Двое детективов, направившись по проулку к дороге на Триндейл, увидели впереди Фокс-коттедж, рядом с воротами которого собрались возбужденные люди. На первый взгляд напрашивался вывод, что ответственность за возбуждение лежит на своре пекинесов в полном составе, но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что присутствуют только пять Ультим, из них четверо, ограниченные поводками, путались вокруг хозяйских ног, и только один, в котором Хемингуэй признал патриарха Улисса, обходился без поводка. Рядом находилась машина Хасуэлла-младшего, водитель и миссис Миджхолм стояли перед калиткой, на верхнюю планку которой опирались изнутри мисс Паттердейл в комбинезоне и садовых рукавицах и ее племянница, в розовом льняном платье и огромной шляпе от солнца. Вся четверка увлеченно дискутировала, причем сильнее всего впечатляло поведение мисс Паттердейл. Детективов никто не замечал, пока к ним не бросился с угрожающим лаем бдительный Улисс.

— Что за недоверие, старина? Так ты приветствуешь друзей? — улыбнулся Хемингуэй, наклонившись и дружески поглаживая песика.

От этой фамильярности Улисс возмущенно вытаращил свои глазенки, зарычал, но, не отличаясь излишней горячностью, прежде чем перейти к крайним мерам, обнюхал руку старшего инспектора и смекнул, что перед ним если не друг, то знакомый, с кем надлежит раскланиваться. Перестав свирепо топорщить гриву, он милостиво махнул хвостом и чихнул.

— Ну, разве не умница? — умилилась миссис Миджхолм. — Видите, он вас узнал!

Ее голос был заглушен пронзительными призывами остальных четырех Ультим к своему прародителю не доверять полиции. Но Улисс, смерив мелюзгу презрительным взглядом, предъявил еще одно доказательство мудрости: принял позу, намекая старшему инспектору почесать ему спину. Хемингуэй покорился, а мисс Миджхолм размотала завязанные остальной четверкой узлы и призвала всех к спокойствию.

— Так и знала, что вы здесь, — обратилась она к Хемингуэю. — Увидела за углом полицейскую машину и сообразила, что вы обследуете место преступления. Хорошо, что вы мне попались!

— Не несите вздор, Флора! — язвительно одернула ее мисс Паттердейл. — Не думаете же вы, что старшему инспектору захочется выслушивать ваши дурацкие версии? Лучше ступайте домой, новорожденные нуждаются в заботе. Фильд — спаниелиха моего отца заживо зарыла своих первых щенков. Тут нужен глаз да глаз!

— Уллапула — мое сокровище! — воскликнула миссис Миджхолм. — Она — лучшая из матерей. А щенята — красавчики! Боюсь сглазить, но у меня ощущение, что кто-нибудь из них вырастет таким же медалистом, как Улисс.

— Я придумал славную кличку, — промолвил Чарлз. — Как вам понравится Узьяк?

Миссис Миджхолм она не понравилась.

— Кличка недурна, — промолвил старший инспектор скептическим тоном. — Однако можно найти и получше. Вчера целый час не смыкал глаз, никак не мог вспомнить… Наткнулся на одну такую в детстве в книге — вас тогда, боюсь, еще на свете не было, сэр. Вспомнил: Умслопогас!

— Скажете тоже! — возмутился Чарлз. — Кто же не читал Райдера Хаггарда! Черт, почему имя Зулуса не пришло в голову мне самому? Лучше не найти!

Миссис Миджхолм, хотя и признательная старшему инспектору за то, что он уделил время ее Ультимам, кличку все же не одобрила. Заявила, что обдумала бы его предложение, если бы разводила черных пекинесов, и уже собиралась объяснить присутствующим, почему не разводит эту породу, но мисс Паттердей положила беседе конец, презрительно усмехнувшись:

— Назовите одну из собак Уллалумой, вот и все! Вряд ли старший инспектор готов тратить время на безумные клички для ваших собак, Флора. Вернусь-ка я к прополке! — Кивнув Хемингуэю, она направилась к своей корзине и вилам.

