ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,
открывающая старинную тайну тихони и принесшая серьезные испытания ее дружбе с кадетками
— Добрый день, — дружелюбно поздоровалась Фанья, привычно окидывая испытующим взглядом стоящих перед ней кадеток, и невольно внутренне напряглась.
Прошли те дни, когда при ее приближении девушки замирали настороженной стайкой, как зеленые новобранцы перед матерым старшиной. С тех пор они многое перенесли вместе и стали не просто подругами, а единомышленницами и соратницами, сестрами по духу.
Но сегодня явно произошло нечто необычное, испугавшее или взволновавшее кадеток, раз они прячут глаза, как провинившиеся.
— У нас что-то случилось? — мягко поинтересовалась тихоня, бдительно следя за реакцией подруг. — Окти? Вы же знаете, что я всегда на вашей стороне?
— Ничего, — старшая из сестер Сарнских мельком глянула на Олифанию и снова отвела взгляд, — просто тренировки не будет. Мы идем сейчас к себе, а тебе придется придумать, как все объяснить королеве.
— А зачем ей это объяснять? — Фанья еще небрежно усмехалась, но уже ощущала, как от нехорошего предчувствия холодеет сердце. — Она не заставляла вас ходить на тренировки. Вы ведь сами… — Она резко смолкла, ожидая пояснений, но девушки не спешили открывать свои секреты. — Да и не все вы здесь. Или… они уже отказались?
— Они ушли, — виновато вздохнула Кателла и оглянулась на Августу. — И мы уйдем.
— Куда? Вас Годренс забирает?
— Нет. Ты не поняла… — решительно тряхнула короткими волосами Октябрина, — мы сами уходим. Нас Тэри позвала. Ей нужна помощь.
— Куда?
— Туда, к древням, — пояснила Кателла и нерешительно добавила: — Она сказала, ничего брать не нужно, там все есть, но, я думаю, хуже не будет, если мы соберем вещи?
— А откуда взялась Тэри? — с замирающим сердцем выдавила Фанья. — И где она сейчас?
— Уже ушла, — хмуро глянула Августа. — И Дору с Бет забрала. А мы должны королеве объяснить… но тебе же проще? Ты ей подруга.
— А вы точно уверены, что к вам приходила Тэри? Древни считаются мастерами иллюзий, им ничего не стоит изобразить кого угодно. И голос подделают, и походку, — все тише говорила Фанья, пытаясь сообразить, к кому ей обратиться за помощью.
Годренсу пока ничего сообщать не стоит: если он узнает, что Дора снова в опасности, то сойдет с ума. А Рад в последний раз прислал весточку из Ардага — они с драконом готовили какую-то вылазку. И ему тоже лучше о Тэри не напоминать, хотя он упрямо не признаётся в своем особом к ней отношении. Остается только один выход: златовласая подруга дракона, оставившая Фанье почтовый цилиндрик.
Пальцы сами скользнули в потайной карман, где она носила те вещички, которые могут понадобиться лишь в самых невероятных случаях.
«Просто напиши на листке, чем нужно помочь…» — звучали в памяти слова, пока тихоня торопливо доставала записную книжечку и магическое стило.
Резкий удар по руке выбил из пальцев тайной королевской советницы пенальчик, и только многолетние тренировки помогли женщине устоять на ногах.
— Прости, Фанья, — побледневшая Октябрина прямо смотрела на наставницу, как от боли, кусая губы, — но ты сейчас собиралась нас предать. Мы не давали тебе права кому-нибудь рассказывать наш секрет. Я раньше обижалась на Тэри за то, что ушла втихомолку. Думала, ну почему она нам ничего не объяснила, разве стали бы мы ее удерживать? А сейчас поняла очень ясно — это был единственно возможный способ поступить так, как хочешь.
— Окти права, — поддержала сестру Августа. — Мы тебе сказали по дружбе, а ты… Учти, если до вечера хоть кто-то узнает или попробует нас задержать — я больше никогда не стану с тобой разговаривать. И Карлу запрещу.
