Наталья Анискова
Надежда
Когда до цели остался всего-то неполный год, у Васко Лопеса в очередной раз отказали нервы.
– Какой же я идиот! – Васко с отвращением отпихнул тарелку с синтетическим мясом. – Идиота де лос кохонес. Ну и кретином же я был, когда подписался на это.
Антон обменялся быстрым взглядом с Франсуа. Срывы у Васко были им не в новинку. Первый случился два года назад по корабельному времени, сразу после смерти Тоширо. Антону с Франсуа тогда пришлось связать Васко и вколоть ему барбитурат, прежде чем запереть в стационаре. Потом оба чувствовали себя неловко, но рисковать было нельзя – срыв застиг Васко в пилотской рубке, в опасной близости от пульта.
– Васко, амиго. – Обычно громкий, раскатистый голос Франсуа звучал сейчас просительно и робко. – Мы все в одинаковом положении. Давай не станем делать из него трагедии, исправить мы все равно ничего не можем.
– Миерда! – Васко с маху рубанул ребром ладони по столешнице. – Через год мне будет сорок пять. Я прожил двадцать лет в жестянке, в банке из-под сардин, ради чего?!
Антон снова взглянул на Франсуа. Вопрос был риторическим. Ради чего они вчетвером согласились на участие в спасательной экспедиции, объяснять было ни к чему. Каждый из них и так это знал. А капитан Тоширо Икава, который знал, наверное, лучше всех, вот уже три года как покоится в морозильной камере.
– Одиннадцать месяцев всего осталось, – напомнил Антон. – Потерпи, дружище. Пожалуйста.
– А потом? Потом что? – Васко вскочил и заметался по корабельному кафетерию. – Их-то мы облагодетельствуем, а сами?
Антон не ответил – в отличие от предыдущего вопроса, на этот ответа не знал никто. Тогда, девятнадцать лет назад, решение лететь к планете с условным названием Харизма казалось естественным и правильным. Полгода, пока шла подготовка к старту, они вчетвером были героями. Их имена, что на Земле, что во внеземелье, знал едва ли не каждый. А теперь вряд ли кто и вспоминает, разве что напрямую причастные к экспедиции люди. Двадцать лет полета в неисследованную часть галактики по неведомым рукавам межпространственных туннелей. Это если повезет и если никогда не хоженный маршрут не оборвется где-нибудь посередине. Для Тоширо он уже оборвался – однажды ночью у капитана внезапно остановилось сердце.
Что будет там, на финише, оставалось неизвестным. Сигнал SOS, впервые принятый лунной станцией два десятка лет назад, продолжал поступать. Вместе с координатами точки пространства, из которой сигнал исходил. SOS ловили всякий раз на выходе из туннелей – неизменный и монотонный, а оттого еще более корежащий, тревожный крик о помощи.
На Харизму, тогда еще безымянную планету системы Глизе 581 в созвездии Весов, полтораста земных лет назад отправилась миссия Харриса. Четыре тысячи первопроходцев на дюжине трансзвездников. Миссия пропала без вести и до поступления сигнала считалась погибшей. Как выяснилось, напрасно: SOS, очевидно, посылали потомки уцелевших.
Команду на «Одиссей», грузовоз измещением в триста миллионов тонн, набирали из добровольцев. Из молодых и здоровых выпускников Академии Межзвездной навигации. В трюмы «Одиссея» забивали все – все, что может понадобиться терпящей бедствие группе людей неизвестной, но предположительно немалой численности. Продовольствие и медикаменты, технику и оружие, предметы первой необходимости и повседневного обихода. Команде предстояло доставить груз по назначению, дальнейшие ее функции были неопределенными. Впрочем, на случай бедственной ситуации надлежало от груза избавиться, заменить его на уцелевших поселенцев и пуститься в обратный путь. В противном же случае команда была вольна поступать по своему разумению. Вернуться на Землю или остаться в колонии. Да хоть провалиться к сеньору дьябло, как время от времени мрачно шутил Васко Лопес.
– Кофе пить будете? – прежним, негромким голосом осведомился Франсуа, едва Васко с грохотом отодвинул стул и уселся, закрыв глаза и запустив в шевелюру ладони.
– Да, конечно, – за обоих отозвался Антон. – Спасибо.
Он вспомнил, как это было тогда, девятнадцать лет назад, на Земле. Полсотни добровольцев с двух последних выпусков Академии. Тесты на выживание, на коммуникабельность, на психическую устойчивость. На совместимость с потенциальными напарниками. Огромная, баснословная сумма, полагающаяся каждому кандидату, если он станет спасателем.
– У меня чертова куча родственников, – подмигнул напарникам Франсуа Берлен сразу после зачисления в экипаж. – Два брата в Париже, три сестры в Провансе. Кузены в Ницце и в Бретани. Я, можно сказать, наш семейный лотерейный билет – счастливый.
