том…
– Веди, старик! – прикрикнул Антон.
И старожил привел их к колодцу на самом краю имения. Привели сюда и связанных мужиков. Колодец был и впрямь завален камнями.
– Ну что, мужички, – кивнул Кабанин, – откопаете нам колодец? Водицы напиться хочется.
– А что ж другие колодцы? – спросил один из мужиков.
– А ну, подойди сюда, – кивнул Кабанин.
Тот боязливо подошел. Матвей Кабанин вытащил из-за пояса плеть, мужик сжался, закрылся рукой. Плеть разрезала воздух и с щелчком ударила мужика по спине. Тот взвыл.
– А вот чего, – усмехнулся Кабанин. – Теперь всем ясно? За каждый новый вопрос буду прибавлять по удару. Самого любопытного до смерти засеку! – повысил голос он. – Даю слово царского живодера!
Григорий Сивцов рассмеялся:
– Не шутите с ним, мужички, до смерти запорет! Сам видел, он умеет!
И мужики стали таскать из колодца камни. Двое нехотя полезли вниз. Другие сбрасывали сетку на веревке и тащили камень наружу. Работа шла быстро. Близился закат того дня, которому суждено было изменить многое в жизни многих – и вперед на столетия!
– Тут бревнышки какие-то! – крикнул один из мужичков.
– Пора нам самим браться за дело, – глядя в глаза Кураеву, сказал Кабанин. – Слышишь, Антон Дмитрич?
– Слышу, – кивнул тот.
Когда камни были вытащены и горой лежали на поверхности, мужиков выгнали из колодца.
– Вот что, – сказал Кураев немногим своим людям, оставшимся с ним. – У меня поручение от самого царя найти тайные документы боярина Шереметева. Дело государственной важности. Разъезжайтесь и смотрите, чтобы сюда никто не подобрался. Если пропустите хоть одного, государь с живого кожу снимет. Верите?
– Верим! – быстро откликнулись опричники.
– Молодцы, а теперь прочь отсюда и стерегите меня, как дитя свое стерегли бы от татей! И мужичков гоните подальше!
– Может, их лучше того, – шепотком спросил Кабанин и чиркнул большим пальцем по шее. – Мужичков-то?
– Не надо, – ответил Кураев. – Они ни сном ни духом, что тут есть. Прочь пошли! – крикнул он своим.
Воины Антона Кураева поспешно разъехались, подгоняя плетками улепетывающих мужиков. Те были рады-радехоньки, что остались живы.
Веревочная лестница уходила в колодец.
– Мы вниз полезем, Григорий, а ты в оба смотри, – сказал Антон.
– Уже смотрю, Антон Дмитрич! – горячо откликнулся тот.
Взяв факела, Кураев и Кабанин осторожно полезли вниз.
– За ночь надо управиться, Антоша! – шептал Кабанин. – Неужто не соврал Шереметев?
Тут, в тьме кромешной и в сырости, и впрямь вкривь и вкось лежали бревна. Оказавшись внизу, устроив факела, Кураев и Кабанин стали разбирать сложенные бревна и скоро обнаружили, что и под ними есть что-то.
– Сундук, сундук! – скоро захрипел Кабанин. – Ей-богу, так!
И впрямь, скоро их руки наткнулись на крышку кованого сундука и на ручку.
– А вот и второй! – возбужденно выговорил Антон.
– Ну как?! Ну как?! – сверху покрикивал Григорий Сивцов. – Братцы?! Антон Дмитрич?!
– Да заткнись ты, леший! – гулко вырвался из колодца, точно из могилы, гневный голос бывшего палача. – Всю округу скличешь!
Сивцов замолчал.
– Ставь бревна по краю колодца, так место освободим!
Идея была отличная – они расставили бревна вдоль каменной кладки и скоро освободили пространство.
– Какой первый откроем?
– Любой открывай! – кивнул Антон.
– Живот аж мутит! Первый раз в жизни! – признался Матвей Кабанин и при свете факелов взялся ломать замок на первом из двух сундуков. – Сколько людей загубил, и все со смехом! А тут, Антошка, тут… Давай же, черт, давай! – приговаривал он, ударяя топориком по замку.
И вскоре сбил его.
– Начал – заканчивай, – кивнул ему Антон. – Тяни крышку.
– Боязно, – сладострастно прошептал Кабанин.
– Тяни ты…
Кабанин наклонился, покрепче ухватился за рукоятку и потянул на себя тяжелую крышку, и впрямь похожую на гробовую. Антон трепетно поднес факел к чреву сундука.
