Композиция 9
Барсов

 Москва

День начался неудачно.

Жил Барсов в подмосковном Зябликове, на улице Мусы Джалиля, и по обыкновению ставил машину во дворе; у него была красного цвета «Хёндэ Эксклюзив» последней модели.

Ещё неделю назад во дворе появился серый фургон «Баргузин» без номеров, заняв сразу три парковочных места. Пока это не касалось Вениамина, он не обращал внимания на подъезды к дому, да и появлялся он дома редко, проводя почти всё свободное время на базе. Но вот уже третий раз фургон расположился на его законном месте, прихватив ещё два места других жильцов, и Барсов решил выяснить, что происходит.

Сосед Виктор Афанасьевич, пенсионер, встретившийся в подъезде, добавил подробностей.

Как оказалось, непрошеные гости объявили себя хозяевами парковки и потребовали от жильцов платить за парковочные места по три с половиной тысячи рублей в год. Возмутившимся жильцам они предъявили какую-то бумагу с печатями и пригрозили в случае отказов подчиняться вызвать эвакуатор и убрать машины за пределы двора, а если водители станут ерепениться, их машины вообще могут внезапно сгореть.

– Ни фига себе! – удивился Барсов. – Так и заявили? За это же сесть можно!

– Они никого не боятся.

– Что за бумаги они показали? Вы видели?

– Не видел, читал документы Сашка из пятнадцатой, инвалид, его старую «Ниву» тоже согнали. Говорит, разрешение на обустройство парковочной зоны подписано начальником жилищно-коммунальной комиссии, печать стоит.

– А что это за люди?

– Три нездешних бугая, Сашка говорит – они вроде бы не москвичи, из Брянска.

– Понятно, мужички захотели поживиться, – усмехнулся Барсов. – Устроили рейдерский захват. Но ведь кто-то же из чиновников подмахнул им бумагу?

– Лихоманка ему в ребро, этому паразиту! – сплюнул Виктор Афанасьевич. – Чиновника нынче можно купить за три рубля.

– Ничего, разберёмся, – пообещал Барсов.

Разговор с соседом состоялся в воскресенье, а во вторник, когда Вениамин спустился во двор к машине, он снова увидел серый фургон, перегородивший выезд со двора на улицу, и двух мужчин в синих комбинезонах с красными буквами АСТ на груди. Подошёл к ним.

– В чём дело, товарищи? Освободите проезд.

– А ты уже оплатил парковку? – осведомился худосочный мужичок, тот, что был помоложе, длинноногий и длиннорукий; таких в народе называют дылдами; у него было лицо больного язвой, да ещё покрытое оспинами, и выдающийся кадык.

– Покажите документы, – вежливо попросил Барсов, – где написано, что я должен платить вам за парковку.

Рябой посмотрел на приятеля, широкого в кости, приземистого, с выдающимся пузом. Лицо у пузана было рыхлое, небритое, с маленькими колючими глазками.

– Объявление висит во всех подъездах, – проговорил он сиплым пропитым голосом. – Все хозяева транспортных средств должны до конца мая оплатить стоянку. Вы из какой квартиры?

– Я здесь живу тридцать пять лет, но с такими правилами сталкиваюсь впервые. Разрешите ознакомиться с вашими полномочиями.

– Чего?

– Документы свои покажите.

Мужчины переглянулись.

– Мы показывали… всем…

– Я лично не видел. Предъявите, во-первых, документ, подтверждающий право на устройство закрытой стоянки, а во-вторых, свои паспорта. И побыстрее, я спешу.

– Заплатишь в кассу – пропустим, – проблеял рябой.

– Документы, я сказал!

Оба вытаращились на него. Потом рябой отвернулся и позвал:

– Саркис, иди сюда.

Из фургона выбрался третий член шайки – в тельняшке, здоровый, накачанный, смуглолицый, с выбритым до синевы подбородком. На предплечьях у него были видны татуировки: орлы держали в лапах змей.

– Чо надо?

– Мужик права качает.

– С какой квартиры?

