Джун
Две минуты — и мы на границе Республики. Это означает, что при нашей скорости (явно больше восьмисот миль в час; мы все почувствовали резкую перемену давления, когда преодолели звуковой барьер, — ощущение такое, будто тебя вытаскивают из глубокого болота) мы всего в двух-трех десятках миль от линии фронта и в нескольких сотнях миль от Денвера. Дэй рассказывает мне обо всем, о чем сообщила Каэдэ, — о Патриотах и об истинных намерениях Рейзора, об Идене, о решимости Конгресса устранить Президента. Обо всем, что я поняла сама, и еще больше. Мое сознание было затуманено, когда мы вырывались из палаты и пробирались наверх. Теперь благодаря холодному воздуху на крыше и скоростным маневрам Каэдэ я могу четче просчитывать варианты.
— Приближаемся к линии фронта, — говорит Каэдэ.
И в тот же миг я слышу далекие взрывы. Звук приглушенный, но мы, вероятно, находимся на высоте в несколько тысяч футов, и при этом ударная волна каждого взрыва доходит до нас. Самолет взмывает вверх, и меня прижимает к сиденью. Каэдэ хочет подняться на максимальную высоту, чтобы оказаться вне зоны поражения наземных средств. Я заставляю себя дышать глубоко, спокойно, а мы все набираем высоту. Уши постоянно закладывает. Я вижу, как Каэдэ пристраивается к эскадрилье самолетов Колоний.
— Скоро мы от них оторвемся, — бормочет она. В ее голосе слышится боль, — видимо, дает о себе знать ее рана. — Держитесь.
— Дэй? — удается выкрикнуть мне.
Я ничего не слышу, и мне даже начинает казаться, что он вырубился. Потом слышу его:
— Я здесь.
Голос звучит отстраненно, он словно с трудом сохраняет сознание.
— До Денвера несколько минут лету.
Самолет опять выравнивается. Я смотрю через стекло кабины на скопления облаков далеко под нами, и у меня перехватывает дыхание: в небе, словно миниатюрные кинжалы, парят воздухолеты, вытянувшись в линию до самого горизонта. У кораблей Колоний золотая черта вдоль хребтов, она видна даже с такой высоты. Перед ними широкая полоса воздушного пространства, по которой в одну и в другую сторону носятся светящиеся стрелы, сопровождаемые клубами дыма, а по другую сторону — ряды воздухолетов, которые я легко узнаю. Республиканские корабли с кроваво-красной звездой на боковине. Истребители мечутся в воздушных боях вдоль всей линии фронта. Мы, вероятно, не менее чем в пяти сотнях футов над ними, но я не уверена, что это безопасное расстояние.
На пульте управления перед Каэдэ загорается сигнал тревоги. В кабине раздается голос:
— Пилот, вам не разрешены полеты в данном пространстве. — (Голос мужской, акцент колониальный.) — Это не ваша эскадрилья. Приказываю вам немедленно приземлиться на полосе «Дескон» — девять.
— Отказ, — отвечает Каэдэ, направляя наш самолет вверх.
— Пилот, приказываю вам немедленно приземлиться на полосе «Дескон» — девять.
Каэдэ на секунду отключает микрофон и оборачивается к нам. Ей, кажется, нравится, что мы пребываем в некотором шоке.
— Этот долбаный болтун у нас на хвосте, — говорит она насмешливо-непререкаемым тоном. — Нас преследуют два горячих парня. — Она снова включает микрофон и весело отвечает: — Ответ отрицательный, «Дескон». Сейчас ты у меня полетишь на землю вверх тормашками.
На сей раз голос человека в другом самолете звучит оскорбленно и зло:
— Меняй курс и слушай…
Каэдэ издает пронзительный крик:
— Ну-ка разойдись!!!
Она набирает высоту с сумасшедшей скоростью, потом закладывает петлю. Мимо окна кабины проносятся стрелы света, — видимо, те два самолета находятся достаточно близко, чтобы вести по нам огонь. Каэдэ кидает машину в пике и заглушает двигатель, мой желудок не успевает за истребителем. Мы падаем со скоростью, от которой перед глазами мелькают черные пятна. Я чувствую, что теряю сознание.
Еще мгновение — и я прихожу в себя. Видимо, я все же вырубилась.
