Октябрь
2-4.10.72
«Золотой Колос» вновь приютил меня. Койку никто не занял, она же оплачена. Где был, почему не ночевал, тоже не спросили. Никому оно не интересно, да и зачем знать. В тот же день, посетил автомагазин и купил «Набор для замены колеса». В брезентовой сумке лежит гидравлический домкрат, рукоять к нему и колёсный ключ. Добавил к ним монтировку, пару больших отвёрток и рабочие рукавицы. На следующий день в шесть утра я на Ленинградском вокзале, а через три часа в Калинине. Раньше бывал здесь по работе в перестройку, в самый разгар демонстраций за возвращение исторического имени Тверь. Запомнился лозунг «У города должна быть не только фамилия, но и имя». Кстати, согласен. Имени города больше восьми веков, а всесоюзного старосту давно никто не вспоминает.
Сразу по прибытии началось с нерадостного предзнаменования. По платформе цепью стояли «кирпичи», солдаты Внутренних Войск. Их так прозвали за цвет погон. Они не давали толпе пройти на другую сторону, где сейчас грузили в поезд этап. Там было всё по-взрослому. Почти бегом загоняемые в вагон заключённые, рвущиеся с поводка и захлёбывающееся лаем собаки, сидящие на корточках зеки, ожидающие своей очереди. Из оцепления прибывшим пассажирам кричали: «Проходите! Быстро! Выход направо!» Нам они ничего сделать не могли, не имели права, потому среди толпы образовывались островки из заплаканных женщин, смотрящих на погрузку. Две из них держали на руках детей. Не грудных, лет по пять-шесть. Почти у выхода стоял бывший сиделец, тощий, с наколками перстней на пальцах, и тоже с тоской разглядывающий этап. Выкриков не было, наблюдатели боялись, что за беспорядок конвой в пути отыграется на этапируемых.
На вокзальной площади меня остановил милиционер проверить документы. Ничего такого, профилактика. Сравнил фотографию, посмотрел южную прописку, спросил:
— Надолго к нам?
— Как получится. Если на вагоноремонтный примут, то до лета.
— Ты на работу устраиваешься что ли?
— Ага. Слесарь я. Инструментальщик. Разряд третий. У нас сезон кончился, отдыхающих нет. Нет людей, нет работы. Клади зубы на полку, заработка тоже нет.
— Это да!
— Пока не устроюсь, где можно пару ночей перекантоваться? Желательно чтобы не слишком дорого.
— Рубль в день нормально?
— Вполне.
— Иди в гостиничку. Вон она, видишь? Спроси Екатерину Петровну, скажи Серёга прислал. Только чтоб без безобразий.
— Да я не пью. Сердечник. Даже в армию не взяли. Написали «Годен к нестроевой во время войны», теперь ни в один приличный техникум не берут.
Мужик с сочувствием посмотрел на меня. В эти времена косить от армии было не модно и таких как я жалели. Отходил, еле подавляя дрожь. Паспорт проверяли уже много раз, но на спине, под одеждой, за пояс был заткнут револьвер. Пришлось взять из наследства, дяди Петин я же сбросил в санатории. На пряжку Кима никто внимания не обращает, наган под тремя слоями одежды вроде не виден, но боязно, однако.
В привокзальной гостинице мест по обычаю нет, однако упоминание милиционера Серёги дало результат. Чтобы не выбиваться из образа башлять на люкс не стал, да и не было его здесь. Сумку с инструментами закинул на плечо и отправился гулять по городу. Одет неброско. Серая кепочка. Не пятиклинка, любимая блатными, не аэродром горячих южных парней, а самая обычная из магазина. Слегка линялый плащ, моды прошлого десятилетия. Потёртый пиджак, под ним тёти Дашина жилетка с документами и деньгами. Старые школьные брюки и грубоватые ботинки. Часы старенький «Полет», выпросил у отчима. Сказал, что мою «Амфибию» могут упереть в гостинице. Её буду носить, когда при параде, а «Полет» на каждый день. Так или похоже, одевалось на будних днях большинство парней из рабочей молодёжи. В толпе я никак не выделялся.