Барсов поманил его пальцем:

– Подойди, картина маслом, и захвати документы, которые я просил, посмотреть хочу, кто вам дал право тут командовать парадом.

– Чо?!

– Через плечо! Ты кто здесь?

– Диспетчер…

– Круто звучит, покажи документы.

– Сам покажи, пенёк.

Терпение кончилось. Барсов стремительно приблизился к парню в тельняшке, скрутил ему руку за спину, не обращая внимания на сопротивление, особым приёмом зажал шею татуированного. Его напарники оторопело уставились на майора, бросились было на выручку приятеля, но Вениамин согнул парня в тельняшке чуть ли не до колен, проговорил металлическим голосом:

– Я ему шею сломаю, уроды! Несите документы, быстро! Или через пять минут здесь будет спецназ!

– Саркис… – проблеял рябой.

– Достань, в сумке, – просипел смуглолицый.

Рябой шмыгнул в кабину фургона, вернулся с чёрной папкой.

– Паспорта!

– Мой дома…

– У кого паспорт на руках?

Рябой нерешительно оглянулся на пузана:

– Борисыч…

– Неси! – Барсов тряхнул парня в тельняшке так, что тот взвыл:

– Тюха, в бардачке, неси…

Поодаль стали собираться и переговариваться свидетели происходящего, в основном дети и женщины. Послышались голоса:

– Давно пора с ними разобраться!

– В полицию сдать…

– Доигрались, живодёры!

– Бандиты поганые…

Рябой, озираясь, поспешил обратно к машине, вернулся с замызганным до коричневого оттенка паспортом.

– Вот…

Константин отпустил качка в тельняшке, развернул паспорт, прочитал:

– Сунгарян Саркис Левонович, тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения, город Ереван… не Брянск, значит… то-то, я гляжу, рожа не русская.

– Отдай, – протянул к нему могучую руку смуглолицый.

Пузан внезапно подскочил ближе, поднимая невесть откуда взявшийся ломик, замахнулся:

– Отдай, петух, инвалидом сделаю, и вали отсюда!

Барсов не двинулся с места, только приподнял бровь.

– Наверно, сам в больницу захотел, пиволюб? Давай.

Пузан облизнул губы, глянул на приятеля в тельняшке, разминавшего шею.

– Саркис, дай ему!

Барсов вынул из кармана удостоверение, сверкнувшее золотом надписи «Национальная гвардия РФ», но разворачивать не стал.

– Я сейчас кому-то дам! Стоять, не двигаться! Дождёмся приезда полиции… – Константин не договорил.

Вся троица вдруг дружно кинулась к своему микроавтобусу, оставив в руках Барсова паспорт и чёрную папку, которую он не успел открыть.

Хлопнули дверцы, взревел мотор фургона, он сорвался с места, едва не сбив кого-то из толпы зрителей, и выехал со двора.

Барсов расслабился. Он мог легко догнать беглецов, ещё когда они только бросились бежать, но не стал этого делать, так как процедура сдачи «смоленских армян» и так отняла у него немало времени.

В толпе послышались весёлые возгласы, смех, женщины зааплодировали. К Барсову подошёл пожилой мужчина в пиджаке на голое тело, снял видавшую виды соломенную шляпу.

– Низко кланяюсь! Здорово вы их пуганули! Житья не стало, мой «жигуль» дважды царапали.

– Может, не они?

– Они, кто ж ещё? Чтоб мы, значитца, повелись на их заманчивые предложения охранять двор. Узнали, кто они?

– Приезжие. – Барсов открыл папку, полистал лежавшие там залапанные бумаги, глянул на печати, подписи, качнул головой: – Похоже, липа это всё, потому они и сбежали. Надеюсь, больше не появятся.

Его проводили до машины хором восторженных голосов, и Барсов поехал на базу. Настроение было подпорчено, да и мысль, что ему как специально устроили показательное испытание, подчеркнув гнусность отношений обманщиков и чиновников, не была радостной, однако, сбросив напряжение, он перестал анализировать столкновение с шайкой вымогателей и в кабинете появился сосредоточенный на работе.

