Глава 13
В маленьком кабинете не оказалось никого из временно подчиненных старшему инспектору сотрудников, но он увидел, что Харботтл, пришедший раньше его, разобрал стопку бумаг на столе. Усевшись, Хемингуэй отодвинул бумаги и подтянул к себе за шнур телефонный аппарат. Его немедленно соединили с непосредственным начальником, суперинтендантом Хинкли, который поздоровался с ним сурово, зато без всякой официальности: сказал с убийственным сарказмом, что рад слышать его голос и обожает задерживаться в Управлении, опаздывая на встречу. На это старший инспектор нашел надлежащий ответ, содержавший порицание людей, весь день проводящих с ногами, закинутыми на стол. После обмена любезностями суперинтендант поинтересовался:
— Ну, как дела, Стэнли?
— Бывало и хуже. Есть что-нибудь для меня?
— Ничего важного. Все банально: родился в 1914 году в Ноттингемшире, единственный сын преподобного Джеймса Артура Линдейла. Отец жив, мать умерла в 1933 году. Две сестры, одна замужняя, другая одинокая. Учился в колледже Стиллингборо. В 1933 году поступил в брокерскую фирму своего дяди «Линдейл и Кру». В 1935 году зарегистрировался на фондовой бирже. Призван в армию в 1939 году, служил до 1946 года. Хотите его послужной список? Переводился с места на место, награжден орденом за достойную службу. Последнее место службы — оккупационная армия в Германии, звание — майор.
— Вряд ли это пригодится. Чем он занимался после демобилизации?
— На пять лет вернулся на фондовую биржу. Проживал в холостяцком пансионе на Джермин-стрит. Больше о нем ничего не известно. Он даже не продлил свои водительские права. В конце 1950 года покинул фондовую биржу.
— Маловато, — вздохнул Хемингуэй. — Что насчет его жены?
— Он холост.
— Женат! — нетерпеливо возразил Хемингуэй. — Муж и отец! Я уже говорил тебе об этом, более того, просил навести справки и о ней!
— Знаю, но ничего о ней не получил.
— Кто готовил справку?
— Джимми Роксэм.
— Вот оно что, — протянул Хемингуэй. — Этот вряд ли что-либо упустит. Ты приказывал ему заняться женой, Боб?
— А как же! Если у меня появится повод уволить тебя с позором со службы…
— Не появится! — перебил его Хемингуэй. — Послушай, Боб, это значит, что даже Джимми иногда дает маху. Я все видел собственными глазами: муж, жена, годовалый ребенок. Линдейл говорит, что женился года два назад.
— Нет, — возразил суперинтендант. — Джимми поболтал с одним из партнеров его прежней фирмы, и тот не смог ответить, где он сейчас и чем занимается. Якобы Линдейл ушел с фондовой биржи из-за проблем с нервами после войны.
— Примерно то же самое утверждает сам Линдейл. Получается, ему понадобилось целых пять лет, чтобы решить, что городская жизнь больше не для него. Говоришь, у него две родные сестры?
— Да. Старшая живет с отцом, у него приход в каком-то из центральных графств. Младшая замужем за судовладельцем, живет под Биркенхэдом.
— Биркенхэд… Далековато. Потому, наверное, никогда сюда и не заглядывала. А вот старшая могла бы проведать брата. Наверное, не может оставить старика одного. Джимми встречался с дядей?
— Нет, тот умер в последний год войны. После ухода Линдейла в фирме не осталось никого с этой фамилией.
— Жаль, он мог бы рассеять наши сомнения… Все это как-то странно!
— Ничего странного. Женщина, которую ты видел, очевидно, его любовница. Случается, знаешь ли!
Хемингуэй, хмурясь, пропустил мимо ушей эту фривольность.