Автобус ждал почти двадцать минут и чуть меньше сорока минут тащился до места. К знакомому дяди Вити решил поехать в позже, а сейчас еду разбираться с его нычкой. Проезжаю мост через Волгу. А здесь ничего так. Зелено и сравнительно чисто. Вот тут мне пора выходить. Неспешно прохожу мимо двух-трёхэтажных домиков. Интересно, их после войны построили или они дореволюционной эпохи? Минут двадцать неспешного шага, и я на набережной Тверцы. Или пока Твери? Реку уже переименовали? Когда дядя Витя сел? В 60-ом? От нычки могло ничего не остаться, здесь много перестраивают. Но главный ориентир — древний дуб стоит. Двухэтажный дом рядом с ним тоже. На первом этаже столовая. Надо же! Повезло. Во дворике не сарай, а сараище. Но неухоженный какой-то. На крашеной суриком двери огромный амбарный замок. Бревна серые, цоколь облупился так, что из-под штукатурки проглядывают кирпичи. За сараищем кусты. Не густые, а так… кустики. Кроме столовой, в доме какая-то контора.
Столовая! А я с Москвы не жрамши! Выбор не ресторанный. В меню самое дорогое блюдо — заветренная колбаса варено-копчёная с хреном за 41 копейку. Есть салат витаминный — 9 копеек, половина стакана сметаны — 19 копеек, завершает закуски масло, но уж совсем растаявшее. Суп картофельный с рисом рыбный — 22 копейки или молочный рисовый -19? Э… Воздержусь. Треска жареная — 12 копеек, гуляш мясной — 30, шницель натуральный рубленый с подливкой — 28 копеек, но мяса туда, наверное, забыли положить. Каша рисовая молочная с маслом — 18. О! Баклажаны с помидорами тушёные! Без мяса, а стоят дороже гуляша, целых 34 копейки. Гарнир картофель пюре 4 копейки или за ту же цену рис… хм… везде он здесь? Огурец солёный 3 копейки. Прошу гуляш с баклажанами и рисом. Толстая тётка в белом халате, с высокой конструкцией из марли, наверченной на причёску выдаёт тарелку, двигаю поднос дальше. Хлеб белый и чёрный по копейке за кусок. Арбуз с сахаром — 10 копеек, компот из него же только 4. Чай грузинский с сахаром 3 копейки, с вареньем 4. Беру какао за 8 и пирожное за 15. Я прочитал меню целиком. Выбор не велик, зато денег истратил меньше рубля. В нашей кооперативной столовке вкуснее и порции больше, но здесь тоже не плохо. Тётка за стойкой, и другая за кассой не удостаивают клиентов разговором, но между собой болтают непрерывно. Посетителей, кроме меня, только трое.
Улочка пустынна, тиха и уныла. Пока ел, мимо окна прошёл лишь один человек. Может разведать подробнее? После обеда захожу во двор и ныряю в кустики. Для алиби, ну и чтобы не отвлекаться впоследствии, изливаюсь на сарай и осматриваюсь. Нужный мне угол самый дальний. Во дворе никого, из окон меня не видно, из-за кустов тоже. Ночью без фонаря тут делать нечего, но свет обязательно заметят. И что делать? Рискнуть? Маленькая ниша нашлась там, где нарисована на плане. Однако забита землёй, а расчистить то и нечем. Кое-как убрал землю руками и большой отвёрткой. Обнажился нижний кирпич. Домкрат на него и начинаю качать. Бревна трещат, но поднимаются. Когда в щель смогла пролезть рука, сунул туда монтировку для страховки и только потом руку. Нащупываю ржавую цепь. Тяну, но щель слишком мала. Качаю дальше, пока не вытягиваю грязнущий эмалированный молочный бидон, литра на два. Отцепляю и прячу его в заплечную сумку. Больше в дырке ничего нет.