Мы падаем. Несемся навстречу земле. Воздухолеты под нами увеличиваются в размерах, мы, похоже, направляемся на палубу одного из них. Мы летим слишком быстро, вот-вот разобьемся. Световые стрелы все мелькают за стеклом. Самолеты-преследователи пикируют вместе с нами.
Вдруг Каэдэ включает двигатели — те с ревом оживают. Она резко берет на себя штурвал, и самолет, описав полукруг, снова несется вверх. Меня едва не расплющивает о кресло от этой внезапной перемены. Перед глазами опять черно, теперь я даже не представляю, сколько проходит времени. Несколько секунд? Минут? Я понимаю, что мы снова несемся в небо.
Два других самолета падают. Они пытаются выйти из пике, но слишком поздно. Сильнейший взрыв сотрясает наш самолет, — вероятно, преследователи врезались в палубу воздухолета с силой десятка бомб. От кораблей Колоний вверх поднимаются оранжево-желтые клубы дыма. Мы несемся над пространством между двумя странами, и Каэдэ направляет машину в еще одну петлю, уходя от вала огня. Мы пересекаем границу и мчим над воздухолетами Республики. Один-единственный истребитель Колоний, затерявшийся в хаосе. Я, раскрыв рот, смотрю за стекло кабины и спрашиваю себя, не решили ли в Республике, что Колонии атакуют собственный самолет? По меньшей мере, этим мы выиграли время, чтобы пересечь границу.
— Спорю, лучшего маневра вы, ребята, не видели, — смеется Каэдэ, но ее смех звучит натужнее обычного.
Недалеко видны высокие башни Денвера, его могучий Щит, закутанный, как всегда, в одеяло смога и тумана. Сзади доносятся первые выстрелы — к нам в хвост пристраиваются самолеты Республики и пытаются сбить.
— Как мы попадем в город? — кричит Дэй.
В ответ Каэдэ делает петлю, отстреливает ракету и набирает скорость.
— Я доставлю нас на место! — кричит она.
— Ничего не получится, если попытаемся проникнуть в город по воздуху, — предостерегаю я. — У Щита ракеты по обе стороны, они нас собьют еще на подлете.
— Не бывает непроницаемой обороны. — Каэдэ сбрасывает высоту, хотя нас и преследуют самолеты Республики. — Я знаю, что делаю.
Мы быстро приближаемся к Денверу. Я вижу надвигающуюся на нас серую стену Щита — препятствие, которому нет равных в Республике, — и тяжелые серые колонны, разнесенные на сотню футов, по сторонам. Я закрываю глаза. Никогда — никогда! — Каэдэ не удастся перелететь через стену. Эскадрилья, может, и смогла бы, да и то большой вопрос. Я представляю себе ракету, которая поражает самолет, и кресла выкидывают нас в ночное небо, представляю, как солдаты расстреливают парашюты, а наши тела падают на землю. Щит теперь закрыт. Они уже некоторое время наблюдают за нами и теперь держат нас под прицелом. Они наверняка еще никогда не видели угнанного самолета Колоний.
Теперь Каэдэ пикирует. Не просто пикирует — почти под прямым углом, еще немного — и мы врежемся в землю. У меня за спиной Дэй набирает полные легкие воздуха. Здания внизу несутся на нас. Каэдэ потеряла управление самолетом. Я это знаю. Нас сбили.
В последнюю секунду Каэдэ тянет штурвал на себя. Мы проносимся над самыми крышами — ощущение такое, что вот-вот заденем их брюхом, — и тут же сбрасываем скорость до минимума, при котором возможен полет. Я вдруг понимаю, что Каэдэ намеревается сделать. Полная глупость. Она вовсе не собирается пролететь над Щитом — она хочет протиснуться в ворота, по которым проходят поезда. По такому туннелю я ехала в поезде с Президентом. Конечно. Ракетные системы земля — воздух, установленные вдоль Щита, не предназначены для борьбы с целями, которые движутся на столь малой высоте, потому что не могут стрелять под таким углом. А мощность пулеметов на стене слишком мала. Но если Каэдэ чуть промахнется, мы врежемся в стену и разобьемся. Мы уже так близко к Щиту, что я вижу солдат, мечущихся по стене. Их системы связи, вероятно, работают быстро.