Его подчинённые уже знали о новом назначении командира, и Барсов практически всех включил в группу особого назначения, за исключением снабженца, капитана Брумеля, и получившего серьёзную травму в одной из операций сержанта Теплова. Ни начальник Службы спецопераций Гаранин, ни командующий Росгвардией Лавецкий не возражали против перевода, и лишь новый начальник Барсова советник президента Зеленов потребовал передать ему для изучения личные дела бойцов, а потом заставил их подписать служебные бумаги допуска высшей категории, автоматически превращавшие каждого в заложника категории «совсекретно». Никто из их сослуживцев и друзей не должен был знать, кому они подчиняются и какие задачи решают.

Поворчал Зеленов и когда узнал о привлечении к работе ГОН полковника в отставке Калёнова.

– Больно стар, – засомневался он.

– Старый конь борозды не портит, – ответил Барсов известной поговоркой.

– Но и глубоко не вспашет, – закончил поговорку Зеленов.

– Этот вспашет, – возразил майор с улыбкой. – Он рекрут, если вы понимаете смысл термина. У него не руки, а клещи, гвозди из стены пальцами вытаскивает. Кроме того, за его плечами почти пятидесятилетний опыт работы в разведке.

– Предоставьте мне досье на него.

– Он служил в ГРУ, и его дела по-прежнему засекречены. Достану, что смогу.

– Хорошо, я сам позабочусь. Кого ещё вы хотите привлечь к деятельности ГОН?

– Есть на примете трое. С двумя я уже беседовал, они согласны. Один служит в «конторе», контрразведчик, второй в МЧС, спец по выживанию. С третьей ещё не встречался.

– С третьей? Она женщина?

– Не просто женщина – классный аналитик, военный эксперт, работает в Центре развития военных технологий Минобороны.

Зеленов пожевал губами.

– Не думаю, что группе понадобится специалист такого профиля. Все наши операции будут разрабатывать стратеги ССО, третья группа.

– Она знает все новейшие научно-технические разработки как у нас, так и за рубежом, испытывала последние модели боевых роботов и наногаджеты.

– Кто это?

– Вряд ли вы её знаете.

– Я многих знаю.

– Ева Лузгина.

Зеленов наморщил лоб, копаясь в памяти.

– Нет, не припомню. В возрасте?

– Тридцать пять лет, полковник, а также доктор физико-математических наук.

– Серьёзная рекомендация. Я бы лучше устроил её в группе стратегов.

– У нас она тоже не будет лишней. Сможете перевести Еву к нам, если я её уговорю?

Зеленов усмехнулся.

– У меня карт-бланш президента, и для нашего нынешнего президента нет ничего невозможного. Откуда вы её знаете?

– Она дочь моего друга, полковника в отставке Ивана Дмитриевича Болотова.

– Почему у неё другая фамилия?

– Была замужем, оставила после развода фамилию мужа.

– Ясно, я бы хотел ознакомиться с её досье.

– Не уверен, что смогу достать досье Евы. Это секретная информация. Я знаю только то, что рассказывал Болотов, а с ней встречался всего раза три, да и то мимолётно.

– Поторопитесь с формированием, группа должна быть готова к работе не позднее конца мая.

На этом их встреча и закончилась.

Нынешним утром Вениамин намеревался собрать группу, объяснить им предполагаемые задачи и раскрыть новые требования, по которым они должны были жить в дальнейшем. Официально же все члены группы продолжали служить в ССО Росгвардии и подчиняться её уставу.

Группа собралась в одной из аудиторий учебного центра в двенадцать часов дня. Не было только Евы Лузгиной, с которой Барсов договорился встретиться вечером, и Максима Калёнова, так как он решал какую-то личную проблему и попросил перенести встречу.

Бойцы замолчали, когда Барсов вошёл в аудиторию и включил принесённый с собой прибор, похожий на металлическую мышку с решетчатыми ушами, который он оставил на полу у двери.

– Что это? – не удержался от вопроса Коля Алексеев.

– Скрэмблер, – коротко ответил Барсов.

