В один из дней первой недели декабря 1892 года Эмелина Сигранд направилась в дом Холмса в Энглвуде, держа в руке маленький, аккуратно завернутый пакетик. Поначалу ее настроение было радостным, поскольку в пакетике она несла рождественский подарок, хотя и несколько преждевременный, своим друзьям Лоренсам, но чем ближе подходила она к перекрестку Тридцать шестой улицы и бульвара Уоллес, тем тревожнее становилось у нее на душе. И вот оно, это здание, казавшееся ей раньше чуть ли не дворцом – но не из-за его архитектурной изысканности, а из-за того, какое радостное будущее оно ей сулило, – а теперь выглядевшее грязным и обшарпанным. Поднявшись на второй этаж, она сразу направилась в квартиру Лоренсов. Гостеприимство и теплота, с которыми ее встретили, подняли ей настроение. Она протянула пакетик миссис Лоренс, и та, сразу же развернув его, достала оловянную тарелочку, на которой Эмили нарисовала красивый лесной пейзаж.

Миссис Лоренс обрадовалась подарку, но через несколько мгновений насторожилась. Ведь до Рождества оставалось еще целых три недели, и она, стараясь не показать тревоги, с доброй улыбкой спросила Эмили, почему бы ей немного не подождать и не преподнести свой подарок тогда, когда и она сама сможет одарить ее?

Лицо Эмили вспыхнуло, и она ответила, что собирается домой, в Индиану, и проведет Рождество с родителями. «Она говорила о родителях, употребляя очень теплые слова, и предстоящая скорая встреча с ними, казалось, радовала ее, как ребенка», – вспоминала миссис Лоренс, но какие-то тревожные нотки в голосе Эмили навели ее на мысль о том, что причина отъезда ее подруги может быть совсем другой. «А вы не собираетесь вообще нас покинуть?» – спросила она.

«Ну… – чуть подумав, начала Эмили. – Я пока не знаю. Все может быть».

Миссис Лоренс рассмеялась. «Неужто вы не знаете, что мистер Холмс без вас жить не может?»

Выражение лица Эмелины стало другим. «Сможет, если придется».

Этот ответ укрепил подозрения Лоренсов. «Мне уже некоторое время казалось, что ее чувства к Холмсу изменились, – вспоминал впоследствии мистер Лоренс. – В свете того, что произошло потом, я уверен, что она обнаружила что-то, показывающее истинный характер Холмса, и приняла решение оставить его».

Возможно, у нее появились основания верить рассказам, которые она слышала от соседей, о привычках Холмса приобретать вещи в кредит и не расплачиваться за них – рассказы об этом она слышала все время и от многих людей, но поначалу она не обращала на них внимания, считая сплетнями завистливых людей. Позднее Эмелина задумалась о судьбе тех 800 долларов своих сбережений, которые отдала Холмсу и которые исчезли в густом тумане обещаний будущего возврата, но в виде намного более крупной суммы. Ей то и дело вспоминались предупреждения Неда Коннера. А недавно она начала обсуждать с Холмсом день отъезда в Дуайт, где она намеревалась снова начать работать у доктора Кили.

Эмелина так и не простилась с Лоренсами. Она просто прекратила появляться у них. То, что она уехала не попрощавшись, встревожило миссис Лоренс, поскольку такой поступок был абсолютно не в характере Эмелины. Она даже не могла понять, что делать: обижаться ли на подругу или волноваться за нее? Она спросила Холмса, что ему известно по поводу отсутствия Эмелины.

Обычно Холмс смотрел на миссис Лоренс с такой прямотой, которая не оставляла ее равнодушной, но сейчас он избегал встречаться с ней глазами. «О, она уехала, чтобы выйти замуж», – ответил Холмс таким тоном, каким сообщают о деле, к которому утратили всякий интерес.

От этой новости миссис Лоренс буквально оторопела. «Не понимаю, почему она в разговорах со мной ни словом не обмолвилась о том, что собралась замуж».

Это был ее секрет, объяснил Холмс: Эмелина и ее возлюбленный посвятили в свои свадебные планы только его.

Такое объяснение вызвало у миссис Лоренс еще больше вопросов. Какой смысл эта пара видела в том, чтобы держать все в глубокой тайне? Почему Эмелина ничего не сказала даже ей, хотя они постоянно делились друг с другом многими личными секретами?

