Полковник Глокта ворвался в столовую в ужасной спешке, упрямо сражаясь с пряжкой на перевязи своей шпаги.

– Проклятье! – кипятился он. Пальцы не слушались. Он никак не мог застегнуть эту чертову штуку. – Проклятье, проклятье!

– Может быть, вам нужна помощь? – спросила Шикель, затиснутая между столом и стенкой.

Ее плечи были покрыты черными ожогами, отверстые раны зияли – бескровные, как мясо в лавке мясника.

– Нет, мне не нужна твоя помощь, черт возьми! – взвизгнул он, швыряя перевязь на пол. – Мне нужно, чтобы кто-то объяснил мне, что за чертовщина здесь творится! Позор! Я не потерплю, чтобы солдаты моего полка расхаживали голышом! Да еще с такими отвратительными ранами! Где твой мундир, девчонка?

– Я думала, вас больше беспокоит пророк.

– Не говори мне о нем! – рявкнул Глокта, ужом втискиваясь на скамью напротив нее. – Что насчет Байяза? Насчет первого из магов? Кто он такой? Чего ему на самом деле нужно, старому ублюдку?

Шикель улыбнулась милой улыбкой.

– Ах, это! Я думала, об этом все знают. Ответ в том…

– Ну! – выговорил полковник, и в горле у него пересохло от возбуждения, как у школьника. – В чем ответ?

Она засмеялась и похлопала по скамье рядом с собой: бух-бух-бух.

– Ответ в том…

«Ответ в том…»

Бух-бух-бух.

Глаза Глокты распахнулись. Снаружи было еще почти темно. Лишь слабый свет просачивался через занавески.

«Кто ломится в дверь в такой час? Хорошие новости приходят при свете дня».

Бух-бух-бух.

– Да, да! – прохрипел он. – Я хромой, но не глухой! Я прекрасно вас слышу, черт возьми!

– Тогда откройте эту треклятую дверь! – Голос из коридора звучал глухо, но стирийский акцент было ни с чем не спутать.

«Витари, чертова сука. Как раз то, что нужно посреди ночи».

Прилагая все усилия, чтобы сдержать стоны, Глокта бережно выпростал онемевшие члены из потных покрывал, покачал головой из стороны в сторону в попытке вдохнуть немного жизни в скрюченную шею, но потерпел неудачу.

Бух-бух-бух.

«Интересно, когда в последний раз женщина стучалась в дверь моей спальни?»

Глокта ухватил свою трость, как всегда прислоненную к матрацу, прикусил губу и с тихими стонами стал сползать с кровати на пол, пока одна ступня не шлепнулась о доски. Он бросил тело вперед, зажмурившись от острой боли, пронзившей позвоночник, и в конце концов принял сидячее положение, хватая воздух ртом, словно пробежал десять миль.

«Бойтесь меня, бойтесь меня, все должны меня бояться! Если только мне удастся выбраться из кровати…»

Бух-бух.

– Иду, иду, черт возьми!

Он оперся тростью об пол, перегнулся вперед и встал.

«Осторожно, осторожно. – Мышцы искалеченной ноги сокращались, заставляя беспалую ступню дергаться и трепетать, как издыхающая рыба. – Черт бы драл этот омерзительный привесок! Была бы совсем как чужая, если бы не болела так сильно. Однако спокойно, спокойно, мы должны действовать мягко».

– Ш-ш-ш, – прошептал Глокта, словно успокаивал младенца, нежно растирая омертвевшую плоть и стараясь дышать размеренно. – Ш-ш-ш!

Постепенно конвульсии утихли до умеренной дрожи.

«Боюсь, это все, на что мы можем рассчитывать».

Теперь он смог натянуть на себя ночную рубаху и прошаркал к двери, раздраженно повернул ключ в замке и потянул за ручку. Витари стояла в коридоре, прислонясь к стене, – темная тень в полумраке.

– Вы… – пропыхтел Глокта, ковыляя к стулу. – Вы не можете оставить меня в покое? Чем вас так влечет моя спальня?

