А ночью мне снова снился белый дом среди песков. Злой рой песчинок кусал за голые ноги, которые помимо моей воли уже поднимались по ступенькам к черному провалу меж открытых дверей. Я снова видела тысячи танцующих огоньков свечей, от которых тьма делалась лишь гуще и тяжелее. И снова ощущала, как меня зовет что-то невероятное и подавляющее, скрытое темнотой. Неясные тревожные шепотки и шорохи волнами перекатывали через меня и смешивались с гудением песка за спиной. Я, как и прежде, застыла в проходе, словно увязая в какой-то пелене, не в силах не то что шаг сделать — вздохнуть не могла от накрывающего ужаса. Всем своим нутром понимала: стоит мне пересечь порог, и назад пути уже не будет. А бархатистая тьма плескалась передо мной и манила в свои теплые влажные объятия.

И вдруг все закончилось. Отступила тьма, присмирел рой песчинок. Чьи-то ласковые руки обняли меня сзади, и ужас ушел. Кто-то неведомый взял меня за ладонь, даря уверенность и ощущение правильности. Преодолев последние сомнения, я сделала шаг вперед…

Я сидела на террасе, без настроения ковыряла золотистые блинчики, приготовленные Ханной-Мэй на завтрак, и смотрела на лежащий передо мной тот самый контракт. Рядом с ним на вышитой скатерти стояли хрустальные розетки с ароматным медом, клубничным вареньем и сметаной, тарелки с жареным сочным беконом, пиалы с оливками и горошком, вазочки с печеньем и конфетами. Так изысканно красиво. Но ничто было не в силах пробудить угасший при виде папки аппетит. Я с раздражением отодвинула тарелку с истерзанными блинчиками и взяла чашку с чаем. Тангавор сидел напротив, безмятежный и расслабленный, как хищник после охоты, лениво щурился, вглядываясь в туман. От него, свежего, наполненного неясной силой, веяло таким нескрываемым облегчением и довольством, будто своим согласием я ему жизнь спасла.

Туман ласково терся об перила, не смея подбираться ближе. Утренние сиреневые сумерки едва разгоняла лампа, вынесенная из дома. Я вдохнула душистый аромат чабреца, добавленного в чай, и попробовала мысленно настроиться на знакомство с договором, который уже заранее невзлюбила.

Утром я проснулась очень рано и долго лежала, то ругая себя, то обманываясь смутными надеждами. Бестолково промаявшись, я вконец разозлилась и решила, что раз так опрометчиво пообещала помочь, то надо взять себя в руки и стать взрослой и последовательной. Я подписалась на эскорт-услуги, назовем вещи своими именами, и нечего строить из себя невинную дурочку и уж тем более питать лишние иллюзии. Раскопав на дне души остатки цинизма, я сделала последний глоток чая, села ровно и открыла папку. Приступим. Первые две страницы на удивление совершенно невинные. Ни за что не догадаешься, о чем речь.

«В соответствии с условиями Договора Исполнитель обязуется по заданию Заказчика оказать Услуги (далее по тексту — Услуги), указанные в Перечне Услуг (Приложении № 1 — Перечень Услуг к Договору), а Заказчик обязуется оплатить Услуги. Приложение № 1 — Перечень Услуг является неотъемлемой частью Договора».

И дальше как положено, срок действия договора, срок оказания услуг, права и обязанности сторон и прочие типовые пункты. Абсолютно нейтральные, общие слова, за которыми может таиться что угодно. Видимо, вся конкретика надежно скрыта в приложениях. Быстро пробежав глазами по пустым, ничего не значащим абзацам, я перешла к приложению. Страница, посвященная обязанностям аттара, меня успокоила. Первый же пункт четко говорил о том, что Тангавор обязуется ко мне не приставать, только в более заумной канцелярской формулировке.

А вот по мере прочтения следующей страницы, где были расписаны уже мои обязанности, постепенно меня накрывало замешательство. От казенным языком написанного списка «формы выражения чувств» мои уши горели в пламени стыда. Подробное описание нескольких видов поцелуев, разновидности объятий, взгляды, слова… От обескураживающей, откровенной инструкции меня одолевала злая истерика. Самоучитель для маар, не меньше. Поминутно то краснея, то свирепея, я едва сдерживалась, чтобы не послать аттара с его контрактом куда подальше. Какой умник писал эту чушь?

— Так все плохо? — спросил аттар.

Ох, кажется, я последнюю фразу произнесла вслух.