Бойцы переглянулись. Они умели пользоваться всеми новейшими гаджетами и знали, что скрэмблер представляет собой высокочастотный магнитный блокиратор прослушивающих устройств. Но глушилку такой формы видели впервые.

Барсов оглядел обращённые к нему лица. Открытые лица энергичных молодых людей, привыкших сдерживаться в экстремальных ситуациях и нередко расслабляющихся в общении друг с другом. Гасить светившееся в глазах любопытство они – в силу молодости и природного оптимизма – ещё не научились.

– В общих чертах вы знаете, почему произошла реорганизация нашего подразделения. В стране выращена генерация людей, говоря на их языке, отмороженных. Они абсолютно уверены в своей безнаказанности и все имеют опыт совершения правонарушений, на которые наша Фемида закрывает глаза. Если вы думаете, что речь идёт о простых бандитах, ворах и террористах, то ошибаетесь. В основе деятельности означенных отморозков лежит тотальная коррупция, затронувшая не только чиновников мелкой и средней руки, но и мэров, губернаторов и даже министров. Уголовные дела на особо проворовавшихся заводятся, но быстро уходят в песок, как это было с делом подмосковных прокуроров несколько лет назад. Полиция в этих делах не отстаёт, могу перечислить сотню дел, заведённых на оперуполномоченных, следователей, руководителей отделов и генералов, таких как начальник управления ГИБДД Хакасии Лепшеев или начальник следственного управления на транспорте Сандрукян. Впрочем, взяточники – не главные мафиози страны. Имеются хищники покрупнее, такие как начальники главков и отделов по борьбе с наиболее опасными преступлениями Главного управления МВД. Но это – видимая сторона преступности, а есть и невидимая – высший слой коррупционеров, люди серьёзной власти, а точнее, нелюди, о которых не рекомендуется говорить вслух. А выращивает их знакомая нам среда – те, кто пролез в управление страной.

– Думцы? – понимающе хмыкнул Алексеев.

– Капитан! – недовольно посмотрел на него Барсов.

– Прошу прощения, товарищ майор.

– Приведу несколько примеров. Это не олигархи, подсуетившиеся во время ельцинской смуты и получившие доступ к золотым жилам промышленного комплекса государства, но вам стоит поразмыслить, откуда у них такие средства. Начну с Совета Федерации. Сенатор от Камчатки, доход за прошлый год – почти три миллиарда рублей. Сенатор от Рязанской губернии – пятьдесят два земельных участка общей площадью более тридцати миллионов квадратных метров!

– Ничего себе! – пробормотал лейтенант Виткер. – Зачем ему столько?

– Это вопрос не ко мне. Далее, сенатор от Нижегородской губернии – семнадцать квартир и домов. Депутат Госдумы от «Единой России» – девятнадцать земельных участков общей площадью более семи миллионов квадратных метров. Ещё один думец и тоже от «ЕдРа» – тринадцать квартир и домов. И так далее, и тому подобное, перечислять можно долго. Но эти мужички решают за нас, как нам жить! Все они, конечно, «заработали» свои богатства «непосильным трудом», но их никто, повторяю – н и к т о серьёзно не проверяет! Система коррупции легко защищает своих.

– А мы здесь при чём? – тихо спросил лейтенант Стёпа Дулько.

– При том, что нас призвали бороться с Системой реально, на физическом уровне, потому что иные методы и законы не работают. Это всем понятно?

Никто не пошевелился.

Барсов подождал немного, кивнул сам себе:

– Я привёл далеко не все примеры самой настоящей раковой опухоли, пронизавшей всю страну, так сказать: примеры питательной среды коррупции. Совсем одиозные случаи будем рассматривать отдельно. Воры, бандиты, шизоиды, хамы на дорогах – не наш уровень, к тому же среди них есть просто люди, доведённые до отчаяния бедственным положением. Ими есть кому заниматься.

Алексеев скептически усмехнулся.

– Коррупцией тоже есть кому заниматься.

– Вся эта кампания борьбы с коррупцией – для отвода глаз общественности, – буркнул Дулько. – Не зря же говорят: борьба с коррупцией – дело прибыльное.

По рядам бойцов прошелестел шумок.