— Вы не правы… — Украдкой потерев ушибленное место, Фанья уверенно протянула руку к Кати, поднявшей пенал: — Давай.
— Нет, — отступила на шаг герцогиня Габерд, — я тоже тебе сейчас не верю. Ты привыкла все делать по-своему, когда считаешь, что это на пользу королеве, я давно заметила. Но сейчас особый случай, мы пообещали названой сестре и не можем ее предать.
— Поэтому дай нам слово, поклянись Святой Тишиной молчать до темноты, — предложила Октябрина, сурово глядя на наставницу. — А потом можешь хоть все плато сюда вызвать.
— За что вы так? — Губы Олифании внезапно задрожали, лицо жалко искривилось. — Я же вам добра желаю!
— Кати, не вздумай ей верить! — жестко предупредила Августа. — А лучше беги на стену и брось этот пенальчик в пропасть. Итель рассказывал, в том монастыре девушек учат не только драться, но и хитрить.
Кателла не стала переспрашивать и ждать ответа наставницы, развернулась и, как ветерок, помчалась к ступенькам лестницы. Бегала она быстрее всех подруг.
— Вы не правы, — с сожалением глянув ей вслед, тяжело пробормотала Фанья, — и напрасно подозреваете меня в самых подлых намерениях. Я вам не враг и хотела позвать Анэри ди Тинерд, она умеет разговаривать с древнями.
— Наша Тэри не хуже ее умеет, — сухо усмехнулась Августа, — и это была именно она. После того ритуала наши амулеты чуточку теплеют, когда близко кто-то из сестер, а я стояла рядом с ней.
— Ну, допустим. — Тихоня прошла к ближайшей скамье, села и сложила руки на коленях, показывая свое смирение. — Допустим, это была Тэри. Она вас позвала, и значит, вы можете уйти куда заблагорассудится, позабыв о том, что подписали контракт, где обязались защищать королеву и действовать только по ее приказу? Кроме того, в Беленгоре вы пообещали не оставлялась ее величество в трудный момент.
— Вот поэтому мы тебя и предупредили, — хмуро глянула на наставницу Октябрина, — чтобы никто не счел нас сбежавшими. Тут на сотни лиг вокруг ни души, а у королевы пятеро преданных егерей и ты. К тому же мы не развлекаться идем, а работать. Ты можешь сказать, что эта работа не нужна ее величеству и нам заплатили не за это. Но в таком случае ты очень плохо знаешь Тэри. Она никогда не позвала бы нас с собой, если бы не считала, что делает нужное и важное для королевства дело. Поэтому я иду без сомнений и тоже клянусь тебя не замечать, если ты попытаешься нас остановить.
— И я! — выпалила запыхавшаяся Кателла, небрежно сдувая растрепавшиеся кудряшки. Потом отерла бисеринки пота с раскрасневшегося лица, дернула за рукав Августу и тихонько осведомилась: — Мы ей бойкот объявили?
— Пока нет, — буркнула Августа.
— Можете объявлять, — вставая, устало сообщила Олифания, — но никакого слова я вам давать не буду и немедленно сообщу обо всем Майзену и королеве. Потому что это мой долг и исполняю я его так, как понимаю. И не советую пытаться меня остановить, вы верно сказали — нас учили драться не только честными способами. Сестры Тишины — не воины и не рыцари, выходить на турниры не должны. Мы сражаемся только в том случае, когда иначе не справиться с противником, угрожающим жизни, свободе или чести. А в этом случае хороши любые средства.
— Какая же ты сволочь, Фанья, — процедила сквозь зубы Октябрина и пошла к той вишне, рядом с которой недавно сидела Тэри. — Можешь бежать доносить. А я сейчас привяжусь к дереву и до вечера с этого места не сойду. И если кто-нибудь попытается меня отсюда утащить, то сразу может записаться мне в заклятые враги.
— И это не каприз и не женское глупое упрямство, — с нажимом добавила Августа, — а вера в свою правоту.
— Как хотите, — пожала плечами Фанья и, не оглядываясь, направилась к дому.