Миссис Миджхолм оправилась от смущения, хохотнула и сказала:

— Старушка Мириам верна себе! Я всегда говорю: Абби, у твоей тетушки тот еще характер! Ясное дело, я хотела побеседовать с вами, старший инспектор, не об Ультимах. Надеялась поймать вас с утра, но не получилось. Вам передали мои слова?

Вопрос, заданный подозрительным тоном, предназначался не только Хемингуэю, но и Харботтлу, который и ответил с непроницаемым видом.

— Вы считаете, что я лезу не в свое дело, — произнесла миссис Миджхолм после его уверений, — но думаю, что любой обитатель Торндена обязан знать о своих жителях больше, чем пришлый человек. Вы меня понимаете?

— Сказав «а», приходится сказать и «б», — встрял Чарлз, явно продолжая прерванный спор. — Старый Драйбек тоже родился и вырос здесь, так почему вас старший инспектор должен слушать, а его нет?

— Потому что это нелепо! — воскликнула она. — Разве можно принимать его в расчет? И потом, я сейчас о другом. Я выгуливала своих ангелочков на выгоне, старший инспектор, и столкнулась с ужасным стариком Бигглсвейдом. Он выложил мне все, что думает о случившемся в субботу. Вряд ли молодой Дитчлинг как-то в этом замешан, потому что любой, кто знаком с его семьей, сразу вам скажет, что все они вне подозрений. Честно говоря, сначала я решила, будто он врет.

— «Он в каждом слове лгал, — процитировал с ухмылкой Чарлз. — Уродец престарелый с хитрым взором…» Не помню, как там дальше, но будто про него сказано! Он тоже подстерегает странников и вываливает на них свое вранье. «Яд желчи изливал, и видел, как меня схоронит вскоре…» Нет, никак не вспомню! Но — вылитый Бигглсвейд!

— Что за околесица? — поморщилась Абби.

— Околесица? Я цитирую «Чайлд Роланд дошел до Черной Башни» Браунинга!

— Вот оно что! «Осталась от него лишь горсть монет», — вспомнила Абби, демонстрируя эрудицию.

— Совершенно верно! — подхватил Чарлз, весело глядя на нее.

— Не знаю насчет Браунинга, — раздраженно сказала миссис Миджхолм, — но, говорю вам, сначала я приняла болтовню Бигглсвейда за выдумку. А потом меня осенило!

Она сделала театральную паузу. Видя ее вызывающий взгляд, Хемингуэй спросил, изображая интерес:

— Неужели?

— Он живет по церковным часам! — торжественно заявила миссис Миджхолм. — Помните про летнее время? Разница — час. Он называет время, на час отстающее от настоящего!

Абби, Чарлз и инспектор Харботтл мысленно решали некую задачку. Харботтл оказался смышленее других.

— Опережающее! — воскликнул он.

— Права миссис Миджхолм, — возразил Чарлз.

— Подождите! — произнесла Абби. — Куда мы переводим часы: вперед или назад?

— Ну-ка, Хорас! — подстегнул помощника Хемингуэй. — Куда?

— Я понял! — кивнул Чарлз. — Когда церковные часы показывают 6.15, на самом деле 7.15 — по летнему времени. То есть права миссис Миджхолм.

— Рад, что мы разобрались, — сказал Хемингуэй. — Вот только с временем открытия паба старикан не ошибается. При этом я весьма признателен миссис Миджхолм за ее неравнодушие. Я бы продолжил путь, но…

— Разве вы не хотите дослушать наши версии? — оскорбился Чарлз. — Моя, например, — просто блеск! Мисс Дирхэм тоже может предложить неплохой вариант. Последняя версия Гэвина Пленмеллера — доказательство того, что преступник он сам, но уж больно она хитроумная. Сквайр — и тот включился в игру: он не сомневается, что убил…

— Неужели сквайр тоже стал детективом? — перебил его Хемингуэй.

— А как же! Вместе со всем Торнденом. Сквайр считает, что убийца пришлый, из Беллингэма, приехавший на машине или на мотоцикле и залегший в кустах утесника в ожидании удобного момента.

— Какова ваша собственная версия, сэр?