Огромный соблазн оставить всё как есть и срочно сбежать. Но я его переборол. Опускаю бревна на место. Убираю инструмент в сумку и по возможности затаптываю следы. Получается не очень. Тогда, в порыве вдохновения, облегчаюсь по-большому на место работы и гордясь умелой маскировкой сбегаю. Обратный путь еле сдерживаюсь, чтобы не крутить головой высматривая слежку. Башкой понимаю, если бы хотели, давно бы догнали, но адреналин гуляет по крови. В автобусе пустовато, разгар рабочего дня всё-таки. Сел в середину салона и запихнул сумку с инструментами под сидение. Вышел, как только переехали Волгу. Пусть нашедшему домкрат будет радость, мне он больше не нужен. Бидон увесистый, но не фляга с самородками, рюкзак почти не тянет. Погулял по центру Калинина, прошвырнулся по магазинам, даже в кино сходил. «Возвращение к жизни», в прошлой жизни читал книгу, по которой снята лента, «Записки Серого Волка». Фильм сильный, о судьбе бывшего «лесного брата», бывшего уголовника, а снял Басов, такой милый комедийный актёр. Впрочем, он «Щит и Меч» тоже снял.
Ночёвка прошла приятней, чем в «Колосе». Четыре человека в комнате, лучше, чем двенадцать. Бидон замотал в пакет и оставил в камере хранения, вместе с документами и почти всеми деньгами. Сам нагладил шкары, чтоб стрелка была острая, как бритва. Кипельно-белая рубашка. Длинный клетчатый клифт. И, главное, зашпиленные третями хромовые прохоря. Всё, как положено по старой блатной моде. Нужно показать человеку, что пришёл не фраер с улицы. Дядя Витя консультировал и лично гармошку на голенищах делал. Складень лежит в кармане пиджака. А вот финку с наганом на себе носить не стал, положил в рюкзак. Его сброшу если вдруг чего. Конечно из гостиницы я вышел одетый по-вчерашнему, переоделся в городе.
На хату подъехал на такси, снял в центре. По пути проболтался, что приехал с Комарово. А что собственно? Кому надо пусть проверит. Старый одноэтажный частный дом, чуть не барак. Стоит одиноко. Перед входом, положил дяди Витину финку во внутренний карман, а наган засунул за пояс на спину. Проверил пряжку Кима и, как в омут с головой, нажал кнопку звонка. Открыл худой старик. Зек из авторитетных. Он в майке, потому вытатуированный крест на груди виден. На плечах погоны. Не эполеты, а именно армейские погоны, судя по величине звёзд генеральские. Звезды на ключицах, перстни и остальные знаки присутствуют. Вещи на нём новые, с претензией на моду. На пальцах три печатки, на шее массивная цепь с тяжёлым крестом. Ювелирка из золота с камнями. Старик осмотрел меня с ног до головы, хмыкнул и спросил:
— К кому пришёл?
— К Василию.
— Что надо?
— Калина прислал за пояском и долянкой, — отвечаю, как велено.
— Раз прислал, заходи, — разрешил зек.
Заперев дверь, он прошёл на кухню, сам сел за стол, но мне сесть не предложил. Ну да я не гордый, могу и постоять.
— Что ещё?
Молча подаю финку. Старик её крутит в руках, смотрит цветные кольца на рукояти, затем выдаёт суждение:
— Да, перо Калины. Жди здесь.
Уходит в глубину коридора, закрыв за собой дверь. Нож лежит на столе, но я его не беру. И не сажусь, жду. Не очень долго, минут пять, может десять. Хозяин дома возвращается с небольшим обшарпанным чемоданом и вновь садится за стол.
— Поясок бери, а про долянку скажи «сгорела, когда его на крест везли». Так и скажи, понял?