– Вот потому и решено создать секретное подразделение, которое будет мочить подонков реально. Нам доверена высокая задача заставить чиновников жить по закону.

– То есть мы будем работать на правительство? – спросила Ядвига Ланская.

– Как говорил герой одного американского боевика: никогда не работайте на правительство, это хуже, чем работать на спецслужбу или на мафию.

Бойцы зашумели, но под взглядом Барсова притихли.

– Тихой сапой идёт распродажа России частным лицам, – продолжил он, – причём в большинстве случаев иностранцам – через аффилированные структуры и подставы. Тихо, но неотвратимо в умы молодёжи внедряется идеология пофигизма, политического безволия, отрицания родовых традиций и памяти поколений. Терпеть это дальше нельзя, дальше – только деградация и распад.

– Товарищ майор, разрешите? – поднял руку Митя Свержин.

– Слушаю.

– У нас же была такая организация, мочила бандитов во власти.

– Была – «Стопкрим».

– Не знаете, почему о ней ничего не слышно?

– Она посчитала свои функции выполненными, – сухо ответил Барсов.

Он тоже задавал этот вопрос Зеленову и получил примерно такой же ответ, хотя считал, что задачу очистки российского социума от чиновничье-бюрократического произвола «Стопкрим» не решил.

– И когда мы начнём? – спросил Алексеев. – Надоело сидеть без дела.

– Тренировки по работе в городских условиях начнём с завтрашнего утра здесь же, потом отправимся на полигон в Твери.

– Разве мы нуждаемся в специальных городских тренировках?

– Это подготовка иного рода. Нам необходимо в полном объёме освоить так называемые «случайные треки». Город – не поле боя, любая акция может негативно отразиться на жизни населения, а наличие свидетелей операций вообще означает провал, тем более если они будут сопровождаться паникой и жертвами. Ни паника, ни жертвы – недопустимы! Ошибки – недопустимы! Трепаться в кругу приятелей о специфике работы подразделения – недопустимо! Все понятно?

– Так точно! – выдохнула группа.

– Все свободны. Сбор завтра в девять утра. – Барсов поднял с пола «мышку», спрятал прибор в карман.

Бойцы потянулись к выходу из аудитории.

Майор вернулся в предоставленный ему временный кабинет и начал готовить отчёт о проделанной работе для Зеленова. Ему самому не терпелось включиться в работу, а не сидеть в учебке и корпеть над бумагами да мучить компьютер. Он был оперативником, а не штабным офицером.

Аналитик Минобороны отказалась ехать на базу.

– Готова обсудить ваше предложение, – заявила она по телефону, – но на нейтральной территории.

– Называйте координаты, – согласился Барсов.

– Мы с вами встречались у отца в Чисмене, если вы помните, можем встретиться там. Вас устроит?

– Без проблем. Время?

– Сегодня вечером, после восьми.

– Буду.

Мобильный замолчал.

Посидев минуту с противоречивыми чувствами, так и не поняв, что ему не понравилось в словах дочери Болотова, Барсов позвонил Калёнову:

– Максим Олегович, вы решили свою проблему?

– Нет, – лаконично ответил отставной полковник ГРУ после паузы.

– Нам надо переговорить.

Ещё одна пауза.

– Когда?

– Сможете приехать сегодня к Ивану Дмитриевичу в Чисмену, часам к восьми?

– Постараюсь.

– Тогда до встречи.

Времени оставалось ещё достаточно, больше трёх часов, но Барсову нужно было ещё закончить работу с документами, заскочить домой, поговорить с соседями, выяснить судьбу пришлых «обустроителей» парковки, поэтому он с головой окунулся в работу, а выехал к Болотову только в половине седьмого вечера. Но успел вовремя, буквально за несколько минут до прибытия Калёнова.

Отставной полковник ГРУ, одетый по-летнему в белую рубашку с коротким рукавом и джинсы, снова поразил его юношеской грацией и исходившей от него волной дремлющей с и л ы.

Они поздоровались, хозяин провёл обоих на веранду, принёс чай, печенье, оставил одних.