— О, нет! — улыбнулся Чарлз. — Я не собираюсь выполнять вашу работу. И не хочу, кстати, отвечать по иску о клевете.

— Наверное, вы правы.

— Вот бы склонить Мэвис вчинить иск Драйбеку! — воскликнула Абби.

— Боже, неужели вы сказали ей, что он считает убийцей ее?! — вскричал Чарлз.

— Нет, но кто-то сообщил. Мэвис говорит, что не желает это обсуждать, мол, надо быть снисходительными, он не хотел ее обидеть…

— Да она попросту святая! — заключила миссис Миджхолм. — Возможно, она перегибает палку, но, согласитесь, Мэвис — пример для нас всех!

Старший инспектор подумал, что, судя по выражению лиц Чарлза и Абби, они не собираются следовать примеру мисс Уорренби. Простившись со всей компанией, он направился в сопровождении Харботтла к автомобилю.

— Что им опять понадобилось в Фокс-Хаусе? — спросила Абби после того, как детективы свернули на главную дорогу.

— Снова изучают место преступления, — предположил Чарлз.

— Только бы не пристали с вопросами к Глэдис! — заволновалась миссис Миджхолм. — Вы же знаете слуг! Она раздует все мелкие неприятности, что когда-либо случались в доме. Вместе с бесчестными попытками Тэддиаса Драйбека навлечь подозрение на бедняжку Мэвис это введет полицию в заблуждение. Что ж, я сделала все, что могла, и умываю руки! Идем, Улисс! Домой, к папочке!

Чарлз одобрительно отнесся к попытке Улисса прикинуться глухим, после чего песик лениво двинулся за хозяйкой.

— Мне нравится этот пес, — сказал Чарлз. — Он понимает, что такое истинное достоинство. И все же лично мне не хотелось бы называться его папой… — Он повернулся к Абби: — Вчера вы мне отказали. Как насчет того, чтобы поехать сейчас в Файли-коув?

— Вы когда-нибудь работаете? — усмехнулась она.

— Разумеется. Например, сделал нечто важное сегодня днем. Не волнуйтесь, меня не уволят за то, что не вернулся на работу. Между прочим, я — полноценный партнер! Нет, не отпущу!

Мисс Дирхэм, планировавшая стратегическое отступление, обнаружила, что ее правая кисть прижата к верхней планке калитки, и громко возмутилась тем, что Чарлз делает ей больно. Он поднес ее руку к губам и поцеловал. Абби густо покраснела и уставилась на него из-под широкой шляпы. Чарлз умело воспользовался возможностью и перешел к настоящим поцелуям.

— Чем вы тут занимаетесь? — раздался голос мисс Паттердейл, вынырнувшей из-под навеса, с моноклем в глазу, позволявшим лучше разглядеть парочку.

— Я делаю Абби предложение выйти за меня замуж, — нагло ответил Чарлз, одной рукой обнимая Абби за плечи, а другой впившись в ее многострадальную кисть.

— Вздор! Кто делает девушке предложение при ее тете?

— Я уже несколько раз предлагал ей выйти за меня замуж не при тете, но вы всякий раз появляетесь в тот самый момент, когда предложение готовится сорваться с моего языка!

Мисс Паттердейл с подозрением переводила взгляд с Чарлза на Абби.

— Нет, куда катится мир? — воскликнула она. — Целоваться и миловаться у моей калитки! Если вы всерьез намерены жениться на Абби, то хотя бы войдите, не торчите у всех на виду! Или это опять ваши шуточки?

— Ни в коем случае! — возразил Чарлз. — Не воображаете же вы, будто я стал бы целовать Абби через вашу или чью-нибудь еще калитку, если бы не надеялся на ней жениться?

— Нынче все вы такие шалопаи, что можно вообразить что угодно! Вы намерены на ней жениться?

Чарлз посмотрел на Абби:

— Так я намерен, единственная моя?

— Да, — подтвердила она. — Если вы считаете, что из этого выйдет толк, то я согласна!

— Если это — предложение, то я рада, что никогда его не получала! — заявила мисс Паттердейл. — Вам будет о чем подумать, помимо вмешательства в расследование убийства. Пойду-ка я в дом, поставлю чайник.

