После позднего обеда Тангавор уехал. Я нуждалась в тишине и уединении и, признаться, была этому рада. Он обещал приехать на следующий день до заката. Сутки наедине с собой. Сутки в обществе Ханны-Мэй, дарующей мне умиротворение, и с видом на Древо Жизни, наполняющим меня необъяснимым чувством надежды.

Ранний закат я встретила там же, где и рассвет, — на крыше дома, сидя с чашкой горячего какао и кутаясь в нежный плед. Передо мной разворачивался завораживающий спектакль: синие глубокие, отбрасываемые горами тени поглотили сначала наш дом, а потом неумолимо поползли к дереву. Дотронулись до его основания, прошмыгнули мимо корней и набросились на живой небоскреб, затягивая его в пучину темноты. Тьма ширилась, заполняла собой долину. Последние лучики мазнули по макушке Идайн-Тсури, прощально сверкнули на белоснежных вершинах восточных пиков и пропали, оставив после себя вязкую фиолетовую тишину вечера.

Я старалась ни о чем не думать, позволяя подсознанию самостоятельно справляться со всем навалившимся за последние дни.

Ужинали мы с Ханной-Мэй вдвоем, и я снова купалась в теплом очаровании ее рассказов.

А ночью мне приснилось белое огромное здание с черными дверями. Стоящее среди песков, вздымаемых сильным ветром, оно манило меня, приглашало шагнуть внутрь. Я поднялась по ступенькам и застыла перед открытыми дверями с ускользающими барельефами, не в силах войти в чернильную темноту, которую не могли разогнать тысячи горевших свечей. Огни словно плавали во мраке, совершенно не давая света, завлекали меня… и пугали. Как никогда я ощущала себя мотыльком, летящим на свет. Было в непроглядной темноте что-то настолько огромное и древнее, что волосы на затылке вставали дыбом. Я так и простояла на пороге, пытаясь понять, отчего во мне растет чувство потери: оттого, что я так и не вошла в темноту, или оттого, что я не смогу не войти, ибо уже отравлена влекущим мраком.

На следующий день я не рискнула идти к дереву одна. Мне никто не запрещал, но так хотелось сделать это вместе с аттаром, что я терпеливо сидела то на террасе, то на крыше и просто смотрела. Ханна-Мэй нашла мне бумагу и карандаши, и я пыталась зарисовать Идайн-Тсури, чтобы навсегда запомнить каждую черточку исполина. Неровный бугристый ствол, словно состоящий из толстых жил и вен, мускулисто закручивался спиралью. Мощные раскидистые ветки, тяжело гнущиеся к земле, свисающие кольца лиан и причудливо приплюснутая макушка — все это делало дерево похожим на застывший фонтан. Вечнозеленый, цветущий, наполненный многоголосой жизнью.

Ханна-Мэй дала мне бинокль, и я хорошо разглядела лестницу, идущую прямо вдоль естественной спирали ствола. Она терялась среди веток и пропадала в кроне. Я вздрагивала от возбуждения при мысли, что скоро заберусь по ней на тающую в высоте верхушку.

К вечеру я написала список для Тангавора. Как только появилось время для размышления, из меня, как из рога изобилия, посыпались вопросы. И я надеялась, что аттар ответит хотя бы на некоторые.

Тангавор попрощался с Варварой, кивнул Ханне-Мэй и сел в машину. Вот только через пять минут после выезда на дорогу он свернул на незаметную просеку, идущую вдоль склона, проехал еще немного и заглушил двигатель. Впереди, увитый плющом, практически невидимый, стоял портик, скрывающий лестницу. Спиралью ввинчиваясь в землю, она спускалась в недра долины, где между корней сиял голубой источник хаоса — силы, что поддерживала этот мир. Лабиринт из древних стен и переплетенных корней вел в зал, в центре которого сверкал пульсирующий кристалл.