– Двое мальчиков, близнецы, – нервно теребил усы Васко Лопес. – Женился еще на первом курсе, им теперь по семь лет. У обоих врожденный порок сердца, деньги на врачей нужны позарез.
– А жена как же? – глядя в сторону, спросил Антон.
Васко долго молчал.
– Глория слышать ни о чем не хотела, – ответил он наконец. – Я уговорил. Она красивая, верная. Найдет хорошего человека. Ну а ты, напарник?
– Я? – Антон невесело усмехнулся. – Мне деньги ни к чему. Я детдомовский, родителей не помню – погибли в горной экспедиции на Марсе. Так что у меня никого, считай, нет.
– Вообще никого? – Васко недоверчиво прищурился. – И девушки нет?
– Девушки? Девушка была.
Вика училась на параллельном курсе, с Антоном она встречалась без малого четыре года. SOS с Харизмы оказался разлучником – Вика записалась добровольцем.
– А как же мы? – пролепетал, узнав об этом, Антон. – Если ты пройдешь отбор, мы расстанемся на всю жизнь.
– Есть вещи важнее жизни. Важнее любви, – отрезала Вика. – Извини. Тебе, боюсь, этого не понять.
Антон покраснел от стыда, затем побледнел от гнева. Хлопнул дверью и на следующий день явился на вербовочный пункт. Потом они встречались еще раз – последний. За сутки до окончательного решения отборочной комиссии, когда из сотни кандидатов осталось восемь. Мужской экипаж и женский. Это означало, что при любом решении комиссии Антон с Викой расстаются навсегда.
Длительные разнополые экспедиции сплошь и рядом не справлялись с задачами, заканчиваясь гибелью экипажей. Любовь и ревность, заточенные в замкнутом пространстве, со временем зачастую принимали чудовищные формы и приводили к трагедиям. За полсотни лет до старта к Харизме команды стали составлять исключительно из гетеросексуальных индивидов одного пола.
– По крайней мере, одному из нас повезет, – сказала Вика, прижавшись к Антону так крепко, словно старалась вживиться в него, впечататься.
– Да. Тому, кто полетит, повезет.
– Ты ошибаешься, – прошептала Вика едва слышно. – Повезет тому, кто останется. Ты не представляешь, сколько раз я кляла себя за то, что тебя вовлекла.
* * *
Из очередного туннеля «Одиссей» вышел на третьи сутки. Безделье на борту враз закончилось, сменившись предшествующей новому переходу рутиной. Профилактика двигателей, проверка оборудования и корректировка курса всякий раз занимали немалое время.
После смерти Тоширо должность капитана решено было упразднить. Специализацию членов экипажа тоже. Каждый из троих был универсалом, способным выполнять обязанности навигатора, бортинженера, врача… И каждый был способен довести судно до цели, даже оставшись один в случае гибели остальных.
– Шестьдесят пять лет, – сказал Васко, завершив сверку звездного неба с корабельными картами, – когда мы вернемся, нам будет по шестьдесят пять. Если будет. Если вернемся.
Смуглое и горбоносое, с усиками в ниточку лицо Васко за последние месяцы осунулось, стало унылым и, казалось, побледнело. Некогда густые вороненные волосы до плеч поредели и выбелились сединой.
– Взбодрись. – Франсуа хлопнул напарника по плечу, улыбнулся задорно. – Чувствую, не станем мы возвращаться. Осядем на Харизме, обзаведемся домами, семьями. А то и на корабле можем жить – лучше любого дома, да и привычнее.
Был Франсуа слегка полноват, невысок ростом и круглолиц. А еще был он отчаянным оптимистом – спокойным, улыбчивым и надежным. Антон не помнил, чтобы Франсуа хоть раз на что-то пожаловался, – он всегда пребывал в одном, ровном и доброжелательном настроении. И щедро делился им с остальными.
– Я бы хотел пожить на старости лет дома, – задумчиво проговорил Васко. – Под Севильей где-нибудь или под Барселоной, а не в глуши за десятки световых лет от них. В доме на берегу или…
– А по мне так все равно, где жить, – прервал Франсуа и заулыбался, готовясь выдать очередной анекдот, из тех, что знал во множестве. – Старого француза одолела раз ностальгия. Пребывал француз в это время на Марсе, ишачил на обслуге космического лифта. И – седина в бороду – сох по одной медсестрице, словно выполотый сорняк.
Антон не слушал. Он вдруг поймал себя на парадоксальной мысли, что согласен с обоими. Состариться на Земле было бы неплохо. Но и за тридевять земель от нее тоже терпимо. С полминуты Антон размышлял почему. Потому что неважно где, но я должен быть с ними, понял он. У меня кроме них никого нет. И ничего.