— Нет, — произнес он. — Она — женщина иного типа. И дом у них семейный. Ладно, забудь. У меня к тебе еще одна просьба…
Он все еще разговаривал с Хинкли, когда вошел инспектор Харботтл, как всегда, с мрачным видом. Взглянув на него, Хемингуэй сказал суперинтенданту, что ему пора закругляться.
— Пришел Дисмел Десмонд, понесший тяжелую утрату. Пока, Боб!
— Если это суперинтендант, — заговорил Харботтл сурово, — то он, наверное, что-то сообщил про пули?
— Только про первую. Мимо. Остальное завтра.
— Эта выпущена не из ружья Пленмеллера? Удивительно!
— А я не удивлен, — заметил Хемингуэй. — Если бы в Уорренби стреляли из этого ружья, я поймал бы пулю рукой. Возможно такое? Нет.
— Среди всех местных, — продолжил Харботтл, — я считал его самым подозрительным. Честно говоря, мне он с первого взгляда не понравился.
— Сделаю все, чтобы поставить его в известность об этом, — отозвался Хемингуэй, сортировавший записи в своем блокноте.
— Не смешно, — враждебно сказал инспектор. — Злой язык выдает порченую натуру. Когда он заявил вам, что убил своего брата, я был потрясен сильнее, чем когда-либо в жизни! Даже вы, сэр, не сочли бы подобное удачной шуткой!
— С чего вы взяли? — рассердился Хемингуэй.
— Более того, — гнул свое инспектор, не обращая внимания на начальственный гнев, — я продолжаю верить в то, во что верил сначала.
— Верьте во что хотите, но я здесь не с целью расследовать смерть первого Пленмеллера. Достаточно утверждения Карсторна, что произошло самоубийство.
— Никто не спорит. Но если вы спросите меня, то я отвечу, что этот человек был преступником с моральной точки зрения.
— Говорит, что довел брата до самоубийства… Признавайтесь, что испортило вам настроение? Что вы раскопали?
— Нечто, не имеющее, строго говоря, отношения к данному делу, — ответил Харботтл. — Но я захватил это вместе с бумагами. Помните, я говорил вам, что Уорренби был коронером? Так вот, я нашел письмо, оставленное несчастным самоубийцей. Вы только послушаете! Дата — 25 мая прошлого года, в ту самую ночь он заперся в ванной и отравился газом. «Дорогой Гэвин, это мое последнее письмо тебе, больше мы не увидимся. Ты приезжаешь сюда, чтобы что-то из меня вытянуть, разозлить своим сарказмом. С меня довольно. Дом перейдет тебе раньше, чем ты думаешь, и когда окажешься в моей шкуре, то сможешь поздравить себя с тем, что поспособствовал моему концу. Так и будет, я тебя знаю. Твой Уолтер». — Харботтл отложил листок. — Бедняга не ошибся! Он действительно торжествует!
Хемингуэй взял письмо и заглянул в него.
— Вообще-то мне Пленмеллер нравится не больше, чем вам, но это тоже подлость — отравиться газом, оставив такое письмо! Представляю, как приятно было брату слушать, когда письмо зачитывали в суде!
— Мог бы убраться куда подальше от стыда! — буркнул Харботтл.
— Не мог. Во-первых, за здешнюю собственность много не выручить. Во-вторых, даже этот хладнокровный мерзавец знает, что такое нервы.
— Ничего, ему хватило самообладания, чтобы застрелить Уорренби. Так я думаю!
— О, да! — подхватил Хемингуэй. — Он перебил бы полдеревни, если это пригодилось бы для новой книги. Но если вы пытаетесь убедить меня, что Пленмеллер выстрелил в Уорренби из неприязни, то напрасно тратите время, Хорас. Я признался начальнику полиции, что не знаю, что является мотивом для убийств, но это было преувеличением. Никто, кроме умалишенного, не убьет ближнего просто потому, что считает его навязчивым пройдохой! Полагаю, Пленмеллеру хочется, чтобы я думал иначе, тогда он мог бы наслаждаться тем, как я раз за разом оказываюсь в дураках. Но если ему нужно, чтобы я счел его главным подозреваемым, то пусть преподнесет настоящий мотив и перестанет изображать душу общества. Что еще вы нашли в кабинете Уорренби?