– Что это? – тем же шепотом проговорил Кабанин. – Антон Дмитрич, что это?
– Мать моя родная, – едва выдавил из себя Кураев и нервно усмехнулся. – Глазам не верю, Матвей…
– Это ж кирпичи, – прохрипел Кабанин – его тон переменился – гнев и ненависть перехватывали ему глотку. – Где ж золото-серебро? Где ж самоцветы обещанные? – он запустил руки и стал выбрасывать кирпичи наружу. – Это что же, заместо короны императорской?
– Да уж, на корону византийского императора это мало похоже, – при свете факельного пламени разглядывая содержимое сундука, пробормотал Антон Кураев. – Как нехорошо, Никита Василич…
Вышвыривая кирпичи, Кабанин неистово хрипел:
– Надул нас, стало быть, Шереметев?! – он пробирался к днищу. – Так я ж всех его деток отыщу, я всех его слуг и собак, всех, кого он жаловал… А-а! – выдавил из себя палач. – Ненавижу! Что б ему на том свете…
– Ну что там?! – пропищал сверху Сивцов.
– Выберусь, и этого удавлю, – мотнув головой к ночному небу, мрачно процедил Кабанин. – Должен я кого-то удавить. Жаль, мужиков отпустили! Ох, я бы их четвертовал! – И вдруг едва не заплакал: – Антоша, да как же так?!
Кураев оцепенело смотрел на пустой сундук. Удар был силен! Но так ли он надеялся найти сокровище боярина Шереметева? Верил ли в это на все сто? Не сказкой ли казалась ему все это время история с великим сокровищем, похищенным в Бахчисарае?
– У нас еще второй сундук есть, – резонно заметил Кураев.
– А сам не хочешь? – спросил Кабанин. – Дознаться? – пламя порывами освещало его взбешенное и веселое лицо. – Тут, во втором сундуке, бревнышки тесаные, небось уложены рядком, а? Антон Дмитрич?
– Поговори у меня, – зло молвил Антон.
– А что я такого сказал? У тебя с Шереметевым дружба была. Али не так? – Кабанин протянул ему топор: – Хошь сам? Потрудись, дознаватель!
Но Кураев только взглядом выстрелил в его сторону:
– Не дразни меня, Матвей, работай.
– Слушаюсь, – усмехнулся тот. – Какой ты нынче недобрый, Антоша… – Кураев отступил, и Кабанин взялся сбивать топориком второй замок. – Вот выберусь, так я всей округе такую пытку устрою, что они у меня век помнить будут, кто таков Матвей Кабанин. Все деревни перемелю с Шереметевскими холопами, с женкам и детками их малыми! Есть! – выдохнул он, ухватился за кованую рукоятку и потянул вверх. – Ох, как я их пытать буду: одних огнем жечь, других топить, третьих… А-а!..
Кураев как раз поднес факел к чреву второго сундука, и вдруг темный колодец заиграл фантастическим светом, точно ясная ночь открылась им – и тысячи прекрасных звезд разом вспыхнули и ослепили их. Два кладоискателя как зачарованные смотрели на это чудо и молчали – долго молчали! Слова никто не мог произнести, точно с найденным сокровищем у них отняли речь.
– Братцы! – донесся сверху голосок Григория Сивцова. – Ну что там?!
– Да-а, – выдохнул Кабанин. – Оно! Антоша! Антон Дмитрич! Сокровище…
– Да, Матвей, оно самое. И не верил я уже, а вот оно…
И, не сговариваясь, они запустили руки в золотые монеты и драгоценные камни, в браслеты, диадемы, перстни…
И сидели так долго, жадно щупая и перебирая великое богатство, пытаясь напоить себя его волшебной силой.
– Выходит, не соврал боярин Шереметев, – наконец молвил Кураев.
– А как же первый сундук? – спросил Кабанин. – Как же такое могло случиться, Антоша? Кто-то проник в колодец и забрал?
– Не-а. Я знаю, как было, – кивнул Антон.
– Ну?!
– Шереметева самого одурачили. Кто-то из его ближних.
– Как же так?
Кураев пожал плечами:
– А так. Приготовил он сундук к погребению, закупорил его, а кто-то шибко умный, а может, и не один, отпер его, злато-серебро забрал, туда кирпичи сложил, а потом и запер. И опустили в колодец два сундука, и заложили после. Вот как все было.
– А ведь верно. Ой, умно! Ловко и умно, – кивнул Кабанин. – Надо встряхнуть домочадцев!