Витари неторопливо прошла в дверь, презрительно рассматривая убогую комнату.

– Может быть, мне просто нравится смотреть на ваши мучения.

Он хмыкнул, осторожно потирая горящее колено.

– В таком случае сейчас у вас должно быть уже влажно между ног.

– Как ни странно, нет. У вас вид – краше в гроб кладут.

– А когда было по-другому? Вы пришли, чтобы насмехаться над моим видом, или у вас есть какое-нибудь дело?

Витари скрестила на груди длинные руки и прислонилась к стене.

– Вам нужно одеться.

– Это предлог, чтобы увидеть меня голым?

– Вас хочет видеть Сульт.

– Сейчас?

Она закатила глаза.

– О нет, мы можем не торопиться! Вы же знаете его.

– Куда мы идем?

– Когда дойдем, увидите.

Она ускорила шаг, так что Глокте пришлось задыхаться и превозмогать боль, пока они шли по сумрачным сводчатым переходам, по темным переулкам и серым дворикам Агрионта, лишенным красок в скудном свете раннего утра.

Наконец его неловкие сапоги захрустели по гравийным дорожкам парка. Трава клонилась под тяжестью холодной росы, воздух был густым от хмурого тумана. Вокруг высились деревья, вздымая в полумраке черные безлиственные ветви-когти; затем впереди выросла отвесная стена. Витари провела его к высоким воротам с двумя стражниками по обе стороны. Их тяжелые доспехи были позолочены, золото блестело на массивных алебардах, золотое солнце Союза было вышито на их накидках.

«Рыцари-телохранители. Личная стража короля».

– Дворец? – буркнул Глокта.

– Нет, трущобы, гений!

– Остановитесь! – Один из рыцарей поднял руку в латной рукавице, его голос звучал гулко из-под забрала высокого шлема. – Назовите ваши имена и цель визита.

– Наставник Глокта. – Он подковылял к стене и прислонился к сырым камням, прижав язык к беззубым деснам, чтобы превозмочь боль в ноге. – Что касается цели, спросите у нее. Это не моя идея, могу вам сказать, будь оно все проклято!

– Практик Витари. Нас ожидает архилектор. И ты прекрасно знаешь это, идиот, я говорила с тобой, когда выходила отсюда!

Если можно судить по виду человека в доспехах, рыцарь был уязвлен.

– Нам положено спрашивать каждого…

– Давай открывай! – рявкнул Глокта, прижимая кулак к своему дрожащему бедру. – Пока я еще в состоянии доковылять туда своими ногами!

Рыцарь сердито грохнул кулаком в ворота, и открылась маленькая дверца. Витари нырнула внутрь, Глокта похромал следом по дорожке из аккуратно обтесанных камней, бегущей по тенистому саду. Капли холодной росы повисли на ветвях с набухшими почками, срывались с высоких статуй. Где-то вдали каркала ворона, и звук казался нелепо громким в утренней тишине. Впереди показался дворец – нагромождение крыш, башен, скульптур, фигурной каменной кладки на фоне первого бледного сияния утра.

– Что мы здесь делаем? – прошипел Глокта.

– Скоро узнаете.

Он взобрался на ступень между колоннами и двумя новыми рыцарями-телохранителями, такими молчаливыми и неподвижными, словно их доспехи были пусты. Его трость застучала по полированному мраморному полу гулкого зала, тускло освещенного мигающими свечами. Высокие стены были полностью скрыты за темными гобеленами. Сцены позабытых побед и свершений: короли потрясали оружием, читали воззвания, просто стояли, гордо выпятив грудь. Глокта из последних сил тащился вверх по лестнице – потолок и стены сплошь покрывала резьба, пышный узор из золотых цветов мерцал в свете ламп. Витари уже нетерпеливо ждала наверху.

«Эта лестница стоит огромных денег, что не делает ее более удобной, будь она проклята».

– Вам туда, – вполголоса сказала Витари.