Харботтл с пренебрежением посмотрел на бумаги на столе:
— Я принес это вам, но вряд ли вы найдете в этом что-нибудь ценное. Тут переписка с одним из городских советников — похоже, у них вышла ссора. Еще много всего про какое-то выставленное на продажу имущество в доверительной собственности. Кажется, главным попечителем выступал Драйбек, он всем этим и заправлял. Уорренби представлял интересы человека со странным названием — никогда раньше такого не слышал… — Харботтл вытянул из груды одну бумагу и воскликнул: — Вот, сэр! Бенефициарий! — Он положил бумагу на стол и ткнул пальцем в соответствующую строчку.
— Ох, уж эти законники, — с отвращением пробормотал Хемингуэй. — Поищите словарь!
Инспектор вернулся через несколько минут с увесистым томом.
— Так называется тот, кто получает прибыль от имущества в доверительной собственности, — продекламировал он.
— Отлично! — кивнул Хемингуэй, просматривавший письма. — Этот клиент, понятно, хочет свою долю. Можно приступать к продаже, но Драйбек по какой-то причине тянет резину…
— Неудачное время для продажи, — подсказал Харботтл. — Он так и объясняет в одном из своих писем, и это звучит разумно. Уорренби этого не опровергает. Пишет с безупречной учтивостью: мол, ситуация ясна, но его клиенту не терпится без промедления получить свою долю вырученного. Не понимаю, сэр, какое это имеет отношение к убийству? Я сомневался, нужно ли показывать это вам. Причина сомнения — появление в кабинете Уорренби Драйбека сегодня днем. Я решил, будто он что-то вынюхивает, однако он объяснил, что хочет как-то помочь Каупланду. Драйбек пытался вытянуть из меня, нашел ли я что-нибудь, — так я расценил его болтовню. Конечно, я его выпроводил, а потом подумал, что он беспокоится из-за переписки с Уорренби. Ничего иного, что касалось бы его, я не нашел.
— Любопытно, — признал Хемингуэй. — Клиент Уорренби тянулся за своей долей, а Драйбек, наоборот, не торопился. Может, он просто старался для выгодоприобретателей — жаль, мы не знаем, как относились к немедленной продаже другие! Хотя у него могли быть свои причины.
— Господи, шеф, уж не намекаете ли вы на хищение? — воскликнул Харботтл.
— Нет, — покачал головой Хемингуэй, — но я не удивился бы, если бы он просто все загубил упрямством или нерасторопностью. Бьюсь об заклад, Уорренби об этом пронюхал. В общем, придется разбираться. Что тут? — Он взял адресную книгу и открыл ее.
— Пока не смотрел, сэр. Наверное, надо.
Хемингуэй кивнул, рассеянно листая тонкие страницы.
— Сделайте одолжение. Мало ли что случайно… — Он осекся. — Чтоб мне провалиться!
— Вы что-то нашли, сэр? — Инспектор заглянул ему через плечо.
— Вот неожиданность! Не верилось, что подобное возможно. Пусть это послужит вам уроком, Хорас. Всегда обращайте внимание на то, что говорят вам люди, как бы глупо это, по-вашему, ни звучало!
— Вы-то ничего не упускаете, — отважился на комплимент Харботтл.
— На сей раз упустил. У меня возникло подозрение, что ваш приятель Пленмеллер пытается пустить меня по ложному следу. Посоветовал мне искать некоего Нентолла — а он вот где, голубчик! Фрэнсис Алоизий Нентолл, Брейдгерст, Сюррей. Проклятие! Что мне стоило заглянуть в эту книгу перед звонком суперинтенданту! Теперь придется перезванивать ему завтра утром.