– Что за проблему вы решаете? – поинтересовался Барсов.

Лицо Калёнова осталось невозмутимым, лишь в глазах этого исключительно уравновешенного человека мелькнули колючие искорки.

– Проблему «Розового слона».

Барсов подождал продолжения.

– Вы имеете в виду игру?

– К сожалению, такие игры заканчиваются реальной смертью подростков.

– Расскажите.

Калёнов помолчал.

Глядеть на него было приятно. Лицо полковника ГРУ создавалось славянским скульптором, который не пожалел материала, времени и вдохновения на его лепку. Но главное – оно вселяло в собеседника оптимизм, так как было изнутри наполнено непоказным спокойствием, уверенностью и силой. Потом Барсов поймал себя на мысли, что видит своё отражение в зеркале, и ему стало не по себе.

– Внук директора пансионата… – начал Калёнов и коротко сообщил майору историю с Иваном Симанчуком, увлёкшимся «Розовым слоном».

– Понятно, – сказал Барсов. – Я знаком с парой таких трагедий. И вы решили разобраться с организатором? Каким образом?

– Мой приятель в… одной из интересных контор… вычислил местонахождение того самого разработчика бота «группы смерти», которая и повлияла на решение мальчика уйти из жизни. Прикидываю, как сделать так, чтобы тот… исчез.

Барсов улыбнулся.

– Насколько мне известно, розыском таких «писателей» занимается Следственный комитет.

– Насколько мне известно, дела СК идут ни шатко ни валко, а куратор «Розового слона» спокойно продолжает своё грязное дело.

– За рубежом?

– Нет, этот гадёныш живёт в России.

– Где именно?

– Не поверите – в Реутове. По версии моего приятеля, он является сыном местного депутата заксобрания.

Барсов покачал головой:

– Не может быть, его давно взяли бы за жабры.

– Он зашифрован и задублирован так, что его практически невозможно вычислить. Плюс ко всему – чувствует себя неуязвимым, так как верит, что отец всегда его отмажет.

– Как же вам удалось выйти на него?

– Мой приятель – бывший хакер, а теперь руководит лабораторией в контрразведке. Я дал ему необходимые данные, и он нашёл подонка.

– Что вы собираетесь делать?

Калёнов поднял на Вениамина взгляд, и майор поразился происшедшей в его глазах перемене: они посветлели до тигриной прозрачности, и в их глубине протаяла даже не ненависть – о б е щ а н и е смерти.

Барсов внутренне поёжился.

– Вполне понимаю ваши чувства. Но предлагаю немного подождать. Начальство формирует план работы нашей группы, и я попробую внести в него одним из пунктов ликвидацию «Розового слона». Уверен, вместе нам будет легче справиться с этой проблемой.

– Вряд ли ваше начальство пойдёт на это.

– Тогда и подумаем, что делать дальше. Если только вы не передумаете лично вершить правосудие.

– Наше правосудие абсолютно слепо, оно и в случае наличия доказательств вины негодяев найдёт причину выпустить их на свободу. Слышали что-нибудь о недавнем деле с женщиной, запустившей в Сеть пост об издевательстве над детьми?

– Нет, – виновато признался Барсов.

– Об этом инциденте много писали в соцсетях. Мать шестилетнего мальчика отправила ребёнка в летний лагерь, где над ним издевались воспитатели, от большого ума снимающие на видео, как его голым оставляют в туалете. Мать выложила эти «шедевры» «ВКонтакте», протестуя против издевательств. А судья Катайского районного суда Курганской губернии, не разобравшись в деле, осудила мать, обвинив её в детской порнографии! Женщина получила реальный срок! За пост в соцсети!

Барсов кивнул:

– К сожалению, это не единственный подобный случай. Но все они и составляют базу для работы группы.

– Хотелось бы прояснить методы работы.

– Помните, как работал «Стопкрим»?

– Ещё бы, нас тоже привлекали к розыску «чистильщиков», как они себя называли.

– Вот и мы собираемся действовать точно так же, разве что без чёрных меток и отрубания пальцев чиновникам.

– Жёстче? – прищурился Калёнов.