– Усадьба опустела, – покачал головой Кураев. – Все разбежались при нашем-то приближении. Кого сыщешь?
– Старика, здешнего мудреца, в оборот надо взять, Антоша, Антон Дмитрич. Он должен знать, кто тут и чем ведает!
– Для начала надо вытащить то, что есть, – Кураев кивнул на сокровища. – Тут и нам, и нашим детям и внукам на век вперед!
– Тоже верно, – кивнул Кабанин. Он поднял голову и крикнул вверх: – Сивцо-о-о-ов!
– Аюшки?!
– Мешки бросай, Григорий!
– Да неужто?!
– Бросай, змей!
– Бросаю, Матвей Дармидонтыч!
И скоро на дно колодца упали четыре плотных мешка.
– Поторопимся, – сказал Антон. – Надо все кровь из носу за ночь сделать!
И уже через четверть часа Григорий вытягивал на поверхность первый, крепко перевязанный мешок. Для надежности решили сокровище разделить на две половинки. И так, чтобы мешок в мешок. Чтоб не прощупал никто!
– А короны императора нет, – наполняя второй мешок, сказал Кабанин.
– Сам вижу, – кивнул Антон Кураев. – Стало быть, в другом сундуке была.
– Стало быть, – согласился Кабанин.
– Знали, какой потрошить, а?
– Знали, – согласился Матвей.
Скоро и второй мешок потянулся наверх.
– Я полез, а ты приберись тут, – сказал Кураев.
– Все исполню, начальник мой разлюбезный! – ответил Кабанин. – В счастливый день я тебя встретил, Антоша! На небе звезды не видел?
Антон Кураев не ответил. Молчком полез наверх. Он и сейчас отдал бы все эти богатства только за то, чтобы вернуть Шереметеву жизнь и очистить себя от скверны. Но понимал, что сама судьба требовала от него другого. И если ему давалось великое богатство, то он возьмет его.
– Сколько там, сколько? – спрашивал сияющий Григорий у Антона, хватая того за плечи, помогая выбраться наружу.
– Много, – пылая лицом, ответил Антон. – Всем хватит.
Матвей завалил сундуки бревнами и тоже поднялся.
– А тут, под звездами-то, лучше! – зацепив взглядом мешки, бросил он.
Втроем, они закидали камнями колодец. Управились за час.
– А теперь к старику, – сказал взмыленный Кабанин.
Они вошли в терем усадьбы и скоро подступили к спавшему Федору. Кабанин хлопнул его по плечу:
– Вставай, старче!
Тот всполошился, сбросил ноги со скамьи. Перед ним стояли все те же опричники, увешанные оружием.
– Слушай внимательно, – проговорил Антон Кураев. – У твоего покойного барина Шереметева кто был самым доверенным человечком? Самым-самым? Кто исполнял все его тайные указы? Говори, был такой?
Федор посмотрел на Кабанина, державшего лапу на эфесе кривой сабли, и даже поежился от его взгляда.
– Был управляющий, Захар Зуб. Зубов его фамилия.
– Где он сейчас?
– Так он…
– А этот Зуб с ним и в походы ходил? В Крым, например?
– Точно так, ходил, – кивнул старик.
– А у Захара Зуба были свои люди? Самые доверенные?
– Были: его сыновья. Сашка и Пашка. И младшенький Макарка.
– Где они сейчас? Захар, Сашка и Пашка?
– Так я ж хочу сказать: померли все.
– Как так, померли? – вопросил Кабанин.
– Когда барина нашего Никиту Васильевича в Москве-то казнили, то и сюда, в Тверь, наведались.
– Ну?
– Многих побили, и Зубовых тоже. Как они пощады просили! Так сказывали. Порубили их.
– И где они похоронены?
– Тут и похоронены, за имением.
– Сам видел, как их хоронили?
– Я и хоронил их, – очень просто ответил Федор.
– А откуда ты узнал, что в колодце трупы схоронены?
– Мне об этом Захар и сказал.
– Как все было – расскажи, – потребовал Антон.
– Тот колодец обмелел уже давно, лет двадцать назад, – боязливо и поспешно объяснял старик. – Вода в другие места ушла. Мы его забили. А потом Захар и говорит: вольные людишки, что мимо однажды шли, да с разбоями, туда своих мертвецов сбросили, которые чем-то плохим захворали. И надо колодец камнями забросать. Мы так и сделали.