— Что сообщил об этом человеке Пленмеллер?
— Однажды Уорренби спросил Линдейла, говорит ли ему что-нибудь это имя, и вопрос тому сильно не понравился. Может, так и было, может, и нет. В одном я уверен: хозяйка тявкающих Ультим не зря уловила в Линдейлах какую-то фальшь. Она здорово напугана и не спускает с них глаз. Есть нечто такое, что они от меня тщательно скрывают. Сквайр тоже… Кажется, теперь я знаю, что это. Ну и дельце, Хорас!
— Я не понимаю, сэр!
— И никогда не поймете, потому что не интересуетесь психологией.
Инспектор, знакомый с причудами своего шефа, уставился на него, но Хемингуэй не стал ничего объяснять.
— Не знаю, бывал ли у меня когда-нибудь такой обширный выбор, — наконец произнес он. — У троих мотив, заметный за милю: племянница убитого, наследующая его деньги. Ее парень, утверждающий, будто не помышляет о женитьбе, что я считаю ложью. Старик Драйбек, годами отстававший от Уорренби, да еще испугавшийся — если верна моя догадка, — что тот разоблачит его халтуру с неким трастом. Всех троих можно считать подозреваемыми первого порядка. За ними следуют подозреваемые под вопросом, со сквайром во главе. Полагаю, Уорренби шантажировал его.
— Сквайр? — усомнился Харботтл. — В чем же цель шантажа?
— Обесценивание нанятого имущества. Знаю, вам неведомо, что это такое: действия, не подпадающие под уголовный кодекс. У него могли возникнуть проблемы, но полиция не вмешивалась бы. Сейчас объясню, не перебивайте! Итак, со сквайром подозреваемых четверо, далее придется приплюсовать и его жену, хотя насчет нее у меня большие сомнения. Уже пять. Вот мы и добрались до Линдейлов. Это мог сделать любой из них, тем более муж, будь у него достаточный мотив. Подозреваемых «под вопросом» набирается четверо. Значит, в общей сложности семь.
— А Пленмеллер? — напомнил Харботтл.
— И его не забыл: он у меня возглавляет третью категорию — тех, кто мог бы это сделать, но вроде не имел для этого никаких причин. Таких трое. Пленмеллер, вполне способный на убийство; Хасуэлл — темная лошадка…
— У него алиби, сэр!
— Не младший, а его папаша. Я встретил его сегодня у викария. Он один из тех хладнокровных, рассудительных людей, кто говорит только то, что считает нужным. Как установил Карсторн, в субботу днем Хасуэлл побывал в пятнадцати милях от Торндена. Мы вынуждены полагаться на его слова, будто он вернулся домой после восьми, потому что по пути заехал в свой офис в Беллингэме, чтобы доделать какую-то работу. По субботам все закрываются в полдень, и подтвердить показания некому.
— А викарий? — спросил Харботтл. — Он мог добраться до Фокс-Хауса через свой луг.
— Если это совершил викарий, то я не гожусь в регулировщики на перекрестке, не то что расследовать убийство! Единственный другой вероятный подозреваемый — если только вы не положили глаз на миссис Миджхолм, не простившую Уорренби пинок, отвешенный ее собачонке, — Per.
— Кто это?
— Я с ним пока не знаком, но у меня есть основания считать, что в субботу он побывал на выгоне с винтовкой викария. Per совсем не годится в подозреваемые, но я не вычеркиваю его из списка: винтовку-то он где-то припрятал. Я распорядился, чтобы завтра по пути на работу он занес ее нам. Судя по его семье, Per, скорее всего, так и сделает. Если нет, можете за ним ехать. Всего в списке девять человек, но, признаться, некоторым в нем не место.
— Вы забыли про майора, — сухо напомнил Харботтл.