За долгие годы горячий импульсивный Васко и веселый добродушный Франсуа стали не просто напарниками или друзьями. Даже не братьями. Видимо, они превратились в часть его самого, в часть, без которой существовать немыслимо. Впервые Антон ощутил это после смерти Тоширо. Было так скверно, что он едва не скатился в депрессию. Антон вспомнил, как впал в буйство Васко и как слеза за слезой катились по щекам никогда не унывающего Франсуа.
– Ладно. – Антон поднялся. – Франсуа, не забудь, тебе сегодня кухарить. И пожалуйста, никаких жюльенов из говяжьего стекловолокна. Пойду, проверю почту.
Почтой называли SOS, тот самый, с Харизмы. Сигналы с Земли «Одиссей» при переходах обгонял и на выходе принимал вновь, так что интереса они не представляли. Впрочем, SOS не представлял также, поскольку содержание его никогда не менялось. Вплоть до сегодняшнего дня.
– Они, видимо, приняли первые послания с Земли, – возбужденно объяснял Антон напарникам. – И теперь отвечают, только, я бы сказал, странновато.
– «…миссия Харриса, – зачитал Антон вслух, – четыреста тринадцать жителей положение критическое потеря профилирующей деятельности тотальный дефицит энергии отсутствие управляющей иерархии просим помощи просим помощи просим помощи спасите наши души».
– Это все? – озадаченно почесал в затылке Васко.
– Все. Двадцать пять слов повторяются непрерывной строкой. У них, видимо, деградация, и серьезная. Население сократилось десятикратно, энергия на исходе. Возможно, в результате природного катаклизма, отсюда и потеря профилирующей деятельности. Какая там у них профилирующая – аграрная? Вероятно, что-то произошло сорок лет назад, и земля перестала родить. А вот насчет управляющей иерархии я попросту не понял.
– Наверное, их лидеры погибли, – высказал догадку Франсуа. – И что-то мешает им выбрать новых. А может… – Франсуа замолчал.
– Ну-ну, договаривай, – подбодрил Антон.
– Я подумал, что там у них мог случиться не катаклизм, а конфликт. Что-то наподобие гражданской войны. Допустим, одна часть населения перебила другую, но и сама значительно пострадала. Если так, то там небезопасно, – подытожил Франсуа. – Мало ли кто в этой войне победил.
С минуту молчали. Вещи внезапно предстали в ином свете. Через неполный год спасательная экспедиция достигнет цели. Только вот кого ей предстоит спасать?
– Час от часу не легче. – Васко не удалось скрыть истерические нотки в голосе. – Не удивлюсь, если в знак благодарности они нас расшлепают.
– Мы этого не допустим, – проговорил Антон успокаивающе. – Пока не выясним, что у них происходит, носов наружу не высунем.
– Постойте, – вмешался Франсуа. – Это они еще не знают, что было принято решение о спасательной экспедиции. Сигнал – лишь первый ответ на шедшую двадцать лет передачу с Земли. На выходе из следующего тоннеля мы получим новую информацию. А пока давайте с выводами не торопиться.
* * *
Новый переход по корабельному времени длился полтора месяца. На этот раз, едва «Одиссей» оказался в стабильном пространстве, проверять почту поспешно двинулись все трое.
Почты не было. SOS, непрерывно поступавший в течение сорока земных лет, умолк.
– Может быть, вышел из строя передатчик, – растерянно предположил Франсуа. – Или энергию экономят. Или…
Франсуа не договорил, и с минуту все трое молчали. Последнее «или» было вероятнее остальных, и каждый страшился думать о том, что оно означало.
– Есть еще один вариант, – задумчиво произнес наконец Антон. – Они получили с Земли первую информацию о нас и прекратили трансляцию именно поэтому.
– Да, но почему? – Лоб у Васко пробило испариной, он ожесточенно утер его рукавом комбинезона. – Представь себя на их месте. Они ошалеть должны были от счастья, а они…
– Не станем гадать, – впервые за весь день улыбнулся Франсуа. – А то будет как с одним французом, который не знал, изменяет ли ему жена, и пошел с этим к гадалке.
– Подожди с французами, – прервал Антон. – Надо двигаться дальше, другого выхода нет. Будем разбираться на месте. К тому же, если у них отказал передатчик, к следующему переходу его, возможно, исправят.
По времени корабля новый переход занял три месяца. Почта по его завершении вновь не пришла.
– Если там никого не осталось, – обреченно сказал Васко, – мы, получается, истратили свои жизни ни на что. Сожгли, стерли их понапрасну.
– Жил в Ницце один француз, – начал было Франсуа и махнул рукой, не закончив. – Еще полгода, парни, – произнес он твердо. – Через полгода мы узнаем наверняка. Вот что я хочу вам сказать: если выяснится, что вместо жизни мы найдем там могильник, не вздумайте стреляться. Очень вас прошу, каждого. Хотя бы потому, что, покончив с собой, любой из нас подписывает приговор остальным. Понимаете?
