Дэй
Я, Паскао и другие неуловимые после тренировочной операции целых полдня проводим в городе — сидим все вместе в проулках или на крышах заброшенных домов, прячемся от солдат, которые прочесывают улицы около станции. Только после захода солнца появляется возможность по одному вернуться в подземное убежище Патриотов. Ни Паскао, ни я не заговариваем о том, что случилось в поезде. Джордан, застенчивая неуловимая с медными косичками, дважды спрашивает, все ли у меня в порядке. Я отмахиваюсь от вопросов.
Да, что-то не задалось. Похоже, это главное преуменьшение года.
Когда мы возвращаемся в туннель, все уже готовы отбыть в Пьерру — одни уничтожают документы, другие чистят компьютеры. Голос Паскао отвлекает от безрадостной сутолоки:
— Хорошая работа, Дэй.
Паскао сидит за столом у задней стены. Он распахивает куртку — под ней спрятано множество гранат, похищенных с поезда. Он осторожно укладывает их в ящик, набитый пустыми коробками из-под яиц, потом показывает на монитор справа на дальней стене. На экране большая городская площадь, где толпа людей собралась вокруг чего-то, нарисованного баллончиком на здании.
— Посмотри-ка.
Я читаю надпись на боковой стене. «Дэй жив!» — три или четыре раза наскоро намалевано на торце. Народ радуется, некоторые даже держат самодельные плакаты с теми же словами.
Если бы моя голова не была занята мыслями об Идене, или о загадочном сигнале Джун, или о Тесс, я бы порадовался буче, которую поднял.
— Спасибо, — говорю я, пожалуй, резковато. — Рад, что им понравились наши фокусы.
Паскао мурлычет что-то себе под нос, не замечая иронии:
— Пойди посмотри — может, тебе удастся помочь Джордан.
Я направляюсь в коридор и тут вижу Тесс. Рядом с ней шагает Бакстер, и я не сразу понимаю, что он пытается положить ей руку на шею и прошептать что-то в ухо. Тесс, увидев меня, отталкивает его. Я собираюсь заговорить с ней, но тут Бакстер бьет меня в плечо так, что я отлетаю на несколько шагов, с моей головы срывается кепка. Волосы падают мне на плечи.
Бакстер ухмыляется, с его лица все еще не смыта черная солдатская полоса.
— Смотри, куда прешь, — злобно гаркает он. — Ходи по стеночке, понял?
Я сжимаю зубы, но широко раскрытые глаза Тесс заставляют меня сдержаться. Он безобиден, убеждаю я себя.
— Убирайся к черту — не стой в проходе, — сухо говорю я и отворачиваюсь.
Слышу тихое бормотание Бакстера за спиной. Этого достаточно, чтобы я остановился и снова повернулся к нему. Я прищуриваюсь:
— Повтори, что ты сказал.
Он усмехается, засовывает руки в карманы, вскидывает голову.
— Я сказал, ты бесишься оттого, что твоя девка крутит хвостом перед Президентом.
Я почти готов проглотить его слова. Почти. Но тут молчание нарушает Тесс. Она обеими руками отталкивает Бакстера.
— Слушай, оставь его в покое! — кричит она. — У него и без того была нелегкая ночь.
Бакстер в раздражении бубнит что-то, потом бесцеремонно отталкивает Тесс:
— Нужно быть идиоткой, деточка, чтобы доверять этому республиканскому подпевале.
И тут я взрываюсь. Кулачные бои никогда меня не привлекали — на улицах Лейка я всегда старался их избегать. Но злость, что копилась во мне, выплескивается наружу, когда я вижу, как Бакстер лапает Тесс.
Я бросаюсь на него и со всей силы бью в челюсть.
Он падает сначала на стол, потом на пол. Мгновенно со всех сторон раздаются ахи-охи, и вокруг нас образуется кружок. Прежде чем Бакстер успевает подняться на ноги, я прыгаю на него и дважды ударяю кулаками в лицо.
Он испускает рев. Неожиданно его преимущество в весе дает о себе знать — он толкает меня с такой силой, что я бьюсь о край компьютерного стола, потом он подтягивает меня к себе за борта куртки и прикладывает об стену, поднимает над полом, роняет и наносит удар в солнечное сплетение. Дыхание у меня перехватывает.
— Ты не из наших. Ты один из них, — шипит он. — Ты специально свалил во время операции на путях?
Я чувствую, как в бок врезается его колено.
— Так вот, я тебя убью, грязный щенок. Я с тебя шкуру живьем спущу.