— Его я держу про запас, на тот случай, если отпадут все остальные, — объяснил Хемингуэй, собирая бумаги на столе и перевязывая их тесемкой. — Уходим! Хватит на сегодня.
— Вы будете просить завтра об отсрочке, сэр? Кто председательствует на дознании?
— Человек из Хоуксхэда. Начальник полиции хвалит его, но, похоже, он из тех ворчливых ветеранов, кто обожает вникать во второстепенные подробности, а это значит, что утро у нас пропадет зря. Правда, мне еще надо поговорить с Хинкли.
Утром в полицейском участке Хемингуэй узнал, что десятью минутами раньше туда явился молодой Дитчлинг и теперь дожидается его.
— Ствол принес? — спросил Хемингуэй.
— Так точно, сэр. Он у сержанта Нарсдейла.
— Хорошо. Что вам известно об этом пареньке?
— Ничего такого, сэр. Уважаемая семья. Все имеют постоянную работу, никто никогда не нарушал закон. Парню недавно стукнуло шестнадцать лет. Трудится на складе Окли, босс на него не нахвалится. Но сейчас он здорово напуган.
— Это мне нравится, — сказал Хемингуэй. — Отправьте его ко мне!
В тесный кабинет привели взлохмаченного прыщеватого юнца с неуклюжими движениями. Он вошел и замер у двери, уставившись на старшего инспектора круглыми серьезными глазами, прижав к груди фетровую шляпу.
— Per Дитчлинг? — спросил Хемингуэй, окинув его взглядом.
— Да, сэр, — пролепетал тот.
— Хорошо. Сядь-ка. Объясни, почему не торопился возвращать ружье мистеру Клиберну?
При всей дружественности этой просьбы было понятно, что Per уже видит распахнувшиеся перед ним тюремные ворота. Он боязливо приблизился к стулу и сел на самый краешек. Казалось, он со страху лишился дара речи.
— Выкладывай! — поторопил Хемингуэй. — Я тебя не съем. Где ты прятал ружье? В сарае, что ли?
— Это Тэд его туда отнес из-за Элфи, сэр.
— Разумный поступок! Сарай был на замке?
— Да, сэр.
— Где вы хранили ключ?
— У нас с Тэдом было одно местечко, больше никто о нем не знает, чтобы Клод с Элфи не могли туда забраться без нас и что-нибудь натворить.
— Что за местечко?
Per стал мять свою шляпу.
— Мы с Тэдом покрыли крышу сарая просмоленным воском, чтобы не протекала. Под него можно подсунуть ключ.
Хемингуэй свел брови на переносице.
— Вы всегда держите там ключ?
— Да, сэр, — кивнул Per, сильно волнуясь. — Никто про это не знает, кроме нас с Тэдом, честное слово, сэр!
Хемингуэй помолчал, представив ряд коттеджей: из верхних задних окон каждого наверняка отлично просматривались все узкие садики. Per судорожно сглотнул, продолжая вертеть в руках шляпу.
— Слушай внимательно, сынок! Не буду тебя спрашивать, почему ты не отнес ружье мистеру Клиберну. Причину я знаю. И не стану напоминать, что ты нарушил закон, оставив себе огнестрельное оружие, не имея на это разрешения. Уверен, констебль Хобкирк все уши тебе этим прожужжал.
— Да, сэр, — признал правонарушитель с виноватой улыбкой. — Простите, сэр.
— Смотри, чтобы больше это не повторялось! Если ты сейчас правдиво ответишь на мои вопросы, то мы больше не станем к этому возвращаться. Ты ходил с винтовкой на общественный выгон в субботу?
— Да, сэр. Но, честное слово, я не стрелял в того джентльмена! — сказал Per, вспотев от напряжения.
— А куда ты стрелял?
— Никуда, сэр! Просто тренировался в меткости, как Тэд мне велел. Тэд научил меня стрелять, но мы с ним тренировались всего три раза. Потом он получил повестку и сказал, чтобы я отнес ружье обратно преподобному. Правда, я собирался! Просто оставалось несколько патронов, вот я и подумал, что если немного потренируюсь, то преподобный не будет возражать. Я хотел отнести ему ружье в воскресенье.
— Почему же не отнес?
— Вся деревня говорила об убийстве мистера Уорренби.
— До тебя дошли слухи?
— Просто я… В общем, сэр…
— Все потому, — перебил его Хемингуэй, — что ты тренировался в стрельбе неподалеку от Фокс-Хауса?
— Нет, сэр! — крикнул покрасневший Per. — Вам наговорил на меня старый Бигглсвейд, но он наврал! Я ходил на гравийный карьер сквайра, потому что в субботу днем там никого нет, можно спокойно пострелять. Я принес свои мишени, сэр, чтобы доказать, что говорю правду!
Он достал из кармана несколько картонных карточек и разложил на столе перед старшим инспектором. Они, конечно, не служили доказательством, что Per не стрелял из винтовки викария поблизости от Фокс-Хауса, зато убедили Хемингуэя, что попасть человеку в голову с расстояния сотни ярдов Per мог бы только по случайности. Старший инспектор с усмешкой перебрал мишени и спросил:
— С какого расстояния ты стрелял?
— Ярдов с двадцати пяти, сэр.
— Палил по каждой много раз?
— Да, сэр! — гордо ответил Per. — Хотелось, чтобы было кучно, как у Тэда. Если бы можно было часто тренироваться, я бы его скоро догнал.
— Тогда вступай в стрелковый клуб, сынок. Нечего палить из чужих ружей где ни попадя. — Хемингуэй отдал ему мишени. — В котором часу ты пришел на карьер?
— После пяти, сэр. Я пробыл там не более часа, сэр, потому что к половине седьмого уже вернулся домой. Спросите маму, Эдди, Клода, сэр, — все скажут вам то же самое.
— Если я захочу проверить правдивость твоего рассказа, то так и сделаю, — торопливо произнес старший инспектор, решив поручить это Харботтлу. — Сейчас я хочу узнать другое: что ты сделал с ружьем, вернувшись домой?
— Почистил его, сэр, как Тэд показывал.
— А потом?
— Больше ничего, сэр, завернул в мешковину, и все. Тэд сказал…
— Не важно, что сказал Тэд! Ты запер ружье в сарае?
— Вообще-то… Нет, сэр. То есть… Я оставил его в сарае, но запер сарай не сразу, потому что мама поручила мне одно дело, — виновато объяснил Per. — Вернее, даже два. Клод и Элфи поломали табуретку, пришлось чинить. А затем я занялся сушилкой для посуды, которую начал мастерить еще вместе с Тэдом.
— То есть ты сам был в сарае?
— Да, сэр. Когда мать позвала меня ужинать, я запер сарай. Было поздновато, потому что Клод вернулся только без четверти восемь: у них в Клубе Волчат была экскурсия.
— Ты уверен, что винтовкой никто не мог завладеть?
— Никто, сэр, никак! И вообще, сэр, я не пойму, как мистер Бигглсвейд мог услышать мою стрельбу оттуда, где сидел! Когда он пришел к моей матери с историей о том, как со мной говорил, то рассказал, где сидел, услышав выстрел. Мать подтвердит, что его собственная дочь велела ему не нести вздор, потому что было слишком далеко, чтобы что-то услышать. Понятно, сэр, что ничего он не слышал: если до него долетел один выстрел, то почему не остальные?
Хемингуэй выдвинул ящик стола и достал схему Торндена.
— Покажи, где он сидел!
Per послушно встал и уставился через плечо старшего инспектора на схему. Ему потребовалась пара минут, чтобы сообразить, что к чему.
— Сложное дело, сэр, — признался он, — здесь нет деревьев и тропинок на выгоне, лишь кусты утесника около Фокс-лейн. Вот тут растут деревья… — Per ткнул пальцем в схему зарослей утесника.
— Между кустами и карьером? Да, я видел. Дальше местность идет под уклон, правильно?
— Да, сэр. Оттуда виден выгон, вот тут можно сидеть, сюда ведет тропа. Бигглсвейд говорит, будто он там сидел. Думаю, так оно и было, он всегда совершает такую прогулку. Сами видите, это далеко от карьера. — Per помолчал, сосредоточенно морща лоб. — А еще, если бы он слышал мои выстрелы, то знал бы, в какой стороне от него я находился. Но он же утверждает, что я стрелял совсем не там! С ума он, что ли, спятил? Сдается мне, сэр, он вообще ничего не слышал. Просто захотел, чтобы о нем написали в газетах.
— Где он тебя увидел?
— На той тропе, о которой я вам рассказывал, сэр. Она выходит на Фокс-лейн почти напротив дома мисс Паттердейл.
— Зачем тебе было возвращаться домой кружным путем, когда ты мог бы пройти от карьера вдвое быстрее, прямиком через выгон? — спросил Хемингуэй.
Per покраснел и виновато ответил:
— Тут такое дело, сэр… Ружье-то преподобного… Ну, та часть выгона совсем открытая, даже площадка для крикета, в воскресенье днем там полно людей, вот я и решил идти в обход, чтобы ни с кем не сталкиваться.
— И напоролся на Бигглсвейда! Он спросил, зачем тебе ружье, а ты надерзил ему и удрал. Он же не из тех, кто сильно уважает закон, почему ты его испугался?
— Я не испугался, сэр, — то есть не совсем… Я бы совсем не испугался, если бы не Элфи. Он недавно сыграл с Бигглсвейдом шутку, и этот старый черт мог наябедничать преподобному и даже мистеру Хобкирку, — признался Per.
— Ясно. Пока это все, что мне от тебя нужно. Беги на работу — и смотри, больше не нарушай закон, сынок!
— Ни за что, сэр! Спасибо, сэр!
Рег кинулся к двери, едва не столкнувшись с входившим инспектором Харботтлом. Суровый вид инспектора его взволновал, он пробормотал что-то невнятное и удрал. Инспектор закрыл дверь.
— Это был молодой Дитчлинг? По-моему, вы устроили ему хорошую взбучку, сэр!
— Не я. Он принял вас за палача, что неудивительно. Вы принесли рапорт, который я жду?
— Только что поступило, — доложил Харботтл, отдавая Хемингуэю запечатанный конверт.
Хемингуэй вскрыл конверт, вынул единственный листок и расправил его.
— Мимо, — пробормотал он, прочитав рапорт.
— Неужели ни одно из проверенных ружей не оказалось тем, которое мы ищем?
— Ни одно! — весело подтвердил Хемингуэй. — Более того, я и без микроскопа вижу, что винтовка викария тоже не та. Ее придется проверить. Если бы все свидетели были такими же честными, как этот паренек, то вы были бы старшим инспектором и не тратили бы время со мной и не думали сейчас, что сами справились бы гораздо лучше!
— Я ничего подобного не думаю, — возразил Харботтл и даже улыбнулся, что было для него большой редкостью. — Но если смертельный выстрел произвели не из одного из собранных нами ружей, то нам придется собирать другие — те, о которых вы мне запретили говорить.
— Может, и так, — согласился Хемингуэй. — А может, и нет. Это дело кажется мне все более странным, Хорас. Ладно, после дознания у меня будет время поделиться с вами своими соображениями. — Он посмотрел на часы. — А пока сосредоточимся на дознании. Полагаете, заместитель коронера не ударит в грязь лицом?
— В этом случае публика будет разочарована, — произнес Харботтл. — Наверное, после показаний врача вы потребуете продолжения?
— Вероятно, — сказал Хемингуэй. — Там видно будет.