— Полагаю, — промолвил Чарлз, выпуская из объятий Абби и открывая калитку, — сейчас прозвучало приглашение и благословение. Тем лучше, у меня появляется возможность с чувством поцеловать тебя. К черту убийство! Кому оно нужно?

Мисс Дирхэм пылко ответила на его поцелуй, а потом произнесла:

— Собственно, меня оно тоже больше не волнует. Хотя интересно, конечно, что здесь делали эти детективы и чем они занимаются теперь.

Детективов тем временем везли в Беллингэм. Поскольку полагаться на благоразумие констебля Милкенторпа не приходилось, их разговор в пути вряд ли привлек бы внимание мисс Дирхэм. Только в участке, когда инспектор Харботтл передал сержанту Нарсдейлу сплющенную пулю из ствола вяза, речь снова зашла об убийстве Сэмпсона Уорренби.

— Похоже на калибр 0,22, — сказал сержант. — Если она была выпущена не из того ружья, которое вы добыли последним, сэр, то я не знаю, что делать!

— То, что мы сегодня выяснили, все меняет, — заметил Хемингуэй. — Пошевеливайтесь, Нарсдейл! Мне срочно нужен рапорт об этой штучке. Хорас, принесите журнал регистрации огнестрельного оружия.

Вернувшись в тесный кабинет, инспектор застал шефа за разбором бумаг со стола Сэмпсона Уорренби. Отодвигая их, Хемингуэй проговорил:

— Надо усадить за эти бумаги Каупланда. Есть тут письмо, написанное в ответ на другое, которого я не могу найти. Пусть поищет! Принесли журнал? Хорошо!

— Наверное, вы считаете, сэр, что я мог что-нибудь упустить, — произнес Харботтл чопорным тоном, — но, если помните, я переписал все стволы калибра 0,22 в радиусе двадцати миль от Торндена.

— В том числе тридцать семь, которые меня не заинтересовали и никогда не заинтересуют. Соберитесь с духом, Хорас! До сих пор мы занимались только винтовками, потому что с такого расстояния поразить цель можно лишь из винтовки. Нас наталкивали на этот вывод. Но теперь у нас есть основания полагать, что в Уорренби стреляли с гораздо более близкого расстояния. Мне необходимо знать обо всем огнестрельном оружии, имеющемся в округе.

— Карсторн упоминал армейский револьвер майора, но он не годится, потому что…

— Калибр не тот! Хватит меня злить! — воскликнул Хемингуэй, открывая журнал.

Несколько минут он молчал, потом поднял голову.

— Хорас, тут написано, что при последнем обновлении разрешения на огнестрельное оружие пару лет назад покойный Уолтер Пленмеллер имел автоматический «кольт-вудсмен». В ружейном шкафу в Торнден-Хаусе его не было. Что скажете?

Инспектор подошел к столу и уставился на запись в журнале.

— Можно носить на себе такое оружие незаметно для окружающих? — спросил Хемингуэй.

— Думаю, можно, — ответил Харботтл. — Но, боже правый, сэр, зачем?

— В общем, пора заняться делами Пленмеллера, — мрачно произнес Хемингуэй.

— Да, но здесь никто ничего толком про него не знает. Будь хоть малейшая зацепка, нас давно поставили бы в известность. Его не любят, а поскольку все они ищут улики и мотивы, то нас уже навели бы на него.

— Вряд ли. Что бы ни раскопал Уорренби — если это послужило мотивом для убийства, — я уверен, что об этом никто больше не знал.

— Вы полагаете, что Уорренби пытался шантажировать Пленмеллера? Скорее он чем-то оскорбил его, а тот способен убить из мести, такой это человек. Но ничего подобного я пока не обнаружил. Более того, шеф, разве он твердил бы всем встречным, что от Уорренби надо избавиться, если бы собирался его пристрелить? Убийцы так не поступают.