Нападения кадеток она не опасалась, девушки вовсе не глупые и отлично знают, насколько она проворнее и сильнее их. Даже трех. Но никак не могла понять, почему ей не удалось их уговорить, ведь профессию болтушки она тоже немного изучала, хотя это было давненько и в жизни требовалось очень редко. Даже не припомнить сразу, когда она в полной мере применяла эти приемы в последний раз. Может быть, разучилась или дело в чем-то другом?
Но как бы то ни было, давненько ее так не обижали, вернее, не оскорбляли те, в кого Фанья вложила столько души и труда.
— Фай? — Онгерт вынырнул из-за угла внезапно, заставив обычно чуткую тихоню вздрогнуть и схватиться за оружие. — Что с тобой, милая? Да ты плакала! В чем дело?
— Все хорошо. — Вопреки заявлению, ничего ему говорить тихоня не собиралась, пока не успокоится и не посоветуется с Зантарией.
— Фай! — укоризненно произнес офицер, бережно, но уверенно заставив камеристку взглянуть ему в глаза. — Кого ты пытаешься обмануть? Я знаю тебя наизусть. И почему ты бежишь к дому? Разве у вас не тренировка? Мне доложили, что твои подопечные уже в сборе.
— Они мне не подопечные, — сорвалась Фанья и тотчас поправилась: — Просто присматриваю.
— Поругалась? — проницательно предположил Майзен и удрученно вздохнул: — Я давно этого ждал.
— Но почему, Онгерт? — потрясенно вытаращила глаза Олифания. — Ведь все было так хорошо…
— Не было, — безнадежно вздохнул воин. — Извини за правду, но, кроме меня, тебе ее никто не скажет.
— Пойдем! — Решительно схватив друга за руку, тихоня потащила его к пустующей караульной будке. — Сейчас мы сядем, и ты мне все подробно объяснишь. Сама я, наверное, стала чересчур старой.
— Ничего ты не старая, — всерьез возмутился Майзен и лукаво намекнул, притянув женщину к себе: — Как для меня — так в самый раз.
— Прекрати! Сейчас не до этого! — вспыхнула Фанья, но он не сдался, как обычно.
— А нам всегда не до этого. Уже пятнадцать лет одно и то же. То Раду нужна помощь, то заговор, то чернокнижники… А ты хоть задумывалась, что наш сын сейчас был бы ровесником младшего принца? Я смотрю на него и представляю, что это наш Гарви размахивает клинком… или скачет на лошади… — В голосе офицера прорвалась застарелая тоска, он скрипнул зубами, отвернулся и смолк, безнадежно глядя куда-то в сторону.
— Святая Тишина! — вырвалось у Фаньи. — Да вы что сегодня, сговорились, что ли?
Она крутнула руку, вырываясь из хватки друга, отскочила, глядя рассерженно, как дикая кошка, и почти бегом помчалась назад, в сторону дома.
— Поговорили, — яростно рыкнул Майзен и со всей силы врезал кулаком по стене караулки. — Ну кто меня за язык тянул!
— Гарви… — всхлипывала Фанья, почти бегом преодолевая ступени лестницы. — Придумает тоже…
А может, у них была бы Лиз или вообще двойня? И, вполне вероятно, не сразу, а через полгода или даже через год. Не у всех дети рождаются через девять месяцев после свадьбы… Да и родиться в один год с Бэрденом их сынок тоже не мог, они заключили тайную помолвку, когда принцу было уже три месяца. И вовсе не она виновна, что эта помолвка длится уже четырнадцать лет, а свадьба так и не состоялась. С причудами судьбы не поспоришь.
Тихоня добралась до королевских покоев, постояла у двери, умело уничтожая следы непрошеных слез, и дернула ручку — она одна имела право входить к королеве без стука и доклада.
— Фанья? — Зантария, еще одетая по-домашнему, с полураспущенной косой, сидела у распахнутого окна, полускрытая полупрозрачным кружевом занавесок, и с тревогой смотрела на подругу. — Что случилось? Почему ты не с ними?