– По справедливости. Как показало время, мягкие методы борьбы с коррупцией не дают результата, ни бандиты, ни киллеры, ни проворовавшиеся чиновники, ни их детки-мажоры не боятся уголовного преследования, надеясь, что их отмажут папаши, в то время как многие из них заслуживают не просто смерти, а долгих жестоких пыток.

– Пытки – это уже за гранью добра и зла.

– Успокойтесь, Максим Олегович, мы не собираемся применять пытки. – Барсов наметил улыбку. – Будем действовать исключительно гуманно. Особенно в работе с судьями. Хотя они тоже должны почувствовать, что правда и честь – не пустые слова.

– Как вы будете их… исправлять?

– К сожалению, прецеденты с отстранением судей и прокуроров от делопроизводства редки и не решают проблемы, система своих не сдаёт.

– Судьи не должны ошибаться.

– Согласен, но они защищают ту же самую гнусную либеральную клику, которая и управляет нами. Поэтому в каждом конкретном случае будем разбираться с учётом всех обстоятельств.

– По идее, в случае с женщиной, опубликовавшей в Сети фотографии, надо убирать всю цепочку: того, кто углядел в этом деянии компромат, того, кто довёл дело до суда, и самого судью. В данном случае волна народного возмущения дошла до божьих ушей, женщину освободили.

– Но есть случаи намного страшнее, когда засуживают абсолютно невинного человека, и вот тут мы будем работать серьёзно.

Калёнов взялся за чай.

Барсов тоже, чтобы не обидеть хозяина, хотя чай не любил, предпочитая кофе.

– Группа практически сформирована, однако пара оперов высокого класса не помешала бы. У вас никого нет на примете?

– Есть один парень, из вашей же епархии.

– Кто?

– Лейтенант Яшутин, командир спецотряда в составе «Зубра». Но он попал в полицию.

– За что?

– Пытался добиться справедливости, почему я его и вспомнил. Детей его родной сестры вывезли в приют органы опеки из Наро-Фоминска, причём по сволочному доносу соседей, он и приехал её выручать.

– Откуда вам это известно?

– Случайно; начальник Управления опеки отдыхает с компанией в нашем пансионате, Яшутин его нашёл, попытался объяснить ситуацию, дал по морде телохрану этого господина.

– Этого нам только не хватало.

– Он защищался, и я ему верю. В беседе он рассказал всю историю с детьми, я посочувствовал.

– А в полицию он как попал?

– По словам директора пансионата, имеющего знакомых в наро-фоминской полиции, Яшутин заявился в приют, забрал детей и увёз в Митяево, к сестре, где их ждал его отец, который и скрылся с детьми в неизвестном направлении.

Барсов скептически покачал головой:

– Анархист, однако, парень. Полиция его в Митяеве задержала?

– Примчался аж взвод ОМОНа. Самое интересное – снова по доносу соседей, а не от того, что Яшутин выкрал детей сестры. Соседи давно пытаются выжить сестру оттуда, а дружок сына хозяина – сын мэра Вереи.

– Понятно.

– Яшутин ему нос сломал.

Барсов пожевал печенье, размышляя, поднял взгляд.

– Вообще-то нам нужны мирные пацаны, не способные комарика обидеть. Что у вас за интерес к Яшутину?

– В общем-то, ничего личного, но он учился у самого Саида Махмудова, а это уже кое о чём говорит.

– Махмудов – старик…

– Я тоже старик, – улыбнулся Калёнов, превращая пальцами чайную ложку в бантик.

Барсов оценивающе глянул на «сувенир».

– Старость, как говаривал мой приятель, – это когда девочки по вызову приезжают к тебе на машине «Скорой помощи». Вы знали Махмудова?

– Я тоже учился у него… лет сорок назад. К тому времени он стал одиннадцатикратным чемпионом мира по боям без правил. А в две тысячи шестом году, будучи полковником, командовал спецгруппой на Кавказе, попал в засаду и, чтобы не попасть в плен, прыгнул с высоты восьмидесяти метров в горную реку.

