Дэй
Наконец я добираюсь до Капитолийской башни, с меня льет пот, тело горит от боли. Я подхожу к зданию с противоположной от площади стороны, оглядываюсь на толпу: люди немилосердно толкаются, снуют мимо меня туда-сюда. Вокруг нас ослепительные уличные экраны, на всех одно изображение — молодой Президент, тщетно умоляющий народ разойтись по домам и беречь себя. Или рассеяться, пока события не приняли необратимый характер. Он пытается успокоить горожан, рассказывая о своих планах реформировать Республику, отменить Испытания и ввести новый способ распределения на работу. Но я чувствую, что этот дохлый политический разговор ничуть не удовлетворит толпу. И хотя Анден старше и мудрее нас с Джун, у него нет самого главного.
Доверия людей. Они не верят ему. И не верят в него.
Конгресс, должно быть, от радости потирает руки. И Рейзор тоже. Да и знает ли Анден, что организовал покушение Рейзор? Я прищуриваюсь, подпрыгиваю и хватаюсь за карниз оплетенного проводами здания. Стараюсь убедить себя, что Джун рядом, подбадривает меня.
Громкоговорители, похоже, подключены именно так, как говорила еще в Ламаре Каэдэ. Я устраиваюсь на карнизе, рассматриваю провода. Да. Смонтировали сеть почти так же, как я в ту ночь, когда впервые встретился с Джун на темной улочке и попросил лекарство от чумы через систему громкоговорителей. Вот только теперь я буду вещать не на подворотню сектора Лейк, а на всю столицу Республики. На всю страну.
Ветер обжигает щеки, его порывы свистят в ушах, вынуждая меня постоянно искать опору для ног. Я могу сорваться в любую секунду. Я не знаю, пристрелят меня солдаты на крыше или я успею добраться до относительно безопасного балкона с пуленепробиваемым стеклом на высоте в десятки футов над толпой. Или они узнают меня и не станут стрелять.
Ползу, пока не оказываюсь на десятом этаже — на том самом, где стоит Президент. Здесь я задерживаюсь на секунду, чтобы посмотреть вниз. Высота достаточная — как только я заверну за угол здания, все меня увидят. Люди смотрят главным образом вперед, их лица обращены к Президенту, кулаки гневно подняты. Даже отсюда я вижу, что у многих алая прядь в волосах. Попытка властей объявить эту моду вне закона явно не работает, когда желание следовать ей овладевает всеми.
По периметру площади спецотряды полиции и солдаты безжалостно молотят людей дубинками, заталкивая их прозрачными щитами назад в толпу. Удивительно, что не стреляют. Руки трясутся от ярости. Нет ничего страшнее, чем сотни республиканских солдат, облаченных в безликое специальное снаряжение. Они выстраиваются темными рядами напротив безоружных людей. Я прижимаюсь к стене, несколько раз вдыхаю холодный ночной воздух, пытаясь успокоиться. Напоминаю себе о Джун, о ее брате, о Президенте, о том, что за некоторыми обезличивающими щитами солдат Республики стоят хорошие ребята, у них есть родители, братья, сестры, дети. Надеюсь, не палят из-за Андена, — видимо, он отдал приказ не стрелять в толпу. Я должен в это верить. Иначе не удастся убедить людей в том, что собираюсь им сказать.
«Не бойся, — шепчу я, крепко зажмурив глаза. — Ты не можешь позволить себе страха».
Я выхожу из тени, быстро добираюсь до угла по карнизу и перепрыгиваю на ближайший балкон. Смотрю на площадь внизу. Пуленепробиваемое стекло на целый фут выше меня, но я все равно чувствую, как сверху задувает холодный воздух. Я снимаю шапку и перекидываю через стекло. Ее подхватывает ветер, и она не сразу опускается на землю. Волосы падают мне на плечи. Я наклоняюсь, перекручиваю провода громкоговорителя и подношу его ко рту, как мегафон. Жду.
Поначалу никто меня не замечает. Но вскоре ко мне поворачивается одно лицо, — видимо, его привлекает отблеск моих волос. Потом еще одно. Потом еще несколько. Вскоре их уже десятки, люди показывают на меня. Рев и сердитые крики постепенно смолкают. Интересно, видит ли меня Джун? Солдаты на крышах берут меня на прицел, но не стреляют. Их взгляды прикованы ко мне в этом напряженном аду. Мне хочется бежать — поступить именно так, как поступал все последние годы жизни. Исчезнуть, спрятаться в тени.
Но на сей раз я не отступаю. Я устал убегать.
Толпа внизу затихает. Все больше людей поднимают ко мне голову. Поначалу до меня доносятся недоверчивые выкрики. Даже смешки. Я представляю, как они переговариваются: «Да не может это быть Дэй. Какой-то самозванец». Но с каждой минутой одобрительный шум нарастает. Теперь все обращают лица ко мне. Я перевожу взгляд на Андена, стоящего на балконе, — даже он смотрит на меня. Я задерживаю дыхание, надеясь, что он не прикажет стрелять. На моей ли он стороне?
Толпа скандирует мое имя: «Дэй! Дэй! Дэй!» — я не верю своим ушам. Они рады меня видеть, и их голоса разносятся по всем домам, по всем улицам. Я застываю со своим самодельным мегафоном в руке, не в силах оторвать взгляд от толпы. Подношу громкоговоритель к губам.