Миссис Лоренс тосковала по Эмелине, не в силах забыть ее кипучую живость и внешнюю привлекательность – особенно ее чудесные волосы цвета подсолнуха, оживляющие унылые помещения здания Холмса. Она постоянно думала о ней и через несколько дней снова обратилась к Холмсу с вопросами об Эмелине.

Достав из кармана прямоугольный конверт, он произнес: «Это скажет вам обо всем».

В конверте было извещение о свадьбе. Но напечатано оно было простыми буквами, без тиснения и раскраски, как обычно оформляются такие документы. Это также удивило миссис Лоренс. Эмелина никогда бы не дошла до того, чтобы столь дешевым, приземленным способом извещать о столь важном событии.

В извещении говорилось:

Мистер Роберт И. Фелпс

Мисс Эмелина Г. Сигранд

Сочетаются браком

В среду, 7 декабря

1892 года

ЧИКАГО

Холмс сказал миссис Лоренс, что это извещение вручила ему сама Эмелина. «Через несколько дней после того, как она ушла с работы, Эмелина зашла забрать свою почту, – писал он в своих мемуарах, – и дала мне свадебное извещение, а также еще два или три таких извещения для людей, живших в этом здании, которых она тогда не застала дома; из полученного мною ответа на запрос, сделанный позже, я узнал, что, по крайней мере, пять или шесть человек, живущих в Лафайете и за его пределами в штате Индиана, получили такие карточки в конвертах, надписанных ее рукой и с проштемпелеванными почтовыми марками, судя по которым она послала эти отправления сама и после того, как перестала работать у меня».

Семья Эмелины и ее друзья получили по почте эти объявления, и у них не возникло никаких сомнений в отношении того, что они были отправлены самой Эмелиной. Вероятнее всего, Холмс, действуя обманным путем, заставил Эмелину надписать конверты, убедив ее, что они предназначены для какого-то другого случая, например, для отправки рождественских открыток.

Что касается миссис Лоренс, то для нее это свадебное извещение совершенно не прояснило ситуацию. Эмелина никогда не упоминала о Роберте Фелпсе. И если Эмелина и вправду приходила в их дом, чтобы раздать свадебные извещения, она наверняка вручила бы им такое извещение лично.

На следующий день миссис Лоренс снова остановила Холмса и на этот раз спросила его, что ему известно о Фелпсе. Холмс ответил ей в той же развязной манере: «О, да он просто парень, с которым мисс Сигранд где-то познакомилась. Я практически ничего о нем не знаю, разве только то, что он часто отправляется в поездки».

Новость о замужестве Эмелины попала в газету ее родного города – о нем было объявлено в небольшой неофициальной заметке в номере от 8 декабря 1892 года. В этой заметке Эмелину называли «благовоспитанной дамой, обладающей сильным и прямым характером. Многие ее друзья верят, что она приняла правильное решение при выборе супруга, и сердечно поздравляют ее с этим». В заметке сообщалось несколько биографических подробностей, в том числе был упомянут факт, что Эмелина в свое время работала стенографисткой в окружном архиве. «Отсюда, – сообщала заметка, – она отправилась в Дуайт, после чего переехала в Чикаго, где и встретила свою судьбу».

«Судьба» – так автор заметки называл с некоторым кокетством ее иллюзорное замужество.

В последующие дни миссис Лоренс не переставала расспрашивать Холмса об Эмелине, но тот на все ее вопросы отвечал практически односложно. Она склонялась к мысли, что так называемый отъезд Эмелины – это не что иное, как ее исчезновение, и вспоминала, что вскоре после последнего визита Эмелины в доме Холмса произошло нечто странное, чего она до этого не замечала.

«На следующий день после исчезновения мисс Сигранд, иначе говоря, на следующий день после того, как я видела ее в последний раз, дверь офиса Холмса была заперта и в офис не входил никто, кроме самого Холмса и Патрика Квинланда, – вспоминала миссис Лоренс. – Около семи часов вечера Холмс вышел из своего офиса и спросил двух мужчин, живших в его доме, не помогут ли они ему спустить вниз ящик». Этот ящик был новый и большой, примерно четыре фута в длину. Было видно, что внутри его находится что-то очень тяжелое, потому что справиться с сундуком было трудно. Холмс многократно обращался к своим помощникам, прося их проявлять максимальную осторожность. Прибывшая телега сразу увезла сундук.