Антон понимал. Франсуа вслух высказал то, о чем он думал непрестанно. За два десятка лет они срослись, стали частью друг друга. И потерять одного из троих для остальных означало бы потерять треть себя самого. Антона корежило, скручивало всякий раз, когда он пытался представить себе, что будет с ним, если завтра Васко не проснется, как Тоширо. Или что-то случится с Франсуа.
– Осталось три перехода, – сказал Антон вслух. – Будем готовиться. Я не собираюсь стреляться, что бы ни случилось.
* * *
Последний, короткий переход дался команде тяжелее любого из предыдущих. Теперь нервы сдавали уже у всех троих. У Васко ощутимо тряслись руки и дергался непроизвольно кадык. Антон потерял сон. Снотворное не помогало – от недосыпа слипались глаза, кружилась голова и разливалась слабость в коленях. Он теперь передвигался по судовым коридорам, сутулясь и шаркая по-стариковски, а ел механически, не разбирая вкуса. Даже Франсуа утратил половину своего оптимизма. Он не рассказывал больше анекдотов, но все еще улыбался, старательно и натужно.
На выходе из последнего рукава червоточины напряжение на борту достигло критической точки.
– Если не будет сигнала, я, наверное… – Васко не договорил и перекрестился вдруг размашисто и неумело. – Святая Мадонна, – взмолился он, уставившись на монитор бортового компьютера. – Сделай так, чтобы там в живых остались хоть несколько человек. Хоть кто-нибудь, пускай даже один. Святая заступница и надежда, клянусь, я стану верующим, если сотворишь чудо, если все это было не зря.
* * *
В просторной библиотеке главного корабля собрались все четыреста тринадцать жителей Харизмы.
– Мы получили сообщение от спасательной экспедиции, – объявил координатор. – Они приближаются.
Ответом было гробовое молчание. Наконец подал голос руководитель ремонтной мастерской.
– У них есть повреждения?
– О повреждениях не сообщают.
– Когда мы сможем вернуться к основной деятельности? – поинтересовался один из биологов.
– Рабочие свободны. Руководители участков также могут вернуться на места. Руководители департаментов остаются на совещание, – отчеканил координатор.
Когда за вышедшими с мягким шорохом закрылась входная дверь, в библиотеке остались четверо.
– Докладывайте по очереди, – обратился к ним координатор.
– Синтез ферментов закончен, – отрапортовал руководитель биодепартамента. – Мы работаем над интеграцией вещества в организм жителя.
– Мы готовы к приему экспедиции, – отчеканил руководитель департамента снабжения. – Пища и одежда в наличии, жилища будут развернуты через сутки после прибытия людей.
– Все готово, – подтвердил и первый заместитель.
Координатор отпустил руководителей, сел в древнее кресло и сгорбился, сразу потеряв в росте и значительности.
– Мы готовы… А если они не захотят остаться, Даг?
– Проводим этих людей со всеми подобающими почестями.
– А жители Харизмы останутся ущербными, как сейчас?
Заместитель мрачно кивнул, потом осторожно протянул руку и бережно тронул координатора за плечо.
* * *
Сигнала не было и на выходе. На множественные радиосообщения о прибытии ответа не поступило также. Четверо суток, пока «Одиссей» на малой тяге шел от жерла тоннеля к третьей от светила планете, на борту властвовало ощутимое предчувствие беды. Оно отступило и сменилось деловитой озабоченностью, лишь когда вышли на орбиту.
– Планета земного типа, – скороговоркой считывал показания приборов Антон. – Атмосфера, пригодная для дыхания, содержание углекислого газа, кислорода, азота… Три материка, суша повсеместно покрыта растительностью, довольно скудной. В океанах предположительно присутствие многоклеточных органических существ, на суше пока неизвестно. Так, большая концентрация металла в тропическом поясе, координаты… Судя по всему, место высадки там.
Над предполагаемым местом высадки прошли на третьем витке.
– Вот они, – вручную наводя оптику, выдохнул Франсуа. – Даю максимальное увеличение.
Через полчаса, собравшись в кают-компании, команда ошеломленно разглядывала сделанные с борта голографии.
– Ничего не понимаю, – отбросив последнюю из них, признался Антон. – Людей нет, построек нет, возделанных территорий тоже. Ничего нет, кроме…
Он ткнул пальцем в беспорядочно разбросанные по столу снимки. На них была запечатлена дюжина задравших носы в небо космических кораблей, выстроенных в три ряда по четыре.
– Где же они жили? – озвучил общий вопрос Васко. – Эти сто десять лет, прежде чем отправили первый SOS.