Возле двери впереди Глокты собралась группа встревоженных людей. Рыцарь-телохранитель сидел на стуле, наклонившись вперед. Его шлем валялся рядом на полу, а голову он опустил на руки, вцепившись пальцами в кудрявую шевелюру. Еще три человека сгрудились и перешептывались, их тихие тревожные голоса отскакивали от стен и разносились по коридору.

– А вы разве не идете?

Витари покачала головой.

– Меня он не звал.

Трое совещавшихся подняли голову, когда Глокта, хромая, приблизился к ним.

«Надо же, каких людей можно встретить в дворцовом коридоре еще до рассвета».

Лорд-камергер Хофф в спешке накинул одежду прямо на ночную сорочку. На его широком лице застыло потрясенное выражение, словно ему приснился кошмар. Лорд-маршал Варуз был в измятой рубашке, один угол воротничка торчал вверх, другой вниз, стального цвета волосы взъерошены. Щеки верховного судьи Маровии ввалились, глаза покраснели; его бледная рука слегка тряслась, когда он показал на дверь.

– Там, внутри, – прошептал он. – Ужасно. Ужасно! Что теперь делать?

Глокта нахмурился, шагнул мимо всхлипывающего стражника и шагнул через порог.

За дверью оказалась спальня.

«И роскошная. Здесь же дворец, в конце концов».

Стены были обиты ярким шелком и увешаны темными холстами в старинных золоченых рамах. Огромный камин, сложенный из коричневого и красного камня, напоминал кантийский храм в миниатюре. Кровать представляла собой чудовищное сооружение с балдахином, по размеру превышающее всю спальню Глокты. Покрывала были откинуты и смяты, но не было никаких следов обитателя комнаты. Единственное высокое окно стояло нараспашку, и холодный ветер задувал из серого мира снаружи, заставляя огоньки свечей плясать и метаться.

Сульт стоял посреди комнаты, хмуро и задумчиво разглядывая пол по другую сторону кровати. Глокта хотел бы увидеть его таким же растрепанным, как те трое за дверью, но его ждало разочарование. Белая мантия архилектора была безупречна, белые волосы аккуратно расчесаны, руки в белых перчатках сложены на груди.

– Ваше преосвященство… – проговорил Глокта и захромал к архилектору.

Он заметил что-то на полу. Темная жидкость поблескивала черным в свете свечей.

«Кровь. Почему-то совсем не удивительно».

Он подобрался поближе. Труп лежал на спине на дальнем краю кровати. Кровь забрызгала белые простыни, испачкала половицы и стену позади, замочила кайму роскошной портьеры у окна. Разорванная ночная рубашка насквозь пропиталась ею. Одна рука убитого была сжата в кулак, кисть другой оторвана – грубо, как раз от большого пальца. На предплечье зияла рана, куска плоти недоставало.

«Словно его вырвали зубами».

Одна нога была сломана и вывернута, сквозь разодранную плоть торчал обломок кости. Горло было настолько истерзано, что голова едва держалась, но опознать лицо не составляло труда – казалось, оно ухмылялось, глядя вверх на изящную потолочную лепнину: зубы оскалены, глаза выкачены наружу.

– Кронпринц Рейнольт убит, – пробормотал Глокта.

Архилектор приподнял руки и беззвучно похлопал двумя пальцами в перчатках о ладонь другой руки.

– О, браво! Как раз ради подобных озарений я и послал за вами. Да, кронпринц Рейнольт убит. Трагедия. Возмутительное насилие. Ужасное преступление, поразившее в самое сердце всю нацию и каждого отдельного человека. Но это еще далеко не самое худшее. – Архилектор сделал глубокий вдох. – У короля нет братьев, Глокта, вы это понимаете? Теперь у него нет и наследников. Когда король умрет, как вы полагаете, откуда возьмется наш следующий славный правитель?

Глокта сглотнул.

«Понимаю. Какое ужасное затруднение».

– Из открытого совета.

– Будут выборы, – презрительно протянул Сульт. – Открытый совет будет выбирать нашего нового короля. Несколько сотен корыстных недоумков, которым нельзя доверить даже самостоятельно заказать собственный обед!