– А сундуков никаких не припомнишь, которые туда же сбросили, а? – спросил Кабанин. – В колодец ваш волшебный? Сундуков с барахлишком?
– Я помню сундуки, – произнесли от двери.
Кураев и Кабанин разом обернулись. На пороге стоял молодой парень в поддевке и лаптях, немного блаженный видом.
– Это внучок мой, Никола.
– Говори, Никола, – кивнул тому Кураев.
– Я тогда мальчонкой был, по дому бегал. И сундуки те запомнил. Два их было. Они стояли в кладовой, за опочивальней Никиты Васильевича.
– Ну-ну, – поторопил его Антон.
– Сам Никита Васильевич отъехал, а я застал Захара Захарыча у тех сундуков. Один сундук был открыт. А рядом мешки лежали и… кирпичи. Я стою и гляжу. Мне годков семь было…
– Да говори же ты, Никола, не тяни, – хрипло пропел Кабанин.
– Захар Захарыч как увидел меня, так в лице переменился. Встал, поманил пальцем, а когда я подошел, то схватил меня за шиворот и приблизил – лицом к лицу. Помню его глаза, ой, помню! И сказал: «Кому скажешь, что я тут был, и себя погубишь, и тятеньку своего, и матушку, и братишек, и сестренок, и дедка своего», – Никола кивнул на древнего Федора. – Так и сказал. «Всех, кого любишь. Все сгинут! Еще и мучиться будут! А ну повтори, Николка». Я повторил. Мы боялись Захар Захарыча, суров он был! Одного ослушника насмерть запорол.
– И ты все это время молчал? – спросил Федор.
– Боялся за всех вас. Он еще сказал: «А коли помру, из могилы встану и приходить к тебе буду, каждую ночь».
– Ты молодец, Никола, – похвалил его Кабанин. – И впредь о том никому не говори. Целее будешь. Только нам можно.
– А где его собственная земля? Захар Захарыча вашего?
– Так его имение сожгли. Он-то как раз защищать его взялся, его и сожгли. А всех Зубовых перебили. Кроме одного, младшего из сыновей, Макарку. Избили его до полусмерти, поломали и бросили. Глаз у него вытек, думали: сдохнет. А утром смотрят: нет его! Уполз, стало быть. Да куда денешься? Издох, наверное…
– На рассвете, Никола, покажешь нам землю Зубовых.
– Как скажешь, барин, – поклонился тот.
Уже на рассвете, спешившись, они обозревали пепелище. Землица управляющего Зубова! Горько вздохнул Федор. Сгоревшая усадьба, сгоревшие постройки, выжженная земля. В лихие годы опричнины половина русской земли стала такой – выжженной и опустевшей.
Кладоискатели обошли поместьице. В двух колодцах стояла нечистая вода. Запустение было вокруг, точно прокляли эту землю.
– Он где-то здесь, – тихонько молвил Кабанин. – Второй сундук! Слышь, Антон Дмитрич? Зубов утопил его!
– Думаешь? – прошептал Сивцов.
– Жизнью клянусь! – хрипло ответил Матвей Кабанин. – Что скажешь, Антон Дмитрич, ну?
– Нырнуть хочешь, Матвей? – спросил Кураев.
– Сам не хочу, но заставить, кого надо, смогу.
– И кого же?
– Да хоть полдеревни какой.
– Ты еще людей поищи.
– Ради такого дела – найду!
– Колодец глубоким может оказаться: потопнут твои ныряльщики.
– Девять утонут – десятый выплывет.
– А коли откажутся?
– А коли мы их деток малых у колодца-то держать будем, а? Окунем малышат – мигом полезут!
– Никого тебе не жалко, – усмехнулся Антон Кураев.
– А чего жалеть-то? Народишку на Руси много! Да и царь-батюшка сказал, что на себя берет все грехи наши, еще в Александровской слободе сказал, разве нет так? А это все вокруг – земство! – обвел округу движением бородатой головы Кабанин. – Чужой край!
– Не донырнуть туда, – покачал головой Сивцов.
– А мы к веревочке-то мужичка привяжем, и камень к его ногам приспособим, и вниз. Пусть там пощупает все!
– Так воздуху ему не хватит все общупать-то! – возразил Сивцов.
– А пусть бережет наш мужичок воздух-то, пусть порачительнее будет, побережливее…
– Хватит, сказочник! – прервал его Кураев.
– Да чего ж хватит-то?
– А то! Скажу, что надо обойтись тем, что есть. Бог велел делиться.