— Да, — сухо отозвался Хемингуэй. — И ему это известно не хуже, чем нам. Если он тот, кого я ищу, то это вполне в его духе. Пленмеллер очень умен. Убийство совершено не таким замысловатым способом, чтобы мы начали приглядываться к человеку, всю жизнь сочиняющему детективы. Он не пытался обеспечить себе алиби, твердил мне и всем прочим, что не выносил Уорренби. Более того, Пленмеллер признался нам, что способен на убийство. Он все время спокоен. Это потому, наверное, что он о себе высокого мнения и считает себя слишком умным для того, чтобы я его поймал.

— Вы же не думаете, что он совершил это просто из ненависти к Уорренби?

— Нет. Ненависть к Уорренби подстегивала его к поиску способов до него добраться. Сдается мне, он своего добился. Уорренби такое не могло понравиться. Мы знаем, что было, когда с ним пренебрежительно обошелся Линдейл.

— Подождите, шеф! — не выдержал инспектор. — Если Уорренби его шантажировал, он бы не посмел его донимать.

Хемингуэй покачал головой:

— Вряд ли это был заурядный шантаж. Но мы знаем со слов клерка Уорренби, что тот любил выяснять подноготную людей, мол, всегда может пригодиться. Заодно это давало ему ощущение силы. Вряд ли Уорренби намеревался открыть Линдейлу, что знает его тайну, это вышло случайно, когда он вспылил. Теперь предположим, что он знал нечто, дискредитирующее Пленмеллера. Неужели вы считаете, что он терпел бы грубость, нападки, помехи, которые тот ему чинил на каждом шагу, когда можно было просто поставить Пленмеллера на место, заявив, что он знает его тайну? Да и кто упустил бы шанс для торжества? Вот где он поскользнулся: таких, как Пленмеллер, опасно шантажировать.

— Не исключено, — кивнул Харботтл. — Не только опасно, но и нелегко. Он склонен хвастаться, будто что-то натворил, а не скрывать свои прегрешения. Взять хотя бы его бесстыжий рассказ про то, как он довел до смерти собственного брата!

— Именно об этом я и думаю. В общем, необходимо во всем разобраться. Вы прочитали все материалы?

— Дознание по Уолтеру Пленмеллеру? Ничего не читал, кроме письма, которое он оставил.

Хемингуэй нахмурил брови:

— Даже рапорт не изучили? Почему тогда остановились на письме?

Инспектор заморгал.

— Там было только оно. Я нашел его в жестяной коробке. Материалов коронерского дознания не видел.

— Вы хотите сказать, что Уорренби забрал письмо из соответствующей папки и сунул его в свои бумаги?

— Да, сэр. Не знаю, как принято поступать с рапортами о дознании. Поскольку Уорренби сам был коронером, я не придал этому особенного значения. Предположил, что он собирался дразнить письмом Пленмеллера.

— Когда в следующий раз найдете подобный документ в неподобающем месте, извольте доложить мне! — гневно потребовал Хемингуэй. — Я думал, вы полностью ознакомились с тем делом! — Он выдвинул один из ящиков стола и стал в нем копаться.

— Простите, сэр, просто то дело выглядело совершенно пустым! Я обсудил его с Карсторном и пришел к выводу, что речь идет о несомненном самоубийстве.

Хемингуэй, найдя письмо, впился в него взглядом.

— Почему же тогда Уорренби припрятал письмо? — воскликнул он. — Только не надо говорить про его намерение подразнить Пленмеллера! Тот и ухом не повел бы: письмо наверняка огласили в суде!

— После всего того, что мы услышали от Каупланда, сэр, я подумал, что Уорренби хотел найти хоть что-то, чтобы уязвить Пленмеллера. Письмо — подходящий документ. Он предстает в нем бессердечным человеком, намеренно действующим брату на нервы. Простите, сэр.

— Ладно. Я тоже виноват: надо было спросить, где вы нашли письмо. Несите папку! Если офис закрыт, узнайте, где живет Каупланд и…

— Не беспокойтесь, сэр, я ее добуду! — заверил инспектор, стоя по стойке «смирно».

— Выясните заодно, на месте ли начальник полиции. Мне необходимо с ним поговорить.

Вскоре дежурный сержант доложил, что полковник Скейлз прибыл несколько минут назад для встречи с суперинтендантом. Полковник Скейлз как раз прощался с весьма дородным суперинтендантом, когда к нему в кабинет вошел Хемингуэй.