– Я слышал эту историю. Он ведь жив остался?

– Удар о воду с такой высоты равносилен удару о бетонку. Переломал руки, ноги, рёбра, но остался жив, Герой России, а потом ещё пятнадцать лет служил инструктором по выживанию в Центре боевой подготовки ГРУ. Причём даже в эти преклонные годы показывал чудеса: садился на шпагат на два стула – щиколотки на стульях, под седалищем пустота, и на него взбирались трое парней общим весом в триста килограммов.

– Впечатляет! Значит, вы считаете, что Яшутин перенял его навыки?

Калёнов пожал плечами:

– Вам стоило бы на него взглянуть. Удивитесь.

– Почему?

– Он – ваша копия.

– Ну, это отнюдь не лестная характеристика, – рассмеялся Вениамин. – Один двойник у меня уже есть.

– Кто, если не секрет?

– Вы. Этого вполне достаточно.

– И всё же я просил бы помочь парнишке.

– Хорошо, я замолвлю словечко перед нашим боссом, если Яшутин действительно хорош.

По улице негромко проехала легковая машина, остановилась. Хлопнули дверцы. За домом заговорили в три голоса, один из них был женским.

– Кажется, приехала, – поднялся Барсов.

– Вы кого-то ждёте?

– Дочь Ивана Дмитриевича. Вы с ней должны быть знакомы.

Калёнов замер, глаза его остановились, словно он что-то вспомнил.

– Сюрприз, однако… Знаком, конечно, хотя не видел её уже лет десять.

– Хочу уговорить её присоединиться к нам.

– С какой целью?

– Она аналитик Минобороны.

Оба вышли с веранды в дом и остановились, глядя на появившихся Болотова и его дочь.

Еве исполнилось столько же лет, сколько и Барсову, но выглядела она моложе – лет на двадцать семь. Она была высокой – под метр восемьдесят, но благодаря легкоатлетическому телосложению смотрелась очень изящной, хотя юбка, туго обтягивающая бёдра женщины, и голубая блузка, облегающая высокую грудь, подчёркивали вовсе не балетные пропорции.

Лицо Евы нельзя было назвать красивым: нос казался чуть более длинным, чем нужно, скулы шире, лоб выше, слегка раскосые карие глаза чуть уже, а губы твёрже. Но стоило ей улыбнуться, и от лица женщины уже невозможно было отвести глаз.

И ещё у неё были роскошные – ниже плеч – блестящие светлые волосы.

Пауза затянулась.

Болотов засмеялся.

– Язык проглотили? Не узнаёте?

– Извините! – очнулся Барсов. – Ева Ивановна, вы обворожительны!

Ева приподняла бровь, оглядела лицо майора умными глазами, в которых пряталась смешинка, перевела взгляд на Калёнова, снова на Барсова и обратно, проговорила с лёгким удивлением:

– Вам никто не говорил, что вы похожи? Не думала, что встречу сразу обоих.

– Мы из разных вселенных, – пошутил Барсов интеллигентно.

Калёнов промолчал.

Ева усмехнулась, протянула ему руку:

– Рада видеть… дядя Максим. Давно не встречались.

Калёнов осторожно пожал холодную руку женщины.

Барсов же, взяв руку Евы, поцеловал пальцы, вспомнив слова классика: красота хуже вина, она сводит с ума и того, кто ею обладает, и того, кто на неё смотрит. Впрочем, пришла следующая мысль, это не про неё…

– Где присядете? – спросил Иван Дмитриевич.

– Мы сидели на веранде… – начал Барсов.

– Пожалуй, можно поговорить и там, – согласилась Ева. – Приведу себя в порядок и присоединюсь.

Отец и дочь ушли на другую половину дома.

Собеседники вернулись на веранду, сели.

– Ну, как она вам? – поинтересовался Барсов.

– Странно… – задумчиво ответил Калёнов.

– Что странно?

– От неё не пахнет табаком, а лет десять назад она курила.

– Бросила, наверно.

Барсов посмотрел в глаза бывшего полковника ГРУ и понял, что тот почему-то до глубины души потрясён встречей с Евой.