— О нет, все чудесно, — с едва сдерживаемым сарказмом ответила я. — Подскажи, о любезный жених, а вчера какие у нас были поцелуи? «Обычный поцелуй в губы, сопровождающийся сильным надавливанием» или «длинный поцелуй, когда губы влюбленных не могут оторваться друг от друга»? А еще тут есть «пульсирующий поцелуй», «посасывающий губы», «гладящий поцелуй»… Да здесь целых пятьдесят видов поцелуев! — Я возмущенно вскинула глаза на аттара, который в явном замешательстве смотрел на меня, вернее, на мои губы. — Мы должны все это делать на людях? У вас так принято? Дикарство какое-то. Ты вообще это читал?

Надо же, сама не заметила, как перешла на «ты».

— Нет, не читал и теперь жалею об этом, — медленно проговорил Тангавор и перевел взгляд выше. В глазах аттара бесились рыжие всполохи, а голос был полон шутливого сарказма. — Кто знает, может, вчера, моя Шаари — На, я был бы более искусным.

Вот теперь щеки вспыхнули от смущения совсем другого рода. Надо привыкать, одернула я себя, закусив губу, и вернулась к изучению контракта, приложение к которому напоминало адскую смесь инструкций по флирту для девственников-перестарков и требований к наложницам гарема. На такое даже злиться не получалось. Едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, я сделала постное лицо, протянула контракт аттару и почти серьезно сказала:

— Я не буду это подписывать.

В глазах Тангавора на секунду мелькнула паника, но, видимо, из меня отвратная актриса, потому что он тут же ехидно ухмыльнулся и подхватил контракт:

— И правильно, это мне за то, что поленился почитать сам.

Вскоре мы оба вволю потешались над «карабкающимися объятиями» и «сигнализирующими поцелуями». Но когда дошли до пункта, цинично описывающего последовательность ласк, стало совсем не смешно. Скривившись, аттар захлопнул папку:

— Это совсем перебор! — досадливо воскликнул он и швырнул ее на стол. — Нам пора выезжать.

Когда мы подходили к дверям с террасы, Тангавор вдруг схватил меня за плечи, развернул и поцеловал, властно, горячо и так умело. Одна его рука скользнула на талию, впечатывая меня в его твердое тело, вторая нежно и одновременно настойчиво обхватила затылок, зарываясь в волосы, лишая меня всякого шанса на отступление. Невольно подчиняясь, я выгнулась и подалась вперед. По телу пронеслась жаркая волна.

Оторвавшись от губ, Тангавор улыбнулся, не прекращая прижимать меня к себе, и прошептал, окутывая лицо горячим дыханием, словно невесомыми поцелуями:

— Мне кажется, мы справимся без всяких глупых инструкций. — Он пытливо заглянул мне в глаза. — Просто будь со мной рядом.

Ошеломленная, растерянно кивнула, и меня снова накрыл поцелуй, требовательный и томительный.

Теряя равновесие, я ухватилась за надежные плечи, не рассчитывая больше на ноги, ослабевшие от его слов и прикосновений. Но аттар держал крепко и уверенно, наверно, как и все в своей жизни. Тигр, не знающий промаха. И снова этот взгляд темных глаз, странный, словно ищущий что-то во мне. Казалось, Тангавор хочет сказать что-то важное. Но он лишь прижался губами к моему лбу, стиснул в объятиях и спросил:

— Часто тебе снятся кошмары?

— Я ночью кричала? — сообразила, почему он спрашивает.

— Немного.

Я вздохнула, пытаясь вспомнить, почему же так испугалась. Сейчас, при сером свете туманного утра, сон казался мне совершенно простым и уж точно не страшным. Особенно в конце, когда кто-то сильный взял меня за руку…

— Ты приходил ко мне?

— Всего лишь подержал за руку, не о чем беспокоиться. Иди собирайся…

Через час мы уже покидали безлюдные Такайямские горы с затянутой туманом сердцевиной. Я зачарованно рассматривала неприступные склоны по обе стороны от дороги. В прошлый раз ехала через этот перевал в ночи, не имея возможности любоваться суровой горной красотой. Темнота, слезы и сон в тот раз надежно отгородили меня от невероятного вида петляющего серпантина между острых пиков. Теперь я хорошо различила, как Такайямские горы вздымаются двумя сложными кольцами вокруг маленькой долины Идайн.