В слепой ярости я не чувствую боли. Кое-как приподняв ногу, и я изо всей силы бью его в грудь. Краем глаза вижу, что некоторые Патриоты делают ставки. Импровизированный кулачный бой. На мгновение мне представляется, что Бакстер и Томас одно лицо. И вдруг я вижу перед собой только мою улицу в Лейке, Томаса, который наводит пистолет на маму, солдат, которые тащат Джона в джип, негодяев, которые пристегивают Идена к каталке. Арест Джун. Толчок Тесс. Периферию моего зрения заливает красным туманом. Я снова бросаюсь на него и бью в лицо.
Но Бакстер готов к атаке. Он отбивает мою руку и всем весом кидается на меня. Я больно ударяюсь спиной об пол. Бакстер ухмыляется, хватает меня за шею и готовится ударить кулаком сбоку.
Но вдруг отпускает меня. Я набираю полные легкие воздуха, когда его массивное тело перестает давить мне на грудь, и тут хватаюсь за голову, потому что начинается обычный приступ боли, только на сей раз очень сильной. Где-то надо мной я слышу Тесс, потом Паскао кричит Бакстеру, чтобы тот прекратил. Все говорят одновременно. Один… Два… Три… Я веду счет, надеясь, что это упражнение позволит мне отвлечься от пытки. Раньше я гораздо легче прогонял такие боли. Может, Бакстер ударил меня по голове, а я и не заметил.
— Как ты?
Я чувствую пальцы Тесс на моей руке, она пытается меня поднять. Голова уже не так раскалывается, но все еще кружится, и ярость прошла. Я вдруг ощущаю жгучую боль в боку.
— Отлично, — хриплю я, разглядывая лицо Тесс. — Он тебя обидел?
Бакстер смотрит на меня с ненавистью, Паскао пытается его урезонить. Остальные уже вернулись к своим занятиям, вероятно разочарованные тем, что схватка закончилась так быстро. Интересно, кто, по их мнению, вышел победителем?
— Я в порядке, — говорит Тесс, быстро проводя рукой по коротко стриженным волосам. — Не беспокойся.
— Тесс! — кричит Паскао. — Посмотри, Дэя там не требуется подлатать? Время поджимает.
Тесс уводит меня в коридор из общей комнаты. Мы заходим в одну из импровизированных больничных палат, и она закрывает дверь. Вокруг шкафчики, набитые пузырьками с таблетками, коробками с бинтами. В середине стоит стол, вокруг него остается лишь узкое пространство. Я опираюсь на стол, а Тесс закатывает рукава.
— Где-нибудь болит?
— У меня все отлично. — Не успеваю я закончить предложение, как морщусь и хватаюсь за бок. — Ну да, может, синяки кое-где есть.
— Дай-ка посмотрю, — настаивает Тесс.
Она отводит в сторону мою руку, расстегивает на мне рубаху. Тесс не впервой видеть меня без одежды (я потерял счет, сколько раз ей приходилось меня латать), но теперь неловкость тяжело повисает между нами. Ее щеки розовеют, когда она проводит рукой по моей груди, животу, потом ощупывает бока.
Тесс смотрит мне в лицо:
— Тебя не тошнит?
— Нет.
— Не нужно было этого делать, — говорит она, не отрываясь от работы. — Скажи «а».
Открываю рот. Она осматривает нос, обследует оба уха, потом спешно выходит на несколько секунд. Возвращается с мешочком льда.
— На, прижми к ушибленному месту.
Я повинуюсь.
— Ты теперь настоящий профессионал, — замечаю я.
— Многому научилась у Патриотов, — отвечает Тесс.
Она на несколько секунд прерывает обследование моей грудной клетки, поднимает голову и ловит мой взгляд.
— Бакстеру не нравится твое… увлечение бывшим республиканским военным, — тихо произносит она. — Но не позволяй ему так себя заводить. Что толку, если он тебя убьет?
Я вспоминаю руку Бакстера на шее Тесс, ярость снова вспыхивает, и внезапно я ощущаю потребность защитить Тесс, как делал всегда на улице.
— Слушай, сестренка, — говорю я вполголоса. — Извини за те слова, что я тебе сказал. О… ну, ты знаешь.
Румянец на щеках Тесс загорается еще ярче. Я ищу правильные слова.
— Тебе моя опека не требуется, — смущенно усмехаюсь я, потом тихонько щелкаю ее по кончику носа. — Я что хочу сказать — ты мне тысячу раз помогала. Мне всегда твоя помощь требовалась больше, чем тебе — моя.