Но при нашей скорости это не имеет значения. Секунда — и несколько сотен футов Щита перед нами; еще секунда — и мы устремляемся к черному жерлу железнодорожного туннеля.
— Держитесь! — кричит Каэдэ.
Она опускает самолет еще ниже, хотя это, казалось, невозможно. Туннель раскрывает перед нами свой зев.
Ничего у нас не получится, слишком узко.
И вот мы внутри, на мгновение нас накрывает полная темнота. Потом появляются яркие искры — их высекают крылья, задевая стенки туннеля. Над нами раздается грохот. Я понимаю, что они спешат перекрыть выход, но поздно.
Еще секунда. Мы влетаем в Денвер. Каэдэ перебрасывает штурвал в другую сторону, пытаясь еще больше замедлить скорость.
— Садись, садись! — кричит Дэй.
Мимо нас проносятся здания. Мы летим слишком низко, направляясь прямо к торцу высоких казарм.
Каэдэ закладывает крутой вираж. Какие-то миллиметры отделяют нас от столкновения. Наконец мы садимся, по-настоящему садимся, самолет касается земли и скользит, отчего мы повисаем на ремнях. Кажется, мои конечности сейчас оторвутся. Гражданские и военные по обе стороны улицы разбегаются, искры отлетают от фюзеляжа. Я понимаю, что это стреляют наугад ошарашенные военные. В нескольких домах впереди толпы народа стоят на обочинах — таращатся на самолет, мчащийся по мостовой.
Наконец мы останавливаемся — одно крыло цепляется за здание, и мы боком влетаем в проулок. Я резко откидываюсь к спинке кресла и глазом не успеваю моргнуть, как фонарь кабины поднимается. Мне удается отстегнуть ремни и неуверенно выбраться на край кабины.
— Каэдэ. — Я прищуриваюсь, силясь сквозь дым увидеть ее и Дэя. — Мы должны…
Слова замирают на языке. Каэдэ осела в пилотском кресле, она все еще пристегнута ремнями безопасности. Пилотские очки сидят у нее на лбу, — думаю, она так и не опускала их на глаза, которые сейчас пустым взглядом смотрят на приборный щиток. Ее блузка пропитана кровью вокруг того места, куда ее ранили на крыше. Шальная пуля пробила фонарь и попала в Каэдэ во время нашей жесткой посадки. Каэдэ, которая еще минуту назад казалась неуязвимой.
Несколько секунд я не в силах шелохнуться. Вокруг приглушенный гомон хаоса, дым окутывает все, кроме меня и тела Каэдэ, пристегнутого к креслу. Тихий голос сквозь черно-белый туман оцепенения пробивается в мой мозг, знакомый пульсирующий свет страгивает меня с места.
«Шевелись, — говорит он мне. — Быстрее».
Я отрываю глаза от Каэдэ, лихорадочно ищу взглядом Дэя. В самолете его уже нет. Я перебираюсь на крыло, вслепую соскальзываю вниз, наконец оказываюсь на земле, на четвереньках. Вокруг ничего не видно.
Сквозь дым ко мне прорывается Дэй, поднимает меня на ноги. И я вдруг вспоминаю, как впервые увидела его. Он тогда материализовался из ниоткуда — голубые глаза, запыленное лицо — и протянул мне руку. Теперь я вижу гримасу душевной боли. Вероятно, он тоже видел Каэдэ.
— Вот ты где — я думал, ты уже ушла, — шепчет он, пока мы выбираемся из-под обломков самолета. — Идем в толпу.
Ноги у меня болят. От жесткой посадки все тело в синяках.
Мы останавливаемся под разбитым крылом, и в это время солдаты устремляются к самолету. Группа военных образует оцепление, чтобы не подпустить гражданских к обломкам, они стоят спиной к нам. Остальные сквозь дым шарят лучами фонариков по искореженному металлу, ищут выживших. Один из них, вероятно, заметил Каэдэ — он подзывает солдат.
— Это самолет из Колоний! — недоуменно кричит он. — Самолет прорвался через Щит прямо в Денвер.
Мы временно скрыты от взглядов, но нас могут заметить в любую секунду. От толпы нас отделяет оцепление.