Позже миссис Лоренс утверждала, что именно в этот момент она поняла, что Холмс убил Эмелину. Однако при этом ни она, ни ее муж не предприняли никаких попыток уехать из этого дома; в полицию они тоже не обратились. И никто не обратился. Ни миссис Лоренс, ни мистер и миссис Питер Сигранд, ни Нед Коннер, ни родители Джулии, мистер и миссис Эндрю Смайт. Все выглядело так, словно никто не ожидал, что полиция проявит интерес к очередному исчезновению человека, а если вдруг проявит, то окажется достаточно компетентной, чтобы провести эффективное расследование.

Вскоре после этого собственный сундук Эмелины с ее вещами и одеждой, взятой с собой при отъезде из дома в клинику доктора Кили в 1891 году, прибыл на ближайший к ее родному городу товарный склад. Поначалу ее родители поверили – вернее сказать, понадеялись, – что она прислала этот сундук с вещами домой, поскольку, выйдя замуж за состоятельного человека, она уже не нуждается в старых и поношенных вещах. Однако никаких почтовых сообщений от Эмелины семья Сигранд не получила; не получила даже рождественской поздравительной открытки. «Это было более чем странно, – вспоминал доктор Б. Дж. Сигранд, троюродный брат Эмелины, стоматолог, практикующий в Норт-Сайде, – особенно если вспомнить, что она имела обыкновение писать родителям по два, а то и по три письма в неделю».

Родители Эмелины все еще не могли представить себе, что их дочь может быть убита. Впоследствии Питер Сиранд говорил: «В конце концов я стал предполагать, что она, возможно, умерла в Европе, а ее муж либо не знал нашего адреса, либо не счел нужным известить нас об этом».

Тревога Сиграндов и Лоренсов усилилась бы многократно, знай они несколько важных фактов.

Фамилия Фелпс была вымышленной, и носил ее помощник Холмса, Бенджамин Питзел; под этой фамилией он проходил курс лечения в клинике доктора Кили, где впервые увидел Эмелину.

2 января 1893 года Холмсу снова потребовалась помощь Чарльза Чеппела, артикулятора, которому он послал сундук с трупом женщины; с верхней части ее тела была снята почти вся кожа, и она представляла собой оголенное мясо.

Спустя несколько недель после этого в Медицинский колледж Ла Саль в Чикаго был доставлен тщательно обработанный скелет.

И что-то не совсем понятное произошло в просторном погребе дома Холмса; вернее, оно было выявлено полицией три года спустя и потребовало научного объяснения.

Отпечаток ступни был найден на гладкой лакированной поверхности дверного наличника внутри погреба на высоте примерно двух футов над полом. Пальцы, опорная часть, пятка были видны так четко, что не оставалось никаких сомнений в том, что это отпечаток ступни женщины. Четкость и подробность отпечатка озадачили полицию, как и устойчивость отпечатка к механическим воздействиям. Эксперты пытались стереть его рукой, затем салфеткой, смоченной мыльным раствором, но он не поддавался ничему.

Никто не мог дать достоверного объяснения происхождению этого отпечатка. Самым приемлемым предположением казалось то, что Холмс обманом завлек женщину в чулан; женщина при этом была босой и, возможно, голой; после этого Холмс закрыл герметичную дверь и запер женщину внутри. Женщина оставила отпечаток ступни, предпринимая последнюю безуспешную попытку выбить дверь. Стойкость отпечатка детективы объясняли тем, что Холмс был известен своим пристрастием к химии. Согласно их рассуждениям, Холмс сначала облил пол кислотой, для того чтобы ускорить химическую реакцию поглощения кислорода в погребе, и перед тем, как ударить ногой по двери, Эмелина ступила в кислотную лужу, а потом, стараясь выйти из чулана, случайно приложилась ступней к лакированной поверхности наличника.

Но, как это обычно бывает, это объяснение появилось намного позже. А в начале 1893 года, года выставки, никто, в том числе и сам Холмс, не заметил этого отпечатка на наличнике двери.