Глокта сглотнул.

«Я, наверное, мог бы порадоваться озабоченности его преосвященства, если бы моя голова не лежала на плахе рядом с его головой».

– Мы не очень-то популярны в открытом совете.

– Они нас ненавидят. Мало кого ненавидят больше. Наши действия против торговцев шелком, против торговцев пряностями, против лорда-губернатора Вюрмса и всех остальных… Никто из дворян нам не доверяет.

«В таком случае, если король умрет…»

– Как здоровье его величества?

– Не слишком. – Сульт нахмурился, глядя на окровавленные останки. – Вся наша работа, Глокта, может быть разрушена одним этим ударом. Если нам не удастся завести друзей в Открытом совете, пока король еще жив. Если мы не сможем завоевать достаточно доверия, чтобы самим избрать его преемника или хотя бы повлиять на выбор. – Он пристально взглянул на Глокту, его голубые глаза поблескивали в свете свечей. – Деньгами или шантажом, лестью или угрозами, но мы должны раздобыть голоса в нашу пользу. И можете быть уверены – трое старых мерзавцев за дверью сейчас думают в точности о том же. Что мне делать, чтобы остаться у власти? На кого из кандидатов я должен ориентироваться? Чьи голоса я смогу контролировать? Когда мы объявим об убийстве, мы должны будем заверить открытый совет в том, что убийца уже в наших руках. После этого должно последовать быстрое, жестокое и чрезвычайно зрелищное наказание. Если выборы пройдут не так, как нам надо, чем все это закончится? На трон сядет Брок, или Ишер, или Хайген… – Сульт в ужасе содрогнулся. – В лучшем случае мы лишимся работы. В худшем же…

«Несколько тел обнаружат в порту…»

– Вот почему вы должны найти мне убийцу принца. Немедленно.

Глокта посмотрел на тело принца.

«Точнее, на то, что от него осталось».

Концом трости он дотронулся до раны на предплечье Рейнольта.

«Нам уже доводилось видеть подобные раны прежде. Труп в парке, несколько месяцев назад. Это сделал едок, или как минимум мы должны так подумать».

Оконная створка тихо стукнула о раму на внезапном холодном сквозняке.

«Едок, который пробрался внутрь через окно? Не очень-то похоже на агентов пророка – оставлять такие следы. Почему принц попросту не исчез, как Давуст? Едок внезапно потерял аппетит, так мы должны предположить?»

– Вы говорили со стражей?

Сульт пренебрежительно махнул рукой.

– Он говорит, что всю ночь, как обычно, стоял за дверью. Услыхал шум, вошел в комнату и нашел принца таким, как вы его видите. Кровь еще сочилась, окно было открыто. Немедленно послал за Хоффом. Хофф послал за мной, я за вами.

– Тем не менее стражника следует допросить по всем правилам…

Глокта воззрился на сжатую в кулак руку Рейнольта. В кулаке что-то было. Он с усилием нагнулся, навалившись на трость, и выхватил это двумя пальцами.

«Интересно».

Кусочек ткани. Кажется, белой, хотя теперь ее сплошь покрывали темно-красные пятна. Глокта разгладил лоскуток и поднял повыше: в тусклом свете свечей слабо блеснула золотая нить.

«Я уже где-то видел такую ткань».

– Что это? – резко спросил Сульт. – Вы что-то нашли?

Глокта не ответил.

«Возможно, но уж очень это просто. Пожалуй, слишком просто».

Глокта кивнул Инею, альбинос протянул руку и стащил мешок с головы императорского посланника. Тулкис заморгал на резком свету, глубоко вдохнул и, щурясь, оглядел комнату. Грязная белая коробка, освещенная слишком ярко. Он увидел Инея, маячившего за его плечом. Он увидел Глокту, сидевшего напротив. Он увидел шаткие стулья, покрытый пятнами стол, водруженную на него полированную коробку. По-видимому, он не заметил маленькую черную дырочку в самом углу напротив, за головой Глокты. Ему и не следовало ее замечать. Через эту дырочку за происходящим наблюдал архилектор.