Тесс придвигается поближе, робко опускает глаза, и я тут же отключаюсь от своих проблем. Иногда я забываю, как мне нужна неколебимая преданность Тесс — скала, на которую всегда можно опереться, если становится невмоготу. И хотя наша жизнь в Лейке была сплошной борьбой, теперь она кажется гораздо проще, чем нынешние обстоятельства. Я ловлю себя на желании вернуться к тем дням, когда мы делили объедки — все, что удавалось найти. Если бы на месте Тесс сейчас была Джун, что бы произошло? Она бы сама набросилась на Бакстера. И наверно, сражалась бы гораздо лучше меня. Я бы ей вообще не понадобился.
Рука Тесс медлит у моей груди, но она больше не ищет синяки. Я вдруг чувствую ее близость. Ее большие светло-карие глаза снова ловят мой взгляд… их читать гораздо проще, чем глаза Джун. Джун целует Президента — эта картинка опять возникает передо мной, и мне будто нож вонзают в живот и ворочают там лезвием. Я и глазом не успеваю моргнуть, как Тесс подается ко мне и прижимает свои губы к моим. В голове пустота, я совершенно обескуражен. Дрожь сотрясает мое тело.
В своем оцепенении я не сразу отстраняюсь.
Потом отворачиваюсь. Ладони покрываются холодным потом. Что это такое? Я должен был это предвидеть и сразу же остановиться. Я кладу руки ей на плечи. А когда вижу боль в ее глазах, понимаю, какую ошибку совершил.
— Я не могу, Тесс.
— Что — ты успел жениться на Джун? — раздраженно выдыхает Тесс.
— Нет. Просто… — Слова срываются с языка, грустные и безжизненные. — Извини. Я не должен был этого делать… по крайней мере, теперь.
— А как тебе тот факт, что Джун целуется с Президентом? Как? Ты собираешься хранить верность тому, кто тебе даже не принадлежит?
Джун, опять Джун. На какое-то мгновение я проникаюсь к ней ненавистью и спрашиваю себя, не было бы все гораздо лучше, если бы мы никогда не встретились?
— Дело не в Джун, — отвечаю я. — И потом, Джун играет роль, Тесс.
Я отстраняюсь от нее, теперь нас разделяет добрый фут.
— Я не готов к таким отношениям между нами. Ты — мой лучший друг, я не хочу вводить тебя в заблуждение, когда даже сам не понимаю толком, что делаю.
Тесс возмущенно вскидывает руки:
— На улице целуешься с первой попавшейся девчонкой. Но даже не…
— Ты не первая попавшаяся девчонка, — обрываю ее я. — Ты — Тесс.
Она сверкает на меня глазами и срывает разочарование на своей губе — прикусывает ее так, что выступает кровь.
— Я тебя не понимаю, Дэй. — Каждое ее слово бьет меня с размеренной силой. — Я тебя совсем не понимаю, но все равно буду тебе помогать. Неужели сам не видишь, как твоя драгоценная Джун изменила твою жизнь?
Я закрываю глаза, прижимаю руки к вискам:
— Прекрати.
— Ты думаешь, что влюбился в девчонку, которую месяц назад еще не знал, девчонку… виноватую в смерти твоей матери? В смерти Джона?
Ее слова эхом разносятся по подземной комнате.
— Черт побери, Тесс. Она не виновата…
— Не виновата? — презрительно фыркает Тесс. — Дэй, твою мать застрелили из-за Джун! А ты ведешь себя так, будто любишь ее! А я… я всегда тебе помогала… я с нашей первой встречи ни на день с тобой не расставалась. Ты думаешь, я маленькая? Мне все равно. Я ни слова не говорила про других девчонок, с которыми ты крутил шашни, но я не могу видеть, как ты выбираешь ту, что не принесла тебе ничего, кроме зла. Она хотя бы извинилась за то, что случилось? Чем она заслужила твое прощение? Да что с тобой такое?
Я молчу, и она прикасается к моей руке.
— Ты ее любишь? — говорит она уже спокойнее. — Она любит тебя?
Люблю ли я ее? Я сказал Джун об этом в ванной в Вегасе, и сказал искренне. Может быть, она никогда не чувствовала ко мне ничего подобного… может быть, я обманываю себя.
— Не знаю, ясно? — рявкаю я.
В моем голосе звучит злость, которой я на самом деле не испытываю.
Тесс дрожит. Теперь она кивает, снимает мешок со льдом с моего бока и застегивает на мне рубашку. Пропасть между нами становится шире. Я не знаю, окажусь ли когда-нибудь снова на ее стороне.
— У тебя ничего страшного, — говорит Тесс ровным тоном и отворачивается.
Она останавливается перед дверью и, не поворачиваясь ко мне, произносит:
— Верь мне, Дэй. Я это все говорю ради тебя. Джун разобьет твое сердце. Я уже это вижу. Она раздробит тебя на миллион осколков.