– Но не таким же сокровищем, Антоша! – скосив взгляд на старика, вспыхнул Кабанин. – И потом, не было в том сундуке короны императора! Не было!..
– Короны не было – верно, – кивнул Антон Кураев.
– Ну?!
– Стало быть, и не принадлежит она нам, – убежденно сказал Антон. – Велика честь корону императоров в руках держать. Честь и гордыня! Сейчас надо свое схоронить, извернуться.
– А мужички нам все-таки понадобятся, – сказал Кабанин.
– И зачем они тебе?
– Сейчас узнаешь, Антон Дмитрич. На кладбище отведи нас, – приказал Кабанин старику, который стоял поодаль. – Где Зубовы лежат.
– Как скажете, господин, – отозвался тот.
Скоро они были на кладбище. Тут и там торчали из земли покосившиеся кресты. И здесь пролетел вихрь гражданской войны, даже костей не пожалел.
– Ты вот что, старик, найди нам пару мужиков, а то мы тебя заставим копать. Скажи, мы их пожалеем, убивать не станем. Да беги скорее, беги, коли жить хотят! Да пусть лопаты прихватят!
Старик заковылял искать подмогу. Вперед послал Николку.
– Умно, – усмехнулся Антон.
– А не кощунство ли это? – спросил Григорий.
– Сегодня жить – уже кощунство, – ответил Кураев.
Скоро прибежали мужички, перепуганные, еще вдалеке сломили шапки, долго кланялись.
– Копайте, – приказал Кабанин.
Мужики перекрестились и взялись рыть могилы. И скоро уже взломали и открыли три гробовые крышки. Три истлевших трупа лежали перед ними. Черепа были изрублены, плечи и ребра, не хватало фаланг пальцев. Видимо, закрывали Зубовы головы и лица, когда их потчевали саблями.
– Отойдите, – сурово бросил Кабанин, нашел палку и спрыгнул в среднюю могилу.
Он рылся долго, затем перешел в другую и в третью… Кураев дивился этому человеку, всю жизнь поделившему с муками и смертью других людей. Из третьей могилы он вылез сияющим.
– Что-нибудь нашел, Матвей? – спросил Антон.
– А, Матвей Дармидонтыч? – эхом вопросил Григорий.
– Отвернись! – рыкнул Кабанин на мужиков. – Пошли вон!
Те отвернулись и поспешно отошли. Кабанин протянул Кураеву руку и разжал кулак. На его перчатке лежал обляпанный гнильем большой золотой крест с камушком. Кабанин дохнул на него, потер крест о рукав кафтана. Прищурился. Зеленым камушком, играющим!
– Каково? – вопросил палач.
– Да-а, – протянул Сивцов.
– Вот тебе и да, – усмехнулся Кабанин. – Изумруд!
– Ну, у тебя и чутье, – покачал головой Антон Кураев.
– Волчье! – сжал руку и погрозил кулаком осеннему полю Кабанин. – Чтоб у какого-то управляющего был такой нательный крест? – разжав пятерню, он жадно проглотил слюну: – Да засеки насмерть – не поверю!
– Из второго сундука, думаешь?
– А почему бы и нет, Антоша? – весело и зло усмехнулся палач. – Кто об заклад побьется, что не так?
– Такая штука могла только из палат царских достаться, – утвердительно кивнул Антон. – Из византийских, скорее всего…
– Я найду ее, корону эту, – азартно молвил Кабанин, оглядывая по-хозяйски пепелище. – Из-под земли достану. Жизнь на то положу, а найду!.. Мне бы еще одну могилку найти, а? Старик? Николка?!
Дед и внук покорно подошли к осквернителю могил. Что от такого ожидать? Зарежет – и глазом не моргнет.
– Мне Макарка Зубов нужен, третий сын Захара Зубова, тот, что сбежал.
Старик пожал плечами:
– Так сказали же, боярин, уполз он! Где ж нам найти его?!
– Могилу его найдите, хочу знать, что его точно нет на белом свете. А если не найдете косточек: искать заставлю. До смертного часа!
Старик и внук бросили клич по округе, но не нашли следов младшего Зубова. Куда делся? Кто помог? Ведь без помощи покалеченный мальчишка вряд ли бы смог выжить? Но молчала земля и молчали люди.
Хотел Кабанин запороть до смерти старика Федора и его внука Николку, да Антон Кураев не дал. Так и уехал Кабанин к Новгороду бесчинствовать с царем, грезя, что однажды вернется под Тверь, в имение Зубовых, и доищется правды.
Назад: 1
Дальше: 3