— Граждане Республики! — кричу я. — Вы слышите меня?
Мои слова несутся из всех громкоговорителей на площади и, насколько мне известно, из всех громкоговорителей страны. Это пугает меня. Люди внизу испускают приветственный вопль, от которого содрогается земля. Солдаты, вероятно, получили срочный приказ от кого-то в Конгрессе, потому что некоторые из них поднимают винтовки. Пуля ударяет в стекло, взрываясь искрой. Я стою неподвижно.
Президент жестом отдает приказ своей охране, они, все как один, прикладывают ладони к виску и что-то говорят в микрофоны. Может, он приказывает им обеспечить мою безопасность? Заставляю себя в это верить.
— Я бы на вашем месте не стал этого делать! — кричу я тому, кто выпустил в меня пулю.
«Не волнуйся», — уговариваю я себя.
Приветственные крики толпы переходят в рев.
— Конгресс, вы ведь не хотите восстания?
«Дэй! Дэй! Дэй!»
— Конгресс, сегодня я ставлю вам ультиматум. — Перевожу глаза на ближайший экран. — Вы арестовали нескольких Патриотов за преступление, в котором виновны сами. Освободите их. Всех до одного. Если вы проигнорируете мои требования, я призову народ Республики к действию, и вы получите революцию. Но, вероятно, совсем не ту, на которую рассчитывали.
Из толпы доносятся одобрительные крики. Скандирование достигает истерических нот.
— Граждане Республики. Послушайте меня. Сегодня я ставлю ультиматум всем вам.
Люди воодушевленно вопят, пока не понимают, что я замолчал. Они тоже стихают. Я подношу громкоговоритель ближе ко рту.
— Меня зовут Дэй. — Мой голос заполняет пространство. — Я боролся со всеми несправедливостями, против которых вы сегодня подняли свой голос. Я страдал от того же, от чего страдали и вы. Как и вы, я видел смерть друзей и близких от рук солдат Республики.
Гоню воспоминания, которые могут меня отвлечь, и приказываю себе: «Продолжай!»
— Я голодал, меня избивали, унижали. Меня мучили, оскорбляли, подавляли. Я жил вместе с вами в трущобах. Я рисковал ради вас жизнью. А вы рисковали жизнью ради меня. Мы рисковали жизнью ради нашей страны — не той страны, в которой живем сейчас, а той, в которой надеемся жить. Все вы вместе и каждый в отдельности — герои.
Несмотря на то что одни солдаты внизу скручивают и уводят протестантов, пока другие безуспешно пытаются отключить перемонтированные громкоговорители, ответом мне — многоголосый хор. Я понимаю, что Конгресс в панике. Они, как и всегда, боятся меня, и потому я говорю — рассказываю людям о том, что случилось с моей матерью и братом, о том, что случилось с Джун. Рассказываю о Патриотах, о попытке Сената убить Андена. Надеюсь, Рейзор слышит все это и кипит от бешенства. На протяжении всей речи толпа внимательно слушает меня.
— Вы мне верите? — кричу я.
Люди в один голос отвечают: «Да!» Море бунтарей и их оглушительный рев просто ошеломляют. Если бы мама была жива, если бы Джон и папа были здесь, улыбались бы они мне сейчас? Я делаю глубокий прерывистый вдох. «Заканчивай то, ради чего пришел сюда». Я смотрю на толпу, на молодого Президента. Собираюсь с силами. А потом произношу слова, о каких раньше и помыслить не мог:
— Граждане Республики, посмотрите на нашего врага. Наш враг — образ жизни Республики, законы и традиции, которые угнетают нас, правительство, которое вывело нас на площадь. Покойный Президент. Конгресс. — Я поднимаю руку и указываю на Андена. — Но новый Президент не враг вам!
Люди внизу затихают. Их глаза будто навечно прикованы ко мне.
— Вы думаете, Конгресс хочет положить конец Испытаниям? Или помочь вашим семьям? Наглая ложь.
Потом я показываю на Андена, впервые заставляя себя поверить в него:
— Новый Президент молод и честолюбив. И он не похож на отца. Он хочет сражаться за вас так же, как сражаюсь за вас я, но сначала нужно дать ему такую возможность. И если вы всей своей мощью поддержите его, возвысите его, он, в свою очередь, возвысит нас. Он изменит нашу жизнь, но это невозможно сделать сразу. Он способен построить страну, о которой мы все мечтаем. Я пришел сюда ради вас… и ради него. Вы верите мне? — Я почти кричу: — Граждане Республики, вы мне верите?
Молчание. Потом несколько человек начинают скандировать мое имя. Постепенно к ним присоединяются все новые голоса. Люди поднимают на меня глаза, воздевают руки, сжатые в кулаки, их вопли не смолкают, я чувствую перемену настроения.
— Тогда отдайте ваш голос Президенту, как это делаю я, и он отплатит вам сторицей!
Рев одобрения оглушает, в нем тонет всё и вся. Молодой Президент смотрит на меня, и я наконец понимаю, что Джун права. Я не хочу падения Республики. Я хочу перемен.