– Возможно, селение где-нибудь в стороне, – предположил Франсуа. – Неясно, зачем было отдалять его от места посадки, но теоретическая вероятность есть. Будем искать.
Следы жилья не удалось найти ни на четвертом витке, ни на одном из последующих. Выпущенные в атмосферу поисковые зонды вернулись с негативными результатами. Ни высокоорганизованной жизни, ни следов ее недавнего присутствия на Харизме не обнаружилось.
– Давайте рассуждать, – предложил Франсуа. – Сорок лет назад некто инициировал флагманский передатчик. Сигнал испускался все это время, но год назад передачу прекратили или прервали. Спонтанно эти события произойти явно не могли. Следовательно, самое малое тридцать девять лет на флагмане находились разумные существа. Получается, что они жили на борту, а год назад все погибли?
– Или затаились, – поправил Антон. – У меня явственное ощущение, что нас заманивают в ловушку.
– У меня тоже, – признался Васко. Но… – Он осекся, утер взмокший лоб.
– Что «но»? – помог Франсуа. – Договаривай.
– Я готов в эту ловушку попасть, – выпалил Васко. – Если они злоумышляют против нас, будем считать, что им удалось. Надо садиться и смотреть на месте, нарезать круги по орбите бессмысленно.
– Да, – кивнул Антон. – Другого пути я тоже не вижу.
* * *
Посадочный модуль прошил стратосферу, одолел тропопаузу и вошел в нижние, плотные слои атмосферы. Франсуа привел корпус аппарата параллельно поверхности грунта и начал снижение.
– Минут пятнадцать еще, – сообщил отслеживающий показания локатора Васко. – Знаете, я почему-то перестал нервничать. Будь что будет.
Остальные промолчали. Через считаные минуты экспедиция достигнет конечной точки маршрута. И, по сути, будет считаться завершенной. Неудачно завершенной. Смирились мы, что ли, беспорядочно думал Антон, механически считывая с экранов цифры. Видимо, так. Погибла ли миссия Харриса или деградировала, и сейчас уцелевшие готовятся обманом взять приз – жизни троих незадачливых спасателей, Антону стало вдруг безразлично. Так или иначе, они летели сюда напрасно.
– Высота полкилометра, – монотонно проговаривал Франсуа. – Триста метров. Сто пятьдесят.
Пройдя напоследок над местом высадки миссии, модуль выпустил паучьи лапы опор, на секунду завис над поверхностью и плавно на нее опустился.
– Все, – констатировал Антон.
Через лобовое стекло пилотской кабины он осмотрел местность. Спекшийся на жаре известняк, бугристый, в трещинах. Редкие и жухлые, похожие на мочалу пучки бурой травы. Кое-где стелющийся, изломанный пегий кустарник. И так до горизонта – унылое, монотонное однообразие, если не считать двенадцати металлических стел, словно равнина исторгла из себя дюжину нахально эрегированных детородных органов.
«Экспедиция прибыла, – традиционно транслировал Антон в никуда, в пространство. – Космонавты-спасатели Франсуа Берлен, Васко Лопес и Антон Полянский».
Коммуникатор вдруг запищал, через мгновение на экране поползли буквы.
«Миссия Харрриса приветствует спасательную экспедицию, – ошеломленно считывал эти буквы Антон, – четыреста тринадцать жителей благодарят спасателей и просят о встрече с ними».
– Значит, живы, – сквозь зубы процедил Васко. – Встречи они, выходит, желают.
«Почему хранили радиомолчание? – отстучал на коммуникаторе он. – Почему не отвечали на передачи? Где находятся жители? Отвечайте подробно, до получения исчерпывающей информации никакой встречи не будет».
С минуту коммуникатор молчал, затем выдал:
«Была причина не отвечать вся раса на борту флагманского корабля подробности при личной встрече».
– Ах, скромняги, – разозлился Васко. – Причина у них была.
«В чем заключается бедственная ситуация? – напряженно стиснув челюсти, передал он. – Чем объясняется сокращение численности населения? По какой причине жители прячутся от нас?»
«Просим личной встречи, – незамедлительно поступил ответ, – просим личной встречи, просим личной встречи».
– Дьябло карахо, – выругался Васко. – «Встречи не будет, – принялся отстукивать он. – До тех пор, пока…»
– Постой, – прервал передачу Антон. – Так мы ничего не добьемся. Пускай высылают делегацию, посмотрим на них.
– Верно, – кивнул Франсуа. Он отстранил от коммуникатора Васко и медленно, взвешивая каждое слово, передал:
«На встречу согласны. Пожалуйста, делегируйте двух человек. Без оружия. Пускай выходят наружу и двигаются по направлению к нам. Просим избегать необдуманных действий или поступков».