«Оттуда он услышит каждое произнесенное слово».

Глокта пристально наблюдал за посланником.

«Подчас именно в первые мгновения человек выдает свою вину. Интересно, с чего он начнет? Невинный человек прежде всего спросил бы, в каком преступлении его обвиняют…»

– В каком преступлении меня обвиняют? – спросил Тулкис. Глокта почувствовал, как у него дернулось веко. «Конечно, умный преступник легко догадается задать тот же самый вопрос».

– В убийстве кронпринца Рейнольта.

Посланник моргнул и поник на своем стуле.

– Мои глубочайшие соболезнования королевской фамилии и всем гражданам Союза в этот черный день. Но неужели это все действительно необходимо? – Он кивнул вниз, на несколько ярдов тяжелой цепи, обмотанной вокруг его обнаженного тела.

– Да. Если наши подозрения на ваш счет верны.

– Понимаю. Позвольте спросить, имеет ли значение то, что я никоим образом не повинен в этом гнусном злодеянии?

«Сомневаюсь. Даже если так и есть».

Глокта бросил на стол запятнанный кровью клочок белой ткани.

– Это было зажато в руке у принца.

Тулкис озадаченно нахмурился, глядя на лоскуток. «Словно никогда не видел его прежде».

– Он полностью соответствует прорехе на одеянии, найденном в ваших покоях. Это одеяние также забрызгано кровью.

Тулкис поднял на Глокту широко раскрытые глаза.

«Словно он не имеет представления, как эта кровь там оказалась».

– Как вы можете это объяснить?

Посланник наклонился вперед через стол, так далеко, как только мог со скованными за спиной руками, и заговорил быстро и тихо:

– Прошу вас, наставник, выслушайте меня. Если шпионы пророка обнаружили, в чем заключается моя миссия – а они рано или поздно обнаруживают все, – они не остановятся ни перед чем, чтобы провалить ее. Вы знаете, на что они способны. Если вы покараете меня за это преступление, вы нанесете оскорбление императору. Тем самым вы оттолкнете протянутую вам руку, ответив на предложение дружбы пощечиной. Император поклянется отомстить, а если Уфман-уль-Дошт клянется… Моя жизнь не стоит ничего, но моя миссия должна быть выполнена. Последствия… для обоих наших народов… прошу вас, наставник, умоляю вас… Я знаю, что вы мыслите широко…

– Широко мыслящий ум – как широко раскрытая рана, – прорычал Глокта. – Уязвим для любой отравы. Подвержен загниванию. Способен принести своему владельцу лишь боль.

Он кивнул Инею, и альбинос осторожно положил лист с признанием на столешницу, подвинул его к Тулкису кончиками белых пальцев. Возле пленника он поставил бутылочку с чернилами и откинул медную крышку. Рядом лежало перо.

«Четко и аккуратно, любой армейский старшина был бы доволен».

– Это ваше признание. – Глокта махнул рукой в сторону бумаги. – Если вы еще не поняли.

– Я невиновен, – произнес Тулкис почти шепотом.

Глокта раздраженно скривился.

– Вас когда-нибудь пытали?

– Нет.

– Вы когда-нибудь видели, как пытают?

Посланник глотнул.

– Видел.

– Тогда вы имеете некоторое представление о том, чего вам следует ожидать.

Иней снял крышку с коробки. Находившиеся внутри лотки приподнялись, развернулись веером, как огромная красивая бабочка, впервые расправляющая свои крылья, и показали инструменты Глокты во всем их блистающем, гипнотическом, ужасном великолепии. Глаза Тулкиса наполнились страхом и не отрывались от этого зрелища, как завороженные.

– Я лучший в своем деле. – Глокта глубоко вздохнул и сжал руки. – Это не причина для гордости, но это так. Иначе бы вы не сидели сейчас передо мной. Я говорю это, чтобы у вас не было иллюзий. Чтобы вы ответили на мой следующий вопрос без всяких ложных надежд. Посмотрите на меня. – Он дождался, пока темные глаза Тулкиса встретились с его взглядом. – Вы подпишете признание?