— Пока ничего, — уклончиво отозвалась камеристка, умело сервируя стол к завтраку, расторопная кухарка уже принесла чайник и накрытый салфетками поднос.
— Очень многообещающе… — Зантария оставила свой наблюдательный пост и перебралась к столу. — А теперь садись и расскажи подробнее. Да не волнуйся так, я же вижу, ты не в себе, даже руки дрожат.
— День такой… неудачный, — попыталась отделаться старой шуткой Фанья и тут же сдалась: — Похоже, сегодня я наделала глупостей.
— Ну, раз ты так говоришь, — внимательно всмотрелась в ее лицо королева, — значит, он и в самом деле необычный. А вот удачный или нет, посмотрим потом. Я много раз в жизни считала, что судьба меня предала, а потом оказывалось, это было испытание, и за ним следовала награда. А бывало и наоборот: радуешься удачно сложившимся обстоятельствам, а они позже оказываются ловушкой и приносят жестокое разочарование. Ты и сама все это знаешь, а теперь я хочу услышать подробный рассказ. С чего все началось?
— С тренировки, — обреченно вздохнув, сообщила Фанья. — Их было всего три, Сарнские и Кати… И они сразу заявили, что тренировки не будет.
— Тебя это возмутило?
— Насторожило. Я спросила напрямик, и в ответ они сказали невероятную вещь — приходила Тэри.
— Святая Тишина, — побледнела королева. — И где же она? Погоди… сначала скажи, с ней все в порядке?
— Я ее не видела, — честно доложила тайная советница. — К тому моменту она уже снова ушла и забрала с собой Бет и Дору. Оказывается, ей потребовалась помощь.
— Какая? Что там происходит? Она что-нибудь объяснила? — разволновалась ее величество.
— Они мне ничего не сказали, — помрачнела Фанья. — Боюсь, я не так начала разговор. Мне припомнились способности древней, и я выразила сомнение, что это была истинная Тэри, а не иллюзия. Теперь у меня три непримиримых врага.
— Ох, светлые боги! — вскочила с кресла Зантария. — И где они? Я хочу сама с ними поговорить.
— Там и сидят, в садике… но это еще не все, — убито доложила тихоня. — Она пообещала забрать и их на закате. А я… прости… напомнила про обязанности фрейлин.
— Но почему? Разве ты не хочешь помочь Тэри? — изумленно нахмурилась королева, потом вернулась на свое место, села и тихо призналась: — А я бы тоже пошла, но у меня дети и королевство. Магам в любую секунду может понадобиться печать или еще что-нибудь.
— Я хотела помочь Тэри, — упрямо поджала губы Фанья. — Собиралась послать записку Анэрлине, жене магистра Иридоса. Но они были против.
— И сумели тебя переубедить? — не поверила королева.
— Застали врасплох, — мрачно вздохнула тихоня. — Выбили пенальчик из рук и выбросили за стену.
— Ну, тогда ты должна радоваться, — невесело пошутила ее величество, — ваши уроки не прошли даром.
— Особенно хорошо нам удалась задумка сдружить девушек с одинаковыми судьбами.
— Ого! — встревожилась Зантария. — Ты начинаешь язвить, значит, им удалось задеть тебя всерьез. Мне все же следует туда сходить, если они не придут сами.
— Октябрина пообещала привязать себя к дереву… — Как ни хотелось Олифании скрыть от королевы правду, врать она не желала еще больше.
Нет ничего хуже для дружбы и любых добрых отношений, чем ложь, даже безобидная с виду.
Ответить королеве помешал деликатный стук, и она по привычке кивком указала подруге на дверь, взглядом приказывая выяснить, какая причина вынудила кого-то из немногочисленных обитателей замка побеспокоить ее величество в такую рань.
— Это Майзен, — через минуту бесстрастно доложила камеристка, — я уже ответила.
Королева кивнула, и едва открыла рот, намереваясь продолжить разговор, как стук раздался снова. На этот раз более уверенный и настойчивый.
— Фанья? — недоуменно глянула на подругу королева.
— Чего-то не понял, — двинулась к двери та, но Зантария не пожелала оставаться в неведении:
— Впусти его, не так много у меня по-настоящему преданных людей.
Майзен вошел в гостиную твердым шагом, не глядя на сердито прищурившуюся невесту, прошагал к креслу ее величества и встал на одно колено:
— Ваше величество, я хочу покаяться в обмане.
Королева побледнела и стиснула губы.
Обман…
Это слово — как страшный сон, как предупреждение прорицателя, как суровое напоминание о судьбах былых властителей и их приближенных. Сколько жизней унесли лживые наветы, сколько судеб изломано лукавыми интриганами! Наверное, ни один король или шейх ничего не боится так, как обнаружить в один не прекрасный день, что и он не избежал участи быть обманутым самыми надежными людьми.
— Занта! — забыв об этикете, бросилась к королеве камеристка. — Он не так выразился! Мы просто смолчали… момент был не совсем уместный.
— Он неподходящий уже почти пятнадцать лет, — тихо и горько пробормотал Майзен, не поднимая взгляда. — У меня уже не осталось никакой надежды, эта последняя.
— Олифания, — с облегчением переведя дух, ее величество с укоризной уставилась на подругу, — сколько раз я намекала, даже сама хотела поговорить с Онгертом о свадьбе? Ты меня отговорила!
— Тогда я должна была помочь Раду, он мне как сын, ты же знаешь… — несчастно кривя губы, пыталась сопротивляться тихоня. — Потом заговор…
— Потом будет ураган или засуха, или неурожай яблок, — в тон ей горько усмехнулся капитан егерей. — Но все люди женятся и рожают детей, строят дома и сажают сады. Только я…
— Я могу вернуть слово! — вспыхнула камеристка, но внимательно слушавшая их королева решительно хлопнула ладонью по столу:
— Не позволяю. Нельзя так долго играть с судьбой в прятки, она может сурово наказать. Поэтому по праву, которое ты сама дала мне тридцать лет назад и которым я ни разу не воспользовалась, повелеваю готовиться к свадьбе. Я сейчас напишу Годренсу, попрошу прийти на полчаса и принести все необходимое. И не смотри на меня так возмущенно, я не забыла ни про кадеток, ни про древней. Но сначала желаю исправить собственную ошибку. Это была моя обязанность — помочь тебе с твоими личными делами, как ты помогала мне с моими.
— Ваше величество пять минут назад верно сказала, что нужно идти с ними, — тихо, но упрямо произнесла Фанья. — А кроме меня, некому. Можно ведь отложить ритуал на несколько дней… в последний раз.
— Нет, — категорично отрезала королева. — Я и так чувствую себя неблагодарной эгоисткой, ты столько лет тащишь на себе тяжкий груз моих бед и ради этого отказалась от всего. От семьи, мужа и детей. Это давно пора исправить, поэтому менять решение я не стану. Иди готовься, об остальном я подумаю сама. И не зови меня вашим величеством, если не хочешь, чтобы мы поссорились.
— А куда нужно идти? — осторожно поинтересовался Майзен, поднимаясь с ковра.
— К Тэрлине, — нехотя объяснила королева. — Ей нужна помощь. Бетриссу и Дору она уже забрала.
— Ну и как ты объяснишь Годренсу исчезновение его жены? — осведомилась задержавшаяся у двери тихоня. — Онгерт, давай отложим еще разок… я клянусь, он будет самый последний.
— Нет! — в унисон отказались королева и капитан.
— Но насчет Годренса ты права, — помолчав, признала Зантария. — Писать ему не стоит. Я сама проведу для тебя ритуал, имею право. Иди надевай лучшее платье, если хочешь — выбери любое в моем гардеробе или в тех вещах, которые приготовили маги для фрейлин. Но поспеши, потом я пойду разговаривать с девушками. Майзен, задержись на минуту, я дам тебе несколько указаний.
— У меня остался один вопрос… — закусив губу, выдавила тихоня. — Кто будет исполнять мои обязанности? Кому передавать дела, секретные документы, печати и все прочее?
— Зачем передавать? — нахмурилась королева. — Ты ведь никуда не уходишь и не уезжаешь… объяснись, пожалуйста.
— Когда мы заключили помолвку, — слова давались Фанье с трудом, и Онгерт шагнул было к ней, но женщина выставила руку в предупреждающем жесте, — то собирались завершить союз через три месяца. В тот день Майзен очень серьезно пообещал после ритуала увезти меня в свой дом в Дортене и сделать все, чтобы у меня не было других забот, кроме варки варенья и воспитания детей.
— Фай… — пораженно вытаращил глаза капитан, — мало ли как я представлял нашу жизнь пятнадцать лет назад! С тех пор я изучил тебя очень хорошо и прекрасно понимаю, как сильно ты отличаешься от моих кузин и тетушек!
— Дело не во мне, — проглотила вставший в горле комок тихоня, — а в тебе. Ты говорил это с такой убежденностью, а в глазах светилось предвкушение… нетрудно было догадаться, что это твоя сокровенная мечта. А я никогда не решусь разрушить такую мечту — на мой взгляд, это самая большая подлость, какую можно сделать любимому человеку. Поэтому ритуала все же не будет, но я останусь с тобой, пока ты не найдешь ту, которая будет рада варить твое варенье.
— Да не нужно мне никакое варенье! — не сдержавшись, вспылил Онгерт. — Я его не ем, ты же знаешь! То-то мне казалась странной твоя привычка пичкать меня всякими повидлами! И никакая это была не мечта, а воспоминание о матери… Летний день, кипит варенье в медном тазу, и мы сидим неподалеку с тарелочками, ожидаем пенок. А тебя я около такого таза давно представить не могу, да и не хочу. Я люблю тебя такой, какая ты есть, — честной, преданной, смелой, ловкой, и никакую другую искать не собираюсь.
— Фанья… — Королева порывисто подошла к подруге, крепко обняла ее, прислонилась виском к виску. — Я скажу одну хитрость, которую ты и сама отлично знаешь. И больше того, это ты меня когда-то научила этому способу, который довольно часто успешно используешь, он называется «откровенный разговор». Но почему-то не захотела даже попытаться начистоту объясниться с родным человеком, а ведь это так просто.
— Это так только кажется… — всхлипнула вдруг камеристка, — а на самом деле очень страшно. Ну как я ему скажу, что ненавижу варить варенье и вязать носки? Я их за пять лет в монастыре кучу связала… приучала себя к усидчивости.
— Предложишь самому сделать выбор, что для него важнее, носки и варенье или ты, такая, как есть.
— Я пыталась, правда! Несколько раз уже рот открывала… но не сумела. А вдруг он выберет носки?
— Ваше величество… — Майзен деликатно, но настойчиво оттеснял королеву от невесты, — можно мы пойдем поговорим? Это недолго, теперь я все понял…
— Говорите здесь, — мгновенно постановила королева, — а я пойду в кабинет. Жду вас через четверть часа, и никаких отговорок больше слышать не желаю.
Нежно поцеловала подругу в щеку и уверенно покинула гостиную, по-королевски высоко держа красивую голову.
А дойдя до дверей кабинета, вдруг поняла, кого ей сейчас напомнила Фанья. Ее саму — такую, какой она стала за последние восемнадцать лет, с тех пор как дала согласие Иглунду. Вернее, ее сделала такой необходимость соответствовать титулу и положению. Стали невозможными внезапные поступки и решения, которые диктовались сиюминутным порывом, а не государственной необходимостью и правилами этикета, пришлось отказывать себе в любимых невинных развлечениях вроде прогулки босиком или катания на качелях так отчаянно, чтобы небо на миг оказывалось под ногами.
И сейчас она снова делает то, что сочла необходимым, а не бежит туда, куда зовет ее сердце.
Зантария минуту постояла у двери, с сомнением посматривая на застывшего возле лестницы егеря, потом опасливо покосилась в ту сторону, откуда пришла, и вдруг, решительно тряхнув так и не собранными в прическу волосами, торопливо, почти бегом направилась к лестнице.