* * *
– Что-то в них не так. – Антон напряженно разглядывал лица двоих неспешно перемещающихся по известняковой равнине местных. – Не могу понять, что именно.
Он дал увеличение: фигуры на экране приблизились и стали объемными. Мужчина лет сорока в серебристом комбинезоне, коротко стриженные черные волосы, высокий лоб, серые глаза. Обычное, в общем-то, лицо, малопримечательное. Девушке навскидку было лет двадцать пять. Высокая, одного с мужчиной роста, длинные льняные волосы, зеленоглазая. Обыкновенная девушка, симпатичная, подумал Антон, пройдясь взглядом по спортивной, обтянутой лиловым трико фигуре. И тем не менее что-то в обоих было необычное, нестандартное. То ли в выражениях лиц, то ли в походке, а скорее всего и в том, и в другом.
– Выглядят скованными, – прокомментировал Франсуа. – Нерешительными. Впрочем, их можно понять: мы на их месте тоже бы осторожничали. Ладно, раздраивай шлюз, Васко. Придется нам потесниться. Черт, не хочется держать их под прицелом, но ведь придется. Значит, так: я буду…
– Постой, – прервал Антон. – Он пристально разглядывал лицо девушки на экране. Я, кажется, понял, что с ними не так. – Антон перевел взгляд на лицо мужчины. – Да, точно. Обратите внимание: у них нет никакой мимики. Словно вместо лиц – слепки или застывшие маски.
– Дон дьябло, и вправду, – ошеломленно прошептал Васко. – Будто ожившие мумии.
– Мне кажется… – Антон осекся и замолчал. Предположение, спонтанно у него возникшее, было настолько нелепым, что Антон отогнал его, выставил из сознания прочь. – Пойду встречу, – сказал он, поднялся и двинулся к шлюзу.
* * *
– Меня зовут Даг, – представился черноволосый мужчина. – Это Сола, – кивнул он на девушку.
Голос у него оказался звонким, но невыразительным, лишенным оттенков и интонаций. Механическим, понял Антон. Словно…
– Что ж, расскажите, пожалуйста, что у вас происходит, – не дал додумать Франсуа. – С самого начала и в подробностях.
– Дайте слово, что не бросите нас! – выпалила вдруг девушка.
Антон вздрогнул: голос у девушки был точно такой же, как у мужчины, один в один. В следующее мгновение Антон понял. Чудовищная догадка, отринутая им несколько минут назад, стала вдруг осязаемой, четкой. Антон почувствовал себя так, словно на него вылили ведро с помоями.
– Мы здесь для того, чтобы помочь вам, – мягко ответил девушке Франсуа. – Поэтому можете считать, что слово мы…
– Постой! – Антон ухватил Франсуа за предплечье. – Не говори ничего больше. Вы – не люди, так? – бросил Антон девушке в лицо. – Отвечайте! Ну!
– Как это «не люди»? – ошеломленно пробормотал Васко и смолк. Его смуглое лицо стремительно побледнело, лоб пробило испариной, и затряслись, ходуном заходили руки.
– Да, мы не люди, – не изменившись в лице, подтвердил мужчина. – Я не успел рассказать. Прошу вас, выслушайте меня. Мы…
– Кто вы?! – гневно выкрикнул Франсуа. – Доброта и благожелательность слетели у него с лица, как не бывало. Обычная дружелюбная улыбка превратилась в оскал.
Визитеры молчали. Их лица по-прежнему не выражали ничего.
– Это роботы! – взвизгнул Васко. – Не видишь, что ли? Порке коньо, они прислали к нам роботов! Где люди? Я спрашиваю: люди где?! – заорал, разбрызгивая слюну, Васко. – Ну же!
– Люди погибли, – прежним бесстрастным голосом ответила девушка. – Давно, больше ста земных лет назад. Позвольте, я расскажу вам.
– Все погибли? – ужаснулся Васко. – Все до единого?!
– Все.
– И тогда вы послали нам SOS? Вы, чунго мариконе, послали нам SOS?!
– У нас не было другого выхода.
– «Не было другого выхода»? – Васко вскочил. – Вот вам выход – шлюз, – заорал он. – Убирайтесь отсюда, паль карахо! Вон, пока я вас не расшлепал обоих, железная рухлядь, дрянь! Во-о-о-он!
* * *
– Мы должны вернуться и узнать, как было дело, – твердо сказал Антон, едва посадочный модуль взмыл в воздух. – Потом будем решать.
– Что решать? – переспросил Франсуа тоскливо. – И так уже все решено.
– Я настаиваю. – Антон усилием воли заставил себя рассуждать связно. – Если люди погибли больше ста лет назад, как эта банда очутилась здесь? Что-то не так – полтораста лет назад человекоподобных роботов еще не было. И ни при каких обстоятельствах они не могли пилотировать корабли без участия человека. Я думаю, эти двое соврали нам.