Я вцепилась что есть силы в ремень безопасности и смотрела в окно, едва справляясь с адреналином, шумевшим в ушах. Машина то поднималась вверх по кольцам серпантина, то стремительно спускалась вниз. Казалось, что еще немного, и она не впишется в очередной резкий поворот дороги. Как же Тангавор ехал тут ночью? В темноте? То справа, то слева возникал пугающий обрыв; дорога словно висела в воздухе, едва касаясь краем крутого склона, грозя оторваться от чешуйчатого бока горы и сползти под тяжелой машиной. Мне было страшно, и одновременно я испытывала бешеный восторг.

Сразу после того, как мы выехали на обычную трассу, за нами пристроились темные машины, очевидно нас сопровождающие. Окончательно я занервничала, когда осознала, что мы едем не на север, а на юг. Еще дальше от моего дома.

Я хмуро посмотрела на Тангавора, а он поднял мою руку, которую всю дорогу держал, к губам и поцеловал кончики пальцев. А потом, едва улыбнувшись, спокойно и твердо сказал:

— Я не хочу тебя отпускать.

Можно было, конечно, истерику закатить, потребовать отвезти меня домой. Вот только подумав, я решила, что оно того не стоит. Нет ничего такого в моей квартире, что хочу забрать с собой во дворец. Ведь именно туда сейчас так стремительно увозила меня громадная черная машина. Нет у меня подходящей одежды, нет и каких-то особых для меня мелочей, которые я не смогу купить в столице. Все же в том забавном контракте, явно состряпанным каким-то студентом, не осведомленным об истинной задаче, был вполне приятный пункт о полном обеспечении всем необходимым. Уставшая во время работы выбивать из сестры-хозяйки новую медицинскую форму, я с особым злорадством подумала, что работодатель просто обязан обеспечить меня подходящей одеждой для выполнения контракта.

Столица Даэрстан располагалась на юге, в нескольких километрах от берега. И чем ближе мы подъезжали к городу, тем зеленее становился пейзаж вокруг. Робкие розоватые почки сменялись бодрыми первыми листочками. На полях все чаще встречались желтые кляксы мать-и-мачехи. Мы практически не разговаривали по дороге. Дежурные, ничего не значащие фразы. Тангавор так и держал мою руку, и вскоре я, утомленная длинным переездом, вовсе откинулась ему на плечо. Оправдывая себя тем, что, мол, нужно привыкать, я просто наслаждалась близостью его сильного тела. Какими доводами руководствовался аттар, рисующий у меня на ладони замысловатые узоры, я старалась не думать. В том, что происходило между нами, контракт казался чуждым и уродливым наростом.

К Даэрстану мы подъехали уже вечером, когда стемнело. Столица встречала нас заревом разноцветных огней.

Есть особая, трепетная радость — въезжать в чужой город вечером. Разглядывая, как светящиеся гирлянды окаймляют крупнейшие здания столицы, увивают мосты и отражаются в ночном зеркале воды, я забывала о болезненной ломоте в теле, накопившейся за целый день в машине. Улицы, заполненные нарядными прохожими, блестели и переливались в свете фонарей.

На одной из площадей развернулось заметное даже в ночи строительство. Тангавор рассказал, что там возводят сцену и лабиринты к Джунай. Праздник, что проводится раз в пять лет, отмечают с размахом во всех городах, но в столице особенно ярко. Неделя гуляний заканчивается знаменитым Маскарадом любви и шикарным фейерверком. Должно быть, и в этот раз будет грандиозно.

— Бывала в столице на Джунай? — Тангавор дотронулся до моей щеки ладонью, разворачивая лицо к себе.

— Да, один раз, — не моргнув, соврала я, глядя прямо в его глаза, что так странно и волнующе блестели в свете пролетающих огней, — пять лет назад, с бывшим женихом.

— И больше никогда? — Его рука вдруг показалась мне тяжелой, словно окаменевшей.

— Нет, больше ни разу. — Ложь за пятнадцать лет срослась со мной и давалась удивительно легко.

Тангавор не стал задавать вопросы про тот праздник и про моего жениха, за что я была ему благодарна. Меньше всего хотела вспоминать сейчас Романа, еще меньше хотела вспоминать оба свои визита в столицу на Джунай. Хотя вряд ли я смогу забыть оба Праздника любви. И тот, что был пять лет назад, и тот, что пятнадцать. Как будто все случилось вчера. Оба праздника подарили мне по большому куску любви с горьким привкусом беды.