Отовсюду, по всему городу, слышится звон стекла, рев огня, крики, песни. Только те, кто стоит близко к обломкам, кажется, понимают, что потерпел крушение самолет из Колоний. Я смотрю туда, где возвышается Капитолийская башня. Голос Андена звучит с каждого здания, из каждого громкоговорителя, прямую трансляцию его выступления, вероятно, показывают на всех уличных экранах столицы… и страны. Я вижу, как самые отчаянные бунтовщики бросают в солдат бутылками с коктейлем Молотова. Люди даже не представляют, что Конгресс сидит себе спокойненько и ждет, когда ярость толпы позволит им заменить Андена на Рейзора. У Андена нет ни малейшего шанса успокоить народ. Я представляю такие же вспышки протеста по всей Республике, на каждой улице, в каждом городе. Если бы Патриотам удалось сообщить об убийстве Президента через громкоговорители Капитолийской башни, революция бы уже свершилась.
— Вперед! — командует Дэй.
Выбежав из-под крыла, мы застаем оцепление врасплох. Прежде чем кто-нибудь успевает схватить нас или выстрелить, мы ныряем в толпу. Дэй мгновенно опускает голову и тащит меня сквозь плотные скопления рук и ног. Его пальцы крепко держат мои. Рваное дыхание вырывается из груди, но я не отстаю. Я проталкиваюсь за Дэем. Люди удивленно вскрикивают, реагируя на наши толчки.
Солдаты за спиной поднимают тревогу.
— Вон они!
Раздается несколько выстрелов. Они преследуют нас.
Мы продираемся сквозь толпу. Время от времени я слышу восклицания: «Это Дэй?», «Дэй вернулся на истребителе Колоний?». Оглядываюсь: половина солдат пробирается не в том направлении — они не знают, где мы. Но некоторые идут по нашему следу. Теперь от Капитолийской башни нас отделяет один дом, но для меня это все равно что сотня миль. Время от времени, когда в массе людей, сквозь которую мы проталкиваемся, образуется просвет, башня попадается мне на глаза. Уличный экран показывает Андена на балконе — крохотная одинокая фигурка в черном и красном, он призывно простирает руки к толпе.
Ему нужна помощь Дэя.
Четверо преследователей постепенно приближаются. Попытки уйти от погони лишают меня последних сил. Я еле дышу, хватая ртом воздух. Дэй притормаживает из-за меня, но я понимаю, что так нам никогда не добраться до башни. Я сжимаю его руку и качаю головой:
— Ты должен идти один.
— Ты с ума сошла! — Он сжимает губы и тащит меня за собой. — Мы почти на месте.
Проталкиваясь сквозь толпу, я подаюсь ближе к Дэю:
— Нет. Это наш единственный шанс. Если буду держать тебя, нам обоим конец.
Дэй медлит, разрываемый сомнениями. Мы уже разлучались прежде, и теперь он боится, что, оставив меня, рискует больше никогда не увидеть. Но у нас нет времени на его терзания.
— Быстро я бежать не могу, но в толпе спрячусь. Верь мне.
Он порывисто обнимает меня за талию, прижимает к себе и впивается губами в мои, горячечные. Я так же неистово отвечаю на поцелуй, глажу его по спине.
— Извини, что не поверил тебе, — говорит он. — Спрячься. Береги себя. Скоро увидимся.
Он сжимает мою руку и исчезает. Я вдыхаю ледяной воздух. Шевелись, Джун. Не теряй времени — у тебя его нет.
Я замираю на месте, поворачиваюсь и низко наклоняюсь, когда подбегают солдаты. Первый даже не замечает моего маневра. Вот он мчится, а вот уже лежит на спине. Не оглядываясь, я втискиваюсь в разгневанную толпу. Я пробираюсь между людьми, опустив голову, наконец солдаты остаются далеко позади. Тут просто невероятное количество людей. Там и здесь вспыхивают схватки между гражданами и спецотрядами полиции. На все это с огромного экрана мрачно смотрит Анден, увещевая народ из-за пуленепробиваемого стекла.
Проходит шесть минут. От Капитолийской башни меня отделяет десяток ярдов, и тут я замечаю, что люди вокруг замолкают. Они больше не смотрят на Андена.
— Вон, наверху! — кричит кто-то.
Они показывают на парня с ярко-белыми волосами, он стоит на балконе башни на том же этаже, что и Анден. Пуленепробиваемое стекло улавливает уличный свет, и от этого парень словно светится. У меня перехватывает дыхание, я замираю. Это Дэй.
