Суббота, 16 февраля 1980 года
Сияло солнце, а Вим вышел на станцию в рубашке с галстуком, с которым он выглядел моложе, почти школьником. Конечно, я этого не сказала. Даниэль, как хороший хозяин, показал нам замок Эктон Баренелл. От замка остались руины, поросшие молодой травой и плющом.
– Здесь никого, кроме нас, нет, – заметил Вим, когда мы вышли из машины.
– Ну, февраль – не сезон для зевак, – сказал Даниэль.
Вим поднял брови.
– Для туристов, – пояснил Даниэль. – Летом у нас их много. Ну вот, отсюда вы можете дойти пешком. Тут немногим больше мили. А если не будет настроения идти пешком, позвоните из автомата, хорошо, Морвенна?
У самых ворот замка краснела телефонная будка.
– Хорошо, – буркнула я. Он имел в виду: если у меня нога отвалится. Нечего мне кукситься, когда люди проявляют заботу, честное слово. Это грубо.
Наружная стена обвалилась, ров зарос колючками, и разобрать, где что, можно было, только если вы повидали настоящий замок, как Пемброк или Кайрфилли, где все подписано. Разумеется, всюду были фейри, потому я и предложила сюда поехать.
Я замечала, что люди, осматривающие замки, делятся на два разряда. Одни говорят: «Здесь бы мы кипятили масло, а здесь бы поставили лучников», а другие: «Вот тут поставим козетку, а сюда повесим картины». Вим оказался вполне достойным представителем первого лагеря. Он ездил со школой в Конуэй и Бомарис, так что в замках разбирался. Мы успешно отбили осаду (и немножко пообнимались в уголках, где не было ветра), а уже потом он спросил про фейри.
– Полным-полно, – ответила я, усевшись на подоконник, чтобы он мог взять мою палку и сам увидеть. Я смотрела наружу сквозь крестовидную бойницу, но вид в этой чудесной раме был испорчен проводами над шропшискими полями и красной телефонной будкой внизу.
Вим сел рядом, положив мою палку поперек коленей, и некоторое время их разглядывал. На нас, сидящих рядом, почти не обращали внимания. Когда мы были маленькими, фейри с нами играли – в прятки большей частью и во всякие пятнашки. Те, в замке, вроде бы играли в такое друг с другом – забегали в помещения, укрывались друг от друга, вылетали в дверные проемы и скрывались в проломах. Я, конечно, и без палки их видела, так что мы с Вимом сидели и вслух обсуждали, чем они занимаются. Потом одна из них, высокая, невероятно высокая женщина-фейри с длинными волосами, в которых мелькали лебединые перья, пронеслась мимо обрушенной стены, заметила нас и задержалась. Я ей кивнула. Она нахмурилась, подошла и встала перед нами.
– Здравствуй, – сказала я и добавила на валлийском: – Добрый день.
– Иди, – обратилась она ко мне на английском. – Нужна. Там… – она показала рукой.
– В Долинах? – спросила я. Я привыкла угадывать существительные в словах фейри. – В Абердэре? В ущелье угля и железа?
Я чувствовала на себе взгляд Вима.
– Принадлежишь, – сказала она, указав на меня.
– Местам, откуда я родом? – спросила я. – Завтра еду.
– Иди, – сказала она. – Соединись. – Потом она посмотрела на Вима, улыбнулась и провела ладонью по его щеке. – Красиво.
Ну, тут она была права. Она вылетела за двери, и строй бородавчатых серых гномов, показавшись из дыры в стене, устремился за ней, не глянув в нашу сторону.
Вим, обомлев, смотрел ей вслед.
– Ух ты! – вымолвил он немного погодя.
– Понимаешь теперь, почему я говорила, что трудно вести беседу? – спросила я.
– Да, невозможно, – согласился он. – Такие обрывки, неизвестно, не додумываешь ли ты половину. – Он говорил рассеянно и все смотрел вслед женщине. – Она и вправду красивая.
– Она хотела сказать, что красивый ты, – поправила я.
Он засмеялся.
– Шутишь? Нет, ты серьезно? Господи! – Он искал ее взглядом, но она пропала.
– Ты красивый, – сказала я.
– У меня прыщи, – возразил он. – И порезы после каждого бритья. Я ношу дурацкий галстук. Она…
– Ты читал «Фириэль»? Из «Приключений Тома Бомбадила»? Помнишь конец? Ты это почувствовал?
– Толкин знал, о чем говорит, – кивнул Вим.