— Здравствуйте, Хемингуэй, садитесь! Надеюсь, вы напали на след?

— Кое-что есть, сэр, — ответил тот. — Один из моих сотрудников отправил вещественное доказательство вашему доктору Ротерторпу. Вечером он сможет что-то сообщить. Он сказал, что располагает небольшой лабораторией, поэтому нам не придется связываться с Ноттингемом.

— Что за вещдок?

— Пока не могу сказать, сэр. Уверен, мы на верном пути. Это долгая история.

— Тогда возьмите сигарету или закурите собственную трубку, — предложил полковник. — Мне очень любопытно! У вас все, Митчэм?

— Да, сэр, — с сожалением признался дородный суперинтендант и вышел.

— Выкладывайте! — потребовал полковник.

— Сэмпсона Уорренби застрелили не в 7.15 и, вероятно, не из винтовки.

— Господи! Почему вы так решили?

Хемингуэй подробно объяснил. Полковник внимательно выслушал его, но, когда старший инспектор замолчал, сказал с удрученной улыбкой:

— Не отрицаю, я многое упустил в данном деле. — Он вздохнул. — Вы действуете высокопрофессионально! Если убийство совершено между 6.00 и 6.30, то это существенно сужает выбор подозреваемых.

— Если преступник — не кто-то, о ком мы ничего не знаем, сэр, что вряд ли, подозреваемых остается четверо, причем вероятными являются всего двое. Алиби на этот отрезок времени отсутствуют у викария, старшего Хасуэлла, молодого Ладисласа и Гэвина Пленмеллера. Если это викарий обзавелся чужим стволом и убил из него Уорренби или еще кого-нибудь, то я сразу подам в отставку, не дожидаясь увольнения. Мнения о Хасуэлле у меня нет, он человек замкнутый, но на него я бы не подумал, потому что не выявил у него даже подобия мотива желать устранения Уорренби.

— Уверен, что и не обнаружите, — заметил полковник. — Я знаю Хасуэлла много лет, собственно, мы друзья, и хотя это обстоятельство не должно иметь веса, оно заставляет меня утверждать, что если Уорренби убил он, то я обманывался в нем с самого момента знакомства!

— Все в порядке, сэр, на Хасуэлла я не думаю. Остаются Ладислас и Пленмеллер. В этой паре я предпочитаю второго.

— У поляка Ладисласа есть явный мотив, — напомнил полковник. — Согласен, именно Пленмеллер скорее замыслил и осуществил бы преднамеренное убийство, но у него, похоже, мотива нет вовсе.

— Именно это я и хотел с вами обсудить. В отличие от остальных, он располагал автоматическим пистолетом нужного нам калибра. Это оружие числится в арсенале брата, но его не оказалось в оружейном шкафу, когда я туда сунулся. Мы, конечно, не знаем пока, каким арсеналом может располагать Ладислас, но я не слышал, чтобы армия, английская или иностранная, имела на вооружении пистолеты такого калибра. Если пистолет не остался у него после войны, то откуда бы ему взяться? Итак Гэвин Пленмеллер. О нем я и собирался с вами посоветоваться, сэр.

— Ничего не могу вам о нем сказать, — отозвался полковник. — Он мне не нравится, согласен, Пленмеллер способен спланировать такое убийство. Правда, не понимаю, зачем ему понадобилось бы его совершать? Может, запутанные сюжеты, которые Пленмеллер придумывает, повлияли на его мозги и он решил доказать себе, что способен посрамить полицию?

— Подобных предположений я не выдвигаю, сэр, хотя он, без сомнения, считает себя способным в два счета посрамить нас. У меня сильное подозрение, что это старая история: человеку сошло с рук одно убийство, и он вообразил, что раз однажды уже обвел полицию вокруг пальца, то это получится снова.

Полковник вздрогнул:

— Что?! Господи! Вы хотите сказать…

— Я хочу выяснить, что именно произошло, когда Уолтер Пленмеллер ушел из жизни якобы по своей воле, — заявил Хемингуэй.