Нет нужды следить за ним. Идеальная сбалансированная система тысячелетиями питала сферу жизнью и не нуждалась в контроле. Аттар пришел сюда сегодня ради себя. Жизнь в мире, лишенном магии, выматывала. Жалкие крохи энергии хаоса позволяли лишь ментальное воздействие. Ему повезло больше остальных живущих в этом мире айянеров — его силы тут приравнивались к силе слабеньких магов на родине. Оттого острее он ощущал себя калекой здесь. Словно со связанными руками. Тянущая дыра там, где должна пульсировать внутренняя сила. Удивительно, но рядом с Варварой ощущение пустоты пропадало. Аттар мысленно потянулся к ней… Варвара-вода.

Тангавор, привычно срезая по пути разросшиеся отростки корней, вышел в главный зал. К кристаллу корни никогда не приближались, образуя вокруг него плотный узловатый шар диаметром в несколько десятков метров. Каждый раз приходилось прорубать проход в центр заново. Хотелось прямо сейчас бросить надоевшее мачете и остановиться, купаясь в живительном источнике силы. Но лучше потом. Сейчас поворот налево и проверка южного тоннеля, ведущего к периметру и к располагающейся там аналитической комнате. При приближении аттара ожили прозрачные экраны, выдавая стройные колонки отчетов. Отсюда хранители могли влиять на погоду, климат, воспроизведение полезных ископаемых. Следить за биосферой. Следить за рождаемостью и смертностью. Следить за тем, чтобы подопечный мир не менялся. Не развивался, но и не умирал. Вот только даже удерживание осколка в точке равновесия не уберегало мир от саморазрушения.

Неприглядная правда Мертвых миров. Люди, лишенные борьбы и непредсказуемости будущего, словно сонные мухи грелись в тепличных условиях и не желали жить. Такие, как Варвара, были исключением, слишком малочисленным, чтобы на что-то влиять. Она бы, наверно, очень удивилась, если бы узнала, что традиция выдавать девочек рано замуж и всеобщая ненависть к маарам была искусственно привита самими Высшими. Ради культа семьи, ради рождаемости. Ради того, чтобы вяло живущие люди просто не вымерли. Не стоит об этом говорить нежной Варе.

Тангавор и сам часто задавал себе вопрос: зачем весь этот фарс, зачем играть в «спасителей»? Права Варвара — это жестокая легенда. Это даже хуже некромантии — не давать мертвому миру умереть окончательно, продлевая его агонию тысячелетиями. А все из-за драконов и их предсказаний.

«В смерти первого мира спасение последнего…»

Вот и спорили с тех пор теологи и, по слухам, даже боги, про что именно речь. Про пыль, что осталась после смерти, или про саму смерть, которая, пока существуют осколки, не окончательно наступила. Драконы хранят молчание и, кажется, происходящим довольны. А потому никто не решается объявить Призрачные миры ужасной пародией на зоопарк и уничтожить. Да как можно уничтожить то, в чем есть жизнь? Пусть и странная, местами неполноценная…

Как можно распылить обратно мир, где рождаются такие, как Варвара? Тангавор, вымещая сомнения и застарелые переживания на наглых, вездесущих корнях, заполоняющих проходы, прошелся по периметру, вычистил северные и восточные проходы, не поленился заглянуть и в старые коридоры. И позже он, вспотевший и довольный, вернулся в центральный зал.

Лег рядом с голубоватым кристаллом прямо на холодные серые плиты и с наслаждением раскинул руки, позволяя чуждой ему силе проникать в тело и заполнять, медленно и неохотно, зияющую пустоту внутри. Увы, доступа к силе воды, родной стихии, здесь, в Призрачных мирах, нет. Может, за ночь накапает столько, что хватит на какой-нибудь фокус для Варвары?

Плохо быть магом воды в мертвом мире. Еще хуже знать, что ключ к спасению у пропавшей Шаари-на.

Так и пролежал он всю ночь, не чувствуя ни холода, ни голода, освещаемый голубоватыми всполохами пульсирующего кристалла.