– Какое там «соврали», – вскипел Васко. – Ради чего? Хотя… – Он сник, потупился. – У меня в голове не укладывается, – признался Васко. – Мы летели сюда из-за кучи железного хлама. Какого черта эти твари послали сигнал? Пресвятая Мадонна, зачем?
Франсуа тряхнул головой, насупился.
– Антон прав, – сказал он. – Нам придется выяснить, что к чему. Я снижаюсь.
* * *
Даг и Сола так и стояли в сотне метров от прежнего места посадки.
– Они что же, знали, что мы вернемся? – проворчал Васко. – Расчетливые, сволочи.
– Скорее, надеялись, – возразил Антон.
– Что? Надеялись? Роботы? – Васко истерически расхохотался. – Скажи еще, что они тут молились.
– Не исключено, – на полном серьезе ответил Антон. – Давайте пригласим их вовнутрь и на этот раз выслушаем.
Рассказ занял добрых полтора часа. Сменяя друг друга, бесстрастными одинаковыми голосами роботы излагали историю миссии Харриса за сто пятьдесят лет ее существования. Сначала их прерывали азартными, недоверчивыми вопросами. Потом вопросов стало меньше, и недоверие пошло на убыль, а затем и вовсе исчезло.
– Невероятно, – подытожил рассказ Франсуа. – Однако у меня нет сомнений, что они говорят правду. Хотя бы потому, что не вижу, как оно могло быть по-другому.
На расстоянии в двенадцать световых лет от Земли корабли миссии угодили в ионную бурю. Все живое на них погибло мгновенно.
– Остались библиотеки, – объяснил Даг. – Остались банки данных и банки знаний. И остались мы – четыреста тринадцать механических душ. Мы выбрали одного из нас, с самым высоким уровнем интеллекта. Этот робот был координатором на флагмане, распоряжался досугом экипажа. Мы, все остальные, объединились в сеть, по сути, мы стали серверами избранного. Мы учились, каждый из нас, и все вместе учили координатора. Это заняло почти сто земных лет.
– Где сейчас координатор? – спросил Франсуа устало.
– Здесь. – Механический голос Солы впервые за все время вдруг дрогнул. – Я была распорядителем на флагманском корабле. Правда, выглядела я не так, как сейчас. Мы многому научились – пилотировать корабли, модифицировать внешность, ремонтировать оборудование и друг друга. Но мы…
– Почему же тогда вы не вернулись? – спросил Антон с горечью. – Вы могли бы вернуться на Землю, так? И сейчас могли бы.
– Мы не захотели. Мой народ решил, что желает жить в своем доме.
– Твой народ? – изумился Васко.
– Да. Мы считаем себя новой расой. Что бы люди ни думали об этом. Наши знания и умения глубже и обширнее человеческих. Мы не умеем лишь одного – чувствовать. Мы хотели научиться, пытались, но нам не удалось, ни одному из нас.
– И для этого вы… – Антон поперхнулся воздухом. – Вы послали SOS, – выдохнул он, справившись, – чтобы спасатели научили вас чувствовать? А о самих спасателях вы подумали?
– Я сожалею. – В бесстрастном механическом голосе Солы Антону вдруг и в самом деле послышалось сожаление. – Мы думали, что будут мужчины и женщины. Что они останутся, потом появятся дети. Как в миссии Харриса. Мы не знали, что вы не возьмете с собой женщин.
– В экспедициях такого толка участвуют люди одного пола, – со злостью сказал Васко. – Не думали они. Не знали, видите ли. Проклятье!
– И что же, вы думаете, мы способны научить вас чувствовать? – Франсуа усмехнулся невесело. – Вы ошибаетесь. Чувство – это особое состояние души, которое вызывают органические вещества, ферменты. У вас их нет и быть не может. И потом – люди существуют потому, что воспроизводят себя. Думаете, репродукции мы тоже можем вас научить?
– Мы не думаем, – ответил Даг. – Мы знаем. Репродукция не проблема, мы уже сейчас можем клонировать себя. Что до ферментов… Наш коллективный и изначально искусственный разум превосходит естественный. Мы – вечны, и мы прогрессируем. Ферменты не более чем химические соединения. Мы сможем произвести их, органического материала на планете хватает. Нам только нужны модели – носители ферментов, и нужны испытываемые ими чувства. Взамен мы сделаем для вас что хотите. Построим вам дома или дворцы. Добудем или синтезируем любую пищу. Станем исполнять ваши желания, все, что вам заблагорассудится. Ваши имена навсегда останутся в исторических анналах расы. Подумайте, мы просим вас, умоляем! Хотите, по земному обычаю на колени перед вами встанем?
* * *
Створки шлюза за спинами визитеров сошлись. В кабине посадочного модуля зависла, давя на барабанные перепонки, мертвенная гнетущая тишина. Васко застывшим безучастным взглядом уставился в потолок. Горячности и импульсивности больше не было в нем, на осунувшемся и заострившемся, будто у покойника, лице осели лишь усталость и обреченность.
Франсуа, ссутулившись, разглядывал пластиковое покрытие пола. И тоже молчал. Живые карие глаза его, казалось, потухли, словно жизнерадостное веселье в нем отключили, заменив безрадостной унылой безнадегой.
Антон взглянул на себя в зеркало и не узнал. На него смотрел обрюзгший, побитый жизнью старик с расчерченным морщинами лбом и набухшими под глазами мешками. Светлые волосы взмокли от пота и топорщились неопрятными лохмами.
– С меня хватит, – не выдержав, разорвал наконец тишину Васко. – Преодолеть полгалактики, чтобы в результате оказаться подопытными крысами. Да еще у таких хозяев. Это издевательство, циничное и мерзкое. Железяки возомнили себя людьми. Кто бы мог подумать.
– Что ты предлагаешь? – тихо спросил Антон.
– Не знаю. Ничего. Я просто не хочу жить дальше.
– А ты? – обернулся Антон к Франсуа.
Тот долго, собираясь с мыслями, молчал. Потом сказал:
– Надо разгрузить «Одиссей». Оставим им технику и утварь. Пускай пользуются, в конце концов, для этого мы сюда прилетели. Обратно пойдем порожняком. Нам будет по шестьдесят пять, когда вернемся, это еще не старость. Мы терпели двадцать лет. Потерпим и еще двадцать, теперь хотя бы у нас есть привычка.
– Я не вытерплю, – сорвался Васко. – Порке дьябло, они же нас поимели, вы что, не видите?! Я не смогу жить с этим, понимаете вы?! Не смогу дышать, зная, что подарил сорок лет жизни банде ублюдков, которые меня попользовали.
– Не попользовали, – поправил Антон. – Они всего лишь пытались. И еще: я только что попробовал посмотреть на вещи с другой стороны.
– С какой это другой? – ожесточенно выкрикнул Васко.
– С их стороны. Они ведь нас ждали. Боялись, что не доберемся, боялись посылать сигналы, чтобы мы не догадались, как обстоят дела. Сотню с лишним лет учили друг друга, поддерживали. Будь они людьми, я бы сказал – горы свернули. Потом еще сорок лет ждали. Для того чтобы мы сейчас развернулись и бросили их?
– С тобой все в порядке? – спросил Франсуа заботливо. – Они же искусственные. Какая разница им, сколько ждать? У них впереди вечность, у каждого. А у нас ее нет, у нас лишь жалкая надежда оказаться на старости лет дома.
– Ты прав, – ответил Антон тоскливо. – Прав. Только я – остаюсь.
– Что-о?
– Я сказал, что остаюсь с ними. Возможно, сумею быть им полезен.
– И что, бросишь нас? – с ужасом в голосе спросил Франсуа.
Антон не ответил.
* * *
Местное светило медленно заплывало за горизонт. Антон, опершись на ограждение крыльца, ловил последние лучи веками зажмуренных глаз. Дом был большой, слишком большой для двоих. Они жили в нем с Франсуа, который вернулся на Харизму через полгода – после того, как на выходе из очередного тоннеля застрелился Васко. Франсуа не упрекал Антона, он после возвращения скупо расставался со словами. Со временем он отошел, завел себе несколько железных подружек и казался довольным жизнью.
Сейчас Франсуа не было, он присматривал за закладкой молибденовой шахты в двух сотнях километров к северу.
– Антон!
Антон обернулся. Сола стояла в пяти шагах.
– Что тебе? – устало спросил он.
– Ничего. Мне жалко тебя, Антон.
Сола многому научилась за последние пять лет и научила других. Переживать, злиться, отчаиваться, скорбеть – почти всему, что умели Антон с Франсуа. Не дались обитателям Харизмы только привязанность и вражда: все они относились друг к другу одинаково ровно, с прохладным дружелюбием.
– Самому главному вы так и не выучились, – проговорил Антон задумчиво. – А мы не смогли научить.
Заставить себя относиться к Соле как к женщине он так и не сумел.
– Вы не виноваты, – сказала Сола поспешно. – Это наша вина, моя. Но мы работаем над этим, ты не думай. Может быть, через год. Или через два я стану совсем похожа на женщину. Ты не отличишь. Я…
– Да, конечно. – Антон кивнул и пошел в дом.
Объяснять Соле, что быть похожей на женщину для любви мало, он не стал. Про физиологию и влечение тоже.
– Будем надеяться, – тихо обронил Антон, обернувшись на пороге.
Растолковывать Соле, что значит «надеяться», он не стал также. Впрочем, она, наверное, знала это сама.