Воцарилось молчание.

– Я невиновен, – прошептал посланник.

– Я спрашивал не об этом. Задам вопрос еще раз. Вы подпишете признание?

– Я не могу.

Они долго смотрели друг на друга, и у Глокты не осталось никаких сомнений.

«Он невиновен. Если бы он смог перебраться через стену дворца и залезть к принцу в окно так, что его никто не заметил, то уж наверняка смог бы выбраться из Агрионта и удрать, прежде чем мы заподозрим неладное. Зачем возвращаться к себе и ложиться спать, оставив запятнанную кровью одежду в шкафу, чтобы мы ее там нашли? Цепочка улик слишком очевидна, по ней мог бы пройти слепой. Нас обвели вокруг пальца, причем довольно примитивно. Наказать не того человека – это одно. Но позволить выставить себя дураком? Это совсем другое».

– Минутку, – пробормотал Глокта.

Он с трудом поднялся, добрался до двери, аккуратно прикрыл ее за собой, мучительно проковылял вверх по ступенькам до следующей комнаты и вошел туда.

– Какого черта вам здесь понадобилось? – рявкнул на него архилектор.

Глокта склонил голову, выражая глубочайшее почтение.

– Я пытаюсь установить истину, ваше преосвященство…

– Вы пытаетесь установить – что? Открытый совет ждет подписанного признания, а вы бормочете мне – о чем?

Глокта встретил разгневанный взгляд архилектора.

– А если он не лжет? А если император действительно желает мира? А если посол невиновен?

Сульт воззрился на него, недоверчиво раскрыв холодные голубые глаза.

– Что вы там потеряли в Гуркхуле, мать вашу, зубы или мозги? Кому какое дело, кто виновен, а кто невиновен? Мы сейчас заботимся о том, что должно быть сделано! О том, что нам необходимо! Нам нужно, чтобы бумага была подписана, и все. Понимаете, вы… вы… – У Сульта разве что пена на губах не выступила. Он в ярости сжимал и разжимал кулаки. – Вы, жалкий человеческий огрызок! Заставьте его подписать, и тогда мы наконец закончим с ним и займемся лизанием задниц в открытом совете!

Глокта наклонил голову еще ниже.

– Конечно, ваше преосвященство.

– Так что, ваша упрямая одержимость истиной будет и дальше мешать мне этой ночью? Я предпочитаю пользоваться иглой, а не топором, но я в любом случае выбью признание из этого ублюдка! Послать за Гойлом?

– Конечно, нет, ваше преосвященство.

– Тогда возвращайтесь туда, черт вас подери, и заставьте – его – подписать!

Глокта вышел из комнаты, волоча ноги; он бурчал себе под нос, вытягивал шею, потирал больные ладони, двигал ноющими плечами и слышал, как щелкают суставы.

«Тяжелый допрос».

Секутор сидел на полу напротив двери, скрестив ноги и откинув голову к грязной стене.

– Он подписал?

– Разумеется.

– Прекрасно. Еще одна загадка разгадана, начальник?

– Сомневаюсь. Он не едок. Во всяком случае, не такой, как Шикель. Он чувствует боль, можешь мне поверить.

Секутор пожал плечами.

– Она говорила, что у них разные способности.

– Это верно. Это верно…

«И все же… – Глокта вытер слезящийся глаз, размышляя. – Кто-то убил принца. Кто-то рассчитывал получить выгоду от его смерти. Я хотел бы знать, кто это, даже если всем остальным наплевать».

– Однако у меня осталось еще несколько вопросов. Тот стражник, который дежурил возле покоев принца прошлой ночью, – я хочу с ним поговорить.

Практик поднял брови.

– Зачем? Бумага ведь уже у нас.

– Просто приведи мне его.

Секутор тут же поднялся.

– Хорошо, как скажете. Вы здесь начальник. – Он оттолкнулся от грязной стены и не спеша пошел по коридору. – Рыцарь-телохранитель скоро будет.