— Понял.
— Ну иди тогда с Богом.
Обошлось! Зря меня чуйка мучила. Только так подумал, как в прихожей хлопнула дверь и на кухню ввалилось три экземпляра сильно датых мужиков. Ну, сколько раз говорил себе: «не кажи гоп, пока не перепрыгнул!» У одного в руке нож. Держать он его не умеет, но пытается махать.
— Гульден! Серый вчера этапом ушёл! Гони его бабло! Сейчас же! — тут оратор обращает внимание на меня. — А это что за фраер?!
Нож стремительно движется ко мне. Пугает или по-настоящему бьёт выяснять нет времени. Левая рука уже на пряжке Кима. ПАФ!!! Четыре маленьких стволика разом плюнули четыре свинцовые пульки в живот нападающему. Они насечены крест на крест, бронебойные свойства никакие, зато останавливающие впечатляют. Мужика отбрасывает на дружков, лежит стонет. Кажется, потерял сознание. Спасибо Коля Ким! Пока люди тормозят, успеваю выдернуть из-за спины наган. Старик ласково спрашивает:
— Ну что, мальчики-ёжики — в кармане ножики, обосрались со страху?
— Гульден, мы не того! Костян баламутил…
— Пришли, стали наезжать по беспределу, а как увидели резкого пацанчика с Сибирского штосу сразу в кусты? Не! Так не бывает. Вобла, возьми с пола ножик добей Костеньку, что б не мучился.
— Чо я? Я ни чо!
— Тогда рядом ляжешь. Нам невиноватые не нужны. А ты, Промокашка готовься. После Воблы ударишь.
— Ствол нагана смотрит на Воблу. Действительно, зачем нам невиноватые? Разом протрезвевший мужик неуверенно взял финку с пола и дрожащей рукой ткнул ею в грудь лежащего Костяна. Промокашка, пользуясь тем, что смотрю на другого, дёрнулся было ко мне, но резкий выстрел свалил его с ног. Вобла выронил нож и закрыл лицо руками. Много сразу на него навалилось. В руке Гульдена оказался ТТ с ещё дымящимся стволом, но он сноровисто его разряжает. Голос старика ничуть не изменился.
— Вобла возьми кнут. Возьми или ляжешь третьим.
Совершенно потерянный человек подошёл к столу и взял разряженный пистолет.
— Вобла! — не натурально удивился авторитет. — Ты двоих убил! Борзой стал, наверное. Ну да мы потом с тобой перетрём. Когда ты здесь прибираться будешь.
Взгляд перешёл на меня.
— А ты, я вижу, козырь. Далеко пойдёшь, коли не остановят. Сменка есть?
— Да, с собою.
Авторитет подаёт нож дяди Вити и мягко советует:
— На вешалке в прихожей плащ висит. Надень его и иди. Угол с собой возьми. И вот, — снимает с пальца один из перстней, — на! Витьку похвастаешь, что Вася Гульден подарил.
На пальце дарёная печатка, оружие по карманам, на плечах чужой плащ, в руке тяжёлый чемодан, стремительно ищу место, где можно переодеться. В Москву! Срочно на вокзал! Вещи выброшу при первой возможности. Минут десять потратил на поиски кустов для переодевания. Кровь видна на пиджаке и брюках. Хорошо, что взял с собой вчерашнюю одежду, хоть тут додумался. В гостинице сказал, что на заводе отказали по здоровью, сдал койку и ближайшей электричкой двинулся в Москву. Даже если меня будут искать, то навряд ли свяжут с Мишей Зайцевым. Тот в очках ходит, а на хате я был без них. По гостинице в простенькой одёжке рассекал, а на хате был при блатном параде. Сразу по приезде надо думать, как одежду сбросить. Ствол засветил, но не стрелял. Его оставлю. Для чемоданчика куплю ремни или чехол, а бидон пусть лежит в рюкзаке.