– Думаю, он их видел, – согласилась я. – Думаю, он видел их и вымечтал из них эльфов, каких ему хотелось. Думаю, они – то, что от них осталось.
– Может, он их видел, когда был ребенком, и запомнил, – сказал Вим. – Хотел бы я знать, что они такое на самом деле. Ты права, это не призраки или не только призраки. И определенно не пришельцы. Они не материальны. Когда она меня коснулась…
– Они бывают и более материальными.
Мне вспомнилось тепло, исходившее от Глорфиндейла на Хеллоуин.
– Что она хотела сказать? Иди, нужна, принадлежишь, соединись…
Я посмотрела с уважением – как точно он все запомнил.
– Думаю, она говорила, что я должна ехать в Долины, потому что зачем-то нужна там. Может, ты был прав про мою мать, а может, зачем-то еще. Я все равно утром еду.
– Я то верил, то не верил. В то, что ты рассказала про свою мать, и про волшебство и все такое. И тут вдруг она! – Он обернулся и очень крепко обнял меня. – Если ты отправляешься спасать мир, я хотел бы с тобой.
– Я буду звонить каждый день, – пообещала я.
– Я тебе понадоблюсь.
Я не спросила, какой с него может быть прок, потому что это было бы жестоко.
– Раньше я справлялась сама.
– Раньше тебя покалечили и чуть не убили, – напомнил он. – Твоя сестра погибла.
– Теперь она ничего такого не сумеет, – сказала я. – Думаю, она и тогда не хотела нас убивать. А это… тут ничего необыкновенного. Вернее, необычно, что она заговорила на английском, да еще здесь, где они обычно меня не замечают. Может, потому, что мы ближе.
– Ничего необыкновенного! – Вим смотрел так, будто услышал небывалую чепуху. – А ближе к чему?
– К Уэльсу?
– Если дело в расстоянии, то мы дальше. От Освестри до границы Уэльса всего пара миль.
– Пусть так. Но они чего-то от меня хотят, и я это сделаю или не сделаю, и у меня получится или нет, и я останусь жива или нет, – сказала я.
– Я еду с тобой.
– Я не в страну эльфов на поиски приключений собираюсь, – сказала я. – Я еду в Южный Уэльс, где в промежутках между посещениями чудаковатых родственников буду по указке фейри проделывать какую-нибудь бессмыслицу вроде бросания цветов в пруд или гребешка в болота, а дальше уж от этого разойдутся круги.
– Гребешок в болото? – удивился он. – Это зачем?
– От этого кто-то уедет или умрет, – виновато отводя взгляд, призналась я, пожалев, что об этом заговорила.
– И ты всегда будешь заниматься такими делами? – спросил он.
– Не знаю, – сказала я. – Раньше занималась. Но теперь меня реже используют. И мне кажется… думаю, у детей это лучше получается, потому что в них меньше оттенков серого.
– Я мог бы помочь, – предложил он.
– Я посмотрю. Если решу, что нужна твоя помощь, дам тебе знать, и ты примчишься.
На этом он успокоился, слава богам.
Мы полями дошли до Олдхолла. Там есть тропинка, которую Даниэль мне показал на карте, и найти ее легко, кроме одного места, где сняли указатель. Кругом скучные луга и поля.
Тетки с Вимом были очень милы, в тошнотворной покровительственной манере. Спросили, чем занимается его отец. Я удивилась, узнав, что он фермер. Крестьянских сыновей я представляла совсем иначе. Мать его на полставки работает на больничной кухне. У него две младших сестры, восьми и шести лет, Кэтрин и Дейзи. Я ничего этого не знала, а он успел все выяснить о моем странноватом семействе. Так и думала, что слишком много болтаю.
Кормили ужасно: тяжелый фруктовый пирог, сухие рогалики, водянистый чай и, поскольку это было Торжественное Чаепитие, сухие ломтики ветчины. Хлеб был хорош, Даниэль привез его из Шрусбери.
Околдовать Вима они не пытались, я бы наверняка заметила. Они одобрили его и мое знакомство с ним. Это было нормально, этого от меня и хотели. У приятной племянницы должен быть молодой человек, пусть и не совсем такой, как Вим, но и Вим сойдет. Они готовы терпеть меня, пока я обещаю вырасти, уйти и не раскачивать их мир. Они, в конечном счете, не злые, просто странные на очень английский манер.
Я поехала с Даниэлем провожать Вима на станцию.
– Не забудь, звони каждый день, и, если я понадоблюсь, я сразу приеду. Мне до тебя три с половиной часа, – сказал он. Это так мило, правда. Я с ним